ПИРАМИДА - 2. 3 страница

Вот то-то и оно! Начальству бежать докладывать?

− А сам-то ты кто? – резонно возразят тебе. − Начальник смены или хуй с горы? Что это ты сам решения принять не можешь и советоваться прибежал? Думаешь, ты самый умный тут? Стрелки на нас перевести хочешь? Ответственность переложить? Этот же вопрос в твоей компетенции! Вот и действуй строго по закону. Как положено. И то, кстати, как ты, пидор, пытался на нас сейчас всю ответственность свалить, а сам в стороне остаться – это мы тебе еще припомним!

Не вызывало никаких сомнений, что начальник смены всё это прекрасно понимал и потому колебался… Но какое-то решение принимать надо было, причём немедленно.

− Я не разрешаю Вам брать с собой запечатанный конверт! Или вскрывайте его сейчас на наших глазах, или оставляйте в камере.

− И что будет, если я его вскрою? – полюбопытствовал Паутов. – Вы его просмотрите?

− Естественно!

− Ничего естественного тут нет! Просматривать жалобы, адресованные Уполномоченному по правам человека в РФ, запрещено законом.

− Или оставляйте конверт в камере, или вскрывайте! Запечатанный конверт я Вам брать с собой не разрешаю!

Понятно, − хмыкнул про себя Паутов. − Мой ход, короче. Ну, и что делать?.. Отказаться идти на вызов? Ну, и хуй ли?.. Даже с адвокатами не повидаюсь?.. Ладно, не будем форсировать событий, − решил всё же он после секундного колебания. − Вскрывать они теперь вряд ли решатся, а именно этого-то я, собственно, и добивался. Так что…

− Хорошо, – спокойно кивнул он начальнику смены, – в таком случае я его оставляю.

Он неторопливо вернулся назад в камеру, бросил конверт на шконку и снова вышел в коридор.

− Проходим! – скомандовал ему разводящий. – Руки за спину!

…………………………………………………………………….

− Сюда!

Ёб твою мать!! Так это ни хуя не адвокаты???!!!

…………………………………………………………………….

− Здравствуйте!

− Здравствуйте, − молодой, красивый, весёлый, слегка полноватый майор (типичный «жгучий брюнет»), вальяжно раскинувшийся в кресле под огромным портретом Дзержинского, чуть приподнялся, приветственно указывая Паутову на кресло напротив. − Присаживайтесь, Сергей Кондратьевич.

Паутов сел.

− Чай? Кофе?.. С овсяным печеньем, а?

− (Вот пидорас!) Нет-нет! Что Вы! Никаких печений! У меня диета. Строгая, − с комическим испугом замахал руками Паутов.

Майор понимающе улыбнулся.

− О! Я вижу, у вас тут портрет Феликса Эдмундовича? − Паутов всё же не удержался и с язвительной насмешкой кивнул на портрет. − Он же, вроде, сейчас у нас в стране… э-э… не совсем популярен? Или у вас тут свои порядки?

− Знаете, это творчество самих заключённых, − словно и не замечая явной иронии собеседника, охотно и жизнерадостно пояснил майор. − Нарисовано, между прочим, сажей. Подручными, так сказать, средствами.

Чудны дела Твои, Господи! − мысленно покачал головой Паутов. − Лучше бы он осиновый кол нарисовал, этот заключённый. И надпись написал. Как поп собаке: «На могилу железному Феликсу от благодарных зэков». Портрет, между прочим, мастерский, − он снова взглянул на портрет и опять покачал головой. − Прямо хоть в музей!

− Но вы ему хоть срок-то за это скостили?

Майор весело засмеялся, как будто собеседник сказал что-то очень смешное.

− Понятно! − откровенно хмыкнул Паутов.

− А чего Вам адвокаты-то так срочно понадобились, Сергей Кондратьевич? Днём раньше они придут, днём позже, да не всё ли равно? На Петровке ещё с ними не наговорились?

