Глава 1 Священный мир

Обычный мир свят и всегда был таковым. Это значит, что мир сам по себе совершенен и изначально чист, — не испорчен добром и злом. Все в нем живо и соединено со всем остальным связью, жизненно важной для существования всего мира. Наша Земля висит в небе, она вращается и двигается. Небо проливается на землю дождем — деревья растут. Деревья вырабатывают кислород— животные дышат. Птицы летают в воздухе, цветы манят к себе пчел. В теле каждого животного есть печень и сердце, мозг и нервы, мышцы, зубы, клыки и все остальное. Ураган обладает особой силой и энергией, как и тюльпан, и комар. Мы обладаем органами чувств и осознанностью, поэтому весь этот прекрасный, могучий мир становится объектом наших ощущений. Все работает вместе. Все так обыденно, что мы лишний раз не задумываемся об этом. Но этот обыденный мир окажется священным и волшебным, стоит нам взглянуть еще раз, стоит нам почувствовать его, увидеть его, услышать его, раскрыть все свои чувства перед его глубиной.

Мы не можем победить этот священный мир или подчинить его себе, хотя и проводим большую часть своей жизни, пытаясь добиться именно этого. Зато мы можем установить с ним связь и ощутить, что мы тоже его священная часть. Мы непосредственно соединяемся с миром, когда избавляемся от всех своих представлений о нем, от всех своих толкований и просто-напросто позволяем себе видеть и слышать его таким, какой он есть. Такое переживание непосредственной связи может показаться чрезвычайно простым, но ему присуща глубина. Это проблеск священного мира.

В нашей повседневной жизни часто случаются проблески священного, но в суете мы, как правило, не обращаем на них внимания, спеша достичь целей, которые кажутся нам более важными. На хмуром небе проглядывает солнце, и мы сразу приободряемся: мы видим птицу с ярким оперением, слышим незнакомую музыку, внезапно ловим запах свежего навоза, нас потрясает мощь и энергия грозы, кто-то нежно прикасается к нам: Именно резкость или внезапность громкого звука, вспышки цвета или острого запаха, а не обязательно их красота — вот что проникает в наши мысли и отвлекает от повседневной суеты. Такие проблески привлекают наше внимание и, как свежий ветерок, пробуждают нас к тому, что происходит в священном мире в этот самый миг. Нужно быть начеку, чтобы переживать красоту обыкновенных вещей, но чтобы найти священное, не обязательно отворачиваться от собственного мира. Как говорит христианин-созерцатель Нил Доннер, «в поисках высшей реальности нет нужды отвергать мирское, дабы обратиться к святому».

Все мы способны к таким переживаниям. Эти мгновения несут в себе разную степень остроты — от простого проблеска до глубокого впечатления. Тем не менее все мы переживаем мгновения, указующие на святость мира. Если наши привычные треволнения на миг улягутся, мы сможем прочувствовать живую энергию мира, частью которого являемся мы сами. Мы обнаруживаем в своей жизни чувство ценности и чувство юмора, и это придает ей смысл и целостность.

Люди часто хранят воспоминания детства, которые по-прежнему властны пробудить в памяти аромат святости. Фредерик Франк, художник и учитель рисования в стиле дзен, так вспоминает о пережитом в детстве:

Как-то хмурым днем — мне было лет десять-одиннадцать— я шел по проселочной дороге; слева тянулся участок курчавой кормовой капусты, справа — пожелтевшей брюссельской. Я почувствовал, как щеки коснулась снежинка, и далеко в угольно-сером небе увидел медленное приближение бури. Я замер.

Теперь снежинки падали вокруг меня. Некоторые, опустившись на землю, сразу таяли. Другие оставались невредимы. Потом я услышал, как падает снег — с тихим-тихим шипением.

Я стоял, застыв на месте, слушал... и понял то, что никогда не смогу выразить: что естественное — это сверхъестественное... что окружающее происходит во мне, что внешнее и внутреннее неразделимы.

