XXXVIII 11 страница. – Привет, парень, – сказала она.

– Привет, парень, – сказала она.

Конь настороженно посмотрел на нее.

Хейзел решила, что это не бесхозный конь. Он был слишком хорошо ухожен – у диких лошадей не бывает такой холеной шкуры. Если бы подойти к нему поближе… Что? Она могла бы найти его хозяина? Вернуть?

«Нет, – подумала она. – Я просто хочу покататься».

Она подошла к коню футов на десять, и конь отбежал в сторону. Остаток дня Хейзел пыталась поймать его – подходила совсем‑ совсем близко, но тот каждый раз убегал.

Она потеряла счет времени, что было объяснимо: ведь солнце не заходило весь день. Наконец Хейзел остановилась у ручейка утолить жажду, потом посмотрела на небо, думая, что сейчас часа три дня. Из долины до нее донесся свисток поезда, и девушка поняла, что это вечерний рейс на Анкоридж, а значит, уже часов десять вечера.

Она сердито посмотрела на коня, который мирно пасся по другую сторону ручейка.

– Ты что, хочешь, чтобы у меня были неприятности?

Конь заржал. И тут… Наверно, это ей показалось. Конь понесся прочь, слившись в черно‑ желтое пятно. Он мчался быстрее молнии, так быстро, что глаз едва успевал следить за ним. Хейзел не поняла, каким образом, но конь определенно исчез из вида.

Она уставилась на то место, где только что стоял жеребец. Из земли курился дымок.

Свисток паровоза снова разнесся по холмам, и Хейзел осознала, какие неприятности ее ждут. Она понеслась к дому.

Ее матери не было. На секунду Хейзел почувствовала облегчение. Может быть, мать задержалась на работе. Может быть, сегодня им не надо будет никуда идти.

Потом Хейзел заметила беспорядок в комнате. Занавеска, отделявшая ее уголок, была сорвана, сундучок раскрыт, вещи разбросаны по полу. Матрас ее был вспорот, словно его разодрал лев. Но хуже всего было то, что ее блокнот разорвали на мелкие клочки. Все цветные карандаши оказались переломаны. Подарок Плутона ко дню рождения, единственная ее роскошная вещь, был уничтожен. К стене была приколота записка, написанная красным карандашом на последнем оставшемся листочке из ее блокнота. Почерк принадлежал не матери. «Противная девчонка. Жду на острове. Не разочаруй меня». Хейзел в отчаянии зарыдала. Ох, как ей не хотелось подчиняться. Ее подмывало убежать, вот только бежать было некуда. И потом, ее мать была в ловушке. Голос говорил, что их миссия почти выполнена. Если Хейзел будет помогать и дальше, то мать скоро будет свободна. Хейзел не верила голосу, но другого варианта не видела.

Она села в лодку – маленький ялик, купленный ее матерью за несколько золотых самородков у рыбака, который на следующий день погиб, запутавшись в своих сетях. Лодка у них была только одна, но Королева Мари, казалось, иногда могла попадать на остров без всяких лодок. Но за это время Хейзел научилась не задавать матери лишних вопросов.

Даже в середине лета в заливе Воскресения плавали льдинки. Мимо ее лодки скользили тюлени, поглядывали на нее, надеясь получить рыбьи потроха. В середине залива водная поверхность взгорбилась лоснящейся китовой спиной.

Как и всегда, покачивание лодки вызвало у Хейзел тошноту. Один раз она остановилась – ее вырвало за борт. Солнце наконец скатилось к кромке гор, отчего небеса приобрели кроваво‑ красный оттенок.

Хейзел гребла к устью залива. Прошло несколько минут – она повернулась и посмотрела вперед. Перед ней из тумана материализовался остров – небольшой кусочек суши, состоящий из сосен, камней и снега с полосой черного песка вдоль берега.

Если у острова и было название, то она его не знала. Один раз Хейзел совершила ошибку – спросила про название у местных жителей, но они посмотрели на нее так, словно она спятила.