− Дела, дела!.. − вздохнул Паутов, машинально барабаня пальцами по ручке стула и обводя рассеянным взглядом кабинет. Смотреть, впрочем, было особо не на что. Обычная казённая канцелярщина. − Долг-с. Перед вкладчиками. Вы же понимаете. Надо держать руку на пульсе.

− Ясно, − снова с готовностью захохотал майор.

Чему он, блядь, всё радуется? Гондон, − злобно подумал Паутов. − Напился, наверное, чаю с овсяным печеньем перед моим приходом.

− Ну, рад был познакомиться с таким знаменитым человеком!

− Ну, это я на воле был знаменитым, а здесь все равны.

− Не скромничайте, Сергей Кондратьевич, не скромничайте! − майор заговорщически подмигнул. − Чего уж Вы так прямо? Хотя, впрочем, у нас тут и до Вас были известные люди, − продолжил он после паузы. − Королёв, например, тут сидел. Бывший министр юстиции. Тысячу сто с чем-то жалоб, между прочим, написал за время пребывания здесь.

− (Да по хую мне твой Королёв!) Грамотный человек, наверное, был, − Паутов снова вздохнул. − Знал, что делал.

− Дурак он был просто! − майор азартно хлопнул ладонью по столу. − Он жалобы писал на решения, которые сам же и принимал, когда министром юстиции был.

− Ну, во-первых, он же вышел. Значит, не такой уж он оказался в итоге и дурак.

− Что? − озадаченно посмотрел на собеседника майор. Похоже, такая простая и очевидная мысль никогда до этого просто не приходила ему в голову.

− А во-вторых, знаете, вот если бы Вы сюда попали − не приведи, конечно, Господь, я Вам этого вовсе не желаю! − Паутов постучал легонько по деревянной поверхности стола костяшками пальцев.

− Спасибо.

− Так вот, если бы Вы сюда попали, у Вас тоже мнение о мно-огом сразу же переменилось бы, уверяю Вас! И радикально, причём! И те действия, которые Вы ежедневно сейчас совершаете, даже не задумываясь, и которые сейчас кажутся Вам совершенно правильными, естественными и нормальными, показались бы Вам верхом беззакония. Можете уж мне поверить! Н а слово.

Господин майор некоторое время помолчал, жуя губами и задумчиво глядя на Паутова, затем решительно произнёс: «Возможно!» и нажал кнопку вызова. Разводящий появился (вбежал фактически в кабинет) почти сразу же. Такое впечатление, что он всё это время так и простоял под дверью.

− Отведите.

В интонациях майора и во взглядах, которыми они обменялись с охранником, была какая-то еле уловимая странность. Словно он только что, непосредственно после разговора с Паутовым, принял некое важное решение и охраннику о нём сейчас взглядом и сообщал. Паутов тотчас насторожился.

Что ещё за хуйня? Куда они меня там собираются «вести»? Демоны. Явно не назад в карцер.

Впрочем, поделать он всё равно ничего не мог. Оставалось только ждать.

− Туда! − охранник показывал вверх по лестнице.

Конура Паутова находилась на первом этаже, кабинет господина майора − на пятом. Охранник же показывал: выше! Значит, куда, выше-то? На шестой, получается? Хм… И чего там, на шестом? На шестом вообще-то были комнаты для встреч с адвокатами. Да ну!.. Не может быть. Ясно же уже всё. Чего себя тешить-то?

Так… Дверь…

− Отвернитесь!

Паутов неохотно отвернул голову в сторону. Ладно, пёс с тобой!! Не будем пока. Нарываться.

А чегой-то меня один охранник-то всего ведёт? − запоздало сообразил он, вспомнив, как всё происходило в первый раз, когда он сюда только заехал и при нём тоже эту дверь открывали. Охранников тогда было, помнится, аж целых четыре штуки. − Чудеса! В решете. Не боятся, что ль? Что нападу?.. А хотя, чего меня бояться на восьмые сутки сухой голодовки? На кого я, там, на хуй, «нападу»? Я еле хожу уже. Ветром шатает.

