Очная ставка

Сначала вызвали Славу, за ним Генку и, наконец, Мишу.

Миша вошел. За столом, кроме Свиридова, сидел еще один пожилой человек, во флотской форме, с трубкой во рту. Генка и Слава чинно сидели у стены, держа на коленях шапки.

В середине комнаты, против Свиридова, сидел на стуле Никитский. Одетый в защитный френч, синее галифе к сапоги, он сидел в небрежной позе, положив ногу на ногу. Его черные волосы были аккуратно зачесаны назад.

Когда Миша вошел, Никитский бросил на него быстрый колючий взгляд. Но здесь был не Ревск и не будка обходчика. Миша смотрел прямо на Никитского. Он смотрел на Никитского и видел Полевого, избитого и окровавленного, разобранные рельсы и зеленое поле, по которому бегали кони, потерявшие всадников.

– Вы знаете этого человека? – спросил Свиридов и указал на Никитского.

– Знаю.

– Кто он такой?

– Никитский Валерий Сигизмундович, – твердо ответил Миша, продолжая смотреть на Никитского.

Никитский сидел не шевелясь.

– Расскажите подробно, откуда вы его знаете, – сказал Свиридов.

Миша рассказал о налете на Ревск, о нападении на эшелон, о складе Филина.

– Что вы скажете, гражданин Никитский? – спросил Свиридов.

– Я уже говорил, – спокойно ответил Никитский, – у вас есть более авторитетные показания, нежели измышления этого ребенка.

– Вы продолжаете утверждать, что вы Сергей Иванович Никольский?

– Да.

– И вы проживали в доме Марии Гавриловны Терентьевой как бывший подчиненный ее сына, Владимира Владимировича Терентьева?

– Да. Она может это подтвердить.

– Вы продолжаете утверждать, что Владимир Владимирович Терентьев погиб при взрыве линкора?

– Да. Это всем известно. Я пытался его спасти, но безуспешно. Меня самого подобрал катер.

– Значит, вы пытались его спасти?

– Да.

– Хорошо... Теперь вы, Поляков, скажите... – Свиридов помедлил и, не отрывая пристального взгляда от Никитского, спросил:

– Не знаете ли вы, кто застрелил Терентьева?

– Он! – решительно ответил Миша и показал на Никитского.

Никитский сидел по-прежнему не шевелясь.

– Мне Полевой рассказывал, он сам видел.

– Что вы на это скажете? – обратился Свиридов к Никитскому.

Никитский криво усмехнулся:

– Это такая нелепость... И после этого живу в доме его матери! Если вы склонны верить всяким бредням...

– Поляков! Какие у вас есть доказательства?

Миша протянул кортик. Никитский не отрываясь смотрел на него.

Свиридов вынул из ножен клинок, выдернул рукоятку и вытянул пластинку. Потом снова собрал кортик. Никитский неотступно следил за его руками.

– Гражданин Никитский, знаком вам этот предмет?

Никитский откинулся на спинку стула:

– Я впервые его вижу.

– Продолжаете упорствовать. – Свиридов положил кортик под бумаги, встал, открыл дверь в глубине комнаты и сказал:

– Мария Гавриловна, входите, пожалуйста!

В комнату вошла высокая женщина в черном пальто, в черном платке, из-под которого выбивались седые волосы.

– Пожалуйста, садитесь, – Свиридов указал на стул.

Она села и устало закрыла глаза.

– Гражданка Терентьева, назовите имя этого человека, – сказал Свиридов.

– Сергей Иванович Никольский, – не поднимая глаз, тихо произнесла Терентьева.

– Где, когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

– Во время войны он приезжал ко мне с письмом от сына.

– Как звали вашего сына?

– Владимир Владимирович.

– Где он?

– Погиб.

– Когда?

– Седьмого октября тысяча девятьсот шестнадцатого года при взрыве линкора «Императрица Мария».

– Вы уверены, что он погиб именно при взрыве?

– Конечно, – она подняла глаза и с недоумением посмотрела на Свиридова, – конечно. Я получила извещение.

– Вам прислали его вещи?

– Нет. Разве их могли прислать? Кто мог спасти его вещи?

– Значит, все вещи вашего сына пропали?

– Я думаю.

– Подойдите к столу.

Терентьева тяжело поднялась и подошла к столу.

Свиридов вынул из-под бумаг кортик и протянул его Терентьевой.

– Вы узнаете кортик вашего сына? – жестко спросил он.

– Да... – произнесла Терентьева, разглядывая кортик. – Да... – Она растерянно посмотрела на Никитского, он сидел не шевелясь. – Да... это наш... это его кортик... Владимира...

– Вас не удивляет, что все вещи вашего сына погибли, а кортик остался цел?

Терентьева ничего не отвечала. Пальцы ее дрожали на краю стола.

– Вы молчите, – сказал Свиридов. – Тогда ответьте мне... я вас спрашиваю в последний раз: кто этот человек? – Он указал на Никитского.

– Никольский, – едва слышно произнесла Терентьева.

– Так вот, – Свиридов встал и показал на Никитского, – он убийца вашего сына!

Терентьева покачнулась, дрожащие ее пальцы влились в край стола.

– Что... – прошептала она, – что вы сказали?

Не глядя на нее, Свиридов сухим, официальным голосом прочитал:

– " Седьмого октября тысяча девятьсот шестнадцатого года лейтенант Никитский выстрелом из пистолета убил капитана второго ранга Терентьева Владимира Владимировича... Цель убийства – похищение кортика".

В комнате стало совсем тихо. Никитский сидел не шевелясь, устремив взгляд на носок своего сапога. Терентьева стояла неподвижно. Она смотрела на Никитского, ее длинные, сухие пальцы сжимали край стола.

– Валерий... – прошептала она, – Валерий...

Ее помертвевшее лицо белым пятном разрезало синеву комнаты. Свиридов и моряк бросились ее поднимать.