Битва за Теруэль

Они идут, они идут,

Шагают молча, без звуков труб.

А вот и Вейдеман, любимый всеми,

О нем мы не слышали с Теруэля.

А где старина Ральф Фокс, доктор Роббинс ¹ и другие,

Те, кто остались на поле брани,

В арьергарде иль в разведке бригады?

О, как им тревожно и как они жаждут

Вновь ожить и сражаться снова... ²

15-я интернациональная бригада продолжала сражаться в Испании. Лишь в конце октября ее отвели из Фуэнтес-де-Эбро на короткий отдых в деревню Мондехар, где она находилась до начала января 1938 года, а затем снова выступила на Теруэльский фронт. За три месяца боев ирландцы потеряли еще троих — Дэвида Уолша, уроженца Баллины, П. Глэкена из Уэстмита и Фрэнсиса О'Брайена из Дандолка, прибывшего в бригаду из Лондона.

На отдыхе бойцы занимались военной и политической подготовкой. Здесь же они простились с одним из прославленных подразделений бригады — батальоном «Димитров», который в связи с реорганизацией передавался 13-й бригаде. Проводы вылились в волнующие сцены расставания английских, американских и ирландских добровольцев с боевыми соратниками, с которыми в феврале 1936 года бок о бок воевали на реке Хараме. Здесь «димитровцы» приняли на себя главный удар врага: за первые пять дней боев они потеряли 420 человек. Они были в Вилья-нуэва-де-ла-Каньяда; в Кинто на «димитровцев» легла основная тяжесть уличных боев.

Большинство батальона составляли чехи, словаки и югославы. Одна из рот была сформирована исключительно из студентов. Первым командиром батальона «Димитров» был болгарин Гребенаров, погибший на Хараме. В книге «Война и революция в Испании» его имя упомянуто наряду с именами Кита Конуэя и Р. М. Хиллиарда. Затем командование перешло к 38-летнему венгру Михаю Салваи, воевавшему под кличкой Чапаев. В 20 лет он сражался в родной Венгрии и после поражения Венгерской советской республики был приговорен к 15 годам тюрьмы, откуда бежал через 10 месяцев.

Мондехар являлся центром интенсивной военной и политической подготовки к предстоящим боям.

Испанская народная армия была теперь совсем иной по сравнению с теми отрядами рабочей милиции, которые первыми приняли на себя удар мятежников. Изменились и интернациональные бригады: это были уже не отдельные группы или малочисленные подразделения, прибывшие на помощь Мадриду 9 ноября 1936 года. Появилась регулярная республиканская армия, которая продолжала неустанно совершенствовать свою боеспособность, чтобы успешнее противостоять регулярной армии Франко и вооруженным до зубов войскам итальянских и немецких фашистов. В республиканских войсках необходимо было ввести свойственную регулярной армии структуру и соответствующие правила распорядка армейской жизни. Дисциплина в республиканских войсках, носившая до этого нравственный и добровольный характер, перерастала теперь в дисциплину, свойственную регулярной армии. Если раньше бойцы приветствовали старших по званию по личному желанию или от случая к случаю, то теперь это вменялось в постоянную воинскую обязанность. Введение новых порядков оказалось достаточно сложной задачей, так как бойцов и командиров связывали узы дружбы и товарищества, многие из них знали друг друга еще до Испании по совместной работе в политических и профсоюзных организациях с присущим им эгалитаризмом — принципом равенства для всех членов.

Газете интербригад «Нуэстро комбате» («Наша борьба»), печатавшейся на ротапринте, пришлось специально разъяснять, почему бойцы были обязаны приветствовать своих командиров:

«1. «Салют» на армейском языке означает «Здравствуй!». Отказ бойца приветствовать командира — это такое же оскорбление, как если бы в условиях гражданской жизни двое знакомых при встрече не поздоровались.

2. «Салют» — самый быстрый и самый простой способ для бойца выяснить у командира: «Какие будут приказания? Я готов их выполнить».

3. «Салют» не является чем-то недемократичным. Если два равных по званию офицера встречаются дли совместного выполнения военного задания, они также обязаны приветствовать друг друга.

4. «Салют» означает, что тот, кто в личной жизни был индивидуалистом, готов к коллективному решению поставленных задач.

