Превращение денег в капитал 1. Всеобщая формула капитала

^Товарное обращение есть исходный пункт капитала. Историческими предпосылками возникновения капитала являются товарное производство и развитое товарное обращение, торговля. Мировая торговля и мировой рынок открывают в XVI столетии новую историю капитала.

Если мы оставим в стороне вещественное содержание товарного об­ращения, обмен различных потребительных стоимостей и будем рассмат­ривать лишь экономические формы, порождаемые этим процессом, то мы найдем, что деньги представляют собой его последний продукт. Этот по­следний продукт товарного обращения есть первая форма проявления ка­питала.

Исторически капитал везде противостоит земельной собственности сначала в форме денег, как денежное имущество, как купеческий и рос­товщический капитал. Но нет надобности обращаться к истории возник­новения капитала для того, чтобы убедиться, что деньги являются первой формой его проявления. История эта ежедневно разыгрывается на наших глазах. Каждый новый капитал при своем появлении на сцене, т. е. на то­варном рынке, рынке труда или денежном рынке, неизменно является в виде денег, — денег, которые путем определенных процессов должны превратиться в капитал.

Деньги как деньги и деньги как капитал сначала отличаются друг от друга лишь неодинаковой формой обращения.

Непосредственная форма товарного обращения есть Т — Д — Т, пре­вращение товара в деньги и обратное превращение денег в товар, продажа ради купли. Но наряду с этой формой мы находим другую, специфически отличную от нее, форму Д — Т — Д, превращение денег в товар и обрат­ное превращение товара в деньги, куплю ради продажи. Деньги, описы­вающие в своем движении этот последний цикл, превращаются в капитал, становятся капиталом и уже по своему назначению представляют собой капитал.

Присмотримся ближе к обращению Д — Т — Д. Подобно простому товарному обращению, оно проходит две противоположных фазы. Первая фаза, Д — Т, купля, представляет собой превращение денег в товар. Вто­рая фаза, Т — Д, или продажа, — обратное превращение товара в деньги. Единство обеих фаз составляет совокупное движение, в котором деньги

обмениваются на товар и потом этот самый товар обменивается опять на деньги, товар покупается ради продажи, или, если оставить в стороне формальные различия между куплей и продажей, на деньги покупается товар и на товар — деньги. Результат, в котором угасает весь процесс, есть обмен денег на деньги, Д — Д. Если я на 100 ф. ст. покупаю 2 000 ф. хлопка и снова продаю эти 2 000 ф. хлопка за 110 ф. ст., то в конечном счете я обменял 100 ф. ст. на 110 ф. ст., деньги на деньги.

Очевидно, прежде всего, что процесс обращения Д — Т — Д был бы совершенно нелеп и бессодержателен, если бы он представлял собой лишь обходный путь для того, чтобы данную денежную стоимость обменять на ту же самую денежную стоимость, например 100 ф. ст. на 100 ф. ст. Не­сравненно проще и надежнее метод собирателя сокровищ, который хранит у себя свои 100 ф. ст., вместо того чтобы подвергать их опасностям обра­щения. С другой стороны, когда купец продает купленный им за 100 ф. ст. хлопок, то совершенно независимо от того, выручает ли он при этом 110 ф. ст., или 100 ф. ст., или даже только 50 ф. ст., его деньги описывают своеобразный и оригинальный путь, совершенно отличный от простого товарного обращения, когда, например, крестьянин продает хлеб и на вырученные деньги покупает себе одежду. Итак, прежде всего мы должны охарактеризовать формальное различие между кругооборотами Д — Т — Д и Т — Д — Т. Вместе с тем обнаружится и различие по существу, скры­вающееся за этими формальными различиями. Посмотрим сначала, что общего в обеих этих формах.

Оба круговорота распадаются на одни и те же противоположные фа­зы: Т — Д, продажа, и Д — Т, купля. В каждой из обеих фаз противостоят друг другу одни и те же два вещных элемента — товар и деньги и два лица в одних и тех же характерных экономических масках — покупатель и продавец. Каждый из обоих круговоротов представляет собой единство одних и тех же противоположных фаз, и оба раза это единство осуществ­ляется при посредстве трех контрагентов, из которых один только прода­ет, другой только покупает, а третий попеременно покупает и продает.

Но что уже с самого начала разделяет кругообороты Т — Д — Т и д — j — д^ _так это обратная последовательность одних и тех же проти­воположных фаз обращения. Простое товарное обращение начинается продажей и заканчивается куплей, обращение денег как капитала начина­ется куплей и заканчивается продажей. Там товар, здесь деньги образуют исходный и конечный пункты движения. В первой форме роль посредника во всем процессе играют деньги, во второй, наоборот, — товар.

