Глава одиннадцатая. О том, как Роман Тихомиров экранизировал оперу Петра Чайковского « Евгений Онегин». 3 страница

Глава четырнадцатая.

О том, как Роман Тихомиров был первооткрывателем национальных опер.

Подлинно русский художник, Тихомиров тем не менее стал первооткрывателем многих национальных опер других республик.
Роман Иринархович любил работать в республиках Союза. Он не теоретизировал по поводу необходимости взаимопроникновения культур, чем обильно занимались записные искусствоведы, сидя в своих теплых квартирах.
Тихомиров просто ездил и ставил спектакли. Одной из его первых работ в этом качестве стала опера М. Раухвергера «Джамиля», поставленная в Киргизии в 1960 году. Это было первое исполнение оперы, которая, впоследствии, с большим успехом долго шла на сцене Фрунзенского театра оперы и балета.
Об этом событии, в одном из своих последних интервью, вспоминал, к сожалению недавно ушедший из жизни, замечательный певец Булат Минжилкиев. Собственно приезд Тихомирова и способствовал тому, что пока никому не известный молодой человек стал профессионально заниматься вокалом. Минжилкиев и Тихомиров познакомились во время работы Романа Иринарховича во Фрунзе. Тихомиров послушал пение Минжилкиева и уверенно ему сказал: «Давай, не теряй времени, поступай в консерваторию!»
Булат всю жизнь считал Романа Иринарховича крестным отцом в творчестве, ведь не посоветуй ему Тихомиров поступать в консерваторию, неизвестно, как сложилась бы жизнь Минжилкиева. Так приехав в Киргизию снимать фильм и ставить оперу, Тихомиров нашел великолепного вокалиста и помог тому определиться в жизни.
Подобных событий во многочисленных поездках по стране у Романа Иринарховича было великое множество. Буквально в каждом городе Тихомиров искал и находил интересных людей, помогал найти себя, устраивал их творческую жизнь. Своим крестным отцом считает Романа Иринарховича и режиссер-постановщик Иркин Габитов, которого Тихомиров встретил в Ташкенте, куда в 1977 году отправился ставить оперу местного автора И. Акбарова «Леопард из Сагдианы». Кстати, вновь - это было первое исполнение.
Опера шла на узбекском языке, что, несомненно, представляло для Тихомирова определенные трудности. Репетируя с актерами, он заметил в зрительном зале молодого человека. Роман Иринархович обратился к нему с просьбой перевести текст произведения. Музыкант оркестра, концертмейстер группы фаготов, Габитов с удовольствием согласился. Он уже давно внутренне, для себя, занимался режиссурой, конструировал мизансцены, когда имел возможность наблюдать репетиционный процесс со стороны, из зрительного зала, а тут такая возможность - сам Тихомиров просит помочь, пусть всего лишь перевести с узбекского на русский. Слово за слово, Иркин осмелел и даже стал что-то советовать по ходу репетиции. Роман Иринархович с интересом его послушал и... предложил актерам мизансцену, о которой, смущаясь, говорил Габитов.
А после репетиции Тихомиров предложил молодому музыканту приехать в Ленинград и поступить на факультет оперной режиссуры. Бессмысленно говорить, как это обрадовало и взволновало Иркина. Это же осенью он оказался в Ленинграде и, удачно пройдя все экзамены, был зачислен на курс к Роману Иринарховичу. О своей работе и жизни в Ташкенте Тихомиров написал в одном из писем Гликману: «Счастлив тем, что чувствую нужность, всеобщее почитание, даже... преклонение! Репетирую с 11-ти до 15-ти и с 9-ти до 22-х. Опера отличная! Коллектив работает с полной отдачей - изголодались!
Как говорят все люди старшего поколения, (а они еще есть!), со времен Э.И. Каплана, С. Д. Масловской и Юнгвильд-Хилькевича ничего подобного в театре не было! Вся труппа «в заводе» (простите за не очень литературное слово, но... точное!), работает не считая часов! Есть много голосистых и талантливых людей! Я живу, как Бог-Саваоф, или как удельный князь! Поселили меня в особняке - резиденции ЦК и Совмина, в 3-х комнатном «люксе». Здесь останавливаются приезжающие в столицу Узбекистана министры, маршалы, партийные работники
(сегодня здесь свита тов. Подгорного, возвращающегося из Африки!). Здесь 3-х кратное питание. Чудо из чудес! Что душа желает! Здесь у ворот дежурит милиционер, который по моему взмаху руки пропускает моих друзей и приятелей! Причем в номер принесут все, что пожелают мои гости! Понимаете - все! В маленькие «окна» свободного времени друзья таскают меня по пловам, шашлыкам, мантам, шурпам, лагманам и другим узбекским кушаньям.
Хозяева пьют, как и положено, легкое вино, ну а мы... «Тихомировку», которая, однако, распространилась по Ташкенту и пользуется громадной популярностью! Вот так и живу! А если прибавить Солнце, Цветение, зелень, Воздух t + 25 градусов! - Рай Божий!». Прочитав такие строки, создается впечатление, что вся жизнь Тихомирова - это большой, непрерывный праздник! Все дается ему легко, играючи... Словно нет бессонных ночей, мучительной работы мозга, бесконечных мелочей, отравляющих существование, чванливых начальников, нерадивых подчиненных, вовремя не подготовленных декораций, амбициозных примадонн, самоуверенных солистов, пьяных музыкантов сценического оркестра, кляуз и наветов за спиной, лжи в глаза, рутинной документации, бессмысленных хождений по инстанциям, да мало ли чего еще!... И все это - ради краткого мига успеха, свершения, еще одного шага по тернистой дороге творчества.
«Испытание успехом, - говорил Тихомиров, - пожалуй, самое трудное испытание в театре. Нередко даже умные, наделенные тактом и щедростью души молодые исполнители, ощутив сладость аплодисментов и опьяненные успехом, не могут уйти от соблазна «премьерства». И начинается: хочу - пою, хочу - не пою, не повысите зарплату, не дадите квартиру - уйду из труппы. Тут уж судьба театра, интересы коллектива отходят на второй план.
А ведь подобные настроения неизбежно сказываются и в творчестве: чувствуя себя непогрешимым, артист начинает петь ad libitum, нарушая музыкальный ансамбль; занимается «самотворчеством» в мизансценах, искажая тем самым музыкально-драматургическое построение произведения и замысел постановщика. Все это неминуемо ведет к разрушению спектакля.
Нередко ореол «исключительности» приводит талантливого молодого человека к потере самоконтроля. И если в этот момент не направить его по правильному пути, в нем начинает вырабатываться эгоизм, чувство иждивенчества, даже цинизм. Он ставит себя в привилегированное положение (особенно тогда, когда чувствует, что нужен театру!), игнорирует всякое понятие о режиме, иногда увлекается алкоголем, погубившим, как известно, немало одаренных и творчески перспективных молодых людей.