– Нет там никакого острова, – сказал один старый рыбак, – будь он там, я бы тысячу раз его видел.

До берега Хейзел оставалось ярдов пятьдесят, когда на корму лодки сел ворон. Это была холеная черная птица – большая, размером с орла, с неровным клювом, похожим на обсидиановый нож.

Его сверкающие глаза светились разумом, и потому Хейзел не очень удивилась, когда птица заговорила.

– Сегодня, – прокаркала птица, – последняя ночь.

Хейзел выпустила из рук весла. Она пыталась понять, предупреждает ли ее ворон, советует ли или дает обещание.

– Тебя послал мой отец? – спросила она.

Ворон наклонил голову.

– Последняя ночь. Сегодня.

Он ударил клювом по борту лодочки, а потом полетел на остров.

«Последняя ночь, – сказала себе Хейзел. Она решила воспринять это как обещание. – Что бы она мне ни сказала, я сделаю эту ночь последней».

Эта решимость придала ей силы догрести до берега. Нос лодки врезался в песок, зашуршал в тонком слое льда и черного ила.

За прошедшие месяцы Хейзел с матерью протоптали тропинку от берега в лес. Девушка пошла в глубь острова, стараясь держаться тропинки. Остров был полон опасностей, как естественных, так и магических. Сквозь бурелом пробирались медведи. Сквозь деревья проплывали сияющие белые духи, имеющие отдаленно человеческое обличье. Хейзел не было известно, что это за духи, но она знала: они наблюдают за ней, надеются, что она попадет в их лапы.

В центре острова находились два массивных черных камня, образующих вход в туннель. Хейзел вошла в пещеру, которую называла «Сердце земли».

Это было единственное по‑ настоящему теплое место, которое Хейзел нашла на Аляске. Здесь пахло свежевспаханной землей. От сладковатого, влажного тепла Хейзел потянуло в сон, но она поборола это желание. Она представила, что если заснет здесь, то ее тело провалится сквозь земляной пол и превратится в перегной.

Пещера была большая, как церковь, вроде собора Святого Луиса на Джексон‑ сквер в ее родном городе. Стены покрывал светящийся мох – зеленый, красный, фиолетовый. Все помещение гудело от избытка энергии, от стен эхом отдавалось «бум, бум, бум», что напоминало Хейзел биение сердца. Может быть, это бились об остров морские волны, но Хейзел так не думала. Это было живое место. Земля здесь спала, но пульсировала энергией. Земле снились такие злобные, такие судорожные сны, что Хейзел теряла связь с реальностью.

Гея хотела поглотить ее «я», как она поглотила мать Хейзел. Она хотела поглотить всех людей, богов и полубогов, которые осмелились ходить по ней. «Вы все принадлежите мне, – монотонно, словно колыбельную песню, бормотала Гея. – Сдайся. Вернись в землю».

«Нет, – думала Хейзел. – Меня зовут Хейзел Левеск. Ты не получишь меня».

Над ямой стояла Мари Левеск. За шесть месяцев ее волосы поседели. Она похудела. Руки у нее стали корявые от тяжелой работы. На ней были высокие болотные сапоги, грязная белая рубаха, позаимствованная из столовой. В таком виде ее невозможно было принять за королеву.

– Слишком поздно. – Надтреснутый голос ее матери эхом разнесся по пещере. Хейзел с ужасом поняла, что это был голос матери – а не Геи.

– Мама?

Мари повернулась. Глаза ее были открыты. Она не спала и была в полном сознании. Хейзел должна была бы испытать облегчение, но вместо этого лишь занервничала еще сильнее. Ее мать всегда говорила чужим голосом, когда они находились на острове.

– Что я наделала? – беспомощно спросила мать. – Ах, Хейзел, что я с тобой сделала?

Она в ужасе уставилась на то, что было в яме.

Вот уже несколько месяцев, четыре или пять раз в неделю, они, как требовал того голос, приходили сюда. Хейзел плакала, она падала от усталости, она умоляла, она впадала в отчаяние. Но голос, который контролировал ее мать, постоянно заставлял ее подчиняться. «Приноси ценности из земли. Пользуйся своим даром, дитя. Принеси мне мое самое ценное достояние».