Часто, уже взрослыми заново открывая для себя священное, мы вспоминаем, что в детстве были погружены в священный мир. Однажды, в самом начале моего опыта преподавания по программе Шамбалы, я взял недельный отпуск, чтобы заняться практикой сидячей медитации, и поселился в крошечной хижине на лугу. Пока я там сидел, меня одолевало множество смешанных мыслей и чувств — гнев и обида, вожделение и страсть, тоска и нетерпеливое ожидание. Время от времени я напоминал себе, что взял отпуск не только для того, чтобы копаться в прошлом и строить планы на будущее, и возвращался к попыткам, следуя методу, внимательно находиться в настоящем. В один из этих дней я вышел на луг прогуляться. Мое восприятие луга преобразилось. Высокая трава и полевые цветы — белые, желтые, красные — светились внутренней жизнью. Разница между этим видением и тем, как я обычно видел мир, можно было сравнить с разницей между черно-белой фотографией поля и тем, как его изобразил Ван Гог. Одновременно я ощущал кристальную ясность и радость. Луг стал подрагивать и вибрировать — то было биение жизни, будто неподвижная фотография вдруг задвигалась, как кино, или будто она была плоской и вдруг стала трехмерной.

Это восприятие вызвало в памяти случай, который выпал у меня из памяти на целые двадцать лет. В детстве я пережил похожее изменение восприятия. Я лежал в постели, только что оправившись от жара. Когда я взглянул на клетчатый узор на своем оранжево-розовом одеяле, он вдруг как будто приподнялся и засверкал. Невероятно сильное чувство любви к этому одеялу распространилось на всю комнату. Я подумал, что, должно быть, на самом деле мир именно такой. В детстве у меня были и другие похожие переживания, но, став подростком, я их забыл. Так они и таились в глубинах памяти, пока, выйдя прогуляться по лугу двадцать лет спустя, я не открыл их заново.

Священный мир обычен, но наше переживание обычного может быть волшебным. Мы можем уловить проблеск священного, если взглянем на наш обычный, знакомый мир свежим глазом, как будто в первый раз. Это прекрасно описывает фотограф Фримен Паттерсон:

Замечали ли вы когда-нибудь, вернувшись домой из отпуска, повышенную восприимчивость к домашним мелочам? Войдя в дверь, вы оглядываетесь — и несколько минут какие-то вещи могут казаться вам совершенно незнакомыми. Вы замечаете, как эффектно выглядит английский плющ в западном окне, что окна гостиной скорее кремовые, чем цвета слоновой кости. Вы замечаете вечерний свет, разлившийся по лежащему у подножия лестницы коврику, — не помнится, чтобы вы видели его раньше. Но эти мгновения быстро проходят, все снова становится знакомым, все на своем месте, и вы снова перестаете видеть.

Есть магия в том, чтобы открыть: мир и все сущее исполнено доброты, смысла и целостности, пробудиться к восприятию нового, восхитительного мира, который уже здесь, обнаружить себя в его центре и узнать, кто мы такие и что мы такое, от начала и до конца, и понять: нам нравится то, что мы видим. Есть магия и в том, чтобы помогать другим. Ведь мы можем относиться с любовью к себе и своему миру, относиться с любовью к окружающим, в том числе и к муравью, который таскает крошки со стола.

Мы можем видеть магию сердцем. Мы можем находить магию, учась жить красиво — сердцем и душой, с добротой и широко открытыми глазами. Мы находим ее, видя священное в травинке, заново открывая богов, которые окружают нас своей энергией и пробуждают. Мы обнаруживаем магию в вести, которую приносят нам пронзительные крики гагар на тихом озере или стук дождевых капель по оконной раме. Мы обнаруживаем ее в энергии солнца и звезд или волнистом узоре, который рисует на пшеничном поле налетевший порыв ветра.

Открытие магии — это еще и открытие радости и грусти, и любви. Это знание того, что принимать и что отвергать, как идти вперед в лучах здравого ума и как отказаться от блуждания в темноте ума, захваченного неврозом, ума, который засыпает, как закатное солнце. Открытие магии — это чувство облегчения от того, что мы, с непринужденной энергией и радостным добросердечием, наконец-то обретаем покой в этом мире. В этом чувстве нет сентиментальности — в нем точность и истина.