Глава девятая. Итак. — сказал Валентин Макарович, ког­да мы вошли в его кабинет

ДИРЕКТОР ДАЕТ МНЕ «ДОБРО»

Итак? — сказал Валентин Макарович, ког­да мы вошли в его кабинет. — В чем проблема, Карсавин?

Понимаете... — я колебался, как начать. Действительно, я все это время думал над слова­ми Виталия Яковлевича. — Понимаете, вот, Ви­талий Яковлевич сказал, что такие подделки хо­рошо смотрелись бы только на сцене, как часть декораций, в особом театральном освещении... Приблизительно так он сказал, да?

Да. И что из этого?

Так ведь другой сосед Васьковых и Буркалова, Цвиндлер — театральный художник! И, ко­нечно, он знает все приемы и способы, как нари­совать картину так, чтобы со сцены она выгляде­ла настоящей. Но если бы я высказал это при всех, и при ребятах, и при Виталии Яковлевича, и при Николае Ивановиче, то получилось бы, будто я его обвиняю, а мне кажется, обвинять пока что нельзя, мне кажется, он вряд ли в чем-нибудь ви­новат, и это тот случай, когда не стоит зря навлекать подозрения на человека! Скорее всего могло быть так, что он невольно подсказал кому-то — Васьковым или Челканову — как можно подде­лывать иконы. Был какой-нибудь разговор, как всегда, когда соседи собираются, объединенные к тому же одной профессией и одними интересами, и Цвиндлер возьми и скажи: «Подумаешь, хитро­сти подделок! У нас в театре все очень просто ре­шается, просто и грубо. Нарисовал что-нибудь по­хожее на икону, покрыл лаком, сунул на часок-другой в духовку и готово: такая икона на сцене будет выглядеть настолько подлинной, что дух за­хватит, и кто-нибудь вообразит даже, будто мы ее для спектакля у музея арендовали». Вот прибли­зительно так он сказал, понимаете?

Понимаю, — кивнул полковник.

И еще я решил, что очень странный сейчас заказ у Цвиндлера, из-за которого, как сказал охранник, он весь сияет. Посудите сами, Цвиндлеру платят колоссальные деньги за работу, ко­торую сделал бы любой начинающий студент. И при этом, благодаря этой работе, он с раннего утра до поздней ночи находится далеко от мас­терских, а уж когда он возвращается в мастер­ские то только за одним: бухнуться поспать, что­бы с утра опять взяться за работу. Если бы уда­лось выяснить связь этого заведения, откуда он получил заказ, с Васьковыми или с Челкановым, тогда бы вообще все встало на свои места! Получа­лось бы тогда, что Цвиндлера им надо было удер­живать какое-то время подальше от мастерских, вот они ему этот заказ и подсунули! Но еще получалось бы, что тот, кто все это устроил, в любой момент может решить, что Цвиндлера надо уст­ранить физически, так же, как Буркалова!.. Вот я и подумал, что мне надо бы уже сегодня найти Цвиндлера, познакомиться с ним и разобраться, виновен он или нет...

А ты уверен, что разберешься? — спросил Осетр.

Я постараюсь, — серьезно ответил я. — Во всяком случае, или я пойму, что он виновен, и тогда пусть им занимаются дальше другие, или он сумеет рассказать нечто очень важное, и нам станет ясно, почему ему подсунули этот выгод­ный заказ.

Гм... — Директор размышлял. — Но ты ведь пойдешь не один, а со своими друзьями?

Получается, так, — сказал я. — Так вы позволяете?! — я не мог сдержать восторга.

— Только очень осторожно, поняли? — он был в задумчивости.— Наверное, ты прав. Бы­вают случаи, когда не стоит с ходу подозревать человека... С другой стороны, эти предположения настолько хрупкие, что больше смахивают на фантазии. Но ведь одна твоя фантазия уже оказалась сегодня блестящей догадкой... И по­обещай ничего не предпринимать без моего ве­дома. Когда повидаетесь с Цвиндлером — сразу звоните мне, а я уж решу, что вам делать даль­ше.

