Что представляет собой демократизация?

Проведенные выше параллели помогают прояснить два основных отличия современных работ по демократизации от ранних исследований по этой же тематике: усилившийся релятивизм и более отчетливый интерес к норматив­ной проблематике. И в том, и в другом случае можно говорить лишь о разной степени проявления этих тенденций, поскольку при любом упрощении про­блемы неизбежно происходит искажение действительности.

Относительно релятивизма, во-первых, следует отметить, что в современ­ной литературе о переходе от одного типа политического устройства к друго­му обычно сравниваются страны более или менее «однопорядковые». Это зна­чит, что нельзя просто свести опыт одного государства к какому-то сходству или отличию от другого, принимаемого за эталон. В принципе все государства требуют равного к себе отношения. Это означает, что исследование должно быть сравнительным в подлинном смысле этого слова. Так, если аргументация выработанная в стране В, толкуется в пользу страны А, то она может быть уравновешена контрдоводами, требующими равного внимания. (Например, каждое из правительств Аргентины, Чили и Уругвая может предоставить до­воды в пользу своего особого образца взаимоотношений армии и гражданско­го общества, тогда как при внимательном сравнительном изучении этой со­перничающей аргументации можно обнаружить ее ограниченность.) Подлин­но сравнительное исследование такого рода требует относительно «насыщен­ных» интерпретаций каждого случая. Оно наказывает за легкомысленное и излишне схематичное обращение с деталями в конкретной ситуации и сопро­тивляется «втискиванию» неподдающихся объяснению процессов в предвзя­тые объяснительные схемы. «Насыщенные», тонко учитывающие контекст ин­терпретации конкретного случая, в свою очередь, требуют концептуальной проработки и соответствующих методов. Если сбор данных и проверка гипотез могут показаться простым и нехлопотным занятием в стабильных и безопас­ных политических системах, те же самые операции становятся сомнительны­ми и двусмысленными, когда они проводятся в неустойчивых и раздираемых конфликтами государствах, сверхчувствительных к результатам сравнитель­ного исследования, способного разбалансировать их внутреннее равновесие.

Это усугубляется еще и тем, что подобные сравнения несут явную норма­тивную нагрузку. В предисловии к книге «Переход от авторитарного режима» А. Лоуэнталь без обиняков говорил об «откровенно пристрастном отношении к демократии» исследовательского проекта, который он характеризовал как «уп­ражнение в глубокомысленных пожеланиях» (O'Donnell, et al., 1986, p. x). Такое сознательное соединение подходов, основанных на эмпирических фак­тах, с оценочными подходами свидетельствует, что сравнительная транзитология расположена ближе к гуманитарной части спектра социальных наук. Характерно, что такая нормативная нагрузка не просто ценностное пред­почтение исследователя или имплицитное содержание данных исследования: она встроена в саму творческую лабораторию анализа. Лучше всего глубину ценностного характера сравнительных политологических исследований иллю­стрирует диалог, который ведут между собой теоретики-политологи и поли­тики-практики. Сталкиваясь с бескомпромиссностью правления Франко, многие испанские демократы были уверены, что им следует работать на «демократи­ческий прорыв», т.