В обращении Т — Д — Т деньги, в конце концов, превращаются в то­вар, который служит потребительной стоимостью. Следовательно, тут деньги затрачиваются окончательно. Напротив, в противоположной форме д — х — д покупатель затрачивает деньги лишь для того, чтобы получить деньги в качестве продавца. Покупая товар, он бросает деньги в обраще-

2 Зак. 2195

33 ние с тем, чтобы вновь извлечь их оттуда путем продажи того же самого товара. Он выпускает из рук деньги лишь с затаенным намерением снова овладеть ими. Таким образом, деньги здесь лишь авансируются¹.

В форме Т — Д — Т одни и те же деньги дважды меняют свое место. Продавец получает их от покупателя и уплачивает их другому продавцу. Весь процесс в целом, начинающийся получением денег за товар, закан­чивается отдачей денег за товар. Обратно протекает процесс в форме Д -Т — Д. Не одни и те же деньги, а один и тот же товар два раза меняет здесь свое место. Покупатель получает его из рук продавца и снова пере­дает его в руки другого покупателя. Как в простом товарном обращении двукратное перемещение одних и тех же денег вызывает их окончатель­ный переход из одних рук в другие, так здесь двукратная перемена места одним и тем же товаром приводит деньги обратно к их исходному пункту.

Обратный приток денег к их исходному пункту не зависит от того, продается ли товар дороже, чем он был куплен, или нет. Это обстоятель­ство влияет лишь на величину притекающей обратно денежной суммы. Самое явление обратного притока имеет место, поскольку купленный то­вар снова продается, т. е. поскольку описывается полностью кругооборот Д — Т — Д. Следовательно, здесь мы находим чувственно воспринимае­мую разницу между обращением денег как капитала и их обращением просто как денег.

Кругооборот Т — Д — Т совершенно закончен, как только деньги, вырученные от продажи одного товара, унесены куплей другого товара. И если обратный приток денег к исходному пункту здесь все-таки произой­дет, то лишь благодаря возобновлению или повторению всего процесса. Если я продаю квартер хлеба за 3 ф. ст. и на эти 3 ф. ст. покупаю платье, то для меня эти 3 ф. ст. истрачены окончательно. Я уже не имею к ним более никакого отношения. Они принадлежат торговцу платьем. Если бы я продал второй квартер пшеницы, то деньги вернулись бы ко мне обратно, но не вследствие первой сделки, а лишь вследствие ее повторения. Деньги снова удаляются от меня, если я доведу эту сделку до конца, совершив новую куплю. Следовательно, в обращении Т — Д — Т затрата денег не имеет никакого отношения к их обратному притоку. Напротив, в Д — Т — Д обратный приток денег обусловливается самим характером их затраты. Без этого обратного притока всю операцию надо признать неудавшейся или процесс прерванным и еще незаконченным, так как недостает его вто­рой фазы — продажи, дополняющей и завершающей куплю.

Кругооборот Т — Д — Т имеет своей исходной точкой один товар, а конечной точкой другой товар, который выходит из обращения и поступа-

Когда покупают какую-либо вешь с целью перепродажи, то употребленная при этом сумма называется авансированными деньгами; если же вещь покупается не для перепрода­жи, то можно сказать, что деньги были истрачены.

j

ет в потребление. Потребление, удовлетворение потребностей, одним сло­вом — потребительная стоимость, есть, таким образом, конечная цель этого кругооборота. Напротив, кругооборот Д — Т — Д имеет своим ис­ходным пунктом денежный полюс и, в конце концов, возвращается к тому же полюсу. Его движущим мотивом, его определяющей целью является поэтому сама меновая стоимость.

