В работе федеральных и региональных парламентов Российской Федерации

В настоящее время (2009 г.) Россия состоит из 83 субъектов Федерации: 21 республики, 9 краёв, 46 областей, 2 городов федерального значения, 1 автономной области и 4 автономных округов (3 из них входят в состав других субъектов Федерации). Основными законами всех этих административных единиц являются конституции (в республиках) и уставы.

Каждый из указанных субъектов имеет свой парламент – законодательный орган власти региона. Наименования таких парламентов отличаются крайним разнообразием: используются как собственно русские обозначения (Собрание, Дума, Совет), так и иноязычные (Парламент, Хурал, Курултай, Ил Тумен и т.д.) – всего около трёх десятков оригинальных комбинаций, что само по себе может стать объектом лингвистического исследования. Однако основные документы, регулирующие внутреннюю организацию и формы деятельности парламентов, а также правовое положение депутатов, имеют одинаковое название – регламент.

В настоящей работе приводится результат мониторинга текстов регламентов законодательных органов всех субъектов Федерации (за исключением недоступных автору регламентов Народного Собрания Республики Ингушетия и Парламента Чеченской Республики), который был проведён с целью выявления и типологизации положений о языке, содержащихся в примерно половине указанных документов.

Язык упоминается в текстах регламентов обеих палат федерального парламента и 38 региональных законодательных органов и в трёх законах о республиканских парламентах. Обращения к языку (языкам) характеризуют несколько моментов деятельности законодательных органов. Один из них – это язык работы парламентов и выступлений на заседаниях. Такие положения прописаны в соответствующих статьях регламентов обеих палат Федерального Собрания Российской Федерации, а также в регламентах большинства республиканских парламентов (за исключением Адыгеи, Алтая, Башкирии и Якутии).

Русский язык заявлен как единственный или основной в качестве языка ведения заседаний в регламентах законодательных органов федерального уровня, Дагестана, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Карелии, Тюменской области, города Москва, Ханты-Мансийского, Ямало-Ненецкого, Чукотского и упразднённого к настоящему времени Агинского Бурятского автономных округов.

По два языка наделяются таким статусом в регламентах одиннадцати исключительно республиканских парламентов: Бурятии, Калмыкии, Коми, Марий Эл, Мордовии, Северной Осетии, Татарии, Тувы, Удмуртии, Хакасии и Чувашии, а также в Законе о Государственном Собрании – Эл Курултай Республики Алтай.

Представляется возможным дополнительно дифференцировать тексты рассматриваемых документов по следующим основаниям: возможность выступления на ином языке; указание на такой язык; условия такого выступления; организация перевода.