И только влияние коллектива, старших товарищей, может принести исцеление: дух творческого содружества, чистых и уважительных взаимоотношений и преемственность мастеров и молодежи». Тихомиров любил успех. Ему безумно нравилось выходить после премьеры и кланяться публике, восторженно аплодирующей его спектаклям. Но он никогда не пользовался своим успехом в личных эгоистических целях. И тому же учил коллег, студентов, актеров. И о том же не уставал повторять в своих многочисленных публикациях.

Глава пятнадцатая.

О том, как Роман Тихомиров отправился в «свободное плавание».

Итак, в 1977 году Роман Тихомиров окончательно отправился в свободное творческое плавание.
Уже в следующем, 1978 году он ставит четыре абсолютно разных спектакля в удаленных друг от друга на тысячи километров городах страны, продолжая активно заниматься преподавательской деятельностью на посту заведующего кафедрой музыкальной режиссуры Ленинградской государственной консерватории. В Днепропетровском театре оперы и балета - оперу Д. Гершвина «Порги и Бесс», в Бурятском театре оперы и балета города Улан-Удэ - шедевр М. Мусоргского «Хованщина», в Воронеже - современное произведение В. Гроховского «Ураган», вновь - первое исполнение, и в Государственном музыкальном театре Якутска - оперу А. Бородина «Князь Игорь».Только фантастической работоспособностью и талантом можно объяснить то, что разумному объяснению не поддается. Ведь минимальный срок постановки спектакля - 2-3 месяца, и это при том, что уже художником созданы эскизы декораций, костюмов, существует режиссерский макет спектакля и т. д. А тут, практически одновременно, в четырех разных частях страны Тихомиров ставит совершенно разные по музыкальной и художественной эстетике спектакли. Такой это был человек, жадный и неуемный во всем - жадный до жизни, до любви, до друзей, до творчества.
На следующий год Роман Иринархович обороты не сбавляет и создает в трех других городах страны три разные спектакля: в Свердловске (так когда-то именовался Екатеринбург) - «Царскую невесту» Н. Римского-Корсакова, в Красноярске - «Ураган» В, Гроховского, в Улан-Удэ - «Порги и Бесс» Д. Гершвина. 1980 год ознаменовался в творческой жизни Тихомирова еще тремя спектаклями: в Улан-Удэ - современной оперой Б. Ямпилова «Прозрение», в Петрозаводском музыкальном театре - первым исполнением оперы В. Гроховского «Красные гроздья рябины», а в театре оперы и балета Монголии - шедевром П. И. Чайковского оперой «Евгений Онегин».
Жизнь Романа Тихомирова была похожа на забег спринтера на стайерскую дистанцию. Он не жалел себя, не жалел здоровья, сил, не экономил энергию, оставляя что-нибудь на потом.
Для окружающих он был легким человеком, чего нельзя сказать об его близких. Им с таким главой семейства приходилось не сладко.
Его квартира иногда напоминала проходной двор, куда мог зайти любой совершенно не знакомый человек. Не выдержав потока посетителей и знакомых Романа Иринарховича, его дочь даже повесила на входную дверь табличку «Музей временно закрыт на реконструкцию». Однако это помогло мало.
Еще одной «головной болью» была страсть Тихомирова к кулинарии. Он необычайно любил стряпать всевозможные кушанья, причем исходными продуктами, порой, становились весьма малосъедобные составляющие (во всяком случае их пропорции постоянно превышали необходимые нормы).
Однажды он готовил птицу в гусятнице, для чего, по только ему одному ведомой причине, всыпал в посудину, где находилась курица, два пакета корицы, которую жена в течении долгого времени страстно берегла. Результатом гастрономических изысков стала невозможная атмосфера в квартире и в буквальном, и в переносном смысле.
Однажды Роман Иринархович принес кальмаров. Откуда он их достал в эпоху, когда нигде невозможно было найти даже тухлой колбасы, остается загадкой, но факт есть факт. Кальмары оказались на кухне, и реформатор кинооперы пошел дальше. Он безжалостно порубил несчастных обитателей морских пучин и засунул их в мясорубку. После чего стал крутить ручку, которая не выдержала подобного обращения и благополучно сломалась. Но не тот человек Тихомиров, чтобы смиряться с трудностями, он привык их успешно преодолевать. Порубив оставшиеся куски кальмаров обычным ножом, Роман Иринархович принялся за приготовление котлет. Родственники в этот момент забаррикадировались в комнате, ожидая любых неприятностей. Ожидания их вскоре оправдались. Тихомиров котлеты нажарил и обратился к близким с предложением их продегустировать. Однако получил решительный отпор!
Тогда неутомимый режиссер-постановщик сложил всю гору котлет в кастрюлю и решительно направился к своему другу, тогдашнему директору «Ленфильма» Киселеву, предусмотрительно прихватив бутылку водки. Друг встретил Тихомирова, как родного и после нескольких тостов, когда закуска в виде принесенных котлет была основательно опустошена, а на столе появилась очередная бутылка, Роман Иринархович открыл тайну принесенного с собой кушанья. Результат его откровений превзошел все ожидания. Киселев надолго заперся в туалете, а затем никогда не забывал спросить из чего сделано то или иное предлагаемое Тихомировым блюдо. Когда Роман Иринахович отправился на границу с Монголией снимать «Князя Игоря», он был нездоров, кашлял и жена дала ему с собой пакеты с эвкалиптовым листом для лечения. Спустя некоторое время от дочери Марии, направленной супругой вместе с Тихомировым, дабы она следила за отцом и по возможности его опекала, пришло письмо, где Мария сообщала о том, что папа не подпускает ее к готовке и сам что-то непрерывно варит. Особое внимание дочь обращала на запах кушанья из чего жена режиссера, Муза Александровна, поняла, что вместо лаврового листа Тихомиров в свою стряпню безжалостно кладет эвкалиптовый. Хуже всего было тем, кто это был вынужден есть, а так как народ Романа Иринарховича искренне уважал, таковые смельчаки всегда находились. Как всякому человеку, тщеславие Тихомирову было не чуждо. Только, в большей степени, оно касалось именно его кулинарных изысков. Во всех поездках он старался готовить пищу для коллег, облекая сам процесс в форму своеобразного священнодействия. Все что он делал - являлось исключительно оригинальным (во всяком случае Роман Иринархович не уставал это постоянно подчеркивать). В какой-то степени это было правдой. Из всех многочисленных вояжей по городам и весям необъятной страны Тихомиров привозил рецепты всевозможных яств, которые затем героически пытался воспроизвести. И иногда это у него даже получалось.
В область преданий вошла любовь Романа Иринарховича приготовлять плов. Этот процесс включал в себя целый комплекс необходимых действий, последствия которых каждый раз были непредсказуемы.