В простом товарном обращении оба крайних пункта имеют одну и ту же экономическую форму. Оба они — товары. И притом товары равной стоимости. Но зато они качественно различные потребительные стоимо­сти, например хлеб и платье. Обмен продуктов, обмен различных веществ, в которых выражается общественный труд, составляет здесь содержание движения. Иначе обстоит дело в обращении Д — Т — Д. На первый взгляд оно представляется, вследствие своей тавтологичное™, бессодер­жательным. Оба крайних пункта имеют одну и ту же экономическую фор­му. Оба они — деньги, следовательно не являются качественно различны­ми потребительными стоимостями, ибо деньги представляют собой как-раз такой превращенный образ товаров, в котором погашены все особен­ные потребительные стоимости последних. Сначала обменять 100 ф. ст. на хлопок, а затем снова обменять этот хлопок на 100 ф. ст., т. е. окольным путем деньги на деньги, то же на то же, — такая операция представляется столь же бесцельной, сколь и нелепой. Одна денежная сумма может вооб­ще отличаться от другой денежной суммы только по величине. Процесс Д — Т — Д обязан поэтому своим содержанием не качественному разли­чию между своими крайними пунктами, — так как оба они деньги, — а лишь их количественной разнице. В результате этого процесса из обра­щения извлекается больше денег, чем первоначально было брошено в не­го. Хлопок, купленный, например, за 100 ф. ст., снова продается за 100 + 10 ф. ст., или ПО фунтов стерлингов. Поэтому полная форма рассматри­ваемого процесса выражается так: Д — Т — Д', где Д = Д + ЛД, т. е. рав­но первоначально авансированной сумме плюс некоторое приращение. Это приращение, или избыток над первоначальной стоимостью, я называю прибавочной стоимостью (surplus value). Таким образом, первоначально авансированная стоимость не только сохраняется в обращении, но и из­меняет свою величину, присоединяет к себе прибавочную стоимость, или возрастает. И как раз это движение превращает ее в капитал.

Возможно, правда, что в Т — Д — Т оба крайних пункта, Т и Т, на­пример хлеб и платье, являются количественно различными стоимостями. Крестьянин может продать свой хлеб выше его стоимости или купить пла­тье ниже его стоимости. С другой стороны, его может надуть торговец платьем. Но для самой этой формы обращения такие.различия в стоимо­сти представляют собой нечто чисто случайное. Эта форма обращения, в противоположность Д — Т — Д ничуть не утрачивает своего смысла и значения, если оба крайних пункта, например хлеб и платье, эквивалентны

2*

35 друг другу. Более того, равенство их стоимостей представляет здесь собой условие нормального хода процесса.

Повторение, или возобновление продажи ради купли, так же как и самый этот процесс, находят меру и смысл в лежащей вне этого процесса конечной цели, — в потреблении, в удовлетворении определенных потребностей. На­против, при купле ради продажи начало и конец представляют собой одно и то же, а именно деньги, меновую стоимость, а уже вследствие одного этого дан­ное движение бесконечно. Как бы то ни было, из Д получилось Д + ДД; из 100 ф. ст. — 100 + 10 ф. ст. Но рассматриваемые только с качественной сторо­ны, ПО ф. ст. представляют собой то же самое, что и 100 ф. ст., а именно день­ги. И с количественной стороны 110 ф. ст. —такая же ограниченная сумма стоимости, как и 100 ф. ст. Если бы эти 110 ф. ст. были израсходованы как деньги, они вышли бы из своей роли. Они перестали бы тогда быть капи­талом. Извлеченные из обращения, они окаменевают в сокровище, и здесь уж ни один фартинг не нарастает на них, хотя бы они лежали до второго пришествия. Следовательно, раз дело идет о возрастании стоимости, по­требность в таком возрастании присуща 110 ф. ст. так же, как и 100 ф. ст., потому что обе эти суммы представляют собой ограниченные выражения меновой стоимости и, следовательно, они имеют одно и то же призвание приближаться к абсолютному богатству путем увеличения своих разме­ров. Правда, на один момент первоначально авансированная стоимость в 100 ф. ст. отличается от 10 ф. ст. прибавочной стоимости, наросшей на нее в обращении, но это различие тотчас же расплывается снова. В итоге про­цесса получается не так, что на одной стороне имеется первоначальная стоимость в 100 ф. ст., а на другой —прибавочная стоимость в 10 ф. ст. Получается единая стоимость в 110 ф. ст. Последняя имеет форму, столь же пригодную для того, чтобы снова начать процесс возрастания, как и первоначальные 100 ф. ст. Заканчивая движение, деньги образуют его но­вое начало. Следовательно, конец каждого отдельного кругооборота, в котором купля совершается ради продажи, уже сам по себе образует нача­ло нового кругооборота. Простое товарное обращение — продажа ради купли — служит средством для достижения конечной цели, лежащей вне обращения, — для присвоения потребительных стоимостей, для удовле­творения потребностей. Напротив, обращение денег в качестве капитала есть самоцель, так как возрастание стоимости осуществляется лишь в пре­делах этого постоянно возобновляющегося движения. Поэтому движение капитала не знает границ.

