Последнее сражение

Это есть наш последний

И решительный бой,

С Интернационалом

Воспрянет род людской!

После тяжелого поражения на Арагонском фронте в марте 1938 года остатки разрозненной и истощенной 15-й бригады встретились на далеких берегах Эбро, словно корабли в гавани после жестокого шторма. Вместе с другими республиканскими бригадами их нещадно потрепало, тем не менее, они были полны решимости продолжать сражаться, в полной мере используя естественный оборонительный рубеж, каким являлась река.

Через некоторое время бригаду отвели с Эбро на заслуженный отдых в долину недалеко от населенного пункта Фальсет. Это место прозвали «долиной чабола» от слова «чаболас» — хижины, которые добровольцы соорудили из деревьев (их по секрету предупредили, что предстоит длительный отдых, и они устроились с неслыханным комфортом). В долине бригада простояла до июля. За это время она пополнилась новыми добровольцами и реорганизовалась. В ее рядах возникло движение «активистов» — своеобразная форма соревнования за более высокую дисциплину, лучшую строевую подготовку, за отличное владение оружием и его сохранность, за активное участие в политических дискуссиях и политической учебе.

Проводилась основательная боевая подготовка. Добровольцы учились вести боевые действия в горных условиях, форсировать водные рубежи, просачиваться в расположение противника мелкими группами. Задача учений вскоре стала понятна всем — республиканские войска готовились форсировать реку Эбро.

Между тем международная обстановка все более накалялась: готовилась мюнхенская сделка, предательство в отношении Чехословакии.

Премьер-министр Великобритании Чемберлен — главный вдохновитель «пакта о невмешательстве», в результате которого законное правительство Испанской республики было лишено права закупать оружие и снаряжение, — уже подписал с Италией Средиземноморский договор,

разрешавший регулярной итальянской армии оставаться в Испании вплоть до конца войны.

Тем не менее, несмотря на готовившееся решение принести Чехословакию в жертву Гитлеру, до интербригадовцев в «долине чабола» пришел оттуда «последний привет» — незадолго до нацистской оккупации Чехословакии 15-я бригада получила партию изготовленных в Брно ручных пулеметов, чудом оказавшихся в Испании. На занятиях по боевой подготовке добровольцы овладевали этим оружием: учились вести меткий огонь, разбирать и собирать пулемет в условиях темноты. Они обучались также стрельбе из советских ручных пулеметов — «Дегтяревых» и «Токаревых», а также из старых друзей — надежных «максимов».

Но бойцы не только постигали воинское мастерство. Различные национальные группы при возможности торжественно отмечали знаменательные даты в истории своих стран: американцы отпраздновали Четвертое июли, канадцы — День доминиона. В конце июня ирландцы устроили свой праздник, который совпал с глубокочтимым в Ирландии ежегодным парадом к могиле Уолфа Тона в Боденстауне ¹.

Чтобы достойно отметить эту дату, они образовали комиссию, в которую вошли четыре дублинца — Лиэм Мак-грегор, Алек Диггис, Том О'Брайен и Юджин Даунииг, а также Джимми Стрейни и Хью Хантер из католических — «зеленых»—и протестантских — «оранжевых» — районов Белфаста, Мик Лихан из графства Керри и трое из Корка — Майкл О'Риордан и двое О'Риганов (однофамильцы) — Джим и Джеймс Ф. Мм помогали еще двое дублинцев из пулеметной роты — Джек Налти и Пэдди Дафф.

Для того чтобы устроить для приглашенных «банкет» из черного рисового хлеба и ослиного мяса, ирландцы из-за трудностей с питанием не прикасались к своим пайкам два дня.

Торжественный вечер открыл батальонный политкомиссар Боб Куни (Шотландия). В своей речи он подчеркнул национальные и интернациональные стороны в жизни и учении У. Тона и предложил тост за «отца ирландского республиканизма». Праздник вылился в испанскую фиесту, в ирландский кели и вечер народных песен. Джимми Стрейни исполнил любимую на Фолс-Роуд (католический район Белфаста) песню «Четыре флага Ирландии», прозвучала песня «О ребятах из графства Корк, которые

задали жару «черно-пегим», танцевали испанское «фламенко», а Доминго Моралес спел кубинскую песню (через месяц он погиб).

