Г.И. Гурджиев. Восемь встреч в Париже. Встреча 18 сентября 1943 г. Лекция: введение к 8-й серии. Некоторые книги Гурджиева.

После обеда Гурджиев спрашивает тех, кто вернулся из отпуска, дать отчет о своей работе.

Мадам Франк: Я делала два упражнения, которые вы дали мне во время отпуска, упражнение на разделение надвое и упражнение на чувствование горячего, холодного и слез. Не могу сказать, что получила много результатов от этих упражнений, но есть результат в понимании. При разделении надвое, не могу сказать, что у меня это получилось, но эта работа дала мне центр тяжести в моей голове. Это изменило многие вещи для меня и позволило мне разотождествиться немного с телом, и мне более понятна моя работа. Я лучше знаю, что я делаю и как я должна это делать. Это изменило ценности.

Г.: Я уже понял, что вы обладаете личностью. Теперь вы чувствуете в себе кое-что, разделение. Тело – это одно, а вы – это другое.

Мадам Франк: Это то, что я чувствую, и это вещь, которая меняет все.

Г.: Можете себя поздравить. Я рад всем своим существом. Это – первая вещь. Без этого вы никогда не сможете продолжать. Без этого и десять лет, и сто лет ваша работа была бы только щекотанием.

Мадам Франк: Мне кажется, что что-то было преодолено.

Г.: Теперь вам нужно это зафиксировать. Нужно вскармливать ребенка, чтобы он мог расти. Давайте ему хорошее молоко, немного яиц, все, что необходимо для ребенка. Когда он немного подрастет, он сможет говорить и я смогу его понять. По-моему, это надолго.

Мадам Франк: Я хотела сказать вам, что упражнение на чувствование показало мне что я жила в воображении, потому что я заметила, что только когда я чувствую что-то телесно, это реально; но я неспособна хорошо сконцентрироваться на картинке или образе.

Г.: В целом это ваша слабость. Но необязательно об этом говорить. Это уже субъективная вещь. Теперь, если я что-то объясняю, вы можете понять. Раньше вы ничего понять не могли. В первый раз вы обиделись. Теперь, если я скажу то же самое, вы сможете понять.

Мешин: Я пытался продолжать с упражнением на разделение надвое, увидев, что не продвигаюсь в этом, я подумал, что это происходит, потому что «Я» во мне было недостаточно сильным. Все мое внимание сдвинулось к «Я есть» и, как результат, это развилось мало-помалу в гораздо более сильное, чем когда-либо у меня было, чувство «Я». Я в результате убедился, что это поменяло все ценности для меня, то, что я до этого понимал теоретически, теперь я понимаю по-другому и это меня привело к пониманию многих проблем, которые зафиксировались во мне, особенно необходимости играть роли. Но во время отпуска я остался один в той роли, которую должен был играть, я должен был играть ее с моими родителями, особенно с моей матерью, и именно в этом была трудность. Я поймал себя на том, что я был совершенно неспособен играть роль, это было невозможно.

Г.: Вы поняли, что значило играть роль; вы поняли, как это ценно для вас, вы почувствовали вкус этого? Браво!

Мешин: Потом я продолжил с упражнением по разделению надвое. Я пытался его понять и однажды, проходя мимо зеркала, я очень удивился тому, что смотрел на себя как на незнакомого человека. Я подумал, что мне стоило бы использовать это переживание, чтобы делать это упражнение; затем, выполняя упражнение, я увидел себя, как видел себя тогда в зеркале; у меня была только одна холодная картинка, без жизни. Я видел безжизненное тело и пытался установить связь с моим реальным телом. Пытаясь это сделать, мне показалось, что это дало мне, на будущее, вкус того, чем могло быть это разделение. Я почувствовал, что это нужно сделать.

