О черни

Тибет

Привет, друг дорогой, шлет тебе Заратустра из места одинокого, где даже горы кажутся одинокими!

Ну и странных же людей повстречал я здесь: жизнь свою они превратили в покой, ибо так готовятся они к смерти, которая больше для них, чем жизнь. Странно ли, что и горы кажутся здесь одинокими?

Ходят они, как тени, эти желтые люди, говорят они тише листвы пожухшей, улыбаются только губами и шаркают по скалистым склонам протертыми своими сандалиями.

Сначала мне понравилось среди них, но потом ощутил я, что и сам уподобляюсь я тени. «Но тени чего?!» — спросил я себя. И не было мне ответа, и только странные люди улыбались мне узкими расщелинами своих глаз, шепча, подобно листве пожухшей, загадочные слова, которые я не в силах был разобрать.

Говорили они мне о черни, говорили тихо, говорили застенчиво. Чернь — это люди, которые умирают, но родятся в скором времени снова. Они же, эти странные люди, что шаркают по склонам в протертых сандалиях, люди эти, средь которых и горы кажутся одинокими, решили умереть насовсем.

И тогда увидел я, что они уже умерли! Среди теней находился я, и сам чуть было не стал я тенью. Отчего же зовут они чернью тех, кто не стал еще тенью, а себя — нет, хотя сами они — тени, а тени черны! Кем еще быть теням, если не чернью?

И тогда разъяснили мне странные люди эти, что есть чернь. «Чернь — это созидающие», — так думают эти желтые люди в протертых сандалиях, что живут среди гор, которые кажутся оттого одинокими.

«Но что же жизнь тогда, если не созидание?» — спросил я людей этих, глядя в узкие расщелины их неморгающих глаз.

«Жизнь — это страдание, и она иллюзорна», — ответили мне тонкие губы их.

«Но что же реально тогда, если не жизнь?» — снова спросил я людей этих странных.

«Реальное непостижимо», — ответили они, улыбнувшись пустыми глазами, и стали вовсе безгласны.

Умереть в жизни — вот оно, высшее благо для тех, кто не считает себя чернью, но черен, как тень.

«Зачем же ушли вы в горы? Там, внизу, полным-полно таких, как и вы, и даже «лучше» вас, ибо они уже умерли!» — так говорил я с тенями, чьи глаза никогда не смыкались, кроме как для временной смерти. Но не было мне ответа.

И тогда спустился я с гор и повстречал людей там, что и вправду чернью себя считали. Они рассказывали мне, что жили прежде и будут жить впредь.

А я спросил их — откуда знают они это, и они ответили мне, указуя на горы: «Там живут те, кто знает тайну сию лучше нас! Они говорят!»

«Так вы можете ничего не делать, раз все и без вас продолжается?» — спросил я тех, кто именовал себя чернью.

«Ничего не делать — то признак мудрости, мы же чернь, нам не дано!» — так отвечали мне люди, которые называют себя чернью и живут подле гор, которые показались мне от слов этих еще более одинокими.

Дано человеку жить, но одни полагают, что это бессмысленно, другие — что неизбежно. Да, трудно кого-то из них назвать человеком, они больше похожи на чернь!

Эгоист светится, самим Собой Других освещая, но не было таких в месте этом, где даже горы кажутся одинокими! Воистину, холодный ветер дует нам с юга!

Одинок ли ты, друг мой милый, или ты светел?

Твой Заратустра.