Допустимые и недопустимые методы получения информации

Профессиональная среда осуждает манипуляции с информацией, когда они откровенны и циничны. Но злоупотребление словом порой совершается незаметно, причем не только для коллег, но и для самого пишущего. Трудно почувствовать границу, за которой твоя собственная творческая активность оборачивается предвзятостью, вольным обращением с фактом, насилием над чужой мыслью.

Журналист может незаметно перейти границу дозволенного при столкновении с событиями, отношение к которым в обществе не определилось и опыт осмысления которых пока невелик. Это касается, в частности, таких загадочных явлений, как ясновидение, телекинез, НЛО, природа которых не выяснена наукой. Журналист оказывается перед непростым выбором. С одной стороны, он обязан рассказать читателям о таинственном случае, с которым столкнулись некоторые из них, а с другой - он никак не может гарантировать, что многое из того, о чем узнал, не является плодом возбужденного воображения очевидцев. Выход из этой ситуации часто ищут, полагаясь на интуицию. В результате одни издания постоянно рекламируют сенсацию, а другие столь же настойчиво обвиняют очевидцев в шарлатанстве, рассуждая по принципу чеховского героя: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда».

Понятно, что с точки зрения профессиональной морали ни та, ни другая позиция не может быть признана правильной из-за явной тенденциозности. Между тем есть масса вещей, которые не укладываются в рамки обычных представлений о мире. О существовании непонятных явлений свидетельствует множество очевидцев, эти сведения нуждаются в тщательном изучении наукой. Отмахиваться от них - значит плодить новые слухи.

Однако как ярые сторонники, так и противники публикаций об аномальных явлениях забывают о таком жанре, как информация, который вовсе не обязывает как-либо трактовать их природу. Тщательно проверить сообщенные сведения, учестьмнения причастных к делу специалистов и со ссылкой на очевидцев сообщить читателю то, что удалось узнать.

Противоречие между правом читателя на информацию и невозможностью гарантировать ему полную достоверность сообщаемых сведений является одним из самых мучительных для пишущего.

Линия между «нельзя» и «можно» оказывается размытой и в случаях скрытой рекламы. Понятно, что оплаченные объявления должны помечаться специальным знаком. Им отводится особое место на полосах газет и журналов. Когда об этом заходит речь в редакциях, то довольно часто под скрытой рекламой имеется в виду, что журналист, завышая объективную оценку, восхваляет какое-либо предприятие (организацию), его продукцию или предоставляемые услуги. Но ведь рекламировать можно и не завышая оценок, а сообщая только правду, выбрав для подобных сообщений продукцию одного какого-то предприятия или услуги, оказываемые какой-то одной фирмой. Тем не менее, профессиональные объединения журналистов поднаторели в борьбе со скрытой рекламой. Обычно, таковой считается публикация, если в ней с похвалой рассказывается о продукции фирмы, дается её адрес, называются цены.

Зыбкой может оказаться и граница между редакторской помощью автору и навязыванием ему своей точки зрения. Это ведет к вольному, а часто и невольному изменению смысла редактируемого материала.

Очевидцы и участники события, которым заинтересовался журналист, не всегда горят желанием поделиться с ним тем, что знают. При разборе конфликтов противоборствующие стороны, или, по крайней мере, одна из них, стараются избежать огласки, боятся сказать лишнее, чтобы не стали известны какие-то не очень красящие их подробности. Кроме того, люди часто недоговаривают просто из страха, что их не поймут.

Нередко журналисту приходится ломать голову над тем, как преодолеть психологический барьер, отделяющий его от участника события, и побудить того поделиться информацией. Создание условий, способствующих сбору достоверных данных, - первая забота интервьюера. Для этого он старается расположить собеседника, завоевать его доверие, убедить в том, что лично против него ничего не имеет и что дополнительная, даже негативная, информация только поможет ему лучше понять ситуацию и избежать односторонности в суждениях.

Удастся ли журналисту снять психологическую отчужденность и наладить продуктивное общение с информатором, в немалой степени зависит от первого впечатления, которое произвел журналист, от его вежливости, доброжелательности, обаяния, даже внешнего вида. Особо выделяется при этом значение невербальных элементов общения. Но и в тех случаях, когда, растопив лед отчуждения, репортеру удастся убедить собеседника прислушаться к своей просьбе, ему вовсе не гарантировано получение необходимых сведений. В отношении информирующих лиц к журналисту существуют как бы два уровня: первый образует отношение к внешней стороне поведения (внешний облик, манера держаться), второй формируется на основе вопросов журналиста: их серьезности, тонкости, проявленного в них знания жизни и т.д. Если налаживание контакта с собеседниками, достижение их охотного сотрудничества журналист поведет только путем активного преодоления «первого уровня» этого отношения, то он может лишь осложнить свою работу по сбору сведений. Поэтому эффективнее оказывается воздействие на собеседников путем нейтрализации «второго уровня» отношения к журналисту, т.е. через вопросы, размышления, замечания по ходу беседы. Их оценка, интерес к содержанию разговора, уважение к знаниям, нравственным ориентирам, проявленным журналистом в беседе, приводят собеседников к мысли, что первое их впечатление характеризует лишь внешнюю сторону облика журналиста, существенно корректируют «первый уровень» отношения к нему.

Остановимся лишь на тех способах добывания информации, по поводу применения которых среди профессионалов нет единого мнения.