Охранник между тем, поколдовав над пультом, отключил наконец эту проклятую сирену, которая завывала беспрестанно всё то время, пока они шли вдвоём по лестнице, открыл тяжёлую стальную дверь, ведущую на этаж, и посторонился, пропуская Паутова:

− Проходите!

Ага! Это мы не к камерам, к камерам была, значит, вправо, а эта влево. Это я просто запутался уже с этими ихними лабиринтами. А это мы как раз к кабинетам для адвокатов и вырулили. О-очень интересно!.. − Паутов против воли почувствовал, как в нём вновь зашевелилась слабенькая пока ещё надежда. − Неужто и правда прорвались всё ж таки?!.. А чего? Должны же их когда-нибудь пропустить? Сколько можно-то?

− На «П» в какой вести? − громко крикнул охранник куда-то в глубину коридора. (По фамилиям тут никого никогда не называли. Только так вот, по первым буквам. Это Паутов уже успел заметить.)

− В пятый! − голос был женский.

Паутов даже удивился, до такой степени это было неожиданно.

Бабы-то здесь откуда? в этом последнем круге ада?.. А, сотрудница какая-нибудь!.. − тут же догадался он. − Отработает сейчас свою смену и домой пойдёт, к мужу и детям… Да… Булки с маслом есть…(Все мысли, против воли, так или иначе возвращались к еде. К овсяному печенью и булкам. С маслом!!) Охуеть! не верится даже, что это всё ещё существует... Блядь, а я в свой чулан, на сухую голодовку… Подыхать, на так и не убранной постели, под вопли охранников. «Врагу не сдаётся наш гордый “Варяг”, / Постели, бля, не убирает!» Suum cuique, значит, «каждому своё»… Э-хе-хе!.. − он вздохнул. − Такова, на хуй, в пизду, здешняя се ля ви.

Охранник подвёл Паутова к кабинету номер пять, заглянул в глазок и только после этого повернул ручку двери:

− Заходите!

Паутов с невольным трепетом сделал шаг вперёд, с жадным любопытством вытягивая непроизвольно шею и заглядывая внутрь.

Ну?!.. Кто??!!.. Адвокаты???!!!..

Разочарование было вторым уже за сегодняшний день и потому особенно острым. Поднявшийся навстречу из-за стола и бодро тянущий руку для приветствия человек был ему совершенно незнаком. Увы! М-м-мать твою за ногу!!

…………………………………………………………………….

О-очень интересно! − Паутов, не торопясь, взбил выданный ему под видом подушки плоский ватный блин в наволочке, расправил тщательно одеяло и улёгся поверх него. Как того и требовал режим. («Укрываться одеялом днём нельзя!» Лежать же поверх − можно. Лежи на здоровье. Хоть облежись.)

Сейчас ему было не до всяких там бессмысленных переругиваний с охранниками. Это успеется! Времени полно. Сейчас ему нужно было просто спокойно подумать.

То, что ему предложили только что!.. В комнате для встреч с адвокатами… Он даже про голодовку свою и про адвокатов забыл! Да, предложили… Предложил, точнее. Ждавший там его довольно известный, как быстро выяснилось, депутат из ЛППР. Да-да, той самой, скандально популярной Либерально-патриотической партии, совершенно неожиданно для всех чуть не победившей на первых выборах в Думу. Паутов его даже узнал, вроде, депутата этого. Видел, кажется, пару раз, как он по ящику мелькал. Правая рука самого Вадима Рольфовича…

(− А как Вы сюда попали? − удивлённо поинтересовался Паутов сразу после рукопожатия и обмена приветствиями.

Вместо ответа его собеседник извлёк с хитрым видом из грудового кармана своего дорогого строгого пиджака бордовое, с золотым тиснёным двуглавым российским орлом депутатское удостоверение и, негромко хохотнув, цинично подмигнул Паутову:

− Проход везде! От народных избранников не может быть никаких тайн.