Обещаю! — сказал я.

И, естественно, ни слова своим друзьям, пока вы не уедете от других ребят. Никто, кроме вас, пока ничего не должен знать.

Разумеется!

Позвоните мне через часок. К этому време­ни я буду знать, по какому адресу искать Цвиндлера.

Обязательно, как же иначе?

Ну, хорошо... — он кивнул, то ли мне, то ли сам себе. — Тогда пошли.

И мы вернулись в класс.

— Все в порядке, — проговорил Валентин Ма­карович. — Мы решили все проблемы с Карса­виным. Поезжайте.

Мы всем классом загрузились в автобус. Ни­колай Иванович и Виталий Яковлевич решили, как мы поняли, еще немного задержаться.

О чем вы говорили с Осетром? — поинтере­совались ребята, когда мы ехали.

Да так, — ответил я. — Я думал убедить его разрешить нам завтра съездить в деревню Поплавцы, поглядеть, как там Буркалов. Ведь это совсем безопасно! Но Осетр и это запретил.

Угу! — подал голос Вартанян. — Мне тоже эта идея в голову приходила, но я видел, что Осетр не в настроении, поэтому даже спраши­вать не стал. А все равно, здорово мы сегодня по­работали!

И мы стали горячо, наперебой обсуждать со­бытия прошедшего дня. Много версий и догадок выдвигалось, каковы главные планы Челканова. Например, Сашка Ипатьев сказал:

— Я вот чего не понимаю. Ведь этот датчанин, Гьельструп, не раз бывал в Москве, покупал картины для коллекции и вывозил их. Неужели он не знает, как надо оформлять их к вывозу? И свои знакомые люди у него должны быть, кото­рые быстро ему разрешение сделают, и Все та­кое? Так почему он так живо согласился на ус­луги Олега Кирилловича, как будто он совсем беспомощный в этих делах и ему обратиться не к кому?

Да это понятно, из-за той же жадности! — тут же откликнулся Саврасов. — Конечно, он многих знает. Но ведь и они его знают? Знают, что он — человек богатый, и содрать с нега мож­но много! Конечно, они бы сделали ему разреше­ние быстро, но за это они бы заломили бы ему цену не сто долларов, а двести, триста, а то и больше! Я думаю, Васьковы учитывали это, ког­да подсовывали ему своего приятеля Олега. Зна­ли, Гьельструп наверняка решит, что Олег ему самой судьбой послан, чтобы лишние денежки сберечь.

И потом, он не такой уж был беспомощ­ный, — уточнил Жорик. — знал что по выход­ным этот комитет не работает, и разрешение по­лучить нельзя, и в ценах он отлично ориентиро­вался, знал, сколько стоят эти услуги. По-мое­му, он обрадовался, что Олег ему все сделает очень дешево, факт!

В общем, тот случай, когда жадность фрае­ра сгубила, — подытожил Астафьев. — Если б он обратился к своим знакомым, они бы цену за услугу заломили, зато просветили бы его, что купил он подделку, которая ни в каких разрешениях на вывоз не нуждается, и, естественно, не взяли бы с него ничего, и он бы, в итоге, и сто долларов сэкономил.

— А может, и они скрыли бы от него, что это — подделка, — хихикнул Стасов. — Ведь раз разре­шения не надо, то и взять с него не за что, а кому охота двести или триста долларов терять?

Ну, и так далее. Мы многое обсудили, но, ес­тественно, ни до чего конкретного не додума­лись. На том мы и доехали до Киноцентра (кое-кто вышел пораньше) и там расстались, разой­дясь в разные стороны.

Ну, все! — вздохнул Илюха, когда мы оста­лись вчетвером, распрощавшись с остальными. — Мощный денек выдался! Теперь к тебе домой, поужинать и на боковую, да?

Еще нет, — ответил я. — Нам предстоит еще одно очень ответственное дело.

Так вот о чем ты говорил с директором! — воскликнул Жорик. — Хитрюга! На какое дело ты у него выпросил разрешение?