Г.: Этого достаточно, вы родились. Ваша индивидуальность родилась. Раньше вы были как животное без «Я». Теперь у вас есть «Я» и качества человека. Это упражнение дало вам их. Раньше у вас не было индивидуальности, вы были производным вашего тела, как собака, кошка или верблюд. Теперь у вас есть рога, вы можете их видеть и восторгаться ими. Раньше вы ничего не могли видеть. Теперь у вас есть индивидуальность, которой не было. (Обращаясь к остальным) Он получил индивидуальность. Раньше у него ее не было. Он был куском мяса. Он мог работать тысячу лет, и никогда не получить никакого результата. Вы – товарищ мадам Франк. Вы оба стали посвященными первого посвящения. Это маленькая вещь, но это большая вещь, гарантия будущего. Я также поздравляю вас. Впервые за три года я внутренне счастлив. Я счастлив из-за моих усилий. Потому что это не случайно, вот уже двое. Теперь вы не «обручены», теперь вы не Мешин, вы мой младший брат (к мадам Франк), вы моя сестра. Позже мы поговорим отдельно.

Г., обращаясь к Йетт: Вы не чувствуете себя счастливым?

Йетт: Да, и я могу сказать, что то, что говорила мадам Франк, - как будто это я это сказал, потому что некоторое время что-то новое есть во мне, и также есть страх, что оно исчезнет. Потому что в общем, не учитывая очень редких моментов, было что-то во мне, чего не было раньше и прежде всего что-то в моей голове, что-то, что я чувствовал в моей голове, на что я полагаюсь и что отделяет меня от остального, что существует отдельно от моего тела, от всего, что я есть, от моих чувств.

Г.: Вы можете сказать, возможно, что вы – это одна вещь, и ваше тело – другая вещь. Раньше вы не могли этого сказать очень открыто.

Йетт: Эту вещь можно поддерживать?

Г.: Есть 33 качества жидкости, которые я могу дать вам. Не обязательно понимать; вы спросили меня, возможно ли это, и я сказал: да. Я также сказал, что есть 33 качества жидкости.

Траколь: Вы заставили меня почувствовать в точности, на момент, мое сегодняшнее отношение к работе. Это произошло, когда во время обеда вы вспомнили анекдот о курде. Упражнение, которое вы дали мне 18 дней назад и которое состоит в постоянном вспоминании: на каждом вдохе и каждом выдохе я должен думать: «Я есть» и я должен сохранять активный элемент воздуха в моих ногах, когда я опираюсь на что-то или сижу, и в солнечном сплетении, когда я стою, - я пробовал делать это упражнение, я пытаюсь делать его всегда, и чем больше я его делаю, тем более невозможным для меня становится его делать, не считая моментов, когда я могу выбрать наиболее подходящие условия. Но чем меньше я нахожу такие условия, тем больше мне хочется их найти, и в действительности я не мог бы захотеть отказаться от этого упражнения, прежде чем почувствовал бы, что у меня это получается лучше. В лучшие моменты этого упражнения, не в самые приятные, но в моменты, когда я работаю с наибольшей интенсивностью, то есть в жизни, когда у меня получается выполнять упражнение, не прекращая обычной активности, я переживаю чувство, которое совершенно обманчиво: у меня создается впечатление, что я живу в двойном сне. С одной стороны, я живу своей внешней жизнью как бы во сне и пытаюсь играть в ней роль, и с другой стороны, я делаю мою работу тоже как во сне, и у меня есть образ роли, которую я буду играть внутренне. Как компенсация, когда я делаю это упражнение только в комфортных условиях, бесцеремонно появляется чувство «Я», которое все же сильней в упражнении на разделение, и мне хотелось бы открыть в обычной жизни то ощущение, которое у меня было в тот момент.

Г.: Продолжайте это. Вы должны тренировать себя мало-помалу. Сделайте это чувство своей собственностью. Сначала нужно иметь это чувство. Это значит, вы больше не имеете своих ассоциаций. Это чувство приходит к вам, это ваша собственность, но в особом смысле. То есть, оно не может прийти в жизни. В особом состоянии, когда вы немного расслабляетесь, вы можете вспомнить это чувство и вы должны овладеть им.

