Глава 42

В тридцать пять минут седьмого Беатрис Йонасен, секретарша адвокатской фирмы «Тумте и Эре», подавила зевок и попыталась вспомнить, в каком фильме она видела тренч, похожий на тот, в который была одета стоявшая перед ней женщина. Какой-то с Одри Хэпберн. «Завтрак у Тиффани»? Кроме того, на ней была шелковая косынка и солнцезащитные очки в стиле шестидесятых. Женщина поставила сумку на стойку, сказала, что принесла ее по договоренности с Яном Эре, и ушла.

Спустя полчаса солнечные лучи отразились от окон кирпичного фасада Ратуши Осло, а к пристани у набережной Акер-Брюгге причалили первые паромы, с которых сошли пассажиры из Несоддтангена, Суна и Дрёбака и поспешили на свои рабочие места. Наступал еще один безоблачный день, но воздух был немного резким, наполненным напоминанием о том, что и это лето не продлится вечно. Двое мужчин шли бок о бок по променаду вдоль набережной, мимо ресторанов, стулья которых все еще в перевернутом виде стояли на столах, мимо магазинов одежды, которые откроются спустя несколько часов, мимо уличных торговцев, распаковавших свой товар и готовящихся к нападению на последних летних туристов столицы. Тот, что моложе, был одет в элегантный, но помятый серый костюм в пятнах. На том, что старше, была клетчатая куртка с распродажи в «Дрессманне» и брюки, которые не гармонировали ни с чем, кроме своей цены. На них были одинаковые солнцезащитные очки, купленные на бензоколонке двадцатью минутами раньше, в руках они держали одинаковые «дипломаты».

Двое мужчин свернули в пустынный переулок. Пройдя по нему пятьдесят метров, они по узкой железной лестнице спустились к незаметной двери в ресторан, где, судя по названию, написанному скромными буквами, подавали морепродукты. Тот, что старше, подергал дверь. Заперто. Он постучал. За иллюминатором в середине двери показалось лицо, искаженное, как в кривом зеркале. Рот шевелился, а слова доносились словно из-под воды:

–  Поднимите руки вверх, чтобы я их видел.

Они сделали, как было велено, и дверь открылась.

За дверью стоял плотный блондин. Они опустили взгляд и увидели у него в руках нацеленный на них пистолет.

–  Приятно снова тебя видеть, – сказал тот, что старше, в клетчатом пиджаке, и поднял солнцезащитные очки на лоб.

–  Проходите, – произнес блондин.

Они вошли в помещение, где немедленно были обысканы двумя одетыми в черное мужчинами. Блондин ждал, расслабленно облокотившись на гардеробную стойку, но не опуская пистолета. Из наплечной кобуры того, что старше, был извлечен пистолет. Его протянули блондину.

–  Этот чист, – сказал второй одетый в черное, кивая на того, что моложе. – Но у него вокруг пояса какой-то бандаж.

Блондин уставился на того, что моложе:

–  Значит, это ты – Будда с мечом? Angel from Hell^[40], да?

Тот, что моложе, не ответил. Блондин плюнул на пол перед его начищенными черными ботинками фирмы «Васс».

–  Похоже, кто-то уже вышил крест у тебя на лбу.

–  Как и на твоем.

Блондин нахмурился:

–  Что ты имеешь в виду, Будда?

–  Ты не чувствуешь?

Блондин сделал шаг вперед и вытянулся на носках так, что их носы почти соприкоснулись.

–  Тише, тише, – сказал тот, что старше.

–  Заткнись, старикан, – произнес блондин, распахнул пиджак и рубашку того, что моложе, и медленно ощупал пальцами бандаж на его поясе. – Здесь? – спросил он, дойдя до бока.

Две капли пота проступили на лбу того, что моложе, над солнцезащитными очками. Блондин засунул палец в повязку. Тот, что моложе, раскрыл рот, но не издал ни звука.

Блондин оскалил зубы:

–  Да, спасибо, наверняка здесь.

Он засунул пальцы глубже, ухватился за мясо и защипнул его.

Тот, что моложе, захрипел.

–  Бу, он ждет, – сказал один из мужчин.

–  Да-да, – тихо произнес блондин, не отводя взгляда от тяжело дышащего парня, и сильнее сжал пальцы.

Одинокая слеза скатилась по бледной щеке из-под очков того, что моложе.