— Сейчас объясню, — сказал я. — Только сперва мне надо позвонить и получить еще кое-какие данные.

И я позвонил из ближайшего таксофона.

Валентин Макарович, это я...

Да, записывай. Ресторан «Дель Монте», находится на набережной Тараса Шевченко, так что вам добираться до него совсем недалеко. Еще раз повторяю: будьте предельно осторожны! И сразу мне отзвоните, при любых результатах, поняли?

Разумеется, — ответил я.

Тогда жду. Удачи вам.

Я повесил трубку и вернулся к друзьям.

Можно проехать одну остановку до «Киев­ской», а можно пешком прогуляться, через мост. Я предлагаю пройтись пешком, а по пути я расскажу вам, в чем дело.

Идет! — согласились они.

По пути я рассказал о моих догадках и о раз­говоре с директором.

Здорово! — восхитился Илюха. — Выхо­дит, если нам повезет, то мы до всего докопаем­ся, опередив взрослых?

Вполне может быть! — кивнул я.

Все четко! — сказал Лешка. — Конечно, те­атр! Иконы сделаны так, как в театре бутафо­рию делают, которая вблизи топорной работой смотрится, а из зала — просто ах! И то, что Цвиндлера стараются держать подальше от мас­терских... Я думаю, ты прав. И главное, — не без досады добавил он, — это же так просто! По­чему же я тоже не сообразил?!

Должен был, но не сообразил, — сказал Жорик. — И я не сообразил, хотя тоже мог дога­даться. Да что там мы! Вон, даже Николая Ива­новича, при всем его колоссальном опыте, слово «театр» никак не всколыхнуло! А Андрюха вру­бился, молодец. Но ведь и каждый из нас многое просек! Если прикинуть, то один додумался до одного, другой — до другого!

Нам оставалось только согласиться с ним. Вот так, обсуждая мои догадки и прикидывая, как лучше всего познакомиться к Цвиндлером, мы добрались до ресторана.

Ресторан еще был закрыт для посетителей, и даже сейчас, несмотря на достаточно позднее время (впрочем, в мае около девяти вечера сов­сем светло), рабочие продолжали трудиться. Кто выкладывал плиткой дорожку к ресторану, кто красил фасад и рамы, кто возился с установкой ажурного кованого козырька над входом. По всему было видать, что владельцы ресторана хо­тят успеть открыть ресторан к летнему сезону.

Мы немного постояли, глазея по сторонам, потом я обратился к одному из рабочих.

Скажите, а как нам найти Цвиндлера Ефи­ма Моисеевича?

Художника, что ль? — уточнил рабочий.

Его самого.

Так он там, внутри, стены расписывает. А что вам от него надо?

Да нам было интересно, как фрески дела­ются, — объяснил Жорик. — И он предложил нам зайти поглядеть. То есть, не совсем он, а его друзья, но нам передали, что он не против.

Что ж, зайдите внутрь, — кивнул рабо­чий. — Вы его сразу найдете.

Мы прошли внутрь, и, действительно, сразу увидели художника. В зале почти все уже было готово и отделано, а Цвиндлер, невысокий и плотный, с черной с сильной проседью курчавой бородой и встрепанными седыми волосами, сто­ял на стремянке и дописывал одну из последних фресок.

Нас окружала необыкновенная панорама Италии. Было видно, что художник потрудился на совесть.

Вот это да!.. — вырвалось у нас. Цвиндлер оглянулся.

Нравится, ребятки? Вы к кому?

К вам, — ответил я.

Ко мне? — удивился Цвиндлер. — И что вам от меня надо?

Буркалов, ваш сосед по мастерской, сказал нам, что вы не будете против, если мы подой­дем поглядеть, как вы рисуете фрески, -*: объ­яснил я. — Мы так поняли, что он и с вами до­говорился.