Не оговаривается возможность выступления на каком-либо ином языке, кроме прописанных, в Законе о Государственном Собрании – Эл Курултае Республики Алтай (ст. 20: Заседания Государственного Собрания – Эл Курултай ведутся на государственных языках Республики Алтай.)[12], а также в регламентах следующих законодательных органов: Бурятии (ст. 48. регламента Народного Хурала Республики Бурятия: Работа в Народном Хурале осуществляется на государственных языках Республики Бурятия. Обслуживание на государственных языках Республики Бурятия обеспечивает Аппарат Народного Хурала)[13]; Коми (ст. 40 регламента Государственного Совета Республики Коми: Заседания Государственного Совета проводятся на государственных языках Республики Коми и обеспечиваются синхронным переводом)[14]; Марий Эл (ст. 49 регламента Государственного Собрания Республики Марий Эл: В Государственном Собрании работа ведется на русском и марийском языках. Выступления на марийском языке обеспечиваются переводом на русский язык); Татарии (ст. 40 регламента Государственного Совета Республики Татарстан: На заседаниях Государственного Совета работа ведется на государственных языках Республики Татарстан, при этом обеспечивается синхронный перевод с татарского на русский и с русского на татарский языки); Тувы (ст. 42 регламента Законодательной палаты Великого Хурала Республики Тува: Заседания Законодательной палаты проводятся на тувинском или на русском языке, выступления обеспечиваются переводом на тувинский и русский языки); Удмуртии (ст. 9 регламента Государственного Совета Удмуртской Республики: Депутат Государственного Совета вправе выступать на сессии на русском или удмуртском языке. Для обеспечения перевода выступления с удмуртского языка на русский депутат Государственного Совета сообщает о своем намерении выступить на удмуртском языке в секретариат сессии одновременно с заявлением о предоставлении слова. Перевод выступления депутата Государственного Совета с удмуртского языка на русский и с русского на удмуртский обеспечивается секретариатом сессии); Чувашии (ст. 38 регламента Государственного Совета Чувашской Республики: В Государственном Совете работа ведется на чувашском и русском языках. Выступления при необходимости обеспечиваются синхронным переводом на государственные языки)[15]; города Москва (ст. 2 регламента Московской городской Думы: Работа в Думе ведется на русском языке); Ямало-Ненецкого АО (ст. 30 регламента Государственной Думы Ямало-Ненецкого автономного округа: Работа в Государственной Думе автономного округа осуществляется на русском языке) и упразднённого Агинского Бурятского АО (ст. 21 регламента Агинской Бурятской окружной Думы: Заседание окружной Думы ведется на русском языке).

Следует отметить, что языки проведения заседаний парламентов нередко указываются опосредованно через определение государственные языки той или иной республики, что требует обращения к Конституции или закону о языках данной республики.

В регламентах ряда парламентов оговаривается возможность выступления на каком-либо ином языке, кроме обозначенных. Такие положения могут сопровождаться ограничениями в выборе языков. Например, в регламентах законодательных органов федерального уровня возможно выступление только на языках народов Российской Федерации (ст. 54 регламента Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации: Работа в Государственной Думе осуществляется на русском языке. Депутат Государственной Думы, желающий выступить на ином языке народов Российской Федерации, заблаговременно уведомляет об этом Совет Государственной Думы. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык; ст. 48 регламента Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации: Заседание Совета Федерации ведется на русском языке. Член Совета Федерации, желающий выступить на ином языке народов Российской Федерации, не менее чем за сутки уведомляет об этом Председателя Совета Федерации. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык).

Такого же рода ограничения содержатся и в регламентах нескольких региональных парламентов: Калмыкии (ст. 28 регламента Народного Хурала (Парламента) Республики Калмыкия: Общий порядок проведения сессии Народного Хурала. 12. Работа в Народном Хурале ведется на калмыцком или русском языках. На сессии Народного Хурала, на заседаниях комитетов, комиссий Народного Хурала депутатам Народного Хурала предоставляется право выступать на одном из государственных языков и в случае необходимости, по их желанию, на любом другом языке народов Российской Федерации. Такое выступление обеспечивается переводом. Депутат Народного Хурала о своем намерении выступать на ином языке заблаговременно сообщает Председателю Народного Хурала либо его заместителю); Мордовии (ст. 16 регламента Государственного Собрания Республики Мордовия: Работа в Государственном Собрании осуществляется на русском или мордовском (мокшанском и эрзянском) языках. Депутат Государственного Собрания, желающий выступить на ином языке народов Российской Федерации, заблаговременно уведомляет об этом Председателя Государственного Собрания. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык); Тюменской области (ст. 69 регламента Тюменской областной Думы: Заседания в областной Думе ведутся на русском языке. Лицо, желающее выступить на одном из языков народов Российской Федерации, заблаговременно уведомляет об этом председателя областной Думы. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык); Ханты-Мансийского АО (ст. 45 регламента Думы Ханты-Мансийского автономного округа – Югры: Работа на заседании Думы осуществляется на русском языке. Депутат Думы, желающий выступить на ином языке народов Российской Федерации, уведомляет об этом председательствующего не позднее трех дней до дня заседания. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык); Чукотского АО (ст. 52 регламента Думы Чукотского автономного округа: Работа в Думе автономного округа осуществляется на русском языке. Депутат Думы, желающий выступить на ином языке народов Российской Федерации, не менее чем за сутки уведомляет об этом председательствующего. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык).