Поначалу ее усилия вызывали только ухмылку. Трещина в земле заполнилась золотом и драгоценными камнями, варившимися там, в густом нефтяном бульоне. Это напоминало сокровища дракона, погруженные в яму со смолой. Потом постепенно стал появляться скальный росток, похожий на большой бутон тюльпана. Он увеличивался так медленно, ночь за ночью, что Хейзел не замечала его роста. Ей нередко приходилось всю ночь сосредотачиваться, чтобы растить его, ее душа и разум истощались, но Хейзел не замечала разницы. Но росток тем не менее увеличивался в размерах.

Теперь Хейзел увидела, как многого она добилась. Росток достиг высоты в два этажа, из маслянистой трясины высовывался вихрь каменных щупалец, напоминавший наконечник копья. Внутри светилось что‑ то раскаленное. Хейзел не видела, что это, но знала, что именно происходит. Из серебра и золота формировалось тело, в жилах которого текла нефть вместо крови, а сердце было из алмазов. Хейзел воскрешала сына Геи.

Мать упала на колени и зарыдала.

– Прости меня, Хейзел, прости.

Она казалась беспомощной, одинокой и ужасно печальной. Хейзел, наверное, должна была прийти в ярость. «Прости?» Она целый год прожила в страхе перед матерью. Она выслушивала упреки и брань – мать обвиняла ее в своей погубленной жизни. Мать обращалась с ней как с последней дрянью; ее вывезли из дома в Новом Орлеане в эту холодную глушь, где злобная богиня помыкала ею как рабыней. Простить? Она должна была бы ненавидеть свою мать.

Но Хейзел не чувствовала в душе злости. Она встала на колени и обняла мать – от нее остались только кожа да кости. Да еще грязная рабочая одежда. Она дрожала даже в этой теплой пещере.

– Что мы можем сделать? – спросила Хейзел. – Скажи мне, как остановить это.

Мать покачала головой.

– Она отпустила меня. Она знает, что уже слишком поздно. Ничего нельзя сделать.

– Она?.. Голос? – Хейзел боялась спугнуть надежду, но если ее мать была и в самом деле свободна, то ничто больше не имело значения. Они могут уехать отсюда. Они могут убежать назад в Новый Орлеан. – Она ушла?

– Нет, она здесь. – Мать в испуге оглядела пещеру. – Ей от меня теперь нужно только одно. И для этого ей нужна моя добрая воля.

Хейзел не понравились эти слова.

– Уйдем отсюда, – попросила она. – Эта штука в скале… она собирается вылупиться.

– Да, совсем скоро, – согласилась мать. Она с такой нежностью посмотрела на Хейзел – та и не помнила, когда в последний раз видела такую любовь в глазах матери. Девушка чувствовала, как комок рыданий копится у нее в груди.

– Плутон предупреждал меня, – всхлипнула мать. – Он говорил, что мое желание слишком опасно.

– Твое… твое желание?

– Все подземные богатства, – сказала она. – Он контролировал их. А я их хотела. Я так устала быть бедной, Хейзел. Так устала. Сначала я вызвала его… чтобы проверить, смогу ли. Я никогда не думала, что старый талисман сможет воздействовать на бога. Но он стал ухаживать за мной, говорил, что я красивая и отважная… – Мать уставилась на свои мозолистые, заскорузлые руки. – Он так гордился и радовался, когда родилась ты. Он обещал мне все, что я попрошу. Он поклялся на реке Стикс. Я попросила все его богатства. Он предупредил меня, что корыстные желания ведут к печальным последствиям. Но я настаивала. Я воображала, что буду жить королевой – жена бога! И ты… ты получила это проклятие.

Хейзел почувствовала – ее распирает так, что вот‑ вот разорвет изнутри, как этот росток в яме. Горе вскоре невозможно будет удержать внутри, и кожа ее треснет под этим напором.