Ну, это вы неправильно поняли! — рассме­ялся Цвиндлер. — Игорь Васильевич — очень славный мужик, и художник хороший, но... Но иногда ему только кажется, будто он что-то ска­зал или сделал. Впрочем, — добавил он, — ино­гда и мне это только кажется, особенно если мы с Игорем на пару посидим... Но погодите, — он нахмурился. — Ведь Игорь в деревню укатил, уже несколько дней назад...

А мы с ним и говорили несколько дней на­зад, — сказал Лешка. — Просто до сих пор не могли выбраться.

Ясненько! — кивнул Цвиндлер. Он быстро спустился со стремянки, оказавшись на удивле­ние проворным. — Что ж, смотрите...

Он и сам внимательно смотрел на свою рабо­ту, искал недоделки или то, что, по его мнению нужно исправить.

Здорово у вас получилось! — восхищенно сказал Илюха. — Особенно вон то... — он указал на старика на фоне подъезда с велосипедами.

— Это да, — кивнул Цвиндлер. — Надо было внести кусочек будничной жизни, это сразу и воздух сделало другим, и ощущение настоящей Италии появилось. А сколько я с заказчиками бился, что не надо делать точно по фотографи­ям, примитивно их увеличивая, что это и скуч­но, и результата не даст. У фотографии и живо­писи свои законы, и даже перспектива в фото­снимке и в картине — совсем разная, если по­глядеть. Долго убеждал... и вот! Как говорится, старый конь борозды не испортит.

И он опять с удовольствием огляделся вокруг.

Но сегодня вы уже не увидите, как я рабо­таю, — сообщил он. — На сегодня хватит. Если получится, приходите завтра пораньше. Я за­кончу вот эту фреску и доведу до ума вон ту, на дальней стене. И, собственно, основная работа будет закончена. Еще два-три дня на поправки и на отделку мелочей — и принимайте работу, до­рогие господа хозяева!

Дураки будут, если не примут, — сказал Жорик.

Я тоже так считаю, — серьёзно ответил Цвиндлер. — Да, по-моему, и они тоже так счи­тают! — рассмеялся он.

Завтра мы подойдем пораньше, — сказал я. — А сегодня, можно мы вас немного прово­дим? Вы нам расскажете, как такие вещи дела­ются, и вообще... Нам все это безумно интересно!

— Проводите, конечно, — согласился Цвиндлер. — Да и мне будет веселее домой возвра­щаться..

Он стал прибираться: кисти опустил в мыль­ную воду, счистил с палитры на газету остатки красок и протер ее тряпкой, уложил краски в деревянный ящик и отодвинул к стене...

Игорь Васильевич говорил, что, вроде, сов­сем мало художников у вас в мастерских оста­лось, — сказал Алешка. — Что, вроде, многие художники, кому деньги были нужны, продали свои мастерские, потому что и район престиж­ный, и сам дом в цене из-за старой основатель­ной постройки, стеклянных крыш и всего тако­го...

Это верно, — кивнул Цвиндлер. — И Иго­ря это страшно раздражает. Сам-то он мастер­скую свою не продаст ни за какие коврижки.

А ему предлагали? — живо спросил Жо­рик.

Предлагали, как не предлагать! — чуть скривясь, ответил Цвиндлер. И мне предла­гали, и всем. Но мы с Игорем старой закалки, не чета нынешним. Для нас мастерская, в кото­рой каждый квадратный сантиметр дорог и приспособлен для работы — это все равно, что родной человек. Мы-то ценим возможность за­глянуть друг к другу в мастерскую, пообщать­ся, новые картины друг другу показать, просто посидеть, поговорить об искусстве и за жизнь... Иногда и поспорим крепко, но это хорошо. Мы­то друг друга понимаем. Не то что молодые художники — они не понимают, что такое общ­ность художников, их общение и цеховая соли­дарность. Молодые, они все больше каждый сам за себя...

Получается... — сказал я. — Получается, что Васьковы, про которых Игорь Васильевич говорил, что они очень модные сейчас художни­ки, они тоже из тех, которые не понимают и ко­торые сами за себя?