5. «Салют» — доказательство того, что наша бригада становится отточенным стальным инструментом для уничтожения фашистов».

Эти и многие другие задачи по внедрению настоящей армейской дисциплины не были «спущены сверху» в виде готовых приказов, а явились результатом работы политических комиссаров. Институт этих офицеров — политических комиссаров, или, как их называли, военных комиссаров, ставших органической частью всех подразделений Республиканской армии, включая и интербригады, — был введен 15 октября 1936 года. Прообразом политкомиссаров послужили комиссары французской революции и комиссары Красной Армии. В их обязанности входило осуществление руководства армией на всех уровнях, обеспечение высокого боевого духа, выпуск армейской прессы — от ротных стенгазет до дивизионных журналов, постоянное укрепление дисциплины, широкая разъяснительная работа среди бойцов о причинах и характере войны.

Политкомиссары — это вовсе не кабинетные политические советники. Они направлялись на фронт и шли в бой вместо с бойцами и командирами. Комиссару Бельмонте, одному из первых в этой славной когорте, погибшему при обороне Мадрида, принадлежат крылатые слова, ставшие девизом для всех политработников: «Идти вперед первыми и отступать — последними!»

Однако комиссар не только вдохновлял бойцов и разъяснял политические вопросы, возникавшие в ходе войны. Он занимал очень важное место и в собственно военной структуре, принимая деятельное участие в разработке боевых операций, помогая командиру советом. С его мнением считались, так как никто не знал своих бойцов лучше, чем он. Под каждым приказом стояли всегда две подписи: командира и политкомиссара.

С октября по декабрь 15-я бригада была расквартирована в прилегавших к Мондехару деревнях. Накануне рождества она уже двигалась форсированным маршем на Арагонский фронт, сделав короткие остановки в Альканьисе и Мас-де-ла-Матас, где бойцы отметили рождество. У многих ирландцев этот день воскресил в памяти рождество предыдущего года в Кордове, когда они приняли свое боевое крещение. У всех было приподнятое настроение, с места боев под Теруэлем, куда бригада следовала в резерв, поступали хорошие известия.

Франко рассчитывал, что наступление на Гвадалахару поможет ему прорваться к Мадриду и нанести сокрушительный удар.

Теруэльский фронт. Декабрь 1937 года.

Но этот план был сорван контрнаступлением республиканцев на Теруэль, которое началось 15 декабря. Под командованием генералов Листера и Модесто республиканские войска атаковали город во время снежного бурана. Бросок был внезапным и без воздушной или

Теруэльский фронт. Январь — февраль 1938 года.

артиллерийской подготовки. Республиканцам удалось взять город в кольцо и на отдельных участках ворваться в него. 29 декабря Франко прервал наступление на Гвадалахару и перебросил к Теруэлю крупные силы, включавшие в себя мощный механизированный корпус,

поддержанный немецко-фашистским соединением «Кондор». В результате мятежникам удалось потеснить республиканские части, которые организованно отступили от Теруэля.

Бои велись в небывало суровые для здешних мест морозы: температура воздуха падала до 18 градусов ниже пуля. Среди бойцов имелись многочисленные случаи столь сильного обморожения, что возникала необходимость ампутации конечностей. У республиканцев не было теплой одежды, многие были обуты в сандалии на веревочной подошве. Снежные бураны задержали контрнаступление на четыре дня, но все же Теруэль был отбит, хотя республиканцы сознательно поставили себя в невыгодное положение: они не стали применять тяжелую артиллерию, чтобы не пострадало мирное население города.

Битва за Теруэль явилась блестящей победой стратегии республиканских генералов, которым удалось скрытно сосредоточить ударные группировки и провести операцию с минимальными потерями — менее 200 человек. Эти потери были действительно невысоки, если учесть ожесточенный характер боев и численное превосходство фашистов.

17 января при мощной поддержке итальянской артиллерии и авиации фашисты начали контрнаступление на подступах к Теруэлю. Не имея достаточной поддержки с воздуха, республиканские войска вынуждены были отступить. 15-я бригада, находившаяся в резерве, под командованием генерала Вальтера была введена в действие.

