Путь в высоту

Я надеялся, что Сережка-самолет появится в моем сне. Однако всю ночь

проспал без всяких сновидений.

Воскресный день мы провели с мамой. Сперва она возила меня в

парикмахерскую. Я эту процедуру не терпел. Мастерицы всегда шептались

между собой: " Такой симпатичненький и такой несчастный..." А со мной были

приторно ласковыми. Но пришлось вытерпеть. Потом заехали к тете Наде,

которая должна была поселиться у нас, когда мама уедет в профилакторий.

Тетя Надя угощала нас молоком и свежими капустными пирожками - я их люблю

так, что мама каждый раз боится: " Ты лопнешь по швам".

Дома до вечера занимались мы уборкой. И я опять улегся рано. Сказал,

что устал после всех дневных дел.

Я долго не засыпал. Уже и мама легла, и стихли на дворе все голоса,

умолкла Гришина гитара. Ночь... Даже далекие трамваи перестали

погромыхивать. Ни звука...

Но нет, один звук я различил. На балконе... Когда же это я успел

уснуть? Я быстро сел.

- Это ты, Сережка?

И тут же - знакомый веселый полушепот:

- А кто же еще? Я ведь обещал быть в понедельник, а сейчас уже час

ночи, воскресенье кончилось.

Он был привычный, в своей бейсбольной кепке, клетчатой рубашке и

разлохмаченных у колен штанах. От него пахло теплой уличной пылью и

велосипедной смазкой.

- Ромка, ты готов?..

И все было, как в прошлый раз!

Лестница, велосипед, стадион... Самолет. Кабина... Старт!

И редкие огоньки города внизу. И желтое небо на севере, и розовая

луна - теперь уже совсем круглая.

- А спускаться будем у болота? Чуки разожгут костры?

- Да, - отозвался Сережка из динамика. - Но не сразу. Сперва

потренируйся в другом месте.

- Где?

- Вот здесь. Внизу...

К тому времени мы опять летели среди светлых облачных столбов, а

землю скрывала от нас курчавая, освещенная луной пелена. Словно усыпанное

хлопком поле.

- Вот на это поле и садись... Не бойся, там под туманом сразу твердая

поверхность.

Я послушался. Убрал газ. Полого вел самолет вниз. Клочья тумана

понеслись мимо кабины. Колеса толкнулись и побежали по чему-то гладкому.

Все тише, тише. И машина замерла.

- Выбирайся, - велел Сережка.

Я откинул дверцу. Самолетные колеса прятались в клочковатом тумане.

Спускаться в этот туман было страшновато.

- Трусишка зайка серенький... - насмешливо пропел динамик. И... я

оказался сидящим по грудь среди облачных хлопьев. На чем-то ровном и

твердом.

А Сережка - не самолет, а мальчишка - бежал ко мне, разгоняя эти

хлопья ладонями. И смеялся.

Он сгреб меня, отработанным приемом кинул себе на спину, я обхватил

его за плечи.

- Сережка, мы где?

- На седьмом небе! Или на двадцать седьмом, не знаю!.. Здесь Туманные

луга! Хочешь погулять?

- Без кресла? Тебе же тяжело!

- Нисколечко! В тебе теперь... облачная легкость! - И он заскакал со

мной, как старший брат с малышом на закорках.

А в клочьях тумана мерцали искры лунного света.

- Сережка! Значит, мы на высоте?

- Еще бы! На высотище!

- Здесь тоже Безлюдные Пространства?

- Конечно! Только другой слой!

- Четвертое измерение?

- Не знаю! Может, сороковое! - Он все скакал, вскидывая ноги - так,

что из тумана выпрыгивали его блестящие под луной коленки... И вдруг -

скользящее торможение! Словно Сережка проехался по льду.

- Ой!! - завопил я. Потому что перед нами открылся черный провал.

Бездна. Все ухнуло и задрожало во мне. А Сережка осторожно качался на краю

пропасти. Вместе со мной.

- Упадем ведь!!

- Не бойся, Ром... Смотри, чуки внизу разожгли костры!

Я боязливо глянул из-за Сережкиного плеча. Две цепочки оранжевых

огоньков мерцали далеко-далеко внизу.

- А вон и главный знак, - озабоченно сказал Сережка. В стороне от

цепочек горел составленный из костров пятиугольник.

- Почему он главный? - прошептал я, замирая. Уже не от страха, а от

предчувствия новой сказки.

- Потому что чуки починили тротуар... Скорей!

Сережка оттащил меня от провала. Довольно бесцеремонно ссадил со

спины на твердое. И... я без всяких карабканий очутился в пилотском

кресле.

- Ловко я научился? - довольно спросил Сережка из динамика.

- Ага, ловко... А что теперь?

- Запускай! Полетели...

Я вел самолет над Туманными лугами, пока Сережка не разрешил пробить

облачный слой. Я опять увидел посадочные огни.

- Садись, Ромка...

Я умело, уже без опаски, посадил машину у Мельничного болота. И сразу

оказался на прохладном песке. Темные мохнатые чуки бросились было прочь,

но один робко задержался.

- Иди сюда, мой хороший, - сказал я ему, словно знакомому коту. Он

подковылял на лапах, похожих на корни выкорчеванного пенька. Я погладил

его по косматой макушке. Чука пофыркал и заспешил прочь.

Подбежал Сережка. Встал надо мной, переступил на песке и сказал

глуховато, словно издалека:

- Ромка... Хочешь теперь в Заоблачный город?

- Конечно хочу! Летим!

- Туда нельзя лететь. Надо пешком. Вон там...

Он показывал на знакомый тротуар, тянувшийся от коллектора. Теперь

другой конец тротуара не прятался в темном саду. Светящейся ломаной лентой

доски поднимались над черной чашей и наклонно уходили в небо. Оно стало

темно-зеленым, с редкими звездами. Тротуар вдали делался тонким, как

нитка, и терялся среди звезд.

- Это же очень далеко, - прошептал я.

- Не очень... - Сережка взял меня на руки. Не посадил на спину, а

держал перед собой. Я левой рукой обнял его за шею.

Сережка ступил на упругие доски. За спиной у нас потрескивали костры.

Я чувствовал, как чуки смотрят нам вслед.

Сережка подхватил меня поудобнее и понес. Вверх, вверх...

И скоро земля осталась далеко внизу.