Более жёсткие ограничения на выбор языка выступления содержат регламенты ещё трёх республиканских парламентов, согласно которым выступать в местном парламенте можно только на языках народов этих республик: Дагестана (ст. 42 Регламента Народного Собрания Республики Дагестан: Во время проведения заседаний сессии Народного Собрания депутаты размещаются в зале заседаний в установленном порядке. На сессии Народного Собрания работа ведется на русском языке. В случае если депутат не владеет русским языком, он имеет право пользоваться услугами переводчика, а также выступать на ином языке народов Дагестана. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык. Депутат о своем намерении выступить на ином языке народов Дагестана заблаговременно сообщает в Секретариат сессии); Хакасии (ст. 25 регламента Верховного Совета Республики Хакасия: Работа Верховного Совета ведется на государственных языках Республики Хакасия. На сессиях Верховного Совета, заседаниях Президиума и комитетов (комиссий) Верховного Совета депутатам и иным лицам предоставляется право по их усмотрению выступать на любом государственном языке Республики Хакасия, а в случае необходимости – на ином языке народов Республики Хакасия. Их выступление обеспечивается соответствующим переводом)[16] и Кабардино-Балкарии (ст. 52 регламента Парламента Кабардино-Балкарской Республики: Заседания Парламента ведутся на русском языке. На заседаниях Парламента предоставляется право выступать на любом из государственных языков Кабардино-Балкарской Республики с обеспечением синхронного перевода)[17].

В регламенте Народного Собрания (Парламента) Карачаево-Черкесской Республики отмечается, что, кроме как на русском, допустимо выступление только на родном языке (ст. 41: Работа в Народном Собрании (Парламента) ведется на русском языке – языке межнационального общения. Депутаты Народного Собрания (Парламента) вправе выступать на родном языке. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык).

В регламентах парламентов ещё двух республик указывается, что возможно выступление не только на обозначенных в них языках, но исключительно в случае невладения этими языками: Северной Осетии (ст. 51 регламента Парламента Республики Северная Осетия-Алания: В Парламенте работа ведется на русском или осетинском языках. В случае, когда депутат Парламента не владеет русским или осетинским языками, он имеет право выступать на ином языке. Такое выступление обеспечивается переводом на русский или осетинский язык. Депутат Парламента о своем намерении выступить на ином языке заблаговременно сообщает в Секретариат Парламента); Карелии (ст. 36 регламента Законодательного Собрания Республики Карелия: Заседания Законодательного Собрания ведутся на русском языке. Участники заседания, не владеющие русским языком, могут выступать на родном либо ином другом языке, которым они владеют, о чем обязаны сообщить Председателю Законодательного Собрания за неделю до выступления для обеспечения перевода их выступлений на русский язык).

Отметим, что нередко право выступления на иных языках распространяется только на депутатов данного парламента. Это относится к работе законодательных органов федерального уровня и парламентов следующих регионов: Дагестана, Калмыкии, Карачаево-Черкесии, Мордовии, Северной Осетии, Ханты-Мансийского и Чукотского АО.