– Так я поэтому нахожу всякие вещи под землей?

– И поэтому они приносят нам только несчастья. – Ее мать слабой рукой обвела пещеру. – И вот так она нашла меня, так она могла управлять мною. Я была зла на твоего отца. Я винила во всем тебя. Я была в таком отчаянии, что подчинилась голосу Геи. Я была глупа.

– Но мы, наверно, можем что‑ то предпринять! – воскликнула Хейзел. – Скажи мне, как ее остановить.

Земля задрожала. Голос Геи, существующий отдельно от ее тела, разнесся по пещере.

«Мой старшенький восстает, – сказал голос. – Самое драгоценное, что есть в земле, и ты вызвала его из глубин, Хейзел Левеск. Ты возродила его. Его пробуждение невозможно остановить. Осталось только одно».

Хейзел сжала кулаки. Она была в ужасе, но теперь, когда ее мать свободна, она чувствовала, что наконец‑ то может восстать против своего врага. Это существо, эта богиня зла погубила их жизни. Хейзел не могла допустить, чтобы она одержала над нею победу.

– Я больше не буду тебе помогать! – крикнула она.

«Но мне больше и не нужна твоя помощь, девочка. Я тебя позвала по одной причине. Твоей матери требовался… стимул».

– Матери? – У Хейзел перехватило горло.

– Ах, Хейзел. Если можешь, прости меня, пожалуйста… ты должна знать, я делала это только из любви к тебе. Она обещала оставить тебя в живых, если…

– Если ты пожертвуешь собой, – проговорила Хейзел, с ужасом осознавая правду. – Ты нужна ей, чтобы добровольно отдать жизнь, и тогда возродится вот это.

«Алкионей, – сказала Гея. – Старший из гигантов. Он должен восстать первым. И здесь будет его новый дом – вдали от богов. Он будет бродить по этим обледенелым горам и лесам. Он соберет армию чудовищ. Пока боги разделены и сражаются друг с другом в этой мировой войне смертных, он пошлет свои армии, чтобы уничтожить Олимп».

Сны богини земли были такие мощные, что отбрасывали тени на стены пещеры – призрачные двигающиеся изображения нацистских армий, опустошающих Европу, японские самолеты, уничтожающие американские города. Наконец Хейзел поняла. Боги Олимпа разделились в своей поддержке враждующих сторон, как это происходило всегда, когда воевали смертные. Пока боги будут сражаться друг с другом до полного изнеможения, на севере соберется армия чудовищ. Алкионей оживит своих братьев‑ гигантов и отправит на завоевание мира. Ослабленные боги проиграют сражение. Борьба смертных будет продолжаться много десятилетий, пока все цивилизации не погибнут, а богиня земли не проснется полностью. Гея будет править вечно.

«Все это, – мурлыкала богиня, – благодаря жадности твоей матери и твоему проклятию: умению находить богатства. Мне бы на это в моем сонном состоянии потребовались долгие десятилетия, может быть, даже века, прежде чем я набралась бы сил, чтобы самой воскресить Алкионея. А теперь он пробудится очень скоро. А вместе с ним и я!»

С жуткой уверенностью Хейзел вдруг поняла, что теперь произойдет. Единственное, что требовалось Гее, это добровольная жертва – чтобы пробудить Алкионея, нужно поглотить душу. Ее мать сойдет в земную трещину и прикоснется к этому жуткому ростку – и будет поглощена.

– Хейзел, уходи. – Ее мать, пошатываясь, поднялась. – Она оставит тебя в живых, но ты должна поспешить.

Хейзел вполне могла себе это представить. И это было самое страшное. Гея выполнит условия соглашения и оставит ее в живых. Хейзел доживет до конца света, зная, что она причина его гибели.

– Нет. – Хейзел приняла решение. – Я не хочу жить. Не такой ценой.

Она заглянула глубоко в свою душу. Воззвала к своему отцу – владыке подземного мира, вызвала все богатства, хранящиеся там. Пещеру сотрясло.