Паутов лишь головой недоверчиво покачал. Ну, и ну! Пиздец! Что у нас творится! Из одной крайности в другую. То полная закрытость и секретность сплошная в Совке, то теперь!.. «Проход везде». Такого, кажется, даже и на Западе нет. Чтобы каких-то там депутатов паршивых в спецСИЗО по первому требованию пускали. Однако приходилось верить собственным глазам.)

…Н-да, так вот, то, что предложила ему эта правая рука Вадима Рольфовича!.. Это было серьёзно. Очень серьёзно! Внимания уж, по крайней мере, заслуживало самого пристального. Стать депутатом Госдумы!! Получить неприкосновенность и − выйти!

Паутов возбуждённо заворочался на жёсткой железной шконке.

Б-блядь!.. А чего? Путь... Вполне реальный. Более чем. С его-то бабками и популярностью, да плюс ещё теперь и с поддержкой ЛППР. Да влёгкую! Благо, застрелили там опять кого-то. Очень кстати. Место освободилось... В Мытищах, кажется?..

«Куда, блядищи? В Мытищи!» − припомнился вдруг ему стишок из случайно в своё время попавшей в руки книжонки с подобного рода поэзией, впрочем, чуть ли даже и не самого Баркова! и он невольно ухмыльнулся. − Напутствие, можно сказать. Через века!

Стукнул глазок. Вертухай, судя по всему, ждал от своего кошмарного клиента каких-то новых подвохов и полагал, что затаился тот неспросто и наверняка обдумывает пока некую новую военную хитрость или каверзу. А потому был начеку.

Давай-давай! Бди! Не расслабляйся! Работа у тебя такая, − вяло усмехнулся Паутов, машинально поглаживая пальцами край шконки. Но мысли его почти тотчас же снова вернулись к внеочередным выборам на место убитого так удачно и своевременно депутата и к этому невероятному совершенно шансу. Сам-то он, отказавшись от референдума, не то чтобы смирился с перспективой сидеть, сидеть и сидеть, но и планов никаких конкретных пока не имел. Тем более, что договор же ведь…

(Бред, конечно, полный! какой ещё, в пизду, «договор»?! с кем??!! − однако нарушать его он не собирался; ни-ни-ни! ни под каким видом и ни за что на свете! чувствовал просто интуитивно, что нельзя; нельзя и всё тут! Барьер психологический! Табу. Речь шла о его дочери, о Сашеньке, и, если что, второго чуда не будет. Это-то он знал точно. На клеточном уровне. Так что пусть уж он лучше сам здесь сгниёт. В этом их спецСИЗО. Да ебать всё в рот!! «В этом мире умирать не ново…»)

…Да, так, насчёт планов. Как выбираться-то? Сгнить, конечно, можно в случае чего, но − не хотелось бы. Если честно. (А на хуя?) Впрочем, думать ему и некогда ещё было. Войны сплошные. Как обычно. Сначала с этими двумя уродами (это вспоминалось уже, как в каком-то тумане… точно и не с ним вовсе всё это происходило, не наяву), потом голодовка… Не до планов ему пока было. «Не до песен и не до стихов!» И вот эти выборы! Подарок судьбы, блядь. Хм… Значит, «ещё не кончены войны».