Плов готовился долго. Во-первых, это было необходимо по кулинарной технологии, во всяком случае так утверждал Роман Иринархович, а во-вторых, еще большее значение в создании знаменитого восточного блюда имело общение его приготавливавших друг с другом. Таинство общения и приготовления неизменно сопровождалось разминкой с помощью одной, двух бутылок «Тихомировки». Процесс протекал экспрессивно, ярко, словно в массовой сцене какого-нибудь «Князя Игоря», мизансцены вокруг казана менялись ежесекундно.
Когда плов был готов, пространство вокруг напоминало поле боя - с потолка свисали куски мяса, со стен стекал жир, воздух был пропитан немыслимой смесью «Тихомировки», дыма, запаха баранины, курева и еще неизвестно чего. Вокруг казана сидели победители - сам творец уникального кушанья, Роман Тихомиров и примкнувший к нему в данном конкретном случае молодой коллега. Частенько в этой роли выступал Станислав Гаудасинский, которому после подвигов на кулинарном поприще, нередко совершавшихся в его квартире, изрядно доставалось от собственной жены, по совместительству замечательной отечественной певицы Ирины Богачевой.
...В поездках, помимо неподъемных чемоданов с партитурами, письмами, телефонными книжками, и иным, необходимым для режиссера-постановщика музыкального театра, скарбом, Романа Иринарховича сопровождали кастрюли. Их было около десятка и они занимали в творческой жизни Тихомирова не меньшее место, чем работа над макетом очередного спектакля.
А еще в углу его номера в гостинице (обычно это был номер «люкс») валялись казаны, шампуры, стояла электрическая плитка, холодильник всегда был забит снедью, с которой Роман Иринархович безжалостно расправлялся, готовя новое блюдо. Утром его можно было найти лишь в одном месте - на кухне. Он священнодействовал. Например, мясо Роман Иринархович мог варить часами, добиваясь необходимого (по своему разумению) результата.
И похвала за удачное кушанье на банкете после премьеры для Тихомирова, порой, значила больше, чем восторг от самой премьеры.
Иногда Тихомиров принимался обустраивать свое жилище. Делал он это, как положено всякому талантливому творческому человеку, оригинально. Однажды он решил починить в ванной комнате задвижку. Для чего необходимо было прибить два гвоздя с одной стороны и два - с другой.
Роман Иринархович трудился не покладая рук в течении всего вечера и ночи. Все это время он старательно стучал молотком, периодически заколачивая в стену то один, то другой собственный палец. Домочадцы, понимая что процесс может продолжаться неопределенное количество времени, демонстративно удалились в комнату, где под равномерный стук и вскрики доморощенного столяра, вскоре заснули. Все бы ничего, да только за стенкой жил старый человек, который всю ночь не сомкнул глаз из-за стука молотка о стену и под утро, наконец, явился в квартиру выяснять с хозяином отношения.
Но Тихомиров все-таки довел дело до конца. Он прибил задвижку, только закрываться она почему-то стала наоборот. Каким образом ему это удалось сделать, остается загадкой до сего дня. Действительно, когда за дело берется неординарный человек всегда происходит маленькое чудо.
Возможно вы скажете, что не стоило тратить время на описание столь простых, приземленных событий из жизни Романа Иринарховича. Но ведь из таких событий и состоит жизнь, она как бесконечный калейдоскоп различных стеклышек, образующих в результате удивительные картины.
Близкие, ученики и просто знакомые неоднократно предлагали Тихомирову написать книгу о своей жизни, но он только с усмешкой отмахивался, считая, что, во-первых, успеется, а во-вторых, если он и станет писать, то будет рассказывать о людях, с которыми свела его судьба.
Безостановочная гонка сказывалась на здоровье. Желание творить было не меньшим, но проклятые силы подводили в самый ответственный момент.
И, все-таки, Тихомиров продолжал активно работать. Он возвратился в кино и снял два фильма-оперы на студии «Телефильм-Кишинэу» в Молдавии.
В Рижском Государственном Академическом театре оперы и балета он поставил оперу М. Мусоргского «Борис Годунов», а в своем родном Саратове оперу П. Чайковского «Мазепа».
1982 год - мастер вновь обратился к национальной опере, на сей раз башкирской, представив на сцене театра оперы и балета Уфы оперу Ибрагимова «Послы Урала». В 1983 году он работал в Душанбе. В очередном послании И. Гликману от 12 сентября 1983 года Тихомиров писал: «Спектакль поставлен. Уже вышел на сцену, начались оркестрово-сценические репетиции. Все идет очень ладно, спектакль обрел форму и обретает дыхание. Солисты, хор, оркестр работают отлично. Все изголодались по настоящей работе и хорошим спектаклям. Спектакль обещает быть интересным по форме и очень живым и достоверным, правдивым по содержанию.
Здесь зенит лета (хотя по общему суждению - осень!) t - 28-30 градусов. Солнце! Вечером немного прохладно, до 22-24 градусов. Изобилие овощей, фруктов, арбузов, дынь и т. д. Но аппетита нет, ем очень мало и, даже «Тихомировка» не помогает! 18-19 вылетаю в Москву. Надо составить репетиционных график и приступать к репетициям «Града Китежа». 20-го заседание Комиссии по Госпремиям РСФСР. 21-22-го буду в Ленинграде. А дальше будет видно!». Всего по нескольким строкам этого письма видно, насколько плотной, насыщенной была творческая жизнь Романа Тихомирова. Времени на отдых он себе не оставлял. И далеко вперед ничего не загадывал. Он всегда спешил, его всегда очень ждали, и Тихомиров, каким-то чудом, непременно успевал «вскочить на подножку отходящего поезда», и насущный вопрос почти всегда решался положительно. Помимо работы в театре, кино, преподавательской деятельности, Роман Тихомиров был первым в стране, кто начал ставить спектакли на открытом воздухе, где декорациями служили окружающие пейзажи и пространства. Он находил подходящее под данную, конкретную оперу место, например для оперы «Русалка» Даргомыжского была выбрана река и находящиеся на ней островки в Екатерининском парке города Пушкина. В укромных местах, незаметно от зрителей, ставились динамики, откуда звучала фонограмма оперы, а актеры разыгрывали действие прямо на глазах расположившейся вокруг импровизированной сценической площадки публики. Подобные представления постоянно имели грандиозный успех, особенно у зрителей, которые до того никогда не были в опере и считали, что это искусству им попросту недоступно. И здесь Тихомиров выступал не только как постановщик, не только как создатель нового спектакля, но и как популяризатор подлинного искусства... После Душанбе - была Москва, репетиции оперы Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» в Большом театре.
Внешне все такой же подтянутый, солидный, вальяжный, уверенный в себе Роман Тихомиров сразу заставил рафинированное, самовлюбленное общество «Большого» себя уважать. Периода «притирки» режиссера и театра не было, Роман Иринархович, имевший чудный талант увлекать других своим делом и здесь, в столице, остался верен себе.