19 января противнику удалось продвинуться в долину, ведущую непосредственно к Теруэлю. Это контрнаступление началось с мощнейшего артобстрела. Франкисты овладели двумя важными высотами, которые интербригадовцы не смогли отбить даже ценой тяжелых потерь. Натиск фашистов еще больше усилился, в результате чего им удалось захватить несколько долин к северу от Теруэля. 15-я бригада продолжала оказывать сопротивление.

16 февраля 15-я и 11-я (составленная из немецких антифашистов) бригады были переброшены к Сегура-де-лос-Баньос в 100 милях к северу от Теруэля, чтобы перерезать коммуникации, связывавшие фашистов с городом. Американский доброволец — поэт Эдвин Рольф так рассказывал о поставленной перед ними задаче:

«35-й дивизии, сформированной из 15-й и 11-й бригад, предстояло нанести удар из Сегура-де-лос-Баньос по коммуникационному узлу франкистов, через который шли войска и поступало снаряжение для контрнаступления на

Теруэль. Бригадам предстояло овладеть сильно укрепленными пунктами в Аталайе и Сьерра Педигросса, которые контролировали все подступы к Сегуре, и, повернув на юг, подавить опорные пункты противника и захватить место пересечения шоссейных дорог. Выполнение основных действий было возложено на более боеспособную 15-ю бригаду, так как сильно поредевшая 11-я бригада была изрядно измотана в оборонительных боях за Теруэль и Эль Мулетаи. В этой операции ей предстояло действовать в арьергарде на случай внезапных фланговых ударов по 15-й бригаде».

Сержант Фрэнк О'Брайен из Дандолка был в числе бойцов, оборонявших длинную каменную гряду, которая спускалась уступами к дороге и вела к деревне, занятой фашистами. На рассвете, сразу же за артобстрелом, бомбардировкой с воздуха, противник попытался выбить бойцов с высоты, но был отброшен благодаря отличному взаимодействию пулеметных расчетов. Перекрестным огнем была остановлена мощная фланговая атака противника, предпринятая в тот же день, а позднее фашисты были опять отброшены к деревне, которую республиканские войска могли бы тогда захватить, но из-за недостатка сил не сумели бы удержать. Фрэнк О'Брайен погиб тогда в одной из контратак.

Позже бригада была отведена на запасные позиции для пополнения за счет новых добровольцев, прибывших в Испанию.

Организация и переброска добровольцев из разных стран в Испанию была сама по себе крупной и сложной операцией, а после 20 февраля 1937 года — в связи с подписанием лондонского соглашения о «невмешательство» — ее пришлось проводить строго конспиративным образом. Все ирландцы, направлявшиеся в Испанию после этой даты, сначала ехали в Лондон на Литчфилд-стрит и после установления «бона-фидэ» следовали в Париж, якобы на уик-энд: проехаться на теплоходе, курсировавшем по маршруту Ньюхейвен — Дьепп. Для этого им выправлялись соответствующие бумаги с указанием вымышленного английского имени и адреса. В Париже у них был адрес небольшой гостиницы, расположенной на левом берегу Сены, откуда их переправляли по новому адресу для медицинского освидетельствования и политической проверки — необходимой меры для того, чтобы исключить всякого рода авантюристов. Обычно в целях конспирации добровольцы из каждой отдельной страны собирались небольшими группами.

Их заранее предупреждали, что для полиции — в случае, если возникнут подозрения, — у них должна быть единственная версия: воскресная прогулка по Парижу.

После медосмотра и беседы будущих добровольцев предупреждали об ожидавших их трудностях и опасности — неравной борьбе против превосходящих сил врага — и вообще испанскую действительность не приукрашивали, говорили правду. Таким образом, все могли еще раз все взвесить и отказаться ехать, пока не поздно. Нужно сказать, что некоторые, испугавшись трудностей, поступали именно так. И, наконец, последний напутственный совет отъезжавшим: «Захватите с собой побольше табака!»