Торжественный вечер памяти Тона затянулся далеко за полночь. Ирландцы предавались милым сердцу воспоминаниям о ежегодном марше из деревушки Саллинс к кладбищу в Боденстауне, где покоился прах великого Ирландца и Интернационалиста... Все ли правильно понимали, почему ирландские интербригадовцы маршируют в «долине чабола», а не в Боденстауне?.. Что вместо желанной дружеской беседы на берегу Ройял-канал, текущего через городок Килдэр, им придется вскоре форсировать под огнем фашистов реку Эбро, от которой они находятся всего лишь в нескольких километрах? Понимали ли они, что здесь, в Каталонии, ирландцы высоко подняли знамя Тона и Коннолли, всех тех, кто отдал жизнь за свободу Ирландии? Что вскоре многие из этих ирландцев будут ранены или погибнут?.. Стояла теплая, летняя испанская ночь, и, когда бойцов сморила усталость, они стали устраиваться на ночлег: отрыли штыками неглубокие — до пояса — окопчики и спали несколько часов до сигнала побудки к очередному дню интенсивных учений и подготовки к предстоящим — это все уже знали — боям на противоположном берегу Эбро.

Спустя два дня нескольких ирландцев в составе группы интербригадовцев направили на учебу в школу капралов в близлежащий городок Марса. Там многие впервые встретились с советским добровольцем — инструктором по тактике ведения боя Эмилем Штейнбергом. Занятия в смешанных испано-английских группах он вел на русском языке. Товарищ из канадского батальона, украинец по происхождению, переводил его слова на английским язык, а затем испанский офицер — мексиканец, воевавший в составе батальона «Линкольн — Вашингтон», — переводил с английского на испанский. По окончании цикла занятий состоялся интернациональный концерт, завершившийся конкурсом на лучшую народную песню. Победили известная баллада «Келли из Киллейна», исполненная ирландским добровольцем, и песня о Стеньке Разине, которую спел Эмиль.

Тем временем «долина чабола» радостно встречала желанного гостя — Джавахарлала Неру из Индии, и ирландцы вместе с английскими товарищами обменялись приветствиями с этим выдающимся соратником в борьбе против британского империализма. В его честь английский

батальон продемонстрировал свое боевое мастерство, вершиной которого была стрельба из пулемета «максим». Стрелявший из него лейтенант первой роты батальона Пэдди Сулливан буквально перерубил дерево, стоявшее на другой стороне долины.

24 июля 1938 года бригаду построили для особого сообщения, о смысле которого все уже догадывались: предстояло форсировать Эбро! В целях маскировки митинг провели в темноте. Общевойсковые командиры ставили боевые задачи, а политкомиссары разъясняли политическое и моральное значение предстоящей операции. Затем командиры ответили на вопросы бойцов. Под конец, в едином порыве, все запели песню итальянских антифашистов «Бандьера росса» («Красное знамя»), за которой последовали многие другие, ставшие интернациональными песни. В ночном воздухе прозвучала и песня, знакомая добровольцам из англоговорящих стран:

Солдаты мы, паша жизнь принадлежит тебе, Ирландия!

Многие сошлись сюда из разных стран.

Мы поклялись, чтобы на нашей родине

Не осталось места деспотам и рабам.

Сегодня мы идем в последний бой,

Смерти наперекор, за пашу Ирландию.

В громе канонады и ружейных залпов

Солдатскую песню мы запоем...

Шотландские товарищи запели песню, которую и сейчас поют в Шотландии, но почти забыли в Ирландии, «Песню повстанцев» на слова Коннолли. Она как нельзя лучше соответствовала времени, месту и задачам, которые через несколько часов предстояло решать 15-й бригаде: идти навстречу смертельной опасности.

А ну, друзья, повстанцев грянем песню,

Песню ненависти и любви,

О любви — к беднякам

И ненависти — К богачам...

И с этой песней на устах

Мы гордо зашагаем,

Чтобы покончить с тиранией —

Причиной наших страданий.

С каждым минувшим днем

Наша цель все ближе.

С каждым минувшим годом

Власть тиранов все слабее!

На следующее утро под командованием бывшего лесоруба Хосе Модесто республиканцы форсировали реку Эбро.

Это была неслыханная по дерзости наступательная операция. Все считали, что после поражения на Арагонском фронте у республики не осталось сил на ответный удар, тем более что Франко удалось рассечь республиканскую территорию пополам: от моря до моря. Но на реке Эбро борцы-антифашисты еще раз доказали неиссякаемость своего боевого духа.