–  Привет от Сильвестра и Евгения, – прошептал блондин. Потом он разжал пальцы и повернулся к остальным. – Возьмите их «дипломаты» и проводите внутрь.

Двое пришедших отдали чемоданчики и вошли в обеденный зал.

Тот, что старше, автоматически сбавил скорость.

Силуэт мужчины, огромного мужчины, вырисовывался на фоне зеленого света, исходившего из аквариума, где на большом белом камне блестел кристалл, отбрасывая длинные лучи, искрящиеся в пузырьках, а разноцветные рыбы сновали в разные стороны. На дне лежали омары со связанными стальной проволокой клешнями.

–  Как я и обещал… – прошептал тот, что старше. – Вот и он.

–  Но что-то я не вижу никакого крота, – произнес тот, что моложе.

–  Поверь мне, он придет сюда.

–  Комиссар Симон Кефас, – пророкотал великан. – И Сонни Лофтхус. Давно я этого ждал. Проходите и садитесь.

Движения того, что моложе, были более скованными, чем у того, что старше. Они подошли и сели на стулья перед великаном.

Из дверей кухни бесшумно выскользнул человек, такой же широкоплечий и толстошеий, как и остальные трое.

–  Они пришли одни, – сказал он и встал рядом с троицей, приветствовавшей пришедших.

Таким образом они образовали полукруг за спиной того, что моложе, и того, что старше.

–  Здесь не слишком светло? – спросил великан, обращаясь к тому, что моложе, на носу у которого все еще сидели солнцезащитные очки.

–  Я вижу то, что хочу видеть, – сказал тот, что моложе, без всякого выражения.

–  Хорошо сказано. Хотел бы я иметь такие же молодые и свежие глаза, как у тебя. – Великан указал на собственные глаза. – Ты знал, что чувствительность глаз к свету сокращается на тридцать процентов уже к пятидесяти годам? Так что жизнь – это путешествие к тьме, а не к свету, да? No pun intended^[41] в отношении вашей жены, комиссар Кефас, но именно поэтому мы должны как можно раньше научиться передвигаться по жизни вслепую. Мы должны научиться способности крота пользоваться другими органами чувств, чтобы видеть, какие нас ожидают препятствия и угрозы, да?

Он всплеснул руками. В этот момент он был похож на экскаватор с двумя ковшами.

–  Или, конечно, купить крота, который будет видеть за нас. Проблема с кротами состоит в том, что они по большей части прячутся под землей, поэтому их легко потерять. Как я потерял своего. Понятия не имею, куда он пропал. И я так понимаю, что вы тоже его разыскиваете, да?

Тот, что моложе, пожал плечами.

–  Дайте угадаю. Кефас заманил тебя сюда, пообещав, что ты встретишься с кротом, да?

Тот, что старше, кашлянул:

–  Дело в том, что Сонни пришел на эту встречу добровольно, потому что он хочет заключить мир. Он считает, что рассчитался за то, что произошло с его отцом. И стороны могут разойтись. Чтобы доказать, что он действительно этого хочет, он отдаст похищенные деньги и наркотики. В обмен на прекращение охоты на него. Можно принести сюда «дипломаты»?

Великан кивнул блондину, который положил на стол оба чемоданчика. Тот, что старше, протянул руку к одному из «дипломатов», но блондин отбросил его руку в сторону.

–  Я вас умоляю, – произнес тот, что старше, поднимая руки вверх. – Я только хотел показать, что господин Лофтхус принес с собой одну треть наркотиков и одну треть денег. Остальное вы получите после того, как пообещаете ему перемирие и выпустите отсюда живым.

Кари выключила зажигание машины и посмотрела на неоновую вывеску на бывшем здании мастерских. Красными буквами на нем было написано А-к-е-р-Б-р-ю-г-г-е. С только что причалившего парома валили люди.

–  А что, для начальника полиции действительно безопасно идти на встречу с преступниками без прикрытия?

–  Как говорил один мой друг, – произнес Понтиус Парр, проверяя пистолет в наплечной кобуре, – «Нет риска – нет и выигрыша».

–  Похоже на Симона, – сказала Кари, бросив взгляд на часы на башне Ратуши.

Десять минут восьмого.