Как сознательный носитель этого движения, владелец денег становит­ся капиталистом. Его личность или, точнее, его карман — вот тот пункт, откуда исходят и куда возвращаются деньги. Объективное содержание этого обращения — возрастание стоимости — есть его субъективная цель, и поскольку растущее присвоение абстрактного богатства является един­ственным движущим мотивом его операций, постольку — и лишь по-

стольку — он функционирует как капиталист, т. е. как олицетворенный, одаренный волей и сознанием капитал. Поэтому потребительную стои­мость никогда нельзя рассматривать как непосредственную цель капита­листа. Равным образом не получение единичной прибыли является его целью, а ее неустанное движение. Это стремление к абсолютному обога­щению, эта страстная погоня за стоимостью являются общими и для капи­талиста и для собирателя сокровищ, но в то время как собиратель сокро­вищ есть лишь помешанный капиталист, капиталист есть рациональный собиратель сокровищ. Непрестанного возрастания стоимости, которого собиратель сокровищ старается достигнуть, спасая деньги от обращения, более проницательный капиталист достигает тем, что он снова и снова бросает их в обращение.

Те самостоятельные формы — денежные формы, — которые стои­мость товаров принимает в процессе простого обращения, только опо­средствуют обмен товаров и исчезают в конечном результате движения. Напротив, в обращении Д — Т — Д и товар и деньги функционируют лишь как различные способы существования самой стоимости: деньги как всеобщий, товар — как особенный и, так сказать, замаскированный спо­соб ее существования. Стоимость постоянно переходит из одной формы в другую, никогда, однако, не утрачиваясь в этом движении, и превращается таким образом в автоматически действующий субъект. Если фиксировать отдельные формы проявления, которые возрастающая стоимость попере­менно принимает в своем жизненном кругообороте, то получаются такие определения: капитал есть деньги, капитал есть товар. Однако на самом деле стоимость становится здесь субъектом некоторого процесса, в кото­ром она, постоянно меняя денежную форму на товарную и обратно, сама изменяет свою величину, отталкивает себя как прибавочную стоимость от себя самой как первоначальной стоимости, самовозрастает. Ибо движе­ние, в котором она присоединяет к себе прибавочную стоимость, есть ее собственное движение, следовательно, ее возрастание есть самовозраста­ние. Она получила магическую способность творить стоимость в силу то­го, что сама она есть стоимость. Она приносит живых детенышей или, по крайней мере, кладет золотые яйца.

Как активный субъект этого процесса, в котором она то принимает, то сбрасывает с себя денежную и товарную формы и в то же время неизмен­но сохраняется и возрастает в этих превращениях, стоимость нуждается прежде всего в самостоятельной форме, в которой было бы констатирова­но ее тождество с нею же самой. И этой формой она обладает лишь в виде денег. Деньги образуют поэтому исходный и заключительный пункт вся­кого процесса возрастания стоимости. Она была равна 100 ф. ст., теперь она равна 110 ф. ст. и т. д. Но сами деньги играют здесь роль лишь одной из форм стоимости, потому что их здесь две. Не приняв товарной формы, деньги не могут стать капиталом. Таким образом, здесь деньги не высту-пают против товаров полемически, как при накоплении сокровищ. Капи­талист знает, что всякие товары, какими бы оборвышами они ни выгляде­ли, как бы скверно они ни пахли, суть деньги в духе и истине, евреи внут­реннего обрезания, и к тому же чудотворное средство из денег делать большее количество денег.

Если в простом обращении стоимость товаров в противовес их потре­бительной стоимости получала в лучшем случае самостоятельную форму денег, то здесь она внезапно выступает как саморазвивающаяся, как само­движущаяся субстанция, для которой товары и деньги суть только формы. Более того, вместо того чтобы выражать собой отношение товаров, она теперь вступает, так сказать, в частное отношение к самой себе. Она отли­чает себя как первоначальную стоимость от себя самой как прибавочной стоимости, подобно тому как бог-отец отличается от самого себя как бога-сына, хотя оба они одного возраста и в действительности составляют лишь одно лицо. Ибо лишь благодаря прибавочной стоимости в 10 ф. ст. авансированные 100 ф. ст. становятся капиталом, и как только они стали им, как только родился сын, а через сына и отец, тотчас снова исчезает их различие, и оба они едино суть: 110 ф. ст.

Стоимость становится, таким образом, самодвижущейся стоимостью, самодвижущимися деньгами, и как таковая она — капитал. Она выходит из сферы обращения, снова вступает в нее, сохраняет и умножает себя в ней, возвращается назад в увеличенном виде и снова и снова начинает один и тот же кругооборот. Д — Д\ деньги, порождающие деньги. -money which begets money, — таково описание капитала в устах его пер­вых истолкователей, меркантилистов.