В принципе-то и без поддержки можно было бы, наверное, с одними вкладчиками, − задумчиво покусал нижнюю губу Паутов, − однако… Вот именно, что «однако», − он снова потёр бессознательно ладонью край шконаря. − Да и!.. Хуй его знает. Можно ли. Ставки слишком высоки, чтоб рисковать. Когда свобода на кону стоит! Снимут в последний момент, вот и всё. Жалуйся потом!.. Да и зачем рисковать-то? Если всё само в руки плывёт? Бабок, что ль, жалко? Пусть помогают. Тем более, что ведь они-то всё и придумали. Надо отдать им должное. И в прямом, и в переносном смысле, − Паутов усмехнулся. − Во всех, короче! Смыслах. И желательно налом. Как мне этот депутатишка в конце открытым текстом на ушко шепнул. Вообще они молодцы. Никакой болтологии. Сразу к делу. Столько-то сейчас, столько-то потом. За это мы Вам − то-то, то-то и то-то. Если надо ещё что − без вопросов. Но уже − за дополнительную плату. По прейскуранту. Нет проблем! Да что угодно! Вопрос цены. Вплоть до вынесения фракцией вопроса на обсуждение в Думу, выступлений Рольфовича на митингах и прочее.

Правильно, а чего тут болтать? Ни к чему слова, там, где место делам! − Паутову становилось всё веселее. Вообще он чувствовал себя на удивление легко. Впервые, пожалуй, за все эти кошмарные дни. С момента ареста. С души словно камень какой-то огромный свалился. Забрезжило хоть что-то. И хотелось действовать, действовать, действовать! Действовать!! Вперёд! «Кто за меня? Мы выиграем с вами!» Вперёд!!! Партия ещё не сыграна. Чего это я? Расклеился? Это же был только первый сет. А будет и второй! Будет-будет! Только вперёд!!

…………………………………………………………………….

А ещё через час пришли наконец-то и адвокаты. Голодовка закончилась. Восемь суток почти! Без воды и пищи. «Да столько вообще не живут! − скажут потом потрясённые совершенно адвокаты. − При сухой голодовке пять суток максимум». Но он − выжил.

I.2.

− Фу-у-у!.. − Паутов бросил ручку и, разминая затекшие пальцы, устало откинулся на спинку привинченного к полу стула. Первое время он упорно пытался и отодвинуться ещё на нём от стола (тоже, кстати сказать, намертво привинченного), но теперь привык. − Всё, что ль, на сегодня? Норма?

− Всё, Сергей Кондратьевич! − один из адвокатов принялся аккуратно упаковывать в папки завизированные Паутовым подписные листы, другой начал деловито и сноровисто доставать из портфеля обед. Первое, второе,.. в общем, как положено. Ложки, вилки… Охранники не препятствовали. Видели, конечно, всё прекрасно через свои камеры, но не вмешивались. Вообще присутствие депутатов действовало на них угнетающе. Похоже, они просто не знали, как себя с ними вести. Неприкосновенность же и всё такое прочее. Избранники, блядь, как-никак! Народные.

Депутаты же теперь, после достигнутой с Паутовым договорённости (и в особенности после получения первого взноса!) присутствовали постоянно. Всё из той же фракции ЛППР, естественно.

Паутов вспомнил, как тот, самый первый, правая рука эта (он никак не мог запомнить его фамилию!), давясь от смеха, рассказывал ему потом на ухо:

− Выступает Рольфович на митинге: «Этот жулик!.. Мошенник!!.. Обманувший миллионы!!!..» − Ему показывают: «Всё нормально! Деньги получены». − «Нет, ну, нельзя, конечно, так уж однозначно! Тут и государство виновато…»

И как они потом к ген. прокурору Ирьюшенко на приём ходили. Без Рольфовича, правда, но всё равно. Целой делегацией. Человек десять, кажется.

− Сидит, как петух, в красном пиджаке, и «Ролекс» вот такой вот золотой! − депутат показал, каких именно размеров был «Ролекс» на руке господина ген.прокурора. По тому, как азартно он это делал, видно было, что ему завидно. − Мы спрашиваем: «Чего с Паутовым? У нас избиратели волнуются, замучили уже звонками». − «Всё будет по закону!.. Всё будет по закону!..»