На следующий день добровольцы отправлялись поездом до городка Безье или еще до какого-нибудь места на юге Франции. В вагоне рассаживались по двое или по трое и делали вид, будто не знакомы друг с другом, однако все внимательно наблюдали за человеком, который был их проводником. За ним они должны были последовать, как только тот сойдет с поезда. На привокзальной площади в Безье им делали знак сесть в одно из стоявших на площади такси, которое доставляло их в маленькую гостиницу. Служанка или владелец говорили им, чтобы они ни в коем случае не показывались на улице. Там они находились день или два, пока не приезжал французский товарищ и не отвозил их миль за 15 от города, ближе к горам, на крестьянскую ферму, где в сарае было место сбора и остальных групп. Позже, под покровом темноты, они добирались на машине до подножия Пиренеев.

Там они ждали проводников — как правило, дружелюбных контрабандистов, знавших в горах каждую тропу, — и те вели их в обход французских пограничных постов, ибо франко-испанская граница, проходившая по вершинам гор, была «закрыта на замок». Лайонель Эдварде, воевавший в чипе капитана в канадском батальоне «Маккензи — Папино», вспоминал, как они преодолевали Пиренеи:

«Грузовик остановился... Стараясь не шуметь, вышли и — бегом к придорожной канаве. Там просидели, пока совсем не стемнело. Из темноты вынырнули невысокие фигуры, в руках — веревочные сандалии, которые в Каталонии зовутся «альпарагатс». Переобулись и по знаку проводника пересекли поле. Короткая остановка и приказ:

«Не курить, не разводить огонь, не разговаривать! Пограничные дозоры начеку, но, если мы будем соблюдать осторожность, проскочим. Граница проходит по вершине

горы. Будем идти всю ночь. Это очень трудно, но мы одолеем».

И вот в непроглядной ночи начался бросок-восхождение. Оставшиеся в живых никогда этого не забудут. Преодолевали скалы, валуны, высохшие русла ручьев и лощины. Крутая тропа вела вверх. Не выдержали напряжения и упали трое старших товарищей — ветеранов первой мировой войны. У остальных начало ломить руки, ноги и тело. Но стоило нам чуть замешкаться, как в конце цепи немедленно появились похожие на гномов проводники. «Вперед! Вперед!» — прошелестел шепот приказа тащившимся из последних сил людям. Джо задел ногой камушек и никак не мог понять, куда тот делся: «Господи! Да мы же на краю пропасти!» «Не сходить с тропы! А то вам конец», — предупредил проводник.

После нескольких часов подъема, несмотря на адскую боль, Биллу стало легче дышать — видно, сказался целительный горный воздух. Он посмотрел на береговую линию, обозначенную тонким пунктиром огоньков, соединявших французские и испанские селения. На привале люди валились на землю в полном изнеможении и ждали, пока доплетутся отставшие. Когда светлая полоска на небе возвестила о начале рассвета, проводники потребовали еще прибавить шагу. «Осталось совсем немного», — говорили они, но добровольцы им уже не верили. И вдруг они оказались на самой вершине.

«Испанская граница! Вот она!» — донеслось с гранитной скалы.

Когда, взобравшись на каменную гряду, Билл увидел белый домик и рядом вооруженного республиканского пограничника, который салютовал им вскинутым вверх кулаком — приветствием Народного фронта, он понял, что это была действительно граница. Последние, самые трудные шаги — и они с облегчением повалились на землю у ворот дома.

Ученые и историки могут расписывать тяготы греческих походов Ксеркса, легионов Цезаря и старой гвардии Наполеона, но этим молодым людям из далекой Канады было суждено стать бойцами иного рода. Их предки — кромвелевские «железнобокие» и участники Войны за независимость, французские коммунары и рабочие на баррикадах Петрограда. Они еще не были солдатами, но скоро они овладеют этой наукой и найдут ей достойное применение. Большинство из них спят вечным сном в земле Испании, но память о героях будет жить в человеческих

сердцах до тех пор, пока люди будут свободно дышать и слагать песни.

Медленно всходил огромный солнечный шар, и распрямились сведенные болью ноги, все поднялись в едином порыве. Уставшим глазам предстала багровая бухта Роз, а далеко внизу расстилалась прекрасная земля Иберии. Исчезли горькие воспоминания о прошлом, о холоде и нищете, обо всех бедах обездоленных и униженных. Под утренними лучами солнца оттаяли сердца: все-таки жизнь и молодость прекрасны; и не в этом ли высшее счастье человека? Они добрались до места назначения».