Траколь: И в то же время я чувствую, что настоящая работа – в повседневной жизни.

Мадам де З.: Но перед этим нужно это делать в специальном состоянии, и понемногу вы найдете его в обычной жизни.

Траколь: Наиболее сильное чувство разделения – когда я делаю его в удобных условиях.

Мадам де З.: Так нужно для того, чтобы это росло в вас в эти моменты. Затем, мало-помалу, вы будете способны заставить это состояние длиться.

Кан: Несколько месяцев назад я задал вам такой вопрос: «Когда есть импульс подлинной любви к кому-то, мне кажется, что это не только устанавливает связь между мной и тем человеком, но это дает видение присутствия высшей силы во мне». Вы ответили мне тогда, что мне тогда не надо было думать о таких вещах, что это была психопатология, что я должен был выполнять свою работу как служение. Я послушал вас и у меня стало получаться отделять себя от своего тела, теперь, особенно когда я увидел всю глубину своей пассивности и понял, что я должен сконцентрировать все мои силы, чтобы создать усилие, чтобы противостоять чему-то, что принадлежит моей привычной ничтожности, теперь у меня есть импульс стать независимым. Например, у меня есть, как прежде, импульс по-настоящему играть свою истинную роль по отношению к моему сыну или моему отцу; у меня есть, как прежде, импульс по-настоящему быть человеком по отношению к группе, но мне кажется, что каждый из этих импульсов все еще недостаточно силен, чтобы беспристрастность была полной. В один из моих лучших моментов работы, я увидел в настоящем все мое тело, все мои эмоции, все мои чувства и мои обычные желания как то, что мне удалось убить в себе, чтобы получить рождение, и я понял, что у меня получится быть тем, чем я хочу быть, если я смогу заставить умереть то, что я есть. Так что, я спрашиваю вас теперь, я спрашиваю себя и также вас, не может ли мне помочь в моих усилиях то, что есть от «Я» более высшей формы во мне – если только во мне не отсутствует этот импульс?

Г.: Нет; продолжайте. Почему вы используете слово «подлинная»? Вы пока не можете чувствовать «подлинной любви». Одним из аспектов «подлинной любви» должна быть ненависть, объективная ненависть, не к объекту, но к его проявлениям. Вы пока не можете использовать слово «подлинная». Ожидая, продолжайте накапливать материал. Не нужно придавать этого значения вещам. Вы еще не можете любить, вы не можете делать ничего. У вас нет еще этого чувства, а мне нужно, чтобы у вас оно было. Когда вы будете способны иметь какое-то побуждение, я смогу сделать, чтобы оно вас удовлетворило. Как использовать его, как его направлять, как увидеть его. Я вижу, форма работы, которую я дал вам, помогла вам; и если это вам помогло, не надо этого менять.

Кан: Эта работа дала мне то, чего не давало ничто другое.

Г.: Остальное ничего не стоит. Хотя для нас, этого в вас недостаточно для «подлинного побуждения».

Г. (обращаясь к Симону): Вы поняли? Вам тоже что-то открылось?

Симон: Действительно, слушая Мешина, Габриэля и Йетта, когда они говорили, я был с ними.

Г.: Вы чувствовали своей головой, своим разумом. Например, что касается Мешина, вы поняли гораздо раньше его; он понимает меньше, чем вы, но он понимает всем своим бытием. Он понял своей индивидуальностью, вы – своим телом. Для меня это более ценно, чем то, что у вас.

Симон: Я сейчас чувствую в своей голове что-то, что присутствует почти все время; оно не очень сильно, но почти постоянно, что-то, что заставляет меня видеть существа и вещи по-другому.

Г.: Это нормально. Мало-помалу все станет другим. Вы начали иметь подлинное видение. До этого момента, у вас была фантастическая точка зрения.