Если в регламенте какого-либо парламента содержится положение о возможности выступления на двух и более языках, то практически всегда (исключение – регламент Народного Хурала Бурятии) оговаривается необходимость обеспечения таких выступлений переводом. Положения о переводе могут косвенно указывать на неравноправное положение государственных языков республик, используемых в работе парламентов. Это относится к регламентам республиканских парламентов Дагестана (В случае, если депутат не владеет русским языком, он имеет право пользоваться услугами переводчика, а также выступать на ином языке народов Дагестана. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык. Депутат о своем намерении выступить на ином языке народов Дагестана заблаговременно сообщает в Секретариат сессии); Кабардино-Балкарии (На заседаниях Парламента предоставляется право выступать на любом из государственных языков Кабардино-Балкарской Республики с обеспечением синхронного перевода); Карачаево-Черкесии (Депутаты Народного Собрания (Парламента) вправе выступать на родном языке. Такое выступление обеспечивается переводом на русский язык); Марий Эл (Выступления на марийском языке обеспечиваются переводом на русский язык) и Удмуртии (Для обеспечения перевода выступления с удмуртского языка на русский депутат Государственного Совета сообщает о своем намерении выступить на удмуртском языке в секретариат сессии одновременно с заявлением о предоставлении слова).

Положения о языках содержатся в разделах о принесении присяги президентом республики в регламентах парламентов Коми (ст. 83: Глава Республики Коми произносит текст присяги на государственных языках Республики Коми стоя, положив руку на текст Конституции Республики Коми) и Марий Эл (ст. 128: В соответствии со статьей 78 Конституции Республики Марий Эл Президент Республики Марий Эл вступает в должность с момента принятия присяги. Присяга приносится на марийском и (или) русском языках на заседании Государственного Собрания). Это же касается и процедуры принесения присяги уполномоченным по правам человека в Коми (ст. 104: Присяга приносится на заседании Государственного Совета на государственных языках Республики Коми) и Якутии (ст. 94 регламента Государственного Собрания (Ил Тумэн) Республики Саха (Якутия): При вступлении в должность Уполномоченный по правам человека приносит на обоих государственных языках присягу)[18].

В регламентах Государственных Советов Татарии (ст. 46) и Чувашии (ст. 31) также содержится положение, что открытие и завершение работы сессий должно осуществляться на двух языках.

Наиболее частотны упоминания о языке в разделах регламентов, посвященных законотворческой деятельности. В таких случаях практически всегда речь идёт исключительно о русском языке. Только в регламенте Госсовета Татарии максимально подробно прописывается соблюдение языкового паритета при подготовке законов (ст. 82, 101, 102, 103). Причём особо оговаривается необходимость направления текста законопроекта в том числе и «в Комиссию Государственного Совета по установлению идентичности текстов законов Республики Татарстан на татарском и русском языках » (ст. 101).

Сходные положения присутствуют и в ст. 79 регламента Великого Хурала Тувы (При внесении законопроекта в Законодательную палату субъектом права законодательной инициативы должны быть представлены: … б) текст законопроекта на тувинском и русском языках с указанием на титульном листе субъекта права законодательной инициативы, внесшего законопроект). Однако в ст. 98 главы этого документа, посвящённой порядку рассмотрения законопроектов упоминается только русский язык (Лингвистическая экспертиза законопроекта заключается в оценке соответствия представленного текста нормам современного русского литературного языка с учетом функционально-стилистических особенностей текстов законов).

Положения о необходимости проведения лингвистической экспертизы законопроектов и (или) необходимости их соответствия нормам и правилами современного русского литературного языка содержатся в регламенте Государственной Думы РФ (ст. 121) и регламентах 23 региональных парламентов: Адыгеи (ст. 102 регламента Государственного Совета – Хасэ Республики Адыгея), Башкирии (ст. 96), Бурятии (ст. 89, 97), Карелии (ст. 55), Якутии (ст. 61), Приморского (ст. 43 регламента Законодательного Собрания Приморского края) и Хабаровского краёв (ст. 77 и 79 регламента Законодательной Думы Хабаровского края), Еврейской автономной области (ст. 47 регламента Законодательного Собрания Еврейской автономной области), Ямало-Ненецкого АО (ст. 64), Амурской (ст. 65, 70 регламента Законодательного Собрания Амурской области), Архангельской (ст. 11.5 регламента Архангельского областного Собрания депутатов), Астраханской (ст. 76 регламента Государственной Думы Астраханской области), Вологодской (ст. 100 регламента Законодательного Собрания Вологодской области), Иркутской (ст. 53 и 69 регламента Законодательного Собрания Иркутской области), Калужской (ст. 37 регламента Законодательного Собрания Калужской области), Мурманской (ст. 93 регламента Мурманской областной Думы), Нижегородской (ст. 61 регламента Законодательного Собрания Нижегородской области), Новгородской (ст. 44 регламента Новгородской областной Думы), Ростовской (ст. 65 регламента Законодательного Собрания Ростовской области), Саратовской (ст. 67 регламента Саратовской областной Думы), Смоленской (ст. 37 регламента Смоленской областной Думы), Тюменской (ст. 122 регламента Тюменской областной Думы) и Челябинской областей (ст. 104 Регламент Законодательного Собрания Челябинской области).