Вокруг зародыша Алкионея забулькала нефть, потом она вспенилась и начала выплескиваться, как из кипящего котла.

«Не валяй дурака, – сказала Гея, но Хейзел почувствовала тревогу в ее голосе, может быть, даже страх. – Ты погубишь себя – и все без толку! Твоя мать все равно умрет!»

Хейзел едва не засомневалась. Она помнила обещание отца: настанет день – и она избавится от проклятия. Потомок Нептуна принесет ей мир. Он даже говорил, что она, может быть, найдет собственного коня. Возможно, странный жеребец в холмах предназначался ей? Но ничего этого не будет, если Хейзел умрет сейчас. Она никогда не увидит Сэмми, не вернется в Новый Орлеан. Ее жизнь закончится на тринадцатом году – горькие годы и несчастный конец.

Хейзел встретилась взглядом с матерью. Единственный раз ее мать не казалась печальной или сердитой. Ее глаза светились гордостью.

– Ты была моим даром, Хейзел, – сказала она. – Моим самым драгоценным даром. Какой я была глупой, думая, что мне чего‑ то не хватает, когда у меня была ты.

Она поцеловала Хейзел в лоб и прижала к себе. Ее тепло придало Хейзел сил. Пусть они умрут, но не жертвуя собой ради Геи. Хейзел инстинктивно чувствовала, что их последнее действие лишит Гею сил. Их души отправятся в Царство Мертвых, но Алкионей не восстанет… но крайней мере, пока.

Хейзел собрала в кулак остатки сил. Воздух стал обжигающе горячим. Росток начал погружаться. Драгоценные камни и золотые самородки полетели из трещины с такой силой, что ударялись о стены пещеры, рикошетировали и обжигали кожу Хейзел даже через куртку.

«Прекрати это! – потребовала Гея. – Ты не сможешь предотвратить его возрождение. В лучшем случае ты отсрочишь его – на несколько десятилетий. На полвека. Ты хочешь разменять на это ваши жизни?»

И Хейзел дала ей достойный ответ.

«Последняя ночь», – сказал ворон.

Щель в земле взорвалась. Кровля обрушилась. Хейзел прижалась к матери и погрузилась в темноту, потом нефть наполнила ее легкие, и остров обрушился в залив.

XVIII

Хейзел

– Хейзел! – Фрэнк дернул ее за руку. В его голосе слышалась паника. – Эй, Хейзел! Да приди ты в себя!

Девушка открыла глаза, С ночного неба сверкали звезды. Лодка больше не раскачивалась. Хейзел лежала на твердой земле, рядом с ней – ее завернутый в материю меч и рюкзак.

Она неуверенно села, голова у нее кружилась. Они находились на утесе, выходящем на берег. В сотне футов от них серебрился океан. Волны тихо набегали на корму их лодчонки. Справа от нее, прилипнув к краю утеса, расположилась небольшая башенка с прожектором в шпиле. Маяк – догадалась Хейзел. У них за спиной шелестел в траве ветер.

– Где мы? – спросила она.

– Слава богу, ты проснулась! – выдохнул Фрэнк. – Мы находимся в Мендосино, милях в ста пятидесяти к северу от Золотых Ворот.

– В ста пятидесяти милях? – простонала Хейзел. – Это я так надолго вырубилась?

Перси встал на колени рядом с ней, морской ветер трепал ее волосы. Он положил руку на лоб девушки, словно проверяя, нет ли у нее температуры.

– Мы не могли тебя разбудить. Потом решили вынести на берег. Мы думали, может, у тебя морская болезнь…

– Это была не морская болезнь. – Хейзел глубоко вздохнула. Больше она не могла скрывать от них правду. Она помнила слова Нико: «Если эти воспоминания станут возвращаться к тебе во время сражения…»

– Я… я не была искренна с вами, – сказала она. – Я просто отключилась. Со мной такое случается… иногда.

– Отключилась? – Фрэнк взял Хейзел за руку, и это испугало ее… хотя испуг был приятный. – Это болезнь такая? Почему же я прежде не замечал?..