Сложнейшее оперное сочинение гения русской музыки под руководством Тихомирова буквально на глазах росло и обретало зримые очертания неожиданного, яркого театрального произведения.
Никто не догадывался, что период работы над «Китежем» был для Романа Иринарховича самым тяжелым в жизни. Его мучили нестерпимые боли. Болезнь доканывала некогда могучий организм. Иногда Тихомиров целыми днями лежал в гостинице, не в силах подняться с кровати. И Иркину Габитову, который помогал ставить оперу, приходилось выдумывать бесконечные оправдания отсутствию в театре Романа Иринарховича. Тихомиров наотрез отказывался ложиться в клинику, считая, что репетиции спектакля будут остановлены и опера вообще не увидит свет. Габитов вызывал врачей, чтобы они выписали необходимые лекарства, но как только те узнавали, что имеют дело с народным артистом России, бежали от больного, как от чумы. Ситуация напоминала состояние овеществленного бреда. Роман Иринархович по определению был обязан лечиться в правительственном четвертом отделении и ни в каком другом. Но лечиться он не мог и как только ему становилось чуть лучше, Тихомиров вновь появлялся на репетициях и работа над спектаклем возобновлялась с удвоенной силой. Но Тихомиров и тут оставался самим собой. Параллельно с труднейшей работой над «Китежем», он находит силы ставить в Душанбе оперу Д. Верди «Бал-маскарад». И это при том, что создатели «Китежа» поставили перед собой сложнейшую задачу, они рискнули предложить вниманию зрителей-слушателей полный вариант этого произведения, без всяких сокращений, что делалось впервые. В программке спектакля Роман Иринархович писал: «В основу оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» положены исторические события, связанные с нашествием на Русь орд хана Батыя. Но великий русский композитор Н. А. Римский-Корсаков и талантливый либреттист В. И. Бельский облекли эти трагические события в форму Сказания, пользуясь легендами, преданиями, былинами, летописями, а также древней повестью о Февронии Муромской. И не случайно либретто насыщено древнерусскими речевыми оборотами, придающими тексту возвышенную поэтичность, свойственную глубоко национальному духу оперы... Весь сюжет, на мой взгляд, пронизан идейно-художественными антитезами. Буйству и жестокости татарских полчищ противостоит суровое, непреклонное мужество защитников русской отчизны. Малому Китежу, с его разнохарактерным, пестрым бытом, насыщенном множество реалий далекой эпохи, противостоит Великий Китеж, чудесным образом погруженный в воды Светлояра и ставший невидимым для врагов. «Сказание», взятое в целом, поражает своими гигантскими масштабами, необычайной сложностью своей художественной структуры». Оперой дирижировал Е. Светланов, художниками выступили И. Глазунов и Н. Виноградова-Бенуа. Премьера спектакля стала подлинным событием в театральной жизни Москвы и всей страны. Спектакль получился! Он имел большой успех у публики, во многих печатных изданиях появились лестные отзывы о новой работе ленинградского режиссера.
Мало кто знает, что Роману Иринарховичу предлагали стать Главным режиссером Большого театра. Любой бы на его месте ухватился за это. Любой, но только не Тихомиров. Для него работа предполагала отношение и результат, и он почувствовал, что не сможет трудиться так, как раньше. Вот если бы это предложение поступило лет пять назад, а сейчас - здоровье уже пошаливало. А работать не на полную катушку Роман Иринархович не умел.
Наступил 1984 год. Период «гонок на катафалках по Красной площади». Страна уже безнадежно погрузилась в пучину застоя.
Образно представить это время можно, рассказав историю, легенду, а может быть и быль, происшедшую на съемках фильма Эйзенштейна «Иван Грозный». Фильм снимался во время войны, в Средней Азии, время было голодное, а снимали эпизод, где царю преподносят каравай хлеба. Все думали, что хлеб бутафорский, из папье-маше, но оказалось - настоящий. Как всегда в кино, снимали долго. И вот, когда наконец был снят лучший дубль..., хлеб просел. Выяснилось, что за время съемок, каждый подходил и отщипывал кусочек хлеба изнутри каравая, в конце концов внутри осталась пустота...
Так случилось и с великой, могучей страной, оказавшейся выеденной изнутри за период непрерывного движения в сторону светлого будущего.
Как подлинный творец, Тихомиров не был оторван от окружающей жизни. Нет смысла в очередной раз перечислять все препоны, которые приходилось преодолевать режиссеру для реализации своих замыслов. Но совершенно не обязательно становиться инакомыслящим, чтобы громко объявить о собственных идеалах и устремлениях, когда существовала возможность творчеством доказывать право на выражение своих мыслей.
Тихомиров не был диссидентом в привычном понимание: он не писал листовок, воззваний, статей в антисоветские издания, не выступал на тайных собраниях, не митинговал на площадях. Всему этому Тихомиров предпочитал работу, и в ней находил возможность выразить свое отношение к жизни, свое понимание, мироощущение бытия. Может быть не случайно именно в эти невеселые для страны годы Роман Тихомиров собирался ставить в Ереванском театре оперы и балета имени Спендиарова творение Н. Римского-Корсакова, оперу «Золотой петушок». В момент сочинения эта опера воспринималась, как сатира на царский режим, ну, а в начале 80-х только слепой не мог видеть, что великое произведение гения русской музыки - безжалостная насмешка над окружающей действительностью. Тихомиров не мог знать и никто не мог знать, что он приступал к своей последней работе... Приняли его в Ереване очень хорошо, хотя Тихомирова везде принимали замечательно, он умел создавать вокруг себя теплую, дружескую атмосферу творчества, окунаясь в которую окружающие по новому начинали воспринимать жизнь и работу.
Однако находящиеся рядом не замечали, как тяжело дается Тихомирову каждый репетиционный день, болезнь все безжалостней подтачивала некогда могучие силы мастера. В своем письме от 8 июня 1984 года И. Гликману Роман Иринархович жаловался: «Давно хочу Вам написать о своем житье-бытье, но просто сил не хватало. Ослаб, все же, я за время своих болезней, стал быстро уставать. Работать приходится много, хотя я и берегу силы. Репетируем в 11 до 14 и с 19 до 22-х. Днем, после обеда, обязательно сплю 1, 5 - 2 часа, иначе не выдерживаю вечер. Старею однако!» И, все-таки, Тихомиров больше чем своим здоровьем озабочен качеством будущего спектакля, о работе все его мысли, и дальше он пишет: «Работа идет хорошо! Набросал весь спектакль, идет отработка. Труппа хорошая, голосистая, много просто одаренных актеров. На всю оперную труппу двое русских и то местных, знающих армянский язык. Много репатриантов разных годов. Назад никто из них не уезжает! И солисты, и хор работают отлично. Хороший оркестр и превосходный дирижер, народный артист Армении Арам Катанян. Севастьянов написал прекрасные живописные декорации и сделал яркие, образные костюмы. Словом, будем надеяться, что спектакль получится! Премьера 28-го июня. 29-го прилечу в Ленинград, ибо 30-го экзамен по режиссуре 1 курса, а 2-го июля начинается новый прием».