Ночь на понедельник 25 июля, как и предполагалось, выдалась темная и безлунная. Через несколько минут после полуночи от республиканского берега отплыли маленькие лодки. Обмотанные ветошью весла гребли бесшумно. Как только лодки достигли противоположного берега, бойцы соскочили прямо в воду и бросились на вражеские укрепления.

Лодки повернули назад и на предельной скорости пошли за новыми подкреплениями. Так они курсировали до тех пор, пока республиканцам не удалось создать численный перевес. Тем временем через реку с се быстрым течением навели понтонную переправу — заранее полусобранные ее части были замаскированы на берегу, — и по ней устремились республиканские подразделения.

15-я бригада переправлялась в районе Аско. В авангарде шел канадский батальон, за ним — английский. За несколько минут до переправы командир батальона Сэм Уайлд вручил ирландскому добровольцу каталонское знамя с приказом пронести его как можно дальше в глубь Каталонии. Знамя этой страны-сестры все время находилось в руках наступавших бойцов, и его радостно приветствовали крестьяне в освобожденных от фашистов деревнях.

Завязалось небывалое по ожесточенности сражение. Чтобы сорвать наступление, Франко бросил в бой свои отборные части, сосредоточил здесь основную массу артиллерии, танков и самолетов. Против форсировавших Эбро республиканцев действовали 1300 немецких и итальянских самолетов. В развернувшихся кровопролитных боях материальный перевес был на стороне фашистов: в бомбардировщиках — 15: 1, в истребителях — 10: 1, в тяжелой артиллерии — 12: 1 ².

Переправившись через Эбро, 15-я бригада начала продвижение к городу Корбера. На всем пути следования ее нещадно бомбила вражеская авиация, особенно на развилке дороги Аско — Флике. К исходу дня 15-я бригада соединилась с 13-й, польской бригадой («домбровцами») и отбила у марокканцев высоту. Это было необходимо,

чтобы расчистить путь 13-й бригаде для взятия Корберы. 15-я бригада с боями продвигалась в направлении Гандесы, где в марте попал в плен Райен. Наступление проходило почти по тем же местам, где 15-я бригада была вынуждена отступать четыре месяца назад. То здесь, то там знакомые приметы, напоминавшие о погибших товарищах по оружию.

Главный бой разгорелся за сильно укрепленную высоту 481, прозванную «нарывом». Ее беспрерывно штурмовали в течение пяти дней. Неоднократно удавалось добраться почти до самой вершины, но каждый раз ураганный огонь из пулеметов и минометов врага сметал ряды атакующих.

Будь у них хоть одно орудие, «нарыв» был бы раздавлен, но такого вооружения бригада не имела. Едва занимался рассвет, интербригадовцы вылезали из укрытия, пересекали лощину под шквальным огнем врага, и те, кто уцелел, дюйм за дюймом продвигались вверх по склону, вплотную приближаясь к удерживаемой фашистами вершине. С наступлением темноты они возвращались в свои укрытия, чтобы на следующее утро атаковать снова. Стояла невыносимая жара, а у интербригадовцев не было ни воды, ни еды. Днем они изнемогали от зноя, а ночью дрожали от ледяного горного воздуха. В связи со стремительностью наступления, проходившего в условиях изнуряющей июльской жары, они имели при себе только ружья да сплетенные из грубой бечевы мешочки с патронами.

День за днем продолжался штурм высоты 481, и каждый раз добровольцы несли потери. На второй день наступления по ним вели огонь не только с вершины высоты, по и с флангов, а в момент атаки — и со стороны Гандесы.

На пятый день — в первый понедельник августа — интербригадовцы предприняли самый ожесточенный штурм, длившийся 12 часов. На этот раз часть бойцов приблизилась к позициям фашистов почти вплотную, но был получен приказ об отступлении; ибо высоту 481 силами одной пехоты взять было невозможно. Батальон понес тяжелые потери. В боях погибли Джимми Стрейни, Морис Райен из Лимерика, дублинец Пэдди О'Сулливан, прекрасный офицер первой роты английского батальона. Тяжело раненный, он целый день пролежал под палящим солнцем недалеко от фашистских позиций. Много раз товарищи пытались его вытащить, но все такие попытки подавлялись

вражеским огнем. Погибли Джордж Горман (Дерри) и Джеймс Хохи (Арма).

