Военный совет

У меня ноги подкосились и в глазах потем­нело. Можете представить, какой у меня был шок — вырубился так, как будто схлопотал прямой в челюсть от какого-нибудь тяжелове­са. Да и девчонки тоже поплыли. Аня тонень­ко пискнула:

Какой... дружок?

Ладно, бросьте прикидываться! — сказа­ла Аглая Бертольдовна, продолжая смеяться или, если быть более точным, хохотать и гро­хотать, с этакими пиратскими хриплыми нот­ками.

Девчонки стояли бледные-бледные, прислонясь к стене, и я понял, что пора прийти к ним а выручку, а то они, того и гляди, в обморок грохнутся.

А почему... а почему вы решили, что сум­ку уволок наш друг? — спросил я.

Очень просто, — ответила она, перестав смеяться и прищурившись. — Из сумки ниче го не пропало. Если б ее стащили, чтобы меня обокрасть, то уж деньги и вот это дорогое ле­карство — оно стоит восемьсот рублей упа­ковка, и на упаковке даже ценник остался — уж точно забрали бы. Выходит, сумку у меня выхватили не для того, чтобы обворовать, а из-за чего-то другого... из мальчишеского ху­лиганства, скажем. А скорее всего, на пари. «На слабо», точно? Поддели его: «Мол, слабо тебе сумку выхватить?» А он, по мальчи­шечьей дури, взял и выхватил, чтобы дока­зать, что он не размазня. Ну а поскольку вы ребята честные, то сами испугались того, что натворили, и решили сумку вернуть. И по­том... — Она указала на мою футболку. — Ес­ли вы хотели сделать вид, что вы не вместе, то разве можно было одинаковые футболки на­девать?

Я поглядел на свою футболку... И ахнул про себя, и проклял все на свете! Вот уж прокол так прокол! Узнали бы в нашей школе, как мы лопухнулись!

Я ж говорил, что Илюха был одет в одеж­ду моего брата. Совсем недавно мама при­везла мне и моему брату две одинаковые футболки из Италии. Она купила их в суве­нирном магазинчике при Помпее, и на них было написано простенько, но со вкусом: «Я был в Помпее» (по-итальянски, конечно, но ведь слово «Помпея» на всех языках понятно). Мама решила, что это будет достаточно оригинально.

Вот Илюха и напялил вторую футболку, очень она ему понравилась. И, конечно, мы все должны были сообразить, что на мне и Илюхе одинаковые — и довольно редкие — футболки!.. Но как-то забыли об этом..., И по­том, кто мог ожидать, что эта Аглая Бертольдовна окажется такой наблюдательной? Ведь она видела Илюху ровно одну секунду, когда сама была в смятении, и к тому же на Илюхе была легкая куртка, поэтому футболка была видна только спереди, как и на мне... Я сделал глубокий вдох и сказал:

Все почти так... Но не совсем.

То есть? — Она продолжала щуриться, а уголки ее рта подрагивали. Казалось, она опять вот-вот захохочет. — Что не так?

— Он не «на слабо» свистнул вашу сумоч­ку, — проговорил я. — Понимаете, мы увиде­ли, что вы попали в сети к лохотронщикам, испугались, что они вас обдерут как липку, и стали обсуждать, как вам помочь. А Илю­ха... Он и придумал такое! Что если, похитить у вас сумку, а потом вернуть, то все ваши деньги останутся в целости. Он так к вам рванул — мы и остановить его не успели, честное слово!

— Ну и ну! — сказала она. — Ну и ну! А ведь правда!..

И она расхохоталась так оглушительно, что мне показалось, что у нас сейчас перепонки лопнут. Смех у нее был громовой, соответству­ющий ее размерам. Мы не знали, кто она по профессии, но я подумал, что приблизительно так должна смеяться атаманша пиратов или лесных разбойников.

— Представляю, как я выглядела со сторо­ны! — Она мотала головой. — Когда я визг и крик подняла!.. А ведь и правда, я при своих осталась! Они мне еще и все мои ставки верну­ли... Вот наглецы...

Отсмеявшись, она на некоторое время за­стыла, тяжело дыша, держась одной рукой за стену.

Нет, мне вредно так смеяться, решительно вредно... Но, в любом случае, с меня причитает­ся. Зовите сюда ваших друзей!

Но... — заикнулся я. Девчонки так и не могли проронить ни слова.