В регламентах трёх региональных парламентов содержится указание на необходимость изложения законопроектовпростым, ясным и доступным для понимания языком: Костромской (ст. 61 регламента Костромской областной Думы) и Тюменской областей (ст. 119 регламента Тюменской областной Думы), а также Ямало-Ненецкого АО (ст. 61).

Кроме того, в регламентах может содержаться указание на язык бюллетеней для голосования. В регламенте Госсовета Татарии говорится, что «бюллетени для тайного голосования изготавливаются на обоих государственных языках Республики Татарстан» (ст. 72) и что «каждому депутату Государственного Совета выдается на одном из государственных языков Республики Татарстан один бюллетень» (ст. 73). В регламентах Законодательных Собраний Оренбургской (ст. 12) и Свердловской областей (ст. 14) сказано, что «бюллетени изготавливаются на русском языке».

В регламенте Мурманской областной Думы (ст. 159) оговаривается необходимость перевода на русский язык всех документов и иных материалов, изложенных на другом языке, которые прилагаются к обращению в Конституционный Суд Российской Федерации.

Также в документах, регламентирующих деятельность законодательных органов, могут быть положения о языке, не касающиеся его использования в работе парламента. Например, в регламенте Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации указывается, что «к ведению Комиссии Совета Федерации по культуре относятся вопросы законодательного обеспечения сохранения и развития русского языка и языков народов Российской Федерации» (ст. 30). В законах «О Парламенте Кабардино-Балкарской Республики» (ст. 4) и «О Парламенте Чеченской Республики» (ст. 4) содержатся положения о том, что «деятельность Парламента осуществляется в соответствии с принципами учета национальных, языковых, религиозных и иных общественно значимых интересов».

В целом в регламентах 26 парламентов федерального и регионального уровня утверждаются требования к языку принимаемых законов и (или) процедура их лингвистической экспертизы. В 20 регламенте законодательных органов (преимущественно республиканских) указываются язык или языки проведения заседаний парламентов.

Регламенты более половины региональных парламентов (45 из 83) не содержат каких-либо упоминаний о языке, что в принципе позволяет задаться вопросом: избыточно наличие таких положений в регламентах первой группы или же недостаточно проработаны документы второй группы?

О.Д. Павлова

Языковая политика:

территориальный и личностный принципы

Язык выполняет несколько функций в жизни людей. Современные философы – политики, с одной стороны, осознают важность положения языка и культуры, которое они занимают в жизни общества. С другой стороны, они дают однобокую оценку языковым интересам граждан. Странно, но они же пренебрегают очевидной фундаментальной особенностью языка, например, его инструментальной природой, в том числе его способностью осуществлять коммуникацию. Вместе с тем, особое внимание уделяется индивидуальной идентификации и построению нации.

Территориальный принцип предполагает принятие языка территории гражданами, проживающими в данном регионе. Согласно личностному принципу, языковое регулирование осуществляется с учетом предпочтений граждан. Денис Роуми, профессор университета Торонто, останавливается на концептуальных характеристиках территориального и личностного измерения языковой политики, а так же рассматривает альтернативные подходы к изучению данного вопроса[Kymlicka, Patten, 2003, с. 271].