– Я пытаюсь скрывать это, – призналась Хейзел. – Пока мне везло, но мое состояние ухудшается. На самом деле это не болезнь вовсе. Нико говорит, что это побочный эффект моего прошлого, того места, где он меня нашел.

По внимательному взгляду зеленых глаз Перси трудно было понять, что у него на уме. Хейзел не могла сказать, то ли он беспокоится за нее, то ли эти слова насторожили его.

– А где именно Нико тебя нашел? – спросил он.

Язык у Хейзел стал словно ватный. Она боялась, что если начнет рассказывать, то опять соскользнет в прошлое. Но ребята заслуживали того, чтобы знать правду. Если она подведет их в поиске, вырубится, когда будет нужна им больше всего… нет, эта мысль была невыносима.

– Я объясню, – сказала Хейзел. Она полезла в свой рюкзак. Глупо, но она забыла взять бутылку с водой. – У нас есть… вода?

– Да. – Перси выругался на греческом. – Тьфу, идиотизм какой. Я оставил свои вещи внизу – в лодке.

Ей ох как не хотелось просить о помощи, но, придя в сознание, Хейзел чувствовала себя обессиленной, и во рту пересохло, словно последние несколько часов она провела одновременно и в прошлом и в будущем. Девушка забросила на плечо рюкзак и меч.

– Ничего… я сама…

– И думать об этом не смей, – сказал Фрэнк. – Сначала тебе нужно поесть и попить. Я сейчас принесу.

– Нет, я схожу. – Перси посмотрел на руку Фрэнка, сжимавшую пальцы Хейзел, потом обвел взглядом горизонт, словно чуя надвигающуюся беду, но там ничего не было видно – один маяк и поросшее травой поле, уходящее внутрь материка. – Оставайтесь здесь. Я сейчас вернусь.

– Ты уверен? – слабым голосом проговорила Хейзел. – Я не хочу, чтобы ты…

– Все в порядке. Фрэнк, ты тут смотри в оба. Что‑ то в этом месте… не знаю.

– Я буду ее охранять, – пообещал Фрэнк.

Перси побежал к лодке.

Когда они остались вдвоем, Фрэнк понял, что все еще держит руку Хейзел. Он откашлялся и отпустил ее.

– Я… ммм… кажется, понимаю эти твои отключения, – сказал он. – И знаю, откуда ты появилась.

– Знаешь? – Сердце у нее екнуло.

– Ты так отличаешься от других девчонок. – Фрэнк моргнул, потом поспешил продолжить: – Но… не в худшую сторону отличаешься. То, как ты говоришь… то, что тебя удивляет, – ну, там, песни или телешоу. Или жаргонные словечки. Ты говоришь о своей жизни так, словно жила много лет назад. Ты родилась в другие времена. Ты пришла из Царства Мертвых.

Хейзел хотелось заплакать. Но не потому что ей было грустно, а потому что она испытала облегчение, услышав правду о себе. Фрэнк, казалось, не испытывал отвращения или страха. Он не смотрел на нее как на призрака или на жуткого, неупокоенного зомби.

– Фрэнк, я…

– Мы что‑ нибудь придумаем, – пообещал он. – Теперь ты жива. И мы сделаем так, что ты будешь жить и дальше.

За их спинами зашуршала трава. На холодном ветру у Хейзел жгло глаза.

– Я не заслуживаю такого друга, как ты, – сказала она. – Ты не знаешь, что я такое… что я сделала.

– Прекрати, – сердито велел Фрэнк. – Ты замечательная! И потом, не только у тебя есть тайны.

– Не только у меня?.. – Хейзел уставилась на него. Фрэнк хотел было что‑ то сказать, но вдруг напрягся.

– Что?

– Ветер прекратился.

Она оглянулась – Фрэнк и в самом деле был прав. Воздух стал совершенно неподвижным.

– И что? – спросила она.

Фрэнк проглотил слюну.

– А почему же тогда трава по‑ прежнему колышется?