Никаких «но»! — сурово заявила она. — Беги! Девочки помогут мне на стол накрыть и чай заварить, а ты заодно забеги в магазин — увидишь его сразу, как выйдешь на улицу — возьми там торт в кондитерском отделе. Выбери, какой получше, понял? Вот тебе деньги, — она вручила мне сотенную бумажку. — Давай, дуй, как у вас, ребят, говорят. Девочки, за работу!

Я и опомниться не успел, как оказался на лестнице, с сотенной в руке. Девчонки, ошарашенные, пошли вслед за Аглаей Бертольдовной на кухню, а я побежал вниз.

— Что такое? — кинулись ко мне встрево­женные друзья, увидев, что я иду один. — Где девчонки?

Все в порядке! — ответил я. — Пошли ку­пим торт. Вот мне и деньги выделены. Нас ждут пить чай, в благодарность за спасенные деньги...

Но как же я пойду?.. — оторопел Илюха.

Нормально пойдешь, — весело ответил я. — Она все знает... Но давайте торт выберем, а я вам по пути расскажу.

И вот, пока мы шли до магазина и обратно и выбирали торт, я рассказал моим друзьям обо всем, что произошло.

— Да-а... — сказал Алешка. — С этими фут­болками мы такого маху дали, что страшно подумать!

— Козлы мы! — заявил Жорик. — Насто­ящие козлы. Хорошо, только она заметила...

А если бы кто-нибудь на площади обратил внимание, что поодаль стоит пацан в точно та­кой же футболке, как у воришки? Схватили бы Андрюху, ни за что ни про что схватили бы, и мы бы сейчас пытались вытащить его из милиции, доказывая, что он не сообщник, а нам бы никто не верил... Еще и нас могли бы загрести... А шуму было бы, потому что до школы звон точно дошел бы, если бы Андрю ху, а с ним и кого-нибудь из нас в милицию за­брали. Нам повезло, что в большинстве своем люди слепые как кроты и часто не видят то, что у них под самым носом... Как представлю, что в будущем нам всем предстоит работать с такими свидетелями, которые ни черта заме­тить не могут... это ж спятить можно! А в об­щем, это наш позор, о котором мы все должны молчать.

— Ох! — тяжело вздохнул Илюха. — Вот на таких мелочах все всегда и прокалываются... Я ж, получается, вас так мог подставить..."

На том мы и поднялись к Аглае Бертольдовне. Дверь нам открыла Аня.

Оля с Аглаей Бертольдовной последний лоск наводят и только вас ждут, — сообщила она.

Не с Аглаей Бертольдовной, а с тетей Аг­лаей! — послышался из комнаты голос хозяй­ки. — С тетей Аглаей! Идите сюда! И покажи­те мне этого чубрика, который так меня оша­рашил!

Мы прошли в комнату и замерли у двери. Илюха тот вообще переминался с ноги на ногу и, наверно, мечтал стать маленьким-малень­ким. Хоть он и знал, что Аглая Бертольдовна нисколько на него не сердится, но все равно чувствовал себя очень неловко.

Стол был накрыт красивой белой скатер­тью, на нем стояли красивые чашки и красивая сахарница, и лимончик порезанный. И даже салфетки лежали возле каждой из семи чашек, и на каждой салфетке — по специ­альной вилочке для торта, кроме ложки для чая.

Вот торт, — неуверенно сказал я. — А вот сдача.

Очень хорошо, — отозвалась Аглая Бер­тольдовна. — Торт дай девочкам, они его пере­ложат на блюдо, а сдачу положи вон туда, на сервант.

Она сидела в огромном кресле перед накры­тым столом. Слева от кресла был низкий жур­нальный столик, и на нем — пепельница, в ко­торую она стряхивала пепел: видно, на боль­шой стол пепельницу ставить не стала, чтобы случайно не запорошить пеплом белоснежную скатерть.

Так вот ты какой! — продолжила она, раз­глядывая Илюху. — Богатырь! Как тебя зовут?

Илья, — ответил он.

А вас всех? Ведь я ни с кем толком не по­знакомилась, кроме девочек.

Мы представились по очереди, причем Жо­рик гордо отчеканил, чуть ли каблуками не щелкнув:

Георг Шлитцер.

Вот это да! — Она опять рассмеялась. — Торжественно! Погоди-ка... Ты все-таки Георг или Георгий?

По документам Георгий, — ответил Жо­рик. — Но думаю, что при рождении я был именно Георг. Иначе откуда у меня такая фа­милия?

Так ты детдомовец? — нахмурилась она.

Детдомовец, — кивнул Жорик. — Обуче­ние в Москве стало для меня, так сказать, по­четным призом.

И при этом слегка покосился на Ольгу: про­извело это его сообщение дополнительное впе­чатление или нет.

— Почетным призом, говоришь? Что ж, тог­да беритесь за следующий приз — за этот торт. К столу, к столу, рассаживайтесь поудобней.

Мы расселись, и все взяли себе по куску торта — все, кроме Аглаи Бертольдовны.

— А вы как же? — спросила Аня.

Не могу, детка. Диабет. — Она взяла пла­стмассовый флакончик и из него стряхнула себе в чай несколько белых горошинок, заме­няющих диабетикам сахар. — Впрочем... — она подмигнула нам. — Двум смертям не бы­вать, одной не миновать! — и тоже положила себе на блюдце кусок торта, выбрав такой, ко­торый был чуть поменьше остальных. — А те­перь рассказывайте, — потребовала она, — с чего вы взялись наблюдать за лохотронщиками и спасать их жертвы?

Значит, так, — взялся объяснять Жо­рик. — Вчера я гулял в районе «Динамо»; мне ведь всегда интересно Москву посмотреть, по­скольку я ее почти не знаю, и...

Дальше он стал рассказывать в подробно­стях все как было. Аглая Бертольдовна вни­мательно слушала. А мы иногда вставляли свои замечания и уточнения.

— Надо же, какие негодяи! — дослушав наш рассказ заговорила Аглая Бертольдовна с еще большей энергией, чем прежде. — А я ведь... Нет, вы знаете, вы меня и вправду спасли! Я бы все деньги просадила. Меня к азартным играм допускать нельзя. Главное, знаю это, и любых розыгрышей сторонюсь, и любых лотерей, потому что, дай мне волю, я возле любого наперсточника застряну, пока совсем не разорюсь, хоть и понимаю умом, что выиграть у них нельзя... Да, миленький, ты ближе всего к серванту, так не достанешь из него бутылку коньяка и рюмочку с мороз­ными узорами на стекле. Да, вот ее самую... — Алешка передал ей бутылку и рюмку, она ак­куратно налила себе половину рюмки конья­ку, и так же аккуратно выпила. — Вот, со всем справляюсь. Коньяк люблю — умею дер­жать себя в руках. Сладкое люблю— тоже от­лично себя сдерживаю, хотя иногда подума­ешь, что, может, купить хороший торт, съесть его в одиночку... — Она опять захохо­тала. — Представляете, как это будет выгля­деть? Словом, со всеми своими страстями и пристрастиями разобраться могу... Ну, прав­да, с куревом никак не разделаюсь... А вот с азартом иногда не справляюсь. Редко, да за­носит меня. И это, знаете, тоже, видимо» на­следственное. У нас в роду ни алкоголиков, ни каких других хроников никогда не води­лось, а вот игроков можно много насчитать... Мой прапрадед, если верить слухам, мельни­цу проиграл, а брат моей бабки, тот професси­ональным игроком был, так и сгинул. Бабка рассказывала, что он мог появиться раз в пол­года, нищий, в обносках, три дня не евший, еле-еле до родных добравшийся. Откормится немного, отоспится, костюмчик какой-ника­кой приобретет — и, подзарядившись деньга­ми, опять исчезает. А через полгода может явиться на извозчике, а то и на автомобиле с шофером, в костюме, сшитом у лучшего па­рижского портного; всем привезет бриллиан­ты и прочие драгоценности, деньгами одарит, по ресторанам поводит, в «Яр» да в «Прагу». Вот так неделю у родных погостит, рассчита­ется с долгами, всех как из золотой чаши осы­плет — и опять поминай как звали. Чтобы спустя какое-то время опять объявиться не­весть в каком виде: то ли нищим, то ли бога­чом. Бабка вспоминала, он и после револю­ции еще раза два или три приезжал, то из Па­рижа, то из Берлина, до двадцать девятого го­да, когда еще въезд-выезд был более-менее свободным. Потом о нем никогда больше не было ни слуху ни духу. Да и другие примеры в нашем роду имеются... Вот, надо понимать, гены во мне и сказываются. А тут, сами види­те, такой чудесный день, я еду, крупные день­ги получив, как раз сдала диссертацию, рас­слабилась, на солнышко любуюсь... Они и взяли меня тепленькой... А уж как я включи­лась в игру — так оторваться не смогла бы! Вы представляете, старая дура, а туда же — играть! — Она опять захохотала, потом по­серьезнела: — Но тогда мне было совсем не смешно.

А вы написали диссертацию? — поинте­ресовалась Оля.