Н-да… Всё это, конечно, развлекало и отвлекало от серых тюремных будней, но определённости, тем не менее, не было пока никакой абсолютно. По сути, всё висело на волоске. Власти, как обычно в таких случаях, менжевались и тянули время. Ни да, ни нет. Ни бе, ни ме. Очередной ход конём Паутова явно застал их врасплох. И это пока спасало. Все кивали только друг на друга, и никто не решался брать на себя ответственности. С одной стороны, нельзя не признать, но, с другой, невозможно не согласиться. А с третьей, следует иметь в виду. «По закону он, конечно, не будучи ос у жденным, имеет право участвовать в выборах, как и любой другой гражданин, но…»

Вот именно, что «но»... Н-да… «Не решался»… А завтра вот как решится кто-нибудь!.. Встанет, блядь, утром злой с бодуна… Позвонит начальнику изолятора!.. Те же листы, скажем. Не дадут подписывать, пару дней протянут под каким-нибудь предлогом − и пиздец. Срок сдачи кончится. «Жалуйтесь! Обращайтесь в суд». Наш самый гуманный в мире.

− Вот что! − Паутов решительно отодвинул от себя тарелку с недоеденным супом (м-мать твою, очень вкусным! как нарочно!). − Давайте-ка я сегодня лучше ударно поработаю. Ещё поподписываю. А пообедаю уж потом. Если успею…

− Да, кстати! − поинтересовался он, наблюдая, как адвокаты, суетясь, достают из своих кейсов новые кипы листов. − Так выяснили что-нибудь про этих двух уродов? Ну, с которыми у меня драка-то была?

− Какая драка, Сергей Кондратьевич? − натурально удивился старший адвокат. − Не было никакой драки. Я сам объяснительные читал. Один чайник на себя по неосторожности опрокинул, а второй со шконки упал. Перелом челюсти в трёх местах, − после паузы безразличным тоном добавил он, поглядывая искоса на Паутова. − Вы в молодости боксом, случайно, не занимались?

− Чем я только в молодости случайно не занимался, − со вздохом пробормотал Паутов, придвигая к себе пачку неподписанных листов и беря ручку. − Какими только глупостями.

− А что это ещё за инцидент? − заинтересованно спросил один из депутатов. − Вы нам не рассказывали. Это здесь с Сергеем Кондратьевичем такое было?

− Здесь, здесь! В самом элитном спецСИЗО №1 ГУИНа России такие вещи творятся, − адвокат мстительно покосился на глазок видеокамеры над дверью. − В пресс-хату Сергея Кондратьевича поместили. По беспределу. Закошмарить решили.

− В пресс-хату? − депутат тоже посмотрел на видеокамеру. − Я вообще-то в кино только такое видел, думал, сказки. А разве это разрешено законом?

− А сейчас у Вас всё нормально, Сергей Кондратьевич? − нарочито-участливо подключился к беседе и второй депутат. Вероятно, им было просто безумно скучно, и они рады были поддержать любую тему. Лишь бы только не молчать. − Нет проблем с сокамерниками?

− Сейчас у меня вообще ничего нет, − вяло сострил Паутов, не переставая ни на секунду подписывать, подписывать, подписывать…Подпись,.. расшифровка,.. дата… Подпись,.. расшифровка,.. дата… Чирк!.. чирк!.. чирк!..

Блядь, как автомат! Конвейер, в натуре. Молоко мне надо давать, за вредность… Или хотя бы суп, − он вспомнил с тоской, какой был сегодня вкусный суп, проглотил слюну, облизнулся и стал подписывать ещё быстрее.

− Ни сокамерников, ни проблем. Я в карцере сижу. За нарушение режима.

− Как в карцере?! − депутаты возмущённо задвигались на своих, непривинченных стульях. (Дежурный им каждый раз их специально приносил, поскольку привинченных в комнате было всего только три. На всех, таким образом, не хватало.) − Что ж Вы раньше-то не сказали? Мы сейчас пойдём к начальнику СИЗО и!..