Ну, Васьковы... — протянул Цвиндлер. — Васьковы, да, они из таких. Конечно, они и ми­лы, и дружелюбны, и всегда готовы по-соседски на просьбу откликнутся, но... Но не хватает им какого-то стерженька внутреннего, что ли. Вот, например, эта история с иконами...

С какими иконами? — спросил Жорик.

— Да с теми, которые Игорь из деревни при­вез! Говорил я ему, что иконы ценные, хорошие, что не надо спешить с их продажей, надо найти такого покупателя, который заплатит нормаль­но. Так нет, он уперся, что, мол, они — соседи, и по-соседски ему все организуют. Ну, и купили у него иконы за приличную сумму, конечно, но цена эта далека от настоящей. Игорь был дово­лен и тем, что получил, но я ему сказал... Впро­чем, чего там! Мне на Евгения с Натальей ворчать негоже, они, действительно по-своему все­гда готовы соседям помочь. Вот и эту работу они мне устроили тоже, за что им спасибо. Понятия у них, так сказать, нынешнего времени, и меря­ют они все долларом, и может, с того, что я по­лучил заказ — работу от ресторана, они свою какую-то выгоду будут иметь, так это их дело! Я-то, действительно, только спасибо им сказать должен!

Мы переглянулись. Выходит, все наши пред­положения верны! И работу в ресторане старому художнику устроили Васьковы, и сам Цвиндлер предполагает, что уж какую-то выгоду они с этого поимеют, такие они люди!..

Наконец, Цвиндлер снял запачканный крас­кой халат и надел вельветовый пиджак, ровно настолько потертый и потрепанный, как поло­жено пиджаку настоящего художника.

— А мы... — было видно, что Жорик быстро соображает, какой вопрос тут можно задать, чтобы продолжить тему. — Так разве Васьковы вам эту работу устроили? Мы так поняли, что это был... Как Игорь Васильевич сказал, какой-
то ваш сосед, богатый коллекционер со связя­ми... Как же его, как-то на «Ч»... И что-то про иконы Игорь Васильевич упоминал, только в связи с ним, но мы не поняли, что именно...

— Челканов, — сказал Цвиндлер. — Нет, Челканов здесь ни при чем. Наверное, Игорь в разговоре с лету перескочил с Васьковых на Челканова, — это с ним иногда бывает. Вот в ва­ших головках все и перепуталось... Ну, я со­
брался. Пошли?

— Пошли! — откликнулись мы.

Мы вышли из ресторана, а Цвиндлер спро­сил:

— Да, кстати, а откуда вы Игоря Васильевича знаете?

На это у нас был готов ответ.

Мы с ним в художественном салоне встре­тились, куда он свои работы привез, и как-то разговорились. Нам нравится по художествен­ным салонам ходить и по антикварным магази­нам. Там прямо как в музее ходишь, только бес­платно!

Понятно... — Он остановился на набереж­ной и поглядел на реку. — Вечер-то какой слав­ный! Не хуже, чем в Италии, а?.. Так о чем вы меня расспросить хотели?

Мы опять переглянулись. Надо было каким-то образом вернуть разговор к Челканову, но слишком грубо это делать, пожалуй, не стоило. И я сказал:

А как вообще фрески пишутся? Ведь у них какие-то особенности есть, да?

Есть, — кивнул он. — Вообще, то, что я сей­час делаю, — не фрески. Классическая техника фресок — техника, которую итальянские мастера называли secco — это живопись по мокрой штука­турке красками, разведенными на яичном желт­ке. Если штукатурка сухая, то краски нестойко будут держаться, сыпаться. Поэтому и наши ико­нописцы, расписывавшие фресками храмы, и за­падные мастера почти всегда держали при себе подмастерьев, которые все время смачивали шту­катурку. Правда, Леонардо да Винчи, когда пи­сал свою «Тайную Вечерю», обходился без подма­стерьев, потому что ему не хотелось, чтобы хоть кто-то видел фреску, пока она не закончена... Впрочем, он был экспериментатором во всем, и в технологии живописи в том числе, он пытался пи­сать красками, разведенными не на яйце, а на вос­ке, например. Эти эксперименты, в итоге, дорого обошлись, потому что к нашему времени и «Тай­ная вечеря», и некоторые другие его работы стали сыпаться больше, чем все другие фрески той же эпохи, и реставрация для них понадобилась очень сложная... Но это так, к слову, — он рассказывал все больше загораясь и воодушевляясь, и было видно, что ему самому приятно рассказывать нам об искусстве. — Я это к тому, что я, если говорить строго, создаю не фрески, а живопись на стенах. Я беру такие краски, которые...

