И опять — люди из прошлого

(РАССКАЗЫВАЕТ ПОЛКОВНИК ОСЕТРОВ)

Итак, послезавтра приедут педагоги и чле­ны приемной комиссии, а еще через неделю — мальчишки. Генерал сообщил мне, что маль­чишек будет не пятьдесят два, а ровно пятьде­сят. Двое в последний момент передумали — испугались, видимо, — и забрали документы. Я еще раз изучил их дела, пытаясь предста­вить, кого с кем поселить, чтобы они были психологически совместимы, и чтобы были разные, дополняли друг друга. Нужно размес­тить их по семь человек в шести спальнях и по шесть — еще в двух. Понятно, что ребят завод­ных и вспыльчивых, нельзя селить друг с дру­гом, точно так же, как и «спокойных». Надо, чтобы в каждой комнате был и хороший спортсмен, способный тянуть свою группу, и кто-то из головастых, сообразительных. «Бо­гатых» и «бедных» также надо перемешивать, чтобы, не дай Бог, не возникли кланы. Каждая группа — каждый взвод, так они будут на­зываться на сборах — должна усвоить, что взаимовыручка очень важна, что приемная комиссия будет судить не только по личным результатам, но и по тому, как ребята ладят между собой, умеют ли действовать единой командой.

Я сидел и перекладывал папки с делами так и сяк, будто решал головоломку. Задачка вро­де не из трудных, ведь многое в делах мальчи­шек написано. Но множество неизвестных еще остается, и приходится доверять только своему чутью... Иногда трудно понять, кто способен быть настоящим лидером, а кто — нет. Кому нужна будет поддержка товарищей, а кого придется осаживать, чтобы лишнего не натворил.

Пока я сидел и составлял списки, из моей головы не выходил разговор с Анатолием Дег­тяревым. Что он имел в виду? Что ему было надо? И почему он не мог говорить откровен­но?.. Очень уж искренне он меня предостере­гал от каких-то неприятностей, которые вот-вот могут на меня обрушиться... Какие такие неприятности?

Я уже стал подумывать, не позвонить ли Бо­рису Андреевичу, потому что получалось, уг­рожают не только мне, но и училищу. А за не­го я несу полную ответственность.

Но Борис Андреевич мог обвинить Дегтярева во всех смертных грехах, и получится, что я его подставил. А ведь он приехал ко мне, яв­но преодолев свой страх... Я решил, что тоже не имею права подставлять его и сам разбе­русь в ситуации.

Достаточно вспомнить слова Бориса Андре­евича о том, с каким трудом они пробили ре­шение о назначении меня на должность на­чальника училища. Кому-то я до сих пор не по нутру. Эти люди пойдут на все, чтобы сме­стить меня с поста начальника училища. А как?

Тут и думать долго нечего. Устроят какую-нибудь провокацию, вот что. Какую, например?

Ну, например, надавят на Дегтярева, чтобы он встретился со мной, и чтобы эта встреча проходила под контролем. И чтобы выглядело так, будто на этой встрече он мне взятку пере­дал за то, чтобы его сын поступил в училище. Приблизительно об этом Дегтярев и гово­рил... И, похоже, он знает или догадывается, кто стоит за этой комбинацией. Подозревает, но не уверен, поэтому хочет дождаться прямого приказа организовать встречу со мной — и тог­да, зная организатора этого дела, сдать мне это­го человека.

А еще он Гортензинского упомянул...

При чем тут Гортензинский?

Неужели этот мерзавец до сих пор работает на ФСБ? Видно потому он и отделался легко в свое время, а сейчас крупным финансовым фондом распоряжается. И все ему как с гуся вода. Видно кто-то в верхах его прикрывает в обмен на сотрудничество... Не очень мне в это верилось. Информаторы будут нужны всегда, и прово­каторы тоже. Но информатор информатору рознь. Одно дело — когда информатор пишет доносы на соседей, зная, что ему за это ничего не будет. Другое дело, если информатор дей­ствительно занимается делами серьезными и опасными. Это те, кто сумел получить доступ в преступные структуры, к самым грязным и страшным тайнам преступников. Еще в совет­ское время, помню, был у меня на связи чело­век, который передавал нам копии документов крупной финансовой аферы, в которой были замешаны и члены ЦК... Так он «случайно» утонул на рыбалке. Нам было понятно, что утонул он не сам, но доказать так ничего и не удалось. Благодаря его помощи мы разоблачи­ли преступников.