Краем глаза Хейзел увидела, что по полю движутся какие‑ то темные тени.

– Хейзел! – Фрэнк попытался подхватить ее под руки, но слишком поздно.

Что‑ то ударило его в спину. Потом какая‑ то сила – словно ураган в траве – подхватила Хейзел и потащила в поле.

XIX

Хейзел

Хейзел трудно было удивить необычными явлениями. Она видела свою мать, одержимую богиней земли. Она сама сотворила гиганта из золота. Она создала остров, умерла и вернулась из Царства Мертвых.

Но чтобы ее похищало поросшее травой поле? Это было что‑ то новенькое!

Девушке казалось, будто ее засасывает в воронкообразное облако из растений. Она слышала о современных певцах, которые прыгают в толпу поклонников, а потом их передают над головами тысячи рук. Хейзел показалось, что нечто подобное происходит и с ней, только она двигалась в тысячу раз быстрее, а листья травы не были похожи на руки восторженных поклонников.

Она не могла сесть. Не могла прикоснуться к земле. Ее меч все еще находился в скатке, заброшенной на спину, но до нее невозможно было дотянуться. Растения не позволяли Хейзел управлять своим телом, швыряли ее из стороны в сторону, хлестали по лицу и рукам. Сквозь мелькающие зеленые, желтые и черные стебли она едва различала звезды.

Где‑ то вдалеке замер крик Фрэнка.

Мысли ее путались, но в одном Хейзел была уверена: она двигается, и двигается быстро. Куда бы ее ни несло, вскоре она будет так далеко, что друзья не смогут ее найти. Хейзел устремила мысли под землю. Золото, серебро – что угодно, за что можно было бы зацепиться.

Она ничего не почувствовала. Драгоценностей под землей – ноль!

Хейзел едва не впала в отчаяние, но тут почувствовала какую‑ то холодную точку под собой. Она со всей силой воли зацепилась за этот мысленный якорь. Внезапно земля загудела. Вихрь растений отпустил ее, и Хейзел подбросило вверх, словно снаряд из катапульты.

Она тут же почувствовала невесомость и открыла глаза. Перевернулась в воздухе. Земля была футах в двадцати под нею. И девушка начала падать. Тут сработала ее боевая подготовка. Хейзел училась падать из когтей гигантских орлов и теперь свернулась в клубок, превратила удар в переворот и вскочила на ноги.

Хейзел скинула скатку с плеча и вытащила меч. В нескольких ярдах слева от нее из моря травы торчала выскочившая на поверхность скала размером с хороший гараж для автомобиля. Хейзел поняла, что это и послужило для нее якорем. Она силой воли вызвала на поверхность эту скалу.

Трава шуршала вокруг нее. Сердитые голоса встревоженно шипели на массивный камень, остановивший их продвижение. Прежде чем они успели перегруппироваться, Хейзел подбежала к скале и забралась на ее вершину.

Трава раскачивалась и шелестела вокруг нее, словно щупальца гигантской анемоны. Хейзел чувствовала разочарование похитителей.

– Что, на этом вы не можете расти? – закричала она. – Убирайтесь, вы, куча сорняков! Оставьте меня в покое!

– За сланец, – сказал сердитый голос из травы.

– Что‑ что? – Брови Хейзел поползли вверх.

– За сланец! Зацепилась за сланец! Здоровенный кусок сланца!

Монахиня в академии Святой Агнессы как‑ то раз вымыла Хейзел рот щелочным мылом за то, что она произнесла схожее по звучанию слово, а потому она немного растерялась… Потом вокруг каменного острова из травы материализовались ее похитители. Поначалу девушке показалось, что они похожи на ангелов с рождественских открыток – десяток пухлолицых ангелочков. Но когда они приблизились, Хейзел поняла, что это вовсе не ангелы и совсем даже не хорошенькие.