Ко 2 августа наступление республиканцев было остановлено. Теперь им предстояло решать еще более трудную задачу, чем форсирование реки Эбро: удержать захваченный плацдарм. Готовясь к отражению фашистского контрнаступления, республиканская армия на реке Эбро стала «вгрызаться» штыками, саперными лопатками и даже пиками в твердую, иссушенную землю. Ее девизом стало: «Сопротивление, бдительность, укрепление обороны».

3 августа началось контрнаступление противника. Введя в действие большое количество самолетов, он приступил к массированным бомбардировкам и обстрелу с бреющего полета. Фашистская пехота не решалась начинать наступление на хорошо укрепленные высоты республиканцев, и поэтому франкисты прибегли к тактике «блицпрорыва» отдельных участков фронта, создавая в этих местах огромный перевес в авиации и артиллерии.

Республиканские части оборонялись с невероятной храбростью. Даже Муссолини был вынужден отдать должное их стойкости, о чем его зять граф Чиано сделал следующую запись в своем дневнике: «Красные — настоящие бойцы, Франко — нет» ³.

6 августа 1938 года 15-ю бригаду, не выходившую из боев 13 дней подряд, отвели в резерв, а 15 августа она уже обороняла высоту 660 (660 метров над уровнем моря) в горах Сьерра-Пандольс к югу от Гандесы. Здесь бригада вновь подверглась массированному обстрелу тяжелой артиллерии. Она сражалась до 26 августа, после чего ее отвели на отдых. Но уже 6 сентября она опять участвовала в боях за высоту 356, захваченную фашистами в результате прорыва недалеко от местечка Сандеско.

Капитан Радумир Смрчка (34-летний чех), старший офицер группы наблюдателей 15-й бригады, которому довелось воевать на реке Хараме, за Брунете и на Арагонском фронте, получивший в общей сложности 14 ран, сделал в дневнике следующие записи о боях в районе Сьерра-Кабальс:

«6 сент. Мы — в полной боевой готовности. Тревожная ночь. Противник наседает. У него подавляющий перевес в огневых средствах. Насчитал больше ста фашистских самолетов в воздухе. Все вокруг кипит с рассвета.

Наконец получаем приказ: немедленно выступить на участок возможного прорыва. Спустя 20 минут мы уже на пути к фронту. Чтобы ускорить переброску, нас посадили

Фронт на реке Эбро. Июль — ноябрь 1938 года

и «каминос» — восемь грузовиков, которые доставляют бойцов на передовую по простреливаемой артиллерией дороге. Иногда они забирают бойцов прямо на марше и подвозят к передовой.

Противник опять усиливает давление. Со всех сторон рвутся снаряды, беспрерывно бомбит авиация. В штабе напряженная обстановка. Бойцы одного подразделения не выдержали натиска противника и отходят. В прорыв срочно вводится батальон «линкольновцев», которому удается остановить фашистов. Незначительное продвижение на узком участке фронта — вот все, чем может похвастаться Франко, громогласно обещавший, что его наступление на р. Эбро будет «решающим».

8 сент. В 14 часов после интенсивной артподготовки противник снова начал атаковать. Я сопровождаю на передовую батальон «Маккензи — Папино». Обсуждаю обстановку с офицерами батальона, в то время как политкомиссар 15-й бригады беседует с комиссарами. Мы — под прямым огнем. Рядом с политкомиссаром разрывается снаряд, ранен один комиссар. Совещание продолжается. Батальон проводит блестящую атаку и выбивает противника с захваченных позиций.

Артиллерия противника переносит огонь на «мак-папиновцев», но они не останавливаются и идут вперед, несмотря на то что обещанная поддержка с флангов не удалась. Они продвигаются на целый километр и овладевают командной высотой — одной из самых важных, которая контролирует дорогу Гандеса — Корбера. Успешная атака «мак-папиновцев» остановила наступление фашистов но всей линии фронта.

Бригада воюет просто здорово. «Линкольновцы» вместе с приданным 15-й бригаде 59-м испанским батальоном, а также «мак-папиновцы» великолепно отбили все захваченные противником позиции и прочно их удерживают. Английский батальон находится в резерве. Одна из его рот придана другим частям. Фашисты вводят танки, но мы держимся.

9 сент. В 15 часов 15 минут прямо перед штабом бригады разрывается снаряд. Ранен начальник штаба англичанин Данбар. 15 осколков попало в лицо, грудь и ноги. Он отказывается эвакуироваться в госпиталь и во время перевязки невозмутимо попыхивает сигаретой. Ко мне приводят на допрос трех фашистских дезертиров. Их показания довольно любопытны, не в пример обычным объяснениям типа: «Нам в неделю выдают только одну банку сардин».