− Не надо никуда ходить! − Паутов чуть повысил голос, покрывая поднявшийся гомон. Депутаты замолчали. − Не надо, − повторил он уже тише, так и не поднимая глаз. Чирк!.. чирк!.. чирк!.. Подпись,.. расшифровка,.. дата… Чирк!.. чирк!.. Подпись,.. расшифровка... − Меня всё устраивает… (Чирк!..) В карцере даже лучше… (Чирк!..) Спокойнее... (Чирк!..) Одному хоть побыть… Да, и что с газетами?.. (Чирк!..) Разрешили?.. (Чирк!..)

Поскольку в связи со всеми этими подписываниями бесконечными газеты, приносимые адвокатами, Паутов теперь не успевал даже бегло просматривать, то он попросил просто подписать его на всю прессу. А что? Он ещё не осужденный, имеет право! Адвокаты обещали «узнать».

− Разрешили, − адвокаты переглянулись и как-то неуверенно хмыкнули. − Ходили вчера к начальнику, спрашиваем: «Можно ему подписаться на газеты?» − Он отвечает: «Можно».

− Но? − скучно пробормотал Паутов, всё так же тупо подписывая, подписывая, подписывая… Подпись,.. расшифровка,.. дата… Подпись,.. расшифровка,.. дата… Чирк!.. чирк!.. чирк!.. Он, сказать по правде, особо-то и не надеялся. Несмотря на все «законы». Так уж, для очистки совести попросил. Надо же все варианты попробовать. − Я отчётливо слышу в Ваших словах «но».

− «Но читать нельзя!»

− Что?! − Паутов от изумления сбился и чуть не испортил подписной лист. Расписавшись не там, где следовало. Не в той графе. А-а, блядь!.. − Это шутка?

− Какие шутки! Так и сказал: «Но читать нельзя! В камеру газет мы ему не дадим. Подписаться он по закону может, да. Но про чтение в законе ни слова!»

Паутов некоторое время молча смотрел на адвокатов, потом снова хладнокровно принялся за свою работу:

− Ясно.

…………………………………………………………………….

− На вызов с документами!

− Десять минут! − автоматически крикнул в ответ Паутов, удивлённо глядя на дверь. Чего это они сегодня так рано? Ни свет, ни заря. Может, стряслось что?

…………………………………………………………………….

− Проходим!

Паутов мгновенно насторожился. Э-эт-то ещё что? Каждый раз он брал с собой на вызов свой запечатанный конверт со стихотворением, и каждый раз разводящий, просматривая его бумаги, заставлял оставить конверт в камере. Это у них превратилось уже в своего рода ритуал. В игру! И вдруг!.. Даже бумаги не просмотрел. Такого ещё вообще никогда не бывало! Что за хуйня? Прокладка, что ль? Поганку мне какую-то опять заворачивают? Может, это и не к адвокатам вовсе меня никаким ведут? Демоны!

Лестница,.. сирена,.. дверь с кодом… знакомый коридор… Ну?!

− Дальше!

Та-ак, точно!.. «Дальше», это уже не к адвокатам. А в логово, блядь, к каким-то пиздам!! Осталось только теперь выяснить, к каким именно. Сейчас выясним. Ждать, судя по всему, совсем недолго осталось. В лучшем случае пару поворотов по коридору.

Разводящий предупредительно распахнул перед Паутовым дверь какого-то кабинета:

− Заходите!

Набоков. «Приглашение на казнь». Роман в трех частях. Часть вторая. «Приглашение»… Ну, раз так вежливо приглашают!.. − с иронией подумал Паутов, «заходя». – Как же, блядь, я могу отказаться? Воспитание не позволяет. Пажеский корпус плюс тюремные университеты… Pardonnez-moi, messieux! В натуре.

Ого! − изумился он. − Да их здесь, блядь, целый шабаш.

Всё местное начальство было в сборе. Все замы во главе с самим господином начальником. Плюс еще некто в штатском. Сидящий в кресле немолодой уже, представительный мужчина. По тому, как уверенно он держался, сразу было видно, что он-то и есть тут сегодня самый главный.