Купить, чтобы продать, или, точнее, купить, чтобы продать дороже, Д — Т — Д' представляет на первый взгляд форму, свойственную лишь одному виду капитала — купеческому капиталу. Но и промышленный ка­питал есть деньги, которые превращаются в товар и потом путем продажи товара обратно превращаются в большее количество денег. Акты, которые совершаются вне сферы обращения в промежутке между куплей и прода­жей, нисколько не изменяют этой формы движения. Наконец, в капитале, приносящем проценты, обращение Д — Т — Д' представлено в сокращен­ном виде, в своем результате без посредствующего звена, в своем, так ска­зать, лапидарном стиле, как Д — Д', как деньги, которые равны большему количеству денег, как стоимость, которая больше самой себя. Таким обра­зом, Д — Т — Д' есть действительно всеобщая формула капитала, как он непосредственно проявляется в сфере обращения.

2. Противоречия всеобщей формулы

Та форма обращения, в которой денежная куколка превращается в ка­питал, противоречит всем развитым раньше законам относительно приро-

ды товара, стоимости, денег и самого обращения. От простого товарного обращения ее отличает обратная последовательность тех же самых двух противоположных процессов, продажи и купли. Но каким чудом такое чисто формальное различие может преобразовать самое природу данного процесса?

Более того: этот обратный порядок существует лишь для одного из трех деловых друзей, вступающих между собой в сделку. Как капиталист, я покупаю товар у А и продаю его затем В; как простой товаровладелец, я продаю товар В и потом снова покупаю товар у А. Для деловых друзей А и В этого различия не существует. Они выступают лишь в качестве про­давца и покупателя товаров. Я сам противостою им всякий раз как про­стой владелец денег или товаровладелец, как покупатель или как прода­вец. Как при той, так и при другой последовательности метаморфозов я противостою одному из них только как покупатель, другому — только как продавец: одному — только в качестве денег, другому — только в качест­ве товара, но я никому из них не противостою в качестве капитала или в качестве капиталиста, т. е. как представитель чего-то такого, что было бы больше, чем деньги, или больше, чем товар, чего-то такого, что могло бы производить какое-либо иное действие, кроме того, которое свойственно деньгам или товарам. Для меня купля у А и продажа В образуют один последовательный ряд. Но связь между этими двумя актами существует только для меня. А нет никакого дела до моей сделки с В, В — никакого дела до моей сделки с А. Если бы я захотел объяснить им ту особую мою заслугу, что я перевернул порядок следования сделок, то они доказали бы мне, что я заблуждаюсь относительно самого этого порядка следования, что сделка в целом не началась куплей и не кончилась продажей, а. наобо­рот, началась продажей и завершилась куплей. В самом деле: мой первый акт, купля, есть продажа с точки зрения А, мой второй акт, продажа, есть купля с точки зрения В. Не удовольствовавшись этим, А и В заявят кроме того, что весь этот порядок следования есть совершенно излишний фокус-покус. А мог бы прямо продать свой товар В, В прямо купить у А. Вместе с тем вся сделка превращается в односторонний акт обычного товарного обращения — продажу с точки зрения А, куплю с точки зрения В, Таким образом, перевернув порядок следования актов, мы отнюдь не вышли из сферы простого товарного обращения: нам приходится поэтому посмот­реть, допускает ли природа самой этой сферы возрастание входящих в нее стоимостей, а следовательно, образование прибавочной стоимости.

Возьмем процесс обращения в той его форме, в которой он представ­ляет собой простой товарообмен. Эта форма имеется налицо во всех тех случаях, когда два товаровладельца покупают друг у друга товары и с на­ступлением срока платежа сводят баланс взаимных денежных обяза­тельств. Деньги служат здесь счетными деньгами; они выражают стоимо­сти товаров в их ценах, но не противостоят самим товарам телесно. Оче-

37 видно, поскольку дело касается потребительных стоимостей, в выигрыше могут оказаться оба обменивающиеся между собой лица. Оба отчуждают товары, которые бесполезны для них как потребительные стоимости, и получают товары, в потреблении которых они нуждаются. Но выгодность сделки может даже не ограничиваться этим. Возможно, что А, продающий вино и покупающий хлеб, производит в течение данного рабочего времени больше вина, чем мог бы произвести его в течение того же самого рабоче­го времени возделыватель хлеба В, и наоборот; В, возделывающий хлеб, производит в течение данного рабочего времени больше хлеба, чем его мог бы произвести винодел А. Таким образом, А получает за ту же самую меновую стоимость больше хлеба, а В больше вина, чем получил бы каж­дый из них, если бы оба они вынуждены были производить для себя и ви­но и хлеб, не прибегая к обмену. Следовательно, в отношении потреби­тельной стоимости можно сказать, что «обмен есть сделка, в которой вы­игрывают обе стороны».