В соответствии с территориальным принципом может быть обозначено стремление к установлению политики использования одного языка или, по крайней мере, более благоприятного положения одного из языков определенной территории. Личностный подход предполагает реализацию политики защиты носителей разных языков.

Связь между личностным принципом и политикой двуязычия, строго говоря, лишена логического основания, но использование двух или более языков можно рассматривать как естественный результат осуществления языковой политики, реализуемой в соответствии с личностным принципом на любых территориях, имеющих две или более языковых группы. Сосуществование двух противоположных подходов можно объяснить различным пониманием роли языка для его носителя. Согласно одной точке зрения, язык понимается как некое внешнее, чуждое природе человека, средство, с точки зрения человека − некий общий знаменатель (целевые установки: экономическая эффективность, административная функциональность, национальная идентичность, по крайней мере, социальное спокойствие). По мнению Роуми, большинство авторов в области изучения языковой политики придерживаются данной точки зрения[Kymlicka, Patten, 2003, с. 274].

Аргументы в пользу территориального одноязычия лежат в основе предположения об отсутствии каких-либо правовых требований в данной политике, поскольку прежде всего должны быть удовлетворены все требования граждан. Таким образом, можно сделать вывод о том, что политика территориального одноязычия жизнеспособна лишь в случае не предъявления гражданами языковых прав. Массовая поддержка территориальной модели искажает понимание интереса к использованию родного языка.

Социальное измерение языковой политики указывает на то, что защита языка не должна иметь полностью индивидуализированную основу. Напротив, защита может быть обеспечена только тогда, когда достаточное количество носителей языка находятся близко, что позволяет говорить о географическом измерении языковой политики. Могут ли эти права быть максимально унифицированными и распространенными на всех носителей языка данной территории? Отрицательный ответ объясняет рациональное зерно территориальной модели. Языковые права имеют отношение не к территории или личности, что предполагается в территориальной модели и личностном подходе, но к жизнеспособности общества. Так, в создании языковой политики в многоязычном государстве необходимо учитывать особенности территории и личности, концептуального и нормативного багажа знаний, которые традиционно характеризуют территориальную и личностную модели.

Кеннет Макрэй обращает внимание на то, что территориальная основа суверенитета государства принята с XVI века [Kymlicka, Patten, 2003, с. 275]. Любое государство руководствуется ограничениями в условиях своей юрисдикции, следовательно, обладают суверенитетом на собственной территории. Но данная ситуация не всегда разъясняет, принимается на территории один язык или разрешается использование второго. Поскольку законодательная власть может осуществлять регулирование языковой политики, может возникнуть путаница в государствах с федеральной системой. Предложение о передаче полномочий в области языковой политики провинциям или региональным органам власти иногда расценивается как подтверждение территориального принципа. Так как юрисдикция любого характера определена географически, любая языковая политика содержит территориальный след. Вопрос об уровне принятия той или иной языковой политики существенно отличается от вопроса ее установления. Территория как основа языковой политики лучше понимается как ограничение использования определенного языка его носителями на определенном географическом пространстве. Согласно точке зрения Мэя, с учетом личностного подхода каждый человек наделяется правом выбора языка, независимо от географического положения[Kymlicka, Patten, 2003, с. 275].

Личностный подход предполагает доступность предоставляемых государством услуг на определенном языке, без учета количественного состава носителей этого языка на определенной территории; территориальный принцип, напротив, основывается на географически обоснованном количестве нуждающихся в данных услугах. По сути, личностный подход отрицает географическую зависимость, отстаиваемую территориальной моделью. Личностный принцип предполагает существование более двух языковых групп на определенной территории и предоставление услуг на родном языке, т. е. допускает использование двух языков. Несмотря на связь между личностным подходом и двуязычием, связь между территориальным принципом и одноязычием слабее, но все же признается естественной. Достижение определенного уровня географической концентрации носителей одного языка, позволяющего осуществлять обеспечение услугами на данном языке, совершенно не означает предоставление услуг только на одном языке. В зависимости от количества языковых групп на определенной территории (например, более одной языковой группы) идея территориальности будет совместима с политикой двуязычия, которая, как правило, предполагает признание единственного языка на определенной территории. Приводимые аргументы являются решающими по отношению к определению территориальных границ. Политика одноязычия, поддерживающая политику использования одного языка в условиях определенной территории, подразумевает необходимость существования так называемого «своего» языка на каждой территории.