–  Точно, – улыбнулся Парр. – А знаете что, Адель? У меня такое чувство, что у нас будет славный день. Я хочу, чтобы после этого вы поехали со мной на пресс-конференцию. Начальник полиции и молодой инспектор. – Он причмокнул, как будто пробовал слова на вкус. – Да, думаю, им это понравится.

Он открыл дверь со стороны пассажирского сиденья и вышел из машины.

Кари пришлось бежать, чтобы не отстать от него на променаде.

– Ну? – сказал тот, что старше. – Похоже на сделку, которая всех более или менее устраивает? Вы получите то, что у вас забрали, а Лофтхус – свободу. Он уедет из страны.

–  А вы получите свою небольшую комиссию за ведение мирных переговоров, да? – улыбнулся великан.

–  Именно.

–  Ммм, – великан посмотрел на Симона, словно в поисках того, что никак не мог отыскать. – Бу, открой «дипломаты».

Блондин вышел вперед и попытался открыть металлические замки.

–  Он заперт, шеф.

–  Один, – произнес тот, что моложе, мягким, почти неслышным голосом. – Девять, девять, девять.

Блондин повернул металлические цилиндры и поднял крышку. Потом он повернул «дипломат» к шефу.

–  Вот как, – сказал великан, поднимая один из белых пакетиков. – Одна треть. А где остальное?

–  В тайном месте, – ответил тот, что старше.

–  Конечно. А код от чемоданчика с деньгами?

–  Тот же самый, – ответил тот, что моложе.

–  Тысяча девятьсот девяносто девятый. Год, когда умер твой отец, да?

Тот, что моложе, не ответил.

–  Хорошо? – произнес тот, что старше, натянуто улыбнулся и сложил руки. – Теперь мы можем идти?

–  Но я думал, что мы поедим вместе, – сказал великан. – Вы любите омаров, да, нет?

Реакции не последовало.

Он тяжело вздохнул:

–  Честно говоря, я тоже не люблю омаров. Но знаете что? Я все равно их ем. Почему? Потому что этого ожидают от человека моего положения. – Костюмный пиджак сдвинулся с массивной груди, когда он развел руки в стороны. – Омары, икра, шампанское. «Феррари», к которым требуются запчасти, бывшие модели, отсуживающие деньги у бывших мужей. Одиночество на яхте, жара на Сейшелах. Мы делаем многое из того, чего не хотим, да? Но такими вещами я должен себя окружать, чтобы не утратить мотивацию. Не мою, а мотивацию тех, кто работает на меня. Они должны видеть эти символы успеха. Чего я достиг. И чего они могут достигнуть, если будут выполнять свою работу, да? – Великан воткнул сигарету между мясистыми губами. На фоне его большой головы сигарета казалась на удивление маленькой. – Но конечно, эти символы власти также призваны продемонстрировать потенциальным конкурентам и противникам, какой властью я обладаю. То же самое касается насилия и жестокости. Они не нравятся мне, но мне приходится ими пользоваться, чтобы не утратить мотивацию. Мотивацию платить то, что мне задолжали. Мотивацию не работать против меня… – Он прикурил сигарету от зажигалки-пистолета. – Был, например, один человек, который работал на меня. Он модифицировал оружие. Он вышел из игры. Я понимаю, что человеку больше хочется возиться с мотоциклами, а не делать оружие. А вот чего я не могу принять, так это того, что он дает «узи» тому, кто, как ему известно, уже убил несколько моих людей.

Великан постучал указательным пальцем по аквариумному стеклу.

Тот, что моложе, и тот, что старше, проследили взглядом за его пальцем. Тот, что моложе, поерзал на стуле. Тот, что старше, просто смотрел.

Белый камень с волнистыми нитями. Никакой это не камень. И никакой это не блестящий кристалл. Это золотой зуб.

–  Может показаться, что это уж чересчур – отрубить человеку голову, но, если ты хочешь мотивировать окружающих быть к тебе лояльным, нужно время от времени пользоваться действенными средствами. Уверен, что вы согласны со мной, комиссар.

–  Простите? – произнес тот, что старше.

Великан склонил голову набок и изучающе посмотрел на него:

–  Проблемы со слухом, комиссар?

Тот, что старше, перевел взгляд с аквариума на великана:

–  Боюсь, что это возраст. Так что если бы вы говорили немного погромче, было бы лучше.