Находясь в разных городах страны и мира, Тихомиров не ограничивал себя только пространством театра, в котором ставил то или иное произведение, он был весьма восприимчивым к новому, любил бродить по улицам городов, наблюдать жизнь и быт неизвестных ему людей, разглядывать архитектуру.
В том же письме Гликману Тихомиров пишет о столице Армении: «Ереван город удивительный, не похожий на другие города столиц наших Республик. Сложенный из красного, бордового, светлого туфа (ракушечник, добываемый в горах), город очень красив! Проспекты широкие. Как я понимаю, каждый третий житель этого царского города имеет свой автокар!
По улицам фланируют группы мужчин разного возраста, сидят пьют кофе (его здесь приготовляют, как для Эмира Бухарского!), в кофейнях, расположенных на каждом углу, под сенью вековых платанов, собираются на проспектах группами по 5-6 человек, что-то обсуждают, сидят в многочисленных парках и скверах, играют в нарды или шахматы под взором десятков болельщиков, а то и в карты! А к 17 часам на улицы выплывают дамы и девицы гулять, на людей посмотреть, себя показать! И... ни одного пьяного на улицах не видел со дня приезда! Зато в городе интенсивная концертно-театральная жизнь. И масса местных исполнителей - скрипачи, пианисты, квартеты, камерные и симфонические оркестры, капеллы, органисты, вокалисты, и много москвичей, начиная с И. Ойстраха и Крайнева, и изрядное количество зарубежных артистов разных жанров. Я живу хорошо. По моей просьбе театр предоставил мне хорошую однокомнатную квартиру со всеми удобствами и холодильником. Стоит у меня и коньяк, и водка, но... для гостей, которых я пока не сзываю!».
Тихомиров отчаянно боролся с болезнью. Но шли дни и состояние его здоровья все ухудшалось. Через пол месяца, 23 июня 1984 года, в 12 ночи он писал из Еревана И. Гликману: «Дорогой и милый Исакейро! На сей раз мой почерк будет несравненно хуже - поверьте, никогда в жизни, (а были дни «веселые»!), я так не уставал и так плохо себя не чуствовал! Пишу - рука дрожит, а голова, как окутанная снегом и вечным холодом, шапка «Арарата», (42 км., но... на той стороне!), где «ходит турок без штанов, как ему не стыдно!». Меня доканывают две вещи - ежедневная t от 37, 3 утром, до 38, 5 вечером. А последние дни по вечерам поднималась до 39, 5, а сегодня пережил ужасную ночь - 39, 8. Дышать нечем, ломает, все тело болит, забываюсь на 15-20 минут и вновь пью горячий чай с травами! Утром не был сил подняться. Давление 90-50, в то время, как у меня стабильно многие годы 120-70; 130-80! У меня появились настоящие добрые друзья, которые без устали за мной ухаживают, готовят сугубо диетическую пищу! Были вызваны неотложки с диковинными машинами, трижды возили в Академическую больницу, где ощупали, прослушали, просветили до конца «и даже глубже»! И... ничего - легкие чистые, печень, почки, сердце, селезенка и др. «в норме»! се профессора разводят руками, как это было в сентябре в Душанбе, в ноябре-декабре в Москве, потом в Ленинграде и, наконец, в солнечной Армении. А я чертовски болен, как я понимаю, где-то идет длительный и тяжелый воспалительный процесс...».
И все-таки «Золотой петушок» был поставлен! И вновь - успешно!
Тихомиров вернулся в Ленинград. Вернулся смертельно больным. Близкие, друзья и особенно его воспитанники, студенты консерватории, делали все возможное, чтобы облегчить страдания Учителя. Надежды на выздоровление уже не было. Это понимал и сам Роман Иринархович, но находясь на больничной койке, он оставался все тем же бодрым, живым, жизнерадостным, ярким человеком, полным творческих планов и надежд.
Роман Тихомиров умер 3 августа 1984 года. Нельзя говорить, что он ушел... Остались его спектакли, осталась память об этой незаурядной личности, подлинном явлении отечественного искусства, остались ученики, продолжатели, хранители его дела.

Глава шестнадцатая.

О том, как Роман Тихомиров был заведующим кафедрой оперной режиссуры, профессором Ленинградской государственной консерватории.

Кафедра оперной режиссуры Ленинградской консерватории, созданная Асафьевым, Капланом и другими выдающимися деятелями культуры в 1933 году, кафедра, которая подготовила многих известных режиссеров музыкальных театров и где, в свое время учился Роман Тихомиров, была расформирована в 50-х годах, во время всенародной борьбы с космополитами. Наверное, добротные кадры оперной режиссуры кому-то в то время показались не нужны... Буквально с момента расформирования кафедры, Роман Иринархович ратовал за ее восстановление. Ему, как никому другому, было ясно, что отсутствие профессионального обучения режиссуре музыкального театра в первую очередь пагубно скажется на самом музыкальном театре.
Тихомиров не упускал случая, чтобы не заявить об этом с различных трибун и на всевозможных форумах. Так, выступая на 2 Всесоюзном съезде композиторов весной 1957 года, Роман Иринархович прямо заявил: «Давно-давно уже ясно всем, что оперное произведение может интересно и квалифицированно поставить только режиссер, обладающий большой музыкальной культурой. В этой связи не поддается объяснению решение о ликвидации оперно-режиссерских факультетов в Ленинградской консерватории и в Государственном институте театрального искусства имени Луначарского в Москве. Мы оказались перед фактом, когда ни одно из учебных заведений не готовит оперных режиссеров и режиссеров музыкальной комедии. Я хотел бы, чтобы секретариат союза обратил на это серьезное внимание и помог исправить создавшееся положение». Долгая работа по восстановлению кафедры оперной режиссуры в Ленинградской консерватории увенчалась успехом в 1962 году. Тихомиров возглавил кафедру и руководил ею до последний дней жизни.
За эти годы она стала действительным центром оперной, музыкальной, театральной режиссуры страны. Бывший проректор Ленинградской консерватории В. Карбатов вспоминал: «Мне неоднократно приходилось восхищаться его способностью любить людей. В любое время суток Роман Иринархович Тихомиров мог прийти на помощь к человеку. С такой душевной щедростью и отзывчивостью я раньше не встречался. Иногда мне казалось, что кабинет, в котором я работал, превращался в кафедру музыкальной режиссуры, когда в него входил Тихомиров. Как правило он начинал свой рабочий день с посещения этого кабинета. Не мешая мне и не отвлекая меня от основной работы, Роман Иринархович связывался по телефону с коллегами из многих городов страны, выяснял, как решаются творческие вопросы в театрах, тут же, на месте, давал советы людям, немедленно реагировал на их просьбы.