На неизменный вопрос: «Как вы сюда попали?» — последовал интересный ответ: они пришли в наше расположение через холмы, которые они окрестили «слезами вдов, сирот и возлюбленных». Это для нас новость: мы никогда не слыхали об этих холмах. Они поясняют: это высоты, на которых расположены наши позиции. Атакуя их, они уже потеряли убитыми столько солдат, что эти названия им кажутся вполне оправданными.

Хотя уступая противнику в количественном отношении, наша авиация все же действует отлично, а бойцы уже привыкли к бомбежкам. Но налеты вражеской авиации не прекращаются. Нас бомбят по 10—12 раз в день. В каждом налете участвуют от 21 до 24 самолетов. Это «Савойя-81», «Юпкерс-52», «Хейыкель-111». Бомбовый удар каждой эскадрильи — 50 тысяч килограммов взрывчатки. На этом участке фронта фашистские бомбардировщики могут сбросить только за один день 750 тысяч килограммов взрывчатки, но наш боевой дух по-прежнему высок» ⁴.

Бригада сражалась в напряженнейших боевых условиях, и все-таки самым невыносимым было психологическое напряжение. Ни для кого не оставалось секретом, что республиканское правительство уже приняло решение вывести из Испании интернациональные бригады. Этим шагом оно пыталось вынудить фашистские правительства Германии, Италии и Португалии прекратить одностороннюю интервенцию и вернуть из Испании несметные полчища своих кадровых солдат, воевавших на стороне Франко.

Каждый интербригадовец сознавал, что это был последний бой, и тех, кто воевал у стен Мадрида, проливал кровь на Хараме, под Пособланко, Брупете, Вильянуэва-де-ла-Каньяда, Бельчите, Кинто, Теруэлем, перенес ужасы отступления на Арагонском фронте и сейчас сражался в горах Каталонии, едва ли можно было винить за то, что в них проснулся инстинкт самосохранения.

13 сентября бригаду сменили и отвели недалеко от линии фронта. 18 сентября фашисты снова предприняли мощное контрнаступление, однако бригаду все еще держали в резерве.

21 сентября премьер-министр республиканского правительства доктор Хуан Негрин объявил в Лиге наций о предстоящей эвакуации интернациональных бригад из Испании:

«В своем стремлении, — заявил он, — внести вклад в мирное урегулирование и «сдержанность», к которой мы все стремимся, для того чтобы ни у кого не оставалось поводов

для сомнений в подлинно национальном характере дела, за которое сражается Республиканская армия, правительство Испании решило немедленно и полностью эвакуировать всех лиц неиспанской национальности, принимающих участие в борьбе на стороне правительства...»

Он также обратился с просьбой о создании международной комиссии по контролю за неукоснительным выполнением данного решения правительством Испании и заверил, что его правительство готово оказать комиссии всяческое содействие, необходимое для выполнения ее миссии.

Далее доктор Негрин перешел к вопросу об интернациональных бригадах:

«Нас не покидает чувство огромного сожаления при мысли о расставании с этими отважными и бескорыстными людьми, прибывшими к нам из самых благородных побуждений, которых народ Испании никогда не забудет. Они подали нам руку помощи в самый трудный для нашей истории час. Мы преклоняемся перед их героизмом и высочайшей моральной ценностью жертв, на которые они пошли добровольно, не ради мелких эгоистических интересов, а с единственной целью защитить самые чистые идеалы справедливости и свободы. Мы совершенно уверены в том, что они с готовностью пойдут на эту новую и мучительную жертву, о которой мы их сейчас просим, ради пользы общего дела, за которое они были готовы отдать свою жизнь.

Испания не забудет тех, кто сложил свои головы на полях сражений, и тех, кто продолжает воевать на нашей земле, но у меня есть также все основания утверждать, что родина каждого из них будет по праву гордиться ими, и это послужит им величайшей наградой и источником огромного морального удовлетворения».

22 сентября до находившейся в резерве 15-й бригады дошло известие о речи Негрина. После напряжения многодневных боев добровольцы как-то сразу расслабились: весело шутили, поддразнивая друг друга, делились планами на будущее. Однако в тот же вечер пришло сообщение о фашистском прорыве и необходимости идти на выручку оказавшейся в тяжелом положении 13-й (польской) бригаде. 23 сентября 15-я бригада подверглась огромному испытанию, ибо те, кто только что предавался радостным мечтам о доме, снова шли в бой, из которого — они знали — некоторым не суждено было вернуться. Схватка была короткой, но ожесточенной.