Близнец удивленно рассмеялся:

–  Погромче? – Он затянулся сигаретой и посмотрел на блондина. – Вы проверили их на прослушивающее оборудование?

–  Да, шеф. И ресторан тоже.

–  Значит, вы глохнете, Кефас? Как же вы с женой будете жить, когда… как это говорится? Слепые поведут глухих?

Он огляделся, подняв брови, и четверо мужчин загоготали.

–  Они смеются, потому что боятся меня, – произнес великан, обращаясь к тому, что моложе. – А ты боишься, мальчик?

Тот, что моложе, не ответил.

Тот, что старше, бросил взгляд на часы.

Кари бросила взгляд на часы. Четырнадцать минут восьмого. Парр сказал, что им велели прийти ровно в назначенное время.

–  Это здесь, – сказал Парр, указывая на название, написанное на фасаде, подошел к двери ресторана и придержал ее для Кари.

В гардеробе было темно и тихо, но из глубины помещения доносились голоса.

Парр вынул пистолет из наплечной кобуры и знаком велел Кари сделать то же самое. Она знала, что о ее выступлении с ружьем в Энерхаугене ходили слухи, и поэтому объяснила начальнику полиции, что она, несмотря ни на что, новичок на ответственных заданиях. Но тот ответил, что, по требованию Симона, она, и только она, должна прийти с ним, и добавил, что в девяти из десяти случаев бывает достаточно просто показать полицейское удостоверение. И в девяноста девяти случаях из ста достаточно показать его вместе с оружием. И все же сердце Кари дико билось, пока они продвигались вглубь ресторана.

Когда они вошли в обеденный зал, голос замолчал.

–  Полиция! – выкрикнул Парр, направив пистолет на людей, сидящих за единственным занятым столом.

Кари сделала два шага в сторону и взяла на прицел самого крупного из мужчин. На какой-то миг в помещении наступила полная тишина, которую нарушал только Джонни Кэш своей песней «Give My Love to Rose»^[42], которая лилась из небольшой колонки на стене между буфетной стойкой и чучелом головы длиннорогого быка. Наверняка мясной ресторан, где можно позавтракать. Двое мужчин в светло-серых костюмах, сидевшие за столом, удивленно смотрели на них. Кари обнаружила, что они все же не были единственными посетителями светлого помещения, что за столиком у окна, выходившего на набережную, сидела пожилая пара и у них, как ей показалось, одновременно случился инфаркт. «Не вовремя они пришли, – подумала Кари. – Это невозможно, Симон не мог хотеть, чтобы мы пришли в этот ресторан». Но тут человек поменьше ростом вытер рот и сказал:

–  Спасибо, что вы смогли прийти лично, господин начальник полиции Парр. Уверяю вас, что никто из нас не вооружен и не имеет дурных намерений.

–  Кто вы? – взревел Парр.

–  Меня зовут Ян Эре, я адвокат и представляю интересы вот этого господина, Ивера Иверсена-старшего.

Он указал рукой на крупного мужчину, и Кари мгновенно уловила его сходство с сыном.

–  Что вы здесь делаете?

–  То же самое, что и вы, осмелюсь предположить.

–  Вот как? Мне пообещали подать на завтрак преступников.

–  И это обещание мы сдержим, Парр.

– Ну что же, – сказал великан. – А ты должен бы бояться.

Он кивнул блондину, который достал из-за пояса длинный узкий нож, сделал шаг вперед, положил ладонь на лоб тому, что моложе, и одновременно прижал лезвие ножа к его горлу.

–  Неужели ты и впрямь думал, что для меня имеет значение та мелочь, которую ты украл у меня, Лофтхус? Пусть лежит, где лежит. Я пообещал Бу, что позволю порезать тебя на кусочки, и я рассматриваю наркотики и деньги, которых никогда не увижу, как дешевую инвестицию. Инвестицию в мотивацию, да? Конечно, это можно сделать множеством разных способов, но ты лишишься жизни наиболее безболезненно, если расскажешь, куда дел Сильвестра, чтобы мы могли похоронить его, как подобает христианам. Ну?

Тот, что моложе, сглотнул, но не ответил.

Великан ударил кулаком по столу, так что бокалы подпрыгнули.

–  Ты тоже плохо слышишь?

