Открытое письмо главному филологу

Хватит нас лечить и строжить! Мы имеем право л о жить. Не нужны нам и задаром Ни Крючков, ни Бархударов. Суздальский твой говорок Вологодчине не впрок.

Ты хоть лопни там от злости. Мы своих детишек р о стим. Как уедут – мы позв о ним, На пи н жак слезу уроним. Плакать – н а чать ли, нач а ть, А за ними нам скучать.

Будя вслед кричать проклятья. Наше турц-пошива платье Хоть оденешь, хоть наденешь, А, по жизни, не изменишь Факта, что его покрой – Фуфель, лажа и отстой.

Перестань нам мозги парить. Чтобы я ички пожарить, Дай люд я м ты сковородку, А не ударений сводку. Ты учти, пацан, слегка: Мы – носитель языка.

Досыть эти укоризны. Мы за свой проезд по жизни Оплатили все по норме. Что талдычишь о реформе? Чтоб ты въехал, чтоб ты вник:

Мы, народ, творим язык,

А вы, филологи, только аранжируете его.

Ужо вот вас, негодников! Подпись: Второгодников.

Два голоса – I

Столы расставлены покоем.

Твои поминки. Я спокоен.

Давно я плакать не умею.

И в снах к тебе давно не смею.

Когда б не Пропп с его задачей –

С избушкой, лесом и Ягой, –

Ты к нам сюда бы ни ногой!

Произошло бы все иначе.

Я бы сказал тебе «виваче!»

И ты б послушал, мальчик мой!

Ты был всегда послушным сыном,

Да Пропп прошелся по былинам …

Мои поминки. Я спокоен. Столы расставлены покоем. Приемным. Дождик за окном Напоминает о былом, О детских беспечальных думах. Не слышно городского шума. Рояль, ребенок, ноты, Шуман. Наездник смел. Крестьянин весел От стареньких французских песен.

Над Невской башней тишина

Век на рефрен обречена.

Я слушаю ее в пол-уха:

За двадцать лет до Винни-Пуха

Ребенок с музыкальным слухом

И дневником один в квартире.

Он арпеджирует в четыре

Руки. Играет он вдвоем

С дождем, живущим за окном

Когда б туда! Там все иначе. Отец бы крикнул мне: Виваче! и Форте! Я бы был послушен И с вами был. У вас посуше. Столы расставлены покоем. Мне их не одолеть. Ни в коем. Ведь арпеджирует вдвоем С дождем теперь другой ребенок.

Заслон незыблем, хоть и тонок, Как вечна тоника в миноре На ля-бемоль, на ля и боль. На до и боль и после боль. Все та же боль в любом повторе.

Ах, как поет в церковном хоре Ну та, вы знаете, о ком я.

Все тихо. Только глины комья…

Два голоса – II

Други, нет у вас респекту К моему плюсквамперфекту. Нет, о други, без сомненья, Никакого сожаленья К горькому и хмурому Моему футуруму. Очень, очень некрасиво Херить наши субстантивы. Все, что вечно, Все, что ценно, Вы склоняете обсценно. Каковы мотивировки Грубой столь мотивировки? А полотна, Тютчев, фуги? Так опомнитесь, о други!

Ты реально не грузи. Ты, олдмен, не тормози. Ты расклад не усекаешь. Ты дискурс не догоняешь: Все, что в нашей жизни есть – Это как бы типа жесть. Хоть прогугли всю Европу, Хоть съемейли Бутенопу: Мессидж, вечен и не нов – Знал его еще Прутков.

Скажет киллер, скажет хакер, Скажут Есперсен и факер, Скажут поздно, скажут рано, Хоть в Кармина, хоть в Бурана: Ты в прогрессе языка Тормозишь, пацан, слегка. Ведь повсюду и везде В смысловом одном гнезде Феликса Экзистенциа, Баксы и потенция.