«Ну и денек! — последовала запись в дневнике английского батальона о последнем дне и последней битве.— Такого ураганного артобстрела еще не было. Все паши позиции изрыты и перепаханы снарядами. Фашисты наступали пехотой и танками под мощным прикрытием артиллерии. Они неожиданно появились перед нами, прежде чем мы поняли, что они атакуют. Огонь косил наших парней наповал. Мы отошли более или менее организованно и заняли оборону на повой высоте. Артиллерийский обстрел не ослабевал ни на минуту, к нему добавились воздушные бомбежки. Мы кое-как продержались до темноты, а затем начали выносить в тыл раненых — на это ушло четыре часа. Той же ночью нас сменили».

В том последнем бою среди «скошенных огнем» были Джек Налти и Лиэм Макгрегор. Они погибли через два года после прибытия в Испанию в сентябре 1936 г. первого ирландского антифашиста Билла Скотта.

Джек Налти приехал в Испанию одним из первых и погиб одним из последних. Из рядового бойца он стал заместителем командира пулеметной роты (роты «максимов»). У себя на родине в конце Гражданской войны Налти был бойцом батальона ИРА в графстве Южный Дублин. Он один из основателей Ирландского республиканского конгресса, а потом вступил в Коммунистическую партию Ирландии. Активно сотрудничал в Ирландском профсоюзе транспортных и неквалифицированных рабочих. За политическую деятельность Налти дважды подвергался тюремному заключению: в январе 1935 года в тюрьме Маунт-джой и в мае 1935 года — в военной тюрьме Кэрра (в отделении для политзаключенных «Гласс-хаус»). В декабре 1936 года он был ранен под Кордовой и лечился в Ирландии, но опять — по примеру Фрэнка Райена, Мика Лихапа и Пэдди Даффа — вернулся в Испанию через труднодоступные Пиренеи, чтобы продолжать борьбу с фашизмом.

Лиэм Макгрегор был из дублинской семьи ветеранов социалистического движения. Вместе с двумя ирландскими добровольцами Доналом О'Рейли и Джимом Прендсргастом он закончил Ленинскую международную партийную школу в Москве. Обладая незаурядными организаторскими способностями и острым политическим умом, он за короткое время стал ротным политкомиссаром. Соратники Макгрегора глубоко скорбели о гибели этого молодого товарища. В свои двадцать с небольшим лет он проявил задатки крупного руководителя, каким мог бы стать в будущем в ирландском коммунистическом движении.

Было нечто символическое в том, что этим двум ирландцам было суждено погибнуть на земле Каталонии — страны, которая, по словам послания Партии каталонской молодежи, направленного Имону Де Валера 11 месяцами ранее, «бесстрашно встала на сторону Вашей страны, благородной Ирландии, которую каталонские националисты благоговейно нарекли своей сестрой, ибо ее несчастья были нашими несчастьями и ее страдания отзывались в наших сердцах».

Макгрегор и Налти еще крепче скрепили эту «родственную близость» своими жизнями.

Невзошедших рассветов сиянье

Видели ваши глаза,

К еще не рожденным идеалам

Стремились ваши сердца.

Пройдя через все испытанья —

Страданья обманутой любви и загубленной жизни,

Сквозь долгие годы лишений,

Вы не дрогнули и не согнулись,

А шли до конца с гордо поднятой головой.

Не обманом вас завлекли па войну

в чужую страну,

Не дешевыми посулами и не оглушающим

грохотом барабанов,

Не для того, чтоб, подобно продажным наемникам,

Одурманенным и ослепленным,

Сражаться против ваших же братьев, во имя лжи;

Вы пошли на войну с открытыми глазами,

Зная наперед, что вас ожидает:

Победа или могильный камень.

Никогда уже вам в руке не держать ружья —

Ружья говорят за вас в других руках.

Ваши братья заняли место в строю,

Они не забудут, как вы воевали за правое дело,

Как взялись за оружие

Против тех, кто угнетал вас веками.

И погибли непобежденными.

Спите, друзья, ваши любимые продолжают жить,

Смерти вы не искали и не желали,

А, встретившись с нею, смело приняли.

Лучше такая смерть, чем постыдная жизнь.

Спите спокойно: огонь надежды горит,

И знамя свободы реет высоко и гордо ⁵.