Я всегда удивлялся работоспособности этого уникального человека, который, находясь в Ленинграде, знал о театральных делах во Фрунзе и Ташкенте, в Ереване и Улан-Удэ, в Риге и Днепропетровске. Десятки имен режиссеров, актеров, музыкантов звучали в его телефонных диалогах. Колоссальная работоспособность! Он был в постоянном движении. Порой побыв в Ленинграде 2-3 часа, он должен был снова улетать по рабочим вопросам в другие города. Роман Иринархович зажигал своей энергией студентов кафедры музыкальной режиссуры, был к ним иногда даже слишком требовательным, нов то же время относился к молодежи с большой любовью. Смело брал с собой на постановку нового спектакля или на съемку кинофильма не только выпускников, но и студентов младших курсов. И они оправдывали его надежды, отвечали ему взаимным уважением и благодарностью».
Будущие кадры музыкальной режиссуры Тихомиров открывал сам. Он каким-то, только ему ведомым, образом умел увидеть в молодом человеке, как правило ярко не проявляющем режиссерских амбиций, а, порой, и способностей, будущего режиссера музыкального театра и пригласить его учиться к себе на кафедру в Ленинградскую консерваторию. Например, Валерия Раку он нашел в Кишиневе, Иркина Габитова - в Ташкенте, Виктор Гончаренко - приехал с Дальнего Востока. Тихомиров говорил просто: «Приезжайте в Ленинград и поступайте на кафедру». И, за редчайшим исключением, все приглашенные им люди успешно сдавали экзамены и поступали на кафедру музыкальной режиссуры Ленинградской консерватории, а затем становились весьма заметными творческими личностями.
Можно взять карту бывшего Советского Союза и стран «народной демократии» и почти в каждом крупном городе, где есть оперный театра или театра оперетты, обнаружатся питомцы Тихомирова, как правило занимающие посты Главных режиссеров или руководителей театров.
Не случайно так легко было Роману Иринарховичу получать постановки в разных городах страны и за рубежом - ведь везде находились его воспитанники и друзья. Надо сказать, что кафедра, ведомая Тихомировым, постоянно была лучшей в консерватории. Троечников на ней не наблюдалось. Даже самые гнусные предметы, типа «исторического материализма», птенцы Тихомирова сдавали исключительно на хорошо и отлично. И вовсе не от того, что им хотелось заполонить головы изречениями коммунистических классиков. Хорошие оценки, качественная учеба - были своего рода профессиональной режиссерской учебой, они заставляли студентов ответственно относиться к делу, именно об этом постоянно напоминал Учитель, ибо без подобного отношения не мыслим настоящий, профессиональный режиссер.
Вообще, учиться у Тихомирова было занятием не легким, он требовал от студентов глубочайшего проникновения в предмет, ученики Романа Иринарховича исписывали сотни страниц, погружаясь в заданную тему, Учителю мало было только конкретной оперы, он заставлял своих питомцев изучать эпоху, когда создавалось заданное произведение, узнавать творческую биографию автора и лиц его окружавших. Порой Тихомиров ошарашивал студентов совершенно неожиданными вопросами, казалось не имевшими к теме никакого отношения. Мелочей тут не было. Каждый раз предстояла громадная исследовательская работа, этакая регулярная защита докторской диссертации.
Для того, чтобы, к примеру, поставить оперу Дж. Верди «Травиата», необходимо было знать всю оперную (да и не только оперную) музыку композитора, его биографию и окружение, литературные первоисточники, изучить письма Верди, подробнейшим образом прочитать «Даму с камелиями» Дюма, узнать историю постановок «Травиаты» начиная с премьерного спектакля, знать выдающихся исполнителей вокальных партий, иметь собственную постановочную концепцию и т. д., и т. п. Каждая придуманная сцена должна быть осмысленной, иметь свое название и выражать конкретную мысль. Именно мысль, отображенную режиссерскими средствами при помощи исполнителей: актеров и музыкантов.
На занятиях подробнейшим образом обсуждались возможные недоразумения, могущие приводить к конфликтным ситуациям в период постановки. Тихомиров настоятельно требовал от учеников проявлять все творческие, дипломатические, человеческие качества для привлечения на свою сторону сопостановщиков - дирижера, художника, балетмейстера.
Необходимо было точно знать сколько репетиций потребует каждая сцена, учитывая ее вокально-сценическую сложность, наряду с профессиональной подготовленностью исполнителей.
Очень сложно после подобной предварительной работы было умудриться поставить спектакль плохо...
Тихомиров не уставал повторять: «Думайте о своем ремесле постоянно - днем, ночью, в автобусе или на прогулке, думайте.
К примеру, вы пользуетесь общественным транспортом. Вот вы вошли в автобус. Станьте у кабины водителя. Посмотрите на него, обратите внимание, как меняется выражение его лица в зависимости от ситуаций, происходящих на дороге. Он улыбается, нервничает, сосредотачивается, удивляется, смеется...Он проживает целую жизнь в течении только одного рейса. Понаблюдайте за ним, придумайте ему биографию, загляните в его завтрашний день и перед вами вырастет моноспектакль. Ведь перед вами человек, который взял на себя смелость сохранить ваши жизни на пути следования автобуса!
И я уже не говорю о других персонажах - о пассажирах. Как вы увидите, почувствуете, оцените, осмыслите - таким и будет ваш спектакль. А темпо-ритм его уже задан самим дорожным движением». Тихомиров учил студентов только тому, что знал и умел делать сам. Однажды он по каким-то делам приехал в Москву. Его встречали на машине. На одном поезде с ним в столицу прибыли представители православной церкви, приехавшие на свое мероприятие. Слуг божьих рассадили по «чайкам» и повезли. И Тихомиров попросил водителя ехать по возможности рядом с автомобилями, в которых находились священники. Роману Иринарховичу очень хотелось посмотреть, как себя ведут настоящие высокопоставленные священнослужители, как они носят свои одеяния, как жестикулируют, общаются друг с другом. Путешествие чуть было не закончилось печально. Автомобилям с тружениками церкви была дана «зеленая улица» и пристроившаяся рядом машина, в которой находился Тихомиров, могла привлечь внимание сотрудников ГАИ. Поэтому поездка в составе необычного эскорта скоро закончилась. Не обращая внимания на призывы Романа Иринарховича и не желая расставаться с правами, водитель свернул на соседнюю улицу.
Тихомиров обладал еще одним очень необходимым для режиссера качеством и учил ему своих студентов. Это было умение отстраниться от ситуации, взглянуть на нее со стороны. Увидеть себя и окружающих, и лишь затем принять какое-то решение.
Тихомиров постоянно исчезал из Ленинграда на месяц-два, когда ставил в других городах свои спектакли. Всегда перед отъездом он собирал своих студентов на многочасовой разговор. Кого-то он брал с собой в качестве ассистента режиссера, а оставшиеся получали громадный перечень заданий.