–  Может, и так, – игриво произнес блондин, приблизив свое лицо вплотную к уху мальчишки, торчавшему из-под его руки. – У нашего Будды в ушах беруши.

Остальные рассмеялись.

Великан расстроенно покачал головой, набирая код на втором чемоданчике:

–  Пожалуйста, Бу, режь его.

Когда великан открыл «дипломат», раздался щелчок, но мужчины были слишком заняты созерцанием ножа Бу, и не заметили, как из чемоданчика выпала маленькая металлическая пластина и покатилась по каменному полу.

–  Твоя маленькая умненькая мамаша во многом права, но она ошибается в отношении тебя, – произнес Симон. – Она не должна была позволять отродью дьявола кормиться от ее груди.

–  Какого ч… – сказал великан.

Его люди повернулись. В «дипломате» рядом с пистолетом и «узи» лежал предмет оливкового цвета, похожий на ручку велосипедного руля.

Великан поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот, что старше, спустил солнцезащитные очки со лба на глаза.

– Да, верно, я договорился с комиссаром Симоном Кефасом, что встречусь с вами здесь вместе с моим клиентом, – сказал Ян Эре, после того как продемонстрировал Понтиусу Парру документ, подтверждающий, что он действительно является адвокатом. – Он вам этого не сказал?

–  Нет, – ответил Понтиус Парр.

На лице начальника полиции Кари видела замешательство и злость.

Эре обменялся взглядом с клиентом.

–  Значит ли это, что вам неизвестно о договоренности?

–  О какой договоренности?

–  О сокращении наказания.

Парр покачал головой:

–  Симон Кефас только сказал, что мне на блюдечке с золотой каемочкой подадут пару преступников. О чем вы сейчас говорили?

Эре собрался было ответить, как вдруг Ивер Иверсен наклонился и что-то прошептал ему на ухо. Эре кивнул, и Иверсен откинулся обратно на стул и закрыл глаза. Кари посмотрела на него. Он выглядит конченым человеком, подумала она. Усталым, смирившимся.

Эре кашлянул.

–  Комиссар Кефас считает, что у него имеются определенные… э, доказательства против моего клиента и его покойной супруги. Речь идет о нескольких сделках с человеком по имени Леви Тоу. Возможно, он лучше известен по кличке Близнец.

Тоу, подумала Кари. Не слишком обычное имя, и все же она совсем недавно где-то его слышала. С кем-то здоровалась. С кем-то в Полицейском управлении. С кем-то не очень важным.

–  Кефас утверждает, что у него также имеются доказательства возможного заказного убийства, за которым, по его мнению, стояла Агнете Иверсен. Кефас говорит, что из уважения к сыну Иверсена он не будет предоставлять доказательств последнего, а что касается сделок с недвижимостью, то моему клиенту сократят наказание, если он сознается и согласится свидетельствовать против Тоу, или Близнеца, в суде.

Понтиус Парр снял свои прямоугольные очки и протер их носовым платком. Кари удивилась ребячливому выражению его голубых глаз.

–  Кажется, такое предложение мы можем поддержать.

–  Хорошо, – произнес Эре, открыл папку, лежавшую на соседнем стуле, вынул конверт и толкнул его по поверхности стола в сторону начальника полиции. – Это детализированные выписки по всем транзакциям с недвижимостью, которые были совершены с целью отмывания денег Леви Тоу. Иверсен готов также свидетельствовать против Фредрика Ансгара, который, работая в Экокриме, позаботился о том, чтобы никто не обратил внимания на эти транзакции.

Парр взял конверт и пощупал его.

–  Здесь что-то твердое, – сказал он.

–  Флешка. На ней звуковой файл, который комиссар направил моему клиенту по телефону и просил также передать вам.

–  Вам известно, что в нем?

Эре вновь обменялся взглядом с Иверсеном. Иверсен кашлянул:

–  Это запись одного человека. Комиссар Кефас сказал, что вы услышите, кто это.

–  У меня с собой есть компьютер, если вы хотите прослушать запись прямо сейчас, – произнес Эре.

Открытый чемоданчик. Оружие. Оливковая граната.

Комиссар Симон Кефас успел зажмуриться и закрыть глаза руками. Вспышка света огненным языком лизнула его лицо, а грохот, казалось, ударил в живот.