Размером они были с маленьких детей, с пухлыми телами и физиономиями, но кожа у них имела странный зеленоватый оттенок, словно по их жилам тек хлорофилл. У них были хрупкие, ломкие крылья, похожие на засохшие листья кукурузных початков, и хохолки белых волос, напоминающих колосья. С их изможденных лиц с прилипшими к ним зернами смотрели зеленые глаза, из ртов торчали хищные клыки.

Самое крупное из этих существ в желтой набедренной повязке и с торчащими во все стороны волосами‑ колосьями выступило вперед. Оно зашипело на Хейзел, раскачиваясь из стороны в стороны так быстро, что набедренная повязка едва не свалилась с него.

– Ненавижу этот сланец! – жалобным голосом воскликнуло существо. – Пшеница не может расти!

– Сорго не может расти! – выкрикнул еще один «ангелочек».

– Ячмень! – завопил третий. – Ячмень не может расти. Будь проклят этот сланец!

Колени Хейзел задрожали. Над маленькими существами можно было бы посмеяться, но они окружили ее кольцом, пялились зелеными глазами и злобно скалились. Они были похожи на ангелочков‑ пираний.

– Вы имеете в виду этот камень? – сумела выговорить девушка. – Этот камень называется сланец?

– Да, камень! Сланец! – прокричало первое существо. – Плохая порода.

Хейзел начала понимать, почему этот кусок камня отозвался на ее зов.

– Это драгоценный камень? Он ценный?

– Ха! – сказал тот, на котором была желтая набедренная повязка. – Глупые местные жители делали из него всякие побрякушки. Ценный? Может быть. Но не ценнее пшеницы.

– Или сорго!

– Или ячменя!

Заговорили и другие, называя различные виды зерновых. Они окружили скалу, не предпринимая попыток взобраться на нее – по крайней мере, пока. Если они решат схватить Хейзел, то от такой большой стаи ей не отбиться.

– Вы служите Гее, – сказала она, в основном для того, чтобы заставить их говорить и дальше. Может быть, Перси и Фрэнк где‑ то неподалеку. Может быть, они увидят ее высоко над полем на этом камне. Жаль, что ее меч не светится, как у Перси…

Купидон в желтой повязке зарычал.

– Мы – карпои, духи зерна. Да, мы дети матери‑ земли! Мы ее слуги, испокон веков и навсегда. Прежде чем злые люди окультурили нас, мы были дикими. И мы снова одичаем. Пшеница уничтожит все.

– Нет, править будет сорго!

– Главнее всех будет ячмень!

К этим голосам присоединились другие, каждый из карпои славил свой вид растений.

– Отлично. – Хейзел поборола в себе отвращение. Значит, ты – пшеница, я говорю, вот ты – в желтых… штанах.

– Ммм, – пробормотал Пшено, – слезай со своего сланца, полубог. Мы должны отвести тебя к армии нашей хозяйки. Они нас наградят. Они убьют тебя медленно!

– Соблазнительное предложение, – сказала Хейзел. – Но спасибо, я вынуждена отказаться.

– Я дам тебе пшеницу! – сказал Пшено, словно предлагая ей равноценную замену за жизнь. – Очень много пшеницы!

Хейзел попыталась оценить ситуацию. Как далеко ее унесли? Сколько времени понадобится Фрэнку и Перси, чтобы ее найти? Карпои наглели, приближались к камню парами и тройками, скребли сланец, чтобы проверить, не повредит ли он им.

– Прежде чем я спущусь, – девушка повысила голос, надеясь, что его разнесет по полю, – объясните мне кое‑ что. Если вы духи зерна, то разве вы не должны быть на стороне богов? Разве богиня земледелия и плодородия Церера…

– Дрянное имя! – завопил Ячмень.

– Она окультуривает нас! – брызгая слюной, воскликнул Сорго. – Заставляет нас расти правильными рядами! Позволяет людям пожинать нас. Тьфу! Когда Гея снова станет хозяйкой мира, мы будем расти, как захотим! Да!

– Ну да, конечно… И значит, эта ее армия, куда вы меня несете в обмен на пшено…

– Или ячмень, – предложил Ячмень.