Групповые задания Роман Иринархович проводил по 8-9 часов кряду. Совместно сочиняли массовые сцены, обсуждали учебные макеты спектаклей, а через несколько лет эти «посиделки» выливались в первые самостоятельные работы их участников.
Помимо учебных дисциплин, студенты с кафедры Тихомирова по его совету активнейшим образом занимались общественно-политической работой в консерватории. И опять-таки не потому, что верили в комсомольские идеалы, к каковым, на самом деле, относились с нескрываемой иронией.
Общественная работа предполагала работу социальную, работу в обществе, с людьми. То есть ту деятельность, которой по роду своей профессиональной работы и занимается режиссер, будь то музыкального театра, кино или массовых действий.
И это также была одна из форм учебы.
Надо сказать, что умение везде ставить своих людей, было еще одним удивительным качеством Тихомирова. У него всюду были друзья, причем не приятели, с которыми приятно провести вечерок за рюмкой чая, а именно друзья, способные поддержать в трудную минуту.
Роман Иринархович не уставал повторять: «Не имей сто рублей, но имей сто друзей». Если бы я не знал этой пословицы, то ничего в искусстве не достиг бы положительного, ничего не сумел бы сделать. Меня окружают множество прекрасных людей, которых я имею смелость называть своими друзьями». Наверное потому и окружали, что Роман Иринархович сам умел дружить и заряжал своей дружбой других.
Так случилось, что в один прекрасный день Тихомирову понадобилось одновременно находиться в трех разных местах. Состояние для Романа Иринарховича привычное, но, в данном случае, возникли некоторые сложности, так как места эти располагались в разных точках Советского Союза. К тому же обитавшие в консерватории «добрые люди» (а как известно у талантливых личностей всегда найдутся соответственные «почитатели»), решили использовать предоставленную возможность, чтобы попортить кровь Тихомирову. Они написали соответственное письмо, в соответственную партийную инстанцию, в котором обвинили Романа Иринарховича во всех смертных грехах - начиная от неспособности к преподаванию на кафедре и заканчивая на его месячном отсутствии на все той же кафедре.
Заседание по делу Тихомирова было назначено именно на тот день, когда Роман Иринархович никак не мог на нем присутствовать.
Прознав о готовившейся неприятности, верные студенты связались с Тихомировым по телефону. Он был спокоен и рассудителен, посоветовав обратиться к своему другу, тогдашнему министру культуры.
На следующий день из Москвы на правительственном бланке пришла телеграмма, где было сказано, что Тихомиров Роман Иринархович направлен в такие-то и такие-то города для поднятия в тамошних музыкальных театрах местной национальной оперы. Кроме того в подписанном министром культуры труде присутствовали весьма положительные оценки деятельности Тихомирова на его многочисленных творческих постах.
Просчитались «благожелатели» и обвиняя Тихомирова в непрофессиональной преподавательской деятельности на кафедре, которая постоянно удерживала переходящее Красное знамя, как лучшая кафедра консерватории.
Из года в год красное полотнище с профилем вождя и гербом Союза вручалось от кафедры музыкальной режиссуры обратно на кафедру музыкальной режиссуры. Это стало настолько привычным делом, что об этом даже и не вспоминали. Итак, в положенный день, взяв на вооружение телеграмму министра и вытащив из угла, мирно стоявшее там переходящее знамя, бесстрашные ученики ринулись спасать своего Учителя.
Заседание началось с обвинительной речи основного прокурора - «доброжелателя». Живописно обрисовав всю нехорошую сущность отсутствующего без уважительной причины обвиняемого Тихомирова, прокуратура предложила исключить вышеупомянутого гражданина из рядов доблестных консерваторских преподавателей.
Однако осуществить желаемое не удалось. Все пункты обвинения были легко опровергнуты присутствовавшими тут же учениками Романа Иринарховича, а телеграмма министра окончательно обрубила крылья охотникам до чужой крови, которые только и добились приказа ректора В. Чернушенко об удержании месячного оклада с Романа Тихомирова, ибо в течении месяца он не появлялся в стенах консерватории, а, значит(по их странной логике), и не занимался преподавательской деятельностью.
Вернувшись в Ленинград, Роман Иринархович узнал подробности происшедшего и решил, что месячный оклад, которого его совершенно несправедливо лишили, необходимо вернуть. Хотя бы из принципиальных соображений. Но не тот был человек Тихомиров, чтобы просто идти к ректору и просить справедливости. Роман Иринархович никогда не ходил куда-либо без конкретных идей и предложений, и на сей раз, выяснив у студентов, что в консерваторской библиотеке не хватает оперных клавиров, а с партитурами совсем завал, что кабинет звукозаписи не отвечает элементарным техническим требованиям, а классы не оборудованы необходимым для занятий инвентарем, Тихомиров сел и написал докладную на имя ректора по всем вышеизложенным проблемам. «На ковер» он шел не как проситель, а как обвинитель!
Романа Тихомирова невозможно было представить идущим по коридору консерватории одного. Такого не было никогда! По пути он все время решал какие-то проблемы, выслушивал чьи-то просьбы, давал практические советы.
И вот, Роман Иринархович идет к ректору, за ним и вокруг него десяток людей. Вся кавалькада вваливается в приемную ректора. Тихомиров заходит в дверь. Толпа остается ждать. Ждали долго. Наконец, Роман Иринархович вышел. Вышел он расстроенным. В кабинете состоялся неприятный разговор, инспирированный «доброжелателями» Тихомирова. Удержанный оклад не вернули. Никто не знал, как утешить Романа Иринарховича. Как всегда утешил он себя сам. Каким-то образом в приемной директора оказался маленький мальчик. Тихомиров увидел его и начал судорожно рыться по карманам. Нашел он только... канцелярскую скрепку, которую тут же вручил мальчонке. Видя, что тот не понимает назначения подарка, Роман Иринархович озадачился, но быстро нашел решение. Он открыл свой знаменитый чемодан, в котором лежали роскошные южные яблоки и протянул самое красивое яблоко мальчику. Малыш заулыбался, заулыбался и Тихомиров.
Он, словно скинул грустное настроение, владевшее им секундами ранее. В этот день он, кажется, решил все проблемы окружавших его ходоков.
Умение переключаться, мгновенно менять свое настроение, не зацикливаться на неудачах, было одной из удивительных черт характера Романа Иринарховича.
Он и своих студентов учил не обижаться. Однажды, перед очередным многодневным отъездом, он дал ученикам задание написать рассказ на тему «Обида». Содержание литературного опуса могло быть самым разнообразным, но оно должно было так или иначе раскрывать предложенную тему. Писали долго и мучительно. Потом, стесняясь и краснея, читали произведения друг друга, не понимая, зачем Учителю понадобилось будущих музыкальных режиссеров превращать в литераторов. Только сейчас, спустя много лет, понимаешь цель Тихомирова.