Первая проблема такого рода связана с тем, как журналисту представляться своим собеседникам. Естественно, она возникает только тогда, когда журналист предполагает, что его откровенный рассказ о цели визита создаст трудности при общении или вызовет прямое противодействие собеседника. В этом случае журналист вынужден либо умалчивать о своих подлинных намерениях, либо растворять их в какой-то общей, нейтральной теме, либо вовсе скрывать собственную профессиональную принадлежность. Иными словами, чтобы выполнить редакционное задание, ему приходится вводить собеседника в заблуждение по поводу этого задания. Таким образом, возникает явный конфликт между целью и средствами ее достижения, из которого должен быть найден приемлемый выход.

В условиях демократии право общества на информацию перевешивает право официальных деятелей ожидать от журналистов полной откровенности. Однако обманные методы оправданы только в тех случаях, когда вред обществу от замалчивания сведений больше того вреда, который будет нанесен тем или иным лицам публикацией этих сведений. Репортер никогда не прибегнет к обману, если сможет получить информацию каким-либо иным путем.

Первым репортажем с использованием метода «маски» обычно считают репортаж Нелли Блай «10 дней в сумасшедшем доме», который был опубликован в 1890 г. в «Чикаго сан тайме». Чтобы проникнуть в сумасшедший дом, журналистка представилась душевнобольной. Длительное время этот метод был весьма распространен в зарубежной журналистике. Некоторые редакторы и по сей день превозносят его как чуть ли не единственный путь получения сведений «изнутри». Постепенно безоговорочно одобрительное отношение к методу «маски» сменилось более осторожным.

Репортер должен решать сам, насколько уместно применение этого метода в той или иной конкретной ситуации. Многие советские и зарубежные коллеги высказывают мысль, что журналисту, с одной стороны, не следует врать о своей профессиональной принадлежности, а с другой - он не должен попусту тратить время и представляться всем и вся в качестве пишущего. Умолчать о своей работе, когда это помогает получить необходимые сведения, не только допустимо, но и вполне оправданно. Точно так же при подготовке критического материала не обязательно сразу же показывать свое отношение к тому, что узнал, на месте раздавать оценки людям и событиям. «Открытое забрало» способно не только укреплять доверие собеседников, но и мешать дальнейшему изучению обстоятельств. Репортер может идти повсюду как простой гражданин, не демонстрируя редакционного удостоверения и потому испытывая все то, что выпадает на долю обычного человека.

С методом «маски» сходен «метод смены профессии». Но он оправдан при условии, что журналист не только готов, но и на самом деле способен выполнять работу, за которую берется. Этот метод обычно используют для того, чтобы лучше понять специфику той или иной профессии, а также получить от окружающих сведения не в роли представителя прессы, а в более нейтральном качестве. Здесь сложности связаны с тем, что труд, которым собирается заняться репортер, он обычно знает недостаточно глубоко. Принимая на себя малознакомые служебные обязанности, он рискует нанести ущерб делу и людям, с которыми вместе трудится.

Закон ограничивает сферу применения метода «смены профессий». Журналист не может выполнять обязанности юриста, лиц, занимающих выборные должности, использовать как прикрытие при сборе информации профессию врача.

Для установления моральных ограничений при «смене профессий» и проведения журналистом разного рода экспериментов следует руководствоваться двумя соображениями.

Первое: определить границы дозволенного при пользовании «скрытым пером», «скрытой камерой», «смене профессии» и т. д. Критерий видится здесь достаточно четко: журналист может позволить себе менять обличье, но не этические принципы. А значит, обман, провокация, приобщение к темным, сомнительным делам, тем более к противозаконной деятельности, неприемлемы и ничем не могут быть оправданы.

В одном случае журналист становится очевидцем и, быть может, соучастником подлинных жизненных коллизий, когда человек, оказавшись в ситуации морального выбора, невольно выявляет свое истинное лицо.

В другом случае корреспондент не утруждает себя поисками или ожиданием подходящей ситуации, в которой к тому же не просто разобраться, а моделирует ее по своему произволу. Он сталкивает людей, провоцирует их на напрасные, «холостые» поступки; ради решения собственных творческих задач подвергает других искусственному моральному испытанию. При этом, как правило, «экспериментаторы» не задумываются о последствиях, о той цене, которой расплачиваются подопытные.

Вместе с тем есть не только практики, но даже теоретики журналистики, которые считают эксперименты такого рода вполне допустимыми и, более того, призывают журналистов самих создавать ситуации, дающие «возможность увидеть человека в деле, в экстремальных условиях, когда с максимальной обостренностью выявляются не только личностные параметры героя, но и возникает возможность проверки уже имеющегося знания, выявления тенденции развития исследуемого жизненного пласта...».

Скрытая камера предоставляет возможность запечатлеть на пленку жизнь, как она есть. Однако незащищенность объектов съемки и возможность произвольного использования такого рода фотоинформации ставят фоторепортера перед нравственной дилеммой: с одной стороны, он ответствен перед зрителем за правдивость показа реальной жизни, с другой - перед героем снимка за последствия такого показа. Поэтому иногда весьма сложно удовлетворить требования этих сторон».

Поскольку закон разрешает публикацию изображения чужого лица, когда это продиктовано государственным или общественным интересом, но одновременно не дает на этот счет никаких пояснений, решение о возможности подобной публикации должен принимать прежде всего сам автор фотографии. Естественно, он обязан поставить в известность об использовании им скрытой камеры редакционное начальство. Руководствоваться при принятии решения следует в первую очередь нравственными соображениями. Слишком часто мы наносим непоправимый ущерб людям, подчиняя эти и всякие иные соображения политической целесообразности.

«Скрытую камеру» иногда называют фотографической формой подслушивания. Если репортеры охотно идут на применение скрытых камер или диктофона, то широкая публика относится к ним с понятным предубеждением.