Дело нисколько не изменяется от того, что между товарами становятся деньги в качестве средства обращения и что акт купли осязательно отде­ляется от акта продажи. Стоимость товаров выражается в их ценах рань­ше, чем они вступают в обращение, следовательно, она — предпосылка обращения, а не результат его.

Рассматривая процесс абстрактно, т. е. оставляя в стороне обстоятель­ства, которые не вытекают из имманентных законов простого товарного обращения, мы найдем здесь, кроме замены одной потребительной стои­мости другой, только товарный метаморфоз, т. е. простое изменение фор­мы товара. Одна и та же стоимость, т. е. одно и то же количество овещест­вленного общественного труда, находится в руках одного и того же това­ровладельца сначала в форме товара, потом в форме денег, в которые то­вар превратился, наконец, опять в форме товара, в который обратно пре­вратились деньги. Такое превращение формы не заключает в себе измене­ния величины стоимости. Изменение, претерпеваемое в этом процессе самой стоимостью товара, ограничивается изменением ее денежной фор­мы. Сначала она существует в виде цены предлагаемого для продажи то­вара, затем в виде денежной суммы, которая, однако, уже ранее была вы­ражена в цене, наконец в виде цены эквивалентного товара. Эта смена форм сама по себе столь же мало заключает в себе изменение величины стоимости, как размен пятифунтового билета на соверены, полусоверены и шиллинги. Итак, поскольку обращение товара обусловливает лишь из­менение формы его стоимости, оно обусловливает, если явление протека­ет в чистом виде, обмен эквивалентов. Даже вульгарная политическая экономия, несмотря на полное непонимание того, что такое стоимость, всякий раз, когда пытается на свой лад рассматривать явление в чистом виде, предполагает, что спрос и предложение взаимно покрываются, т. е. что влияние их вообще уничтожается. Следовательно, если в отношении

потребительной стоимости оба контрагента могут выиграть, то на меновой стоимости они не могут оба выиграть. Здесь господствует скорее правило: «Где равенство, там нет выгоды». Хотя товары и могут быть проданы по ценам, отклоняющимся от их стоимостей, но такое отклонение является нарушением законов товарообмена. В своем чистом виде он есть обмен эквивалентов и, следовательно, не может 'быть средством увеличения стоимости.

Если обмениваются товары или товары и деньги равной меновой стоимости, т. е. эквиваленты, то, очевидно, никто не извлекает из обраще­ния большей стоимости, чем пускает в него. В таком случае не происходит образования прибавочной стоимости. В своей чистой форме процесс об­ращения товаров обусловливает собой обмен эквивалентов. Однако в дей­ствительности процессы не совершаются в чистом виде. Предположим поэтому, что обмениваются не эквиваленты.

Во всяком случае, на товарном рынке только товаровладелец противо­стоит товаровладельцу, и та власть, которой обладают эти лица один по отношению к другому, есть лишь власть их товаров. Вещественное разли­чие товаров есть вещественное основание обмена, оно обусловливает вза­имную зависимость товаровладельцев, так как ни один из них не владеет предметом своего собственного потребления и каждый из них владеет предметом потребления другого. Помимо этого вещественного различия потребительных стоимостей товаров между последними существует лишь одно различие: различие между натуральной формой и их превращенной формой, между товарами и деньгами. Таким образом, товаровладельцы различаются между собой лишь как продавцы, владельцы товара, и как покупатели, владельцы денег.

Допустим теперь, что продавец обладает какой-то необъяснимой при­вилегией продавать товары выше их стоимости, за ПО, если они стоят 100, т. е. с номинальной надбавкой к цене в 10 %. Продавец получает та­ким образом прибавочную стоимость, равную 10. Но после того как он был продавцом, он становится покупателем. Третий товаровладелец встречается с ним теперь как продавец и, в свою очередь, пользуется при­вилегией продавать товар на 10 % дороже. Наш товаровладелец выиграл в качестве продавца 10, чтобы потерять в качестве покупателя те же 10. В общем дело фактически свелось к тому, что все товаровладельцы продают друг другу свои товары на 10 % дороже их стоимости, а это совершенно то же самое, как если бы товары продавались по их стоимости. Такая все­общая номинальная надбавка к цене товаров имеет такое же значение, как, например, измерение товарных стоимостей в серебре вместо золота. Де­нежные названия, т. е. цены товаров, возрастают, но отношения их стои­мостей остаются неизменными.