Работа режиссера-постановщика - это непрерывная цепь всевозможных обид, часто не справедливых и не заслуженных. Режиссер-постановщик спектакля всегда крайний: если спектакль удался - хвалят всех кого ни лень, постоянно забывая, почему-то, о режиссере. А если спектакль проваливается, виноватым всегда оказывается только режиссер-постановщик. Тут впору опустить крылья и поменять профессию. Вот этому умению не обижаться и учил своих питомцев Тихомиров. Поэтому-то и писали его студенты рассказы на тему «Обида».
Вообще, Роман Иринархович считал, что практическая деятельность - это лучший метод, для освоения режиссерского ремесла.
«Процесс обучения был непрерывным праздником!» - этот лейтмотив, используя музыкальный термин, звучал в рассказах практически каждого воспитанника, каждого ученика Романа Тихомирова о своем Учителе.
Тихомиров действительно был необычным профессором. Метод его занятий не вписывался в общепринятые нормы, он делал все не правильные вещи, которые не должен был делать, если подходить к проблеме умозрительно, педагог.
Но для своих питомцев он был небожителем, Зевсом, спокойно беспощадным с врагами, великодушным с доброжелателями, властным и обольстительным с прекрасным полом, доверительным и уверенным с актерами, демократичным и широким с людьми вспомогательных цехов театра и киностудии, оберегающим и требовательным со студентами.
А они его постоянно ждали...Час, три, шесть... И готовились к встрече с ним, уверенные, что им будет хорошо. Они прекрасно знали путь в буфет Оперной студии Ленинградской консерватории, и, частенько, только начавшийся день мог стать праздником уже в прямом смысле этого слова.
И дело вовсе не в знаменитой «Тихомировке», к которой не безуспешно приобщал своих студентов Учитель.
Учиться ремеслу режиссера музыкального театра - это не только и не столько понять, как правильно развести актеров по сцене, разобраться в музыкальной партитуре или отличить в оркестре гобой от кларнета.
В занятиях Роман Иринархович с удовольствием раскрывал секреты режиссерского мастерства. «В опере действуют законы музыкальной драматургии, и язык оперного спектакля представляет собой не изолированное от смысла и содержания сочинения средство услады слуха - красивая мелодия, красивые гармонии, арии или ансамбли, оркестровые или хоровые номера, а прежде всего - действенная музыкальная драматургия, то есть действие, облаченное в определенную музыкальную оболочку», - учил студентов Тихомиров.
Он говорил, что «первой заботой режиссера в начале сценических репетиций нового спектакля должно быть внимательное отношение к актеру, избавляющее его он лишней суеты на сцене, когда руки и ноги мешают исполнителю думать. Форма репетиционной работы должна соответствовать форме будущего спектакля.
Практическая часть работы - живой контакт с людьми. На этом пути всегда возникает много неожиданностей. Более того, могут быть сюрпризы, о которых вы не подозреваете. Поэтому работайте не спеша, даже если выпускаете спектакль в короткие сроки. Каждому эпизоду посвящайте 3-4 репетиционных дня, а если потребуется, то и больше.
В первый репетиционный день определите «географию сцены», т. е. размещения и перемещения артистов, но не формально расставляйте людей, а объясняйте постоянно и часто конкретную сценическую ситуацию и анализируйте с актерами взаимоотношения персонажей. Уточните схему будущей мизансцены на следующий день без особого углубления в психологию действующих лиц. Уделите особое внимание ясному произношению слова, оценкам поведения персонажей. Если работа спорится, укажите на ритм и динамику сцены. Решение этих технических задач на первоначальном этапе репетиций представляется мне крайне важным, поскольку они послужат опорой при разработке характеров, а позже приобретут новое качество, которое мы именуем сценическим образом или мизансценой.
Помните, что мизансцена - есть образ во времени и пространстве. К этому определению я пришел с годами практического труда. При самом ограниченном времени не стремитесь к результату, отдайте это стремление артистам, находите наслаждение и удовольствие в репетиционном процессе, как бы трудно он ни складывался.
Чаще общайтесь с людьми вне репетиции, узнавайте их ближе, живите их заботами, даже если они вам кажутся мелкими и обыденными. Перед вами живой человек, артист, со своими проблемами и недостатками. Воспринимайте его таким, какой он есть. Вместе с ним вы осваиваете черты характера персонажа. А ведь режиссура и есть не что иное, как практическое соединение на сцене психологии персонажа с психологией артиста».
Тихомиров продолжал обучать студентов и после окончания ими консерватории, он не прерывал связи со своими воспитанниками и всякий раз советом или конкретным делом помогал им в творческом становлении.
Так в одном из писем бывшему ученику, режиссеру Виктору Битюцких, Тихомиров советовал: «То, что ты решил практически изучать систему Станиславского - это хорошо. Но, как ты понимаешь, система не стоит на месте. А в музыкальном театре это весьма мало отразилось, потому что теория режиссуры в опере топчется на том самом месте, откуда по сей день черпают положения Станиславского о том, что «оперный певец имеет дело не с одним, а сразу с тремя искусствами, т. е. Вокальным, музыкальным и сценическим» («Моя жизнь в искусстве»). А тем временем наука о музыке, о музыкальной драматургии, о значении интонации (Асафьев) в становлении музыкального образа и многое другое, вплоть до психологии музыкального восприятия, анализа формы, как основы постижения сценической композиции - все это как-то проходит мимо. В общем - думая о «системе» - помни в первую очередь, что система в ее специфическом выражении заложена в самой музыке. (Иначе сам Станиславский не стал бы заниматься в студии Большого театра!).
Ну, кажется, я расписался больше, чем надо. Пиши о своих делах. Если надо что-нибудь - я помогу, подскажу литературу и т. д. Твой Тихомиров».
Режиссер - понятие нравственное, от того, каков ты человек и зависит сможешь ты состояться, как творческая личность или тебе всю жизнь суждено переставлять с места на место артистов на сцене, вспоминая по книжкам теоретические основы режиссуры. Прежде всего Роман Тихомиров преподавал науку жизни, а не только ремесло. Не зря ведь говорят, что и зайца можно обучить играть на барабане, только он так никогда и не поймет, зачем ему это нужно. Каждая встреча с Учителем была для его студентов моментом истины и постижения, и не важно, о чем в данный момент говорил Тихомиров - это мог быть разбор чьей-то студенческой работы или обсуждение достоинств армянского коньяка, представление новой редакции хорошо известной оперы или показ наиболее характерных актерских штампов.
У Тихомирова все служило для достижения одной цели - он создавал очередную когорту профессиональных режиссеров. А главным в деятельности режиссера он считал следующее: «Профессия режиссуры заключает в себе самое емкое, самое объемное и трудно постижимое понятие - человековедение.