Потом он снова открыл глаза, мгновенно подался вперед, выхватил из «дипломата» пистолет и развернулся. Блондин стоял так, будто только что заглянул в глаза Медузе, не отнимая руки от головы Сонни и держа в руках нож. И теперь Симон увидел, что Сонни был прав, у мужчины действительно имелся крест на лбу. Крест от прицела. Симон выстрелил, и под светлой челкой образовалась дыра. Пока блондин падал, Сонни успел схватить «узи». Симон объяснил ему, что у них будет максимум две секунды до того, как противник вновь обретет способность к действию. Они сидели в номере гостиницы «Бисмарк» и тренировали этот момент: выхватить оружие и выстрелить. Конечно, они не могли себе представить детальную картину того, что случится, и прямо перед тем, как Близнец открыл чемоданчик и взорвал шоковую гранату, Симон был уверен, что их план провалится ко всем чертям. Но когда он увидел, как Сонни нажимает на спусковой курок и выписывает пируэт на одной ноге, он понял, что после этого рабочего дня Близнец не явится домой умиротворенным. Пули разлетались из кашляющего оружия, все время повторяющего только первый слог. Двое мужчин уже упали, а третий успел засунуть руку за пазуху, когда пулевая очередь проделала в его груди линию из отверстий. Он так и стоял, пока коленям не поступило сообщение, что он умер, но в тот момент Симон уже повернулся к Близнецу. И в изумлении уставился на пустой стул. Как такой огромный человек мог двигаться настолько…

Он заметил его у края аквариума рядом с дверью в кухню.

Симон прицелился и нажал на курок три раза подряд, увидел, как дернулся пиджак Близнеца и как рушится аквариумное стекло. На какое-то мгновение ему показалось, что вода сохранит форму куба, поддерживаемая привычкой или неведомыми силами, но она обрушилась на них зеленой стеной. Симон попытался отскочить, но было поздно. Он наступил на разбившегося омара, почувствовал, как подгибаются колени, и плашмя повалился в приливный поток. Когда он снова сумел открыть глаза, то не увидел никакого Близнеца, только хлопающую кухонную дверь.

–  Ты в порядке? – спросил Сонни и протянул руку, чтобы помочь Симону встать на ноги.

–  В полном, – простонал Симон, отталкивая его руку. – Но если Близнец сейчас сбежит, он исчезнет навсегда.

Симон побежал к двери на кухню, пнул ее ногой и вошел внутрь, держа перед собой пистолет. Прогорклый запах большой кухни. Взгляд Симона метался по столам и плитам из матового металла, по рядам сковородок, ковшей и лопаток, свисающих с низкого потолка и мешающих обзору. Симон присел и стал высматривать тени или движение.

–  Пол, – сказал Сонни.

Симон посмотрел вниз. Красные пятна на серо-синих каменных плитах. Он все увидел правильно, он все-таки в него попал.

Вдалеке раздался грохот захлопнувшейся двери.

–  Пошли.

Кровавые пятна повели их из кухни через темный коридор, в котором Симон снял солнцезащитные очки, вверх по лестнице и по другому коридору, заканчивавшемуся металлической дверью. Дверью, которая могла издать совсем недавно услышанный ими звук. Тем не менее Симон открывал все двери в коридоре и заглядывал в помещения. Девять из десяти бегущих от двух мужчин и одного «узи» выбрали бы самый короткий и очевидный путь наружу, прочь, но Близнец был десятым. Всегда хладнокровный, всегда рационально мыслящий. Из тех, кто выживает при кораблекрушениях. Он мог взобраться сюда и хлопнуть этой дверью, чтобы направить их по ложному пути.

–  Мы теряем его, – сказал Сонни.

–  Спокойно, – произнес Симон, открывая последнюю боковую дверь.

Пусто.

Теперь следы крови были однозначными. Близнец скрылся за металлической дверью.

–  Готов? – спросил Симон.

Сонни кивнул и направил «узи» на дверь.

Симон прижался спиной к стене, нажал на ручку и толкнул металлическую дверь.

И в Сонни попал солнечный свет.

Симон встал перед дверью и ощутил на лице дуновение ветра.

–  Черт…

Они смотрели на пустынную улицу, купающуюся в утреннем солнце. Улица Рюселёкквейен пересекала улицу Мункедамсвейен и скрывалась в направлении Королевского парка. Ни машин, ни людей.

Ни Близнеца.