Проверяющий какой-то, наверное, − хмыкнул Паутов. − Из ГУИНа или из прокуратуры.

Мужчина в штатском, между тем, неторопливо, с ленцой приподнялся ему навстречу.

− Здравствуйте, Сергей Кондратьевич!

− Здравствуйте.

Рукопожатия не было.

Мужчина кивнул небрежно на стоящий в углу около двери стул:

− Присаживайтесь.

− Спасибо.

Паутов присел.

− Я старший прокурор по надзору Генеральной прокуратуры, – представился мужчина…

(Ну, точно!)

…Решил вот с Вами побеседовать...

(«Решил» он!.. Ну, давай! «Побеседуем».)

…Генпрокуратура курирует только два изолятора: этот и ФСБ-эшный…

(Лефортово, что ль?)

…Так на что Вы жалуетесь?

− (На что я жалуюсь? Да на всё!! Хуй ли я вообще здесь делаю?!) Да на!!.. Кхе!.. Кхе!.. (Тьфу, чёрт! Так чуть было вслух всё это ему и не выпалил.) На нарушения моих конституционных прав по защите, к примеру. О какой защите можно говорить, если кабинет для свиданий с адвокатом просматривается и прослушивается, а все мои записи, сделанные в ходе встречи с адвокатом, также внимательно просматриваются и изучаются тюремной администрацией.

− Просматривать кабинеты разрешено законом, – спокойно заметил господин прокурор.

(А, ну да! «Тебя поставили подсматривать, а ты подслушиваешь».)

− А насчет подслушивания Вы не правы. Кабинеты не прослушиваются. Звук в камерах выключен.

(Да-да!.. Говори-говори!..)

Паутов поиграл желваками. Он уже начал закипать. «Выключен», блядь!.. Спокойнее!!

− Ладно, хорошо, – помолчав немного, примирительно произнёс он. – Я не верю, что кабинеты не прослушиваются, но прекрасно понимаю, что доказать тут ничего невозможно. Поэтому оставим прослушивание в покое. Выключен, так выключен. Но записи почему просматриваются? О какой, гарантированной Конституцией, конфиденциальности защиты может тогда идти речь? Если все мои планы сразу же становятся известны следствию?

− Мы не сотрудничаем со следствием. Мы подчиняемся лишь Главному Управлению Исполнения Наказаний. Мы совершенно независимая структура, – это подключился к разговору и господин начальник тюрьмы. Следственного изолятора, пардон.

Паутов посмотрел на него с понятным раздражением. Поначалу, правда, лёгким, но, по мере выслушивания дальнейших «разъяснений» господина начальника, всё возрастающим. Да, так, конечно, беседовать трудно, когда с тобой разговаривают, как с полным идиотом или грудным младенцем.

«Мы независимая структура»!.. А кто вас, простите, контролирует? Генпрокуратура. Вот старший прокурор её передо мной сидит собственной персоной. А кто дело моё ведет? Следственный комитет МВД. А их кто контролирует, с кем они «сотрудничают», у кого все санкции в отношении меня получают? Тоже в Генпрокуратуре. А если, скажем, Генпрокуратура поддерживала ходатайство следствия о продлении в отношении меня сроков содержания под стражей, то разве она не оказывается автоматически заинтересованной стороной? Ведь, если меня, к примеру, потом на суде оправдают, то и у следствия, и у прокуратуры могут возникнуть серьезные неприятности. Как это вы невиновного человека столько времени в тюрьме продержали? Куда, спрашивается, вы смотрели? Это что, не очевидно всё? И вы ещё чего-то там про «независимость» лопочете?!

− Зачем же тогда вообще специальные кабинеты для встреч с адвокатами делать? Давайте будем беседовать непосредственно в присутствии ваших сотрудников! Раз они такие независимые! В целях поддержания порядка в здании изолятора. Но почему-то закон отдельные кабинеты предусматривает! И даже прослушивать их запрещает.

− Мы ничего не прослушиваем…