Допустим, наоборот, что покупатель обладает привилегией приобре­тать товары ниже их стоимости. Тут нет надобности даже напоминать, что

2а Зак. 2195

41 покупатель, в свою очередь, станет продавцом. Он уже был продавцом, прежде чем стал покупателем. Он уже потерял в качестве продавца 10%, прежде чем выиграл 10% в качестве покупателя. Все остается по-старому. Итак, образование прибавочной стоимости, а потому и превращение денег в капитал не может быть объяснено ни тем, что продавцы продают свои товары выше их стоимости, ни тем, что покупатели покупают их ниже их стоимости.

В обращении производители и потребители противостоят друг другу лишь как продавцы и покупатели. Утверждать, что прибавочная стоимость возникает для производителей вследствие того, что потребители оплачи­вают товары выше их стоимости, значит только повторять в замаскиро­ванном виде простое положение, будто товаровладелец как продавец об­ладает привилегией продавать товары по завышенной цене. Продавец сам произвел свой товар или является представителем его производителей, но равным образом и покупатель сам произвел товары, выраженные в его деньгах, или является представителем их производителей. Следовательно, производитель противостоит производителю. Их различает лишь то, что один покупает, в то время как другой продает. Мы не подвинемся ни на шаг далее, если допустим, что товаровладелец под именем производителя продает свой товар выше стоимости, а под именем потребителя он же по­купает товары выше их стоимости.

Поэтому последовательные сторонники иллюзии, будто прибавочная стоимость возникает из номинальной надбавки к цене, или из привилегии продавцов продавать товары слишком дорого, предполагают существова­ние класса, который только покупает не продавая, следовательно, только потребляет не производя. Существование такого класса с той точки зре­ния, которой мы пока достигли, с точки зрения простого обращения, еще не может быть объяснено. Но забежим вперед. Деньги, на которые посто­янно покупает такой класс, должны, очевидно, постоянно притекать к не­му от тех же товаровладельцев, и притом без обмена, даром, на основании какого-либо права или насилия. Продавать представителям такого класса товары выше стоимости — значит только возвращать себе часть даром отданных денег. Так, например, города Малой Азии платили Древнему Риму ежегодную денежную дань. На эти деньги Рим покупал у них това­ры, и покупал по завышенным ценам. Малоазийцы надували римлян, вы­манивая у своих завоевателей посредством торговли часть уплаченной им дани. И все же в накладе оставались малоазийцы. За их товары им во вся­ком случае платили их же собственными деньгами. Это отнюдь не метод обогащения или создания прибавочной стоимости.

Будем поэтому держаться в границах товарного обмена, где продавец является покупателем и покупатель — продавцом. Быть может, мы попали в затруднение вследствие того, что рассматривали лиц только как персо­нифицированные категории, а не индивидуально.

Товаровладелец Д может быть настолько ловким плутом, что всегда надувает своих коллег В и С, в то время как эти последние при всем жела­нии не в состоянии взять реванш. А продает В вино стоимостью в 40 ф. ст. и посредством обмена приобретает пшеницу стоимостью в 50 ф. ст. А превратил свои 40 ф. ст. в 50 ф. ст., сделал из меньшего количества денег большее их количество и превратил свой товар в капитал. Присмотримся к делу внимательнее. До обмена имелось на 40 ф. ст. вина.в руках А и на 50 ф. ст. пшеницы в руках В, а всего стоимости на 90 ф. ст. После обмена мы имеем ту же самую общую стоимость в 90 ф. ст. Находящаяся в обраще­нии стоимость не увеличилась ни на один атом, изменилось лишь ее рас­пределение между А и В. То, что для одной стороны является здесь при­бавочной стоимостью, для другой представляет недостающую стоимость, плюс для одного есть минус для другого. Тот же самый результат полу­чился бы, если бы А, не прикрываясь процессом обмена, прямо украл бы у В 10 ф. ст. Очевидно, сумму находящихся в обращении стоимостей нельзя увеличить никаким изменением в их распределении, подобно тому как еврей, торгующий старыми монетами, ничуть не увеличит количества бла­городного металла своей страны, если продаст фартинг времен королевы Анны за гинею. Весь класс капиталистов данной страны в целом не может наживаться за счет самого себя.

Как ни вертись, а факт остается фактом: если обмениваются эквива­ленты, то не возникает никакой прибавочной стоимости, и если обмени­ваются неэквиваленты, тоже не возникает никакой прибавочной стоимо­сти. Обращение, или товарообмен, не создает никакой стоимости.