Что за краски он берет, мы узнали много поз­же, через неделю, когда опять его навестили. А в тот момент наш разговор прервали три голово­реза, метнувшиеся откуда-то из-за угла или из подворотни к нам. Мы как раз шли по безлюдно­му участку набережной, и было понятно, что у них самые дурные намерения... И еще было по­нятно, что их целью является Цвиндлер.

Про нас, мальчишек, они, конечно, решили, что мы не в счет. А зря. Все-таки, кое-чему мы в школе уже успели научиться, ведь у нас и уроки рукопашного боя есть, и занятия по действиям в экстремальных ситуациях... Жорик кувырк­нулся — нырнул прямо-таки под ноги одному из нападавших, и тот, споткнувшись о него, носом вспахал асфальт. Второго встретил Илюха Угла­нов — Илюха ведь силач у нас, ему часто дают на два-три года больше, чем ему есть на самом деле, и боксом он занимается с большим удовольствием. Конечно, если взрослый знает, чего можно ждать от Илюхи, то Илюха со взрослым не справится, но если человек не подозревает, на что он способен, то Илюха еще как может оша­рашить.

Он и ошарашил. Здоровенного кретина он встретил таким хуком справа, что только дер­жись! Кретин на ногах не устоял, шлепнулся — и тут же выхватил шипованный кастет, не кас­тет даже, а нож с пилообразным лезвием.

Мы с Лешкой, тем временем, заслонили Цвиндлера от третьего, в руках которого был кусок железной трубы. Лешка успел толкнуть Цвиндлера к стене так, что нападавший про­махнулся — и труба просвистела в воздухе.

Тем временем, громила, сбитый Жориком, уже вскочил на ноги, и кретин, получивший убойный хук от Илюхи, тоже поднимался с зем­ли, размахивая своим страшным оружием. Жо­рик, перекувырнувшись, тоже вскочил — и при­готовился к бою по законам уличной драки. Мы лихорадочно прикидывали, что делать. Было по­нятно, что, при всей нашей натренированности, мы против трех здоровенных головорезов, к тому же основательно вооруженных, не устоим. Была одна надежда, что мы выиграли драгоценные се­кунды. В таких историях нападающие обычно удирают, получив отпор. Конечно, где-нибудь в глухом переулке или на пустыре они точно нику­да бы не слиняли, но в центре Москвы, неподале­ку от Белого Дома, где полно милиции, каждая секунда бывает на счету и, если нападение сразу не удалось, то лучше смыться, пока тебя не забра­ли в милицию...

Я не знаю, удрали бы они или нет, скорее, мне кажется, нет, уж больно серьезные были наме­рения. Им был нужен Цвиндлер, судя по всему, но больше они ничего не смогли сделать. Не­весть откуда посыпались на них несколько дю­жих ребят, и мы глазом моргнуть не успели, как трое громил лежали лицами вниз на асфальте, в наручниках.

А один из наших спасителей вытащил мо­бильный телефон и доложил:

— Николай Иванович? Наши подопечные в порядке. На них попытались напасть, но мы все время были рядом, нападавшие задержаны...

Хорошо, везем.

Он махнул рукой, и к нам подъехали три ма­шины.

— Поехали... — кивнул он нам.

—- Куда?.. — пробормотал Цвиндлер. — Что это было?..

— Все узнаете, Ефим Моисеевич, — невесело от­ветил он. —И скажите спасибо этим ребятам.

Если бы не они, вас бы уже убили.

Мы расселись по машинам и поехали.