Любой желающий построить собственный дом на определенной территории должен принять язык данной территории. Лапонс утверждает, что языки должны быть максимально разделены с помощью установленных границ. Даже сторонники менее сильной формы территориальности в условиях юрисдикции признают, что принцип территориальности и политика использования одного языка практически неразрывны. Данный подход основан на идее территориальности: носители одного языка стремятся к географическому объединению. Отсюда следует, что в идеальной модели государства государственные границы будут совпадать или следовать лингвистическим, поэтому каждый на данной территории является носителем одного языка. К вновь прибывшим гражданам предъявляется требование к изучению данного языка.

Несмотря на возможную географическую концентрацию носителей одного языка, не всегда происходит их четкое объединение. В условиях реального мира в случае установления границ вокруг носителей определенного языка могут появиться странные территориальные объединения. Таким образом, практически невозможно применить лингвистические границы с целью определения государственных границ, но данная модель, вместе с тем, менее утопична по сравнению с идеей создания всесторонней границы, позволяющей создать государства в соответствии с концентрацией населения.

Модель использования одного языка на определенной территории позволяет принять решение о дальнейшем развитии языковой политики государств, на территории которых существуют различные языковые группы. Роуми предлагает два возможных сценария: разделение государств на различные лингвистические регионы (где это возможно); определение языка для жителей всей территории.

Первая стратегия стремится к максимальному совпадению лингвистических и политических границ. В качестве примера могут выступать такие государства как Канада, Швейцария, Бельгия; федеральная структура применяется для разделения большой территории на лингвистические субрегионы, устанавливаются границы провинций, границы законодательной власти совпадают с лингвистическими линиями разделения. Однако разграничение территории на лингвистические общества несовершенно в любых контекстах, в том числе в федеральном государстве, так как способствует возникновению угрозы появления причудливых объединений, разделяющих людей с одинаковым кругом интересов, но говорящих на разных языках. Данная ситуация приводит к реализации второй стратегии: поглощение одним языком всех других, что способствует появлению предпочитаемого языка на определенной территории. Если невозможно установить государственные границы на существующих лингвистических обществах, возможно осуществлять манипуляции над использованием языка на определенной территории, что позволяет достичь языковой однородности. Естественный выбор предпочитаемого языка предполагает выбор языка большинства на заданной территории.

Увеличение интереса к территориальной модели снизило интерес к языку и к его заменяемости; личностная модель, трактуемая позитивно и индивидуалистски, способствует возникновению интереса к языку с точки зрения индивидуального выбора, что усиливает важность данного аспекта и способствует распространению конфликтов на почве правового контекста, включая взаимодействие разных языковых групп. Языковой интерес не стоит подчинять интересам большинства.

По мнению Денис Роуми, наиболее важным является основание правовой стороны языковой политики, поскольку языковые права базируются на интересах лингвистической безопасности жизнеспособных сообществ. Необходимость в жизнеспособности языкового сообщества с целью формирования концептуальной основы для защиты языка предоставляет права для лингвистической безопасности. Поскольку многие носители языка склонны к географическому объединению, территориальный аспект в некоторой степени решает вопрос о распространении языковой защиты. Сообщества существуют в географическом аспекте, но нет оснований считать, что определенная территория принимает только одно языковое общество. Более того, не стоит забывать о роли языка как средства коммуникации[Kymlicka, 2003, с. 293].