Отсюда понятно, почему в нашем анализе основной формы капитала, той его формы, в которой капитал определяет собой экономическую орга­низацию современного общества, мы пока совершенно не будем касаться наиболее популярных и, так сказать, допотопных форм капитала, т. е. тор­гового капитала и ростовщического капитала.

В собственно торговом капитале форма Д — Т — Д, купить, чтобы продать дороже, проявляется в наиболее чистом виде. С другой стороны. все его движение протекает в пределах сферы обращения. Но так как из обращения самого по себе нет возможности объяснить превращение денег в капитал, образование прибавочной стоимости, то торговый капитал представляется невозможным, поскольку обмениваются эквиваленты, по­этому его существование может быть выведено лишь как результат двусто­роннего надувательства покупающих и продающих товаропроизводителей паразитически внедряющимся между ними купцом. В этом смысле Франклин говорит: «Война есть грабеж, торговля есть надувательство». Чтобы объяснить возрастание торгового капитала иначе чем простым надувательством товаро­производителей, необходим длинный ряд промежуточных звеньев, которые здесь, где единственной нашей предпосылкой является товарное обращение и его простые моменты, пока еще совершенно отсутствуют.

2а*

43 То, что мы сказали о торговом капитале, еше в большей степени при­менимо к ростовщическому капиталу. В торговом капитале оба крайних пункта — деньги, бросаемые на рынок, и возросшие деньги, извлекаемые с рынка, — связаны, по крайней мере, через посредство купли и продажи, опосредствованы движением обращения. В ростовщическом капитале форма Д — Т — Д' сокращена, крайние пункты соединяются без всякого посредствующего звена: Д — Д', деньги, обмениваемые на большее коли­чество денег, — форма, противоречащая самой природе денег и потому необъяснимая с точки зрения товарообмена.

В ходе нашего исследования мы обнаружим, что и капитал, принося­щий проценты, подобно торговому капиталу, является производной фор­мой, а вместе с тем увидим, почему исторически оба они возникли раньше современной основной формы капитала.

Как видим, прибавочная стоимость не может возникнуть из обраще­ния; следовательно, для того чтобы она возникла, за спиной обращения должно произойти нечто такое, чего не видно в самом процессе обраще­ния. Но может ли прибавочная стоимость возникнуть откуда-либо еще, кроме процесса обращения? Обращение есть сумма всех меновых отно­шений товаровладельцев. Вне обращения товаровладелец сохраняет от­ношение лишь к своему собственному товару. Поскольку дело касается стоимости, это отношение ограничивается тем, что товар данного лица содержит известное количество его собственного труда, измеряемого со­гласно определенным общественным законам. Это количество труда вы­ражается в величине стоимости его товара, а так как величина стоимости выражается в счетных деньгах, то оно выражается в цене товара, напри­мер в 10 фунтах стерлингов. Но его труд не выражается в стоимости това­ра плюс некоторое ее превышение, не выражается в цене, равной 10 и в то же время равной 11, не выражается в стоимости, которая больше самой себя. Товаровладелец может создавать своим трудом стоимости, но не возрастающие стоимости. Он может повысить стоимость товара, присое­диняя к наличной стоимости новую стоимость посредством нового труда, например изготовляя из кожи сапоги. То же самое вещество имеет теперь больше стоимости, так как заключает в себе большее количество труда. Сапоги имеют поэтому большую стоимость, чем кожа, но стоимость кожи осталась тем, чем она была. Она не возросла, не присоединила к себе при­бавочной стоимости во время производства сапог. Следовательно, товаро­производитель не может увеличить стоимость и тем самым превратить деньги или товар в капитал вне сферы обращения, не вступая в соприкос­новение с другими товаровладельцами.

Итак, капитал не может возникнуть из обращения и так же не может возникнуть вне обращения. Он должен возникнуть в обращении и в то же время не в обращении.

Мы получили, таким образом, двойственный результат.

Превращение денег в капитал должно быть раскрыто на основе имма­нентных законов товарообмена, т. е. исходной точкой должен послужить нам обмен эквивалентов. Наш владелец денег, который представляет со­бой пока еще только личинку капиталиста, должен купить товары по их стоимости, продать их по их стоимости и все-таки извлечь в конце этого процесса больше стоимости, чем он вложил в него. Его превращение в бабочку, в настоящего капиталиста, должно совершиться в сфере обраще­ния и в то же время не в сфере обращения. Таковы условия проблемы.