Написала, но не свою, — живо ответила Аглая Бертольдовна. — Видишь ли, детка, я редактор, всю жизнь проработала редакто­ром, причем главным моим профилем как раз и было редактирование диссертаций, приве­дение их в должный порядок, оформление по всем правилам. А попросту, я их писала. Не всегда, конечно, но если надо было диссерта­цию переписать или практически написать, то обращались и обращаются ко мне, я давно считаюсь самым квалифицированным из дос­тупных специалистов по этому делу. А вы что, — сменила тему Аглая Бертольдовна, — даже не заглянули, сколько денег у меня в су­мочке?

— Нет, — ответили мы. — Мы просто на­шли ваш паспорт, а больше не копались. Ви­дели там бумажки какие-то, конверт, коше­лек, но не заглядывали.

Это ж надо! — Она покачала головой.— Но вы ешьте, ешьте торт. И что я все о себе да о себе. Давайте о вас поговорим. Вы, насколь­ко я поняла, всерьез настроены эту лотерей­ную мафию разоблачить?

Всерьез, — подтвердили мы почти хо­ром.

И как вы собираетесь это сделать? Ну за­шлете вы Илюшку «адъютантом его превос­ходительства», много ли он сумеет выяснить? И потом, завтра, насколько понимаю, вам всем все равно возвращаться в вашу школу-пансионат. Как Илья потом объяснит этому Князю или как его там, почему исчез до пят­ницы?

— Это проблема, — согласился Алешка. — Но мы ее решим. И потом, за один день можно сделать немало.

— А еще мы думали покрутиться в других точках, на Савеловской, например, — добавил Жорик. — Выяснить, где еще у них стоят па­латки, а еще — кто осуществляет общее руко­водство. Ну, кто между этими палатками ка­тается. И потом, ведь должны они сдавать деньги куда-то в одно, в центральное место.

Вот нам бы и выявить этот центр!

Даже если вы проследите, куда и как они сдают деньги, то что дальше? — осведо­милась Аглая Бертольдовна. — Грабить, их будете?

Зачем грабить? — чуть покраснев, сказал Илья. — Если будут доказательства, что они — натуральные мошенники, то можно напустить на них серьезную милицию. Ну не какой-ни­будь мелкий патруль, с которым у них понят­но какие отношения, а к солидным людям об­ратиться, хоть до генералов дойти.

Ну, для этого надо еще найти те самые доказательства, — сказала Аглая Бертоль­довна. — А потом и к генералам попасть. Предположим, прорветесь вы к какому-ни­будь генералу, с вашим-то напором и хитро­умием... И дальше что?!. Пока ваши идеи зву­чат, очень туманно. Нет, надо действовать по-другому. Надо постараться определить, где и в чем слабое, уязвимое место лохотронщиков — и по этому месту прицельно выстрелить. Яс­ная и четкая конструкция нужна — как в диссертации. Какие-нибудь мысли на этот счет имеются?

Она обвела нас взглядом. Нам показалось, на сама завелась.

— Ну... — рискнула предположить Оля. — То, что Жора говорил: что они вовлекают в азартные игры несовершеннолетних. Если б удалось их поймать на этом...

Тогда нужно заинтересовать серьезные милицейские чины, чтобы они взялись ло­вить на этом лохотронщиков, — сказал Алешка. — Конечно, у нас есть кое-какие фотографии, но... Если б на этих фотографи­ях удалось опознать кого-нибудь ранее су­димого, тогда бы сработало. Но если на них не будет никого из тех, кто способен при­влечь внимание милиции... Да, у нас ведь другая зацепка имеется — заявление Ольгиного отца! Конечно, в отделении милиции это заявление так и будет лежать, потому что у милиционеров других забот хватает. Но если продвинуть это заявление куда-нибудь повыше, например в общегородской отдел по борьбе с экономическими преступ­лениями, то там могли бы заинтересовать­ся.

Но как это сделать? — спросил я.

По-моему, самым простым образом, — сказал Илюха. — Взять и позвонить им.

Так они нас и послушают! — хмыкнул Жорик.

А если... — это Аня подала голос. — А ес­ли найти способ взять их и обыграть? Найти какой-то прокол в их системе?

Алешка покачал головой:

— Такого прокола не найдется. Там у них все схвачено. Это все равно, что пытаться обы­грать наперсточника, точно.

— Ну? — ободряющим тоном сказала Аглая Бертольдовна. — Какие еще будут мысли? У нас настоящий военный совет получается!

И тут новая мысль пришла мне в голову.

— Насчет прокола в системе... — прогово­рил я. — Мне кажется, один прокол есть...