Точно так же наши люди работали и в пре­ступных группировках, и в финансовых пира­мидах, и в банках, и среди крупных корруп­ционеров, разбазаривавших государственное имущество или покрывавших нелегальную торговлю оружием... Однажды один из них ос­тупился — и конец. Помню, заехал вдруг ко мне старый товарищ: мол, знаю, что ты всегда один, а мне надо с надежным человеком вы­пить и помянуть коллегу. Я не стал выспра­шивать, что случилось. Он сам попросил включить криминальную хронику. В числе прочих сюжетов, показали один о том, что «у своего подъезда застрелен известный преступ­ный авторитет, один из лидеров такой-то группировки... следствие внутримафиозных разборок...» А мой приятель проговорил: «Вот так. Сгорел Колька, раскололи его... Знать бы, на чем... И самое обидное, что не объявишь во всеуслышание, что замечатель­ный человек был и благодаря ему столько пре­ступлений предотвратили... Так и похоронят его как братка...»

Вот я и спрашивал себя: мог ли Гортензинский взяться за работу, при которой надо быть на волосок от смерти? И отвечал — «нет»! Он всегда был трусоват. А значит, не имело ника­кого смысла и дальше его привлекать к работе разведчика.

А если все-таки кто-то решил его использо­вать против меня?!.

Интересная ситуация получалась.

Надо было учитывать, что какие-то связи в нашем ведомстве у него могли остаться, и он мог сойтись с кем-то...

Я чувствовал, что не могу ухватить чего-то главного.

И тут зазвонил телефон. Я взял трубку. -Да?..

— Валентин Макарович? Здравствуйте! Это Ершова Галина Афанасьевна, если вы меня помните...

Батюшки мои! Вдова того банкира, убитого в Праге!.. И хоть она никогда не винила меня в том, что я не уберег ее мужа, я все равно чувствовал себя неловко... Да и не разговари­вали мы уже целую вечность. Откуда она уз­нала мой телефон? Сразу всплыли в памяти предостережения Дегтярева, что вот-вот мо­гут появиться в моей жизни люди из прошло­го, отвечать на просьбы которых я не должен ни в коем случае... Вот оно, думаю, и нача­лось!

Галина Афанасьевна, да как же я мог вас забыть? Всегда рад слышать.

Я тоже. Скажите... — она запнулась. — А не могли бы мы с вами встретиться?

Пожалуйста, — ответил я. — А когда?

Мне бы; признаться, чем скорее, тем луч­ше. Хоть сегодня, если у вас получится.

Хорошо, приезжайте, — сказал я. — Раз вы каким-то чудом узнали мой новый телефон, значит, вам известно, и куда ехать. Или вам дорогу объяснить?

— Насчет телефона — никакого чуда нет! — рассмеялась она. — Когда увидимся, я сразу скажу вам, откуда он у меня. Мне не хотелось бы приезжать к вам... Мы не можем встре­титься где-нибудь на нейтральной террито­рии?

Я задумался. Надо было, судя по всему, отказаться. Но во мне проснулся интерес и я готов был узнать побольше!

А какую нейтральную территорию вы хо­тите предложить? — спросил я.

Может быть, где-нибудь в летнем кафе, поближе к центру Москвы? Скажем, в районе «Беговой» вас устроит?

И во сколько?

Сейчас полпервого. Если мы на три дого­воримся, вам будет удобно?

Вполне.

Мы условились, в каком именно кафе мы встретимся, и я, попрощавшись с Галиной Афанасьевной, сразу распорядился, чтобы к двум часам моя машина была готова к выезду.

Что за игра начинается? И как Галина Афанасьевна оказалась вовлеченной в эту иг­ру? И как мне вести себя?

Задумавшись, я начал рисовать на бумаге кружочки, схемы и стрелки, как будто у ме­ня имелся замечательный план действий, но, на самом деле, в этих кружочках и стрел­ках никакого особенного смысла не было. Такие рисунки, занимающие руку, всегда помогали мне снять напряжение, вот я и чертил их.

И опять я подумал, что неплохо бы позво­нить генералу...

«Нет, — решил я, — еще успею. Если что, вечером позвоню. А пока буду действовать на свой страх и риск.

Тем временем меня уже поджидали новые проблемы.

Можно, Валентин Макарович? — в мой кабинет заглянул один из моих помощни­ков.

Да, заходи, Валера. Почту привез?

Так точно!

Обязанностью Валерия было раз в два дня забирать почту из моей городской квартиры. Счет телефонный или мало ли что. Пусть поч­тальон думает, что жильцы постоянно быва­ют дома. Сам я не собирался навещать квар­тиру часто. Я оставил поручение в сберкассе, чтобы с моей сберкнижки каждый месяц спи­сывали все платежи, цветов у меня в доме не было, кроме двух кактусов, а их и раз в месяц поливать можно... Я решил, что чем меньше буду появляться по месту жительства, кото­рое через горсправку запросто можно найти, тем лучше. Принял я такое решение на вся­кий случай, из осторожности, но после появ­ления Дегтярева это решение начинало ка­заться все более правильным.

— Хорошо, — кивнул я Валерию. — Спа­сибо.

Он оставил почту у меня на столе и вышел. А я стал просматривать, что он привез.

Сперва мне показалось, что, кроме рек­ламных листков, которые сразу же можно отправить в мусорную корзину, ничего боль­ше нет — как всегда. Но скоро увидел запе­чатанный конверт. Что интересно, без почто­вого штемпеля. Выходит, кто-то специально приезжал, чтобы опустить мне этот конверт прямо в ящик. Ну и ну!.. Еще одна ловушка, или ничего особенного?..

На конверте было выведено, твердым круп­ным почерком:

Осетрову Валентину Макаровичу

И все.

Почерк, такой правильный и старатель­ный, показался мне знакомым. И я открыл конверт.

«Здравствуйте, дорогой Валентин Мака­рович!

Пишу Вам я, отец Владимир Песчанников, если Вы меня еще не забыли. Разыскав Ваш адрес, я имел смелость навестить Вас без предупреждения, но дома не застал. Тогда я решил оставить Вам эту весточку в почто­вом ящике. В Москву я приехал на месяц по делам, а вообще-то служу я сейчас довольно далеко от Москвы (нет, нет, никаких мнений, просто выбрал я такой путь, чтобы слу­жить подальше от столицы; для того, чтобы поднять храм далеко на севере, да и мона­стырь при нем восстановить, были мне даны все надлежащие благословения, и, ободрен­ный, с радостью я туда направился). Так ес­ли найдется у Вас желание отозваться, то записываю Вам адрес и телефон, по которым я в Москве нахожусь. Честно скажу, довольно настоятельная у меня необходимость кое о чем переговорить с Вами и посоветоваться, но докучать вам не буду, и, если Вы сами не отзоветесь, больше не появлюсь. Понимаю, что прошло много лет, да и неприятностей Вы из-за меня хлебнули столько, что, навер­ное, Вам не хочется вспоминать обо мне. При том, всегда остаюсь искренне Ваш,

Отец Владимир».

Далее были написаны адрес и телефон. По ним можно было понять, что отец Владимир остановился в Москве где-то в районе Шоссе Энтузиастов.

Я вздохнул. Об этом письме я должен был сообщить Борису Андреевичу. И без его ведо­ма я не имею права вступать в контакт с от­цом Владимиром.

И я набрал номер генерала.

— Да, в чем дело, Валентин? — пророкотал его голос.

В почте моей городской квартиры ока­залась нежданная весточка от отца Влади­мира, — сообщил я. — Пишет, что некоторое время он пробудет в Москве, и просит о встрече.

А ты, обжегшись на молоке, дуешь на во­ду? — рассмеялся генерал. — Хотя, может, и правильно. Такие крутые годы над нами про-

. свистели, что любой человек мог сто раз изме­ниться. Сам, небось, знаешь, что священники в прежние годы хоть в зону, хоть на смерть за свои убеждения шли. В наши дни некоторые из них готовы любому отслужить молебен, ес­ли он деньги на храм дал... Впрочем, прочти-ка мне письмо целиком.

Я прочел. Борис Андреевич, дослушав, ух­мыльнулся.

— Ну, насчет того, что он исключительно по доброй воле Москву покинул, это он, так ска­зать, малость преувеличивает...

Мы ведь про­должали немного следить за ним. Впрочем, ни­ чего страшного не произошло. Захочет, сам те­бе расскажет, а нет — так нет. Если желаешь знать, не против ли я, чтобы ты с ним встретил­ся, то отвечаю: не против. Я понимаю, за последние дни ты начинаешь пользоваться все большей популярностью. Почему ты именно навстречу с отцом Владимиром спрашиваешь разрешение, а насчет остальных решаешь са­мостоятельно, встречаться или не встречаться?

Вы о чем?.. — осторожно спросил я. — О том, что Дегтярев сюда приезжал? Так я по­ка не хотел рассказывать о его визите... По причинам, которые я чуть позже объясню.

Нет, не Дегтярева я имел в виду, — от­ветил генерал. — У некоторых поступающих есть родственники, связанные с нашим ве­домством, и они почти наверняка должны докучать тебе, хлопоча за своих. Взяток еще не предлагали?

Есть вероятность, что очень скоро пред­ложат, — ответил я.

Ага, уже кто-то намекнул?.. Я так и ду­мал. Теперь понимаешь, почему начальни­ком училища стал ты, а не кто-нибудь дру­гой? Ты не просто взятку отвергнешь, ты су­меешь сделать это так, что сквозняка не бу­дет. А нам сейчас сквозняки не нужны. Ведь дело новое, есть сомневающиеся, стоит ли его вообще затевать. Один скандал — и, гля­дишь, сомневающиеся верх возьмут, и за­кроется училище, не начав работать... А для меня, это одно из самых важных дел сейчас, и нельзя дать его похоронить.

Ну, об этом Борис Андреевич мог лишний аз и не говорить. Тем более, что мы с ним это же обсуждали.

— Поэтому я и хочу, чтобы вы не знали о кое-каких моих встречах, — сказал я. — Что ты, так сказать, на вас сквозняком не подуло.

Ведь на него, в силу своей должности, вы должны будете отреагировать. В одном могу заверить: все сделаю предельно четко.

Да я в тебе и не сомневаюсь, — сказал ге­нерал.

И еще одна просьба. О том, что Дегтярев приезжал, и мы с ним беседовали, никто не должен знать. Ни в одной официальной бума­ге, которую кто-то может увидеть, это не должно быть отражено.

Ну, это вопрос решаемый... А чего твой Дегтярев боится?

Я не очень понял. По его словам получа­ется, что информация о делах в училище ка­ким-то образом к Гортензинскому может по­пасть. И Дегтярев боится, как бы Гортензинский не отыгрался на нем за визит ко мне. Ка­кая связь между ними, ума не приложу.

— Гортензинский?.. — в голосе генерала прорезались жесткие нотки. — Гм... Ладно, попробую прощупать аккуратненько, что и

И объясните мне, наконец, ради Бога, — взмолился я, — как получилось, что сын Дег­тярева отборочные этапы прошел, с его-то ро­дословной?

Раз прошел — значит, хороший парниш­ка, толковый, — ответил генерал. — Ладно, не забивай себе этим голову, думай о делах бо­лее насущных. Остальное мне предоставь.,

Есть остальное вам предоставить! — шут­ливо сказал я.

Вот и славно, — проговорил Борис Анд­реевич. — Тогда до скорого.

И он положил трубку.

А я взял письмо отца Владимира и набрал указанный в нем номер.

Алло?.. — в трубке прозвучал молодой мужской голос.

Будьте добры отца Владимира, — сказал я.

Одну секунду. — И я услышал, как голос зовет: «Отец Владимир!.. Отец Владимир!..»

И вот уже голос отца Владимира раздался в трубке:

Алло?.. Я вас слушаю.

Здравствуйте, отец Владимир. Не узнае­те?

Секундная пауза, потом его радостное вос­клицание:

Валентин Макарович!.. Получили, зна­чит, мое письмо?

Получил, как видите.

Ну, очень рад вас слышать, очень рад. А вы знаете я вас искал, чтобы насчет одного до­статочно деликатного дела переговорить... Посоветоваться с вами надо. Впрочем, это все при встрече лучше рассказать, если вы соглас­ны со мной встретиться.

Вполне согласен. Когда бы вы хотели...

Да я хоть сегодня могу, если вам удобно.

— Хорошо, сегодня. Дайте мне прики­нуть... — я соображал. Разговор с Ершовой вряд ли займет больше часа. От кафе, где на­значена встреча, до дома мне где-то час доби­раться, учитывая московские пробки. Еще полчаса может понадобиться на всякие не­ожиданности. — Я буду ждать вас дома от полшестого до шести.

Очень хорошо. Я непременно приеду. Без опоздания.

Тогда до встречи.

До встречи. Храни вас Бог.

Я положил трубку и поглядел на часы. Сов­сем немного времени остается до выезда на встречу с Ершовой... Что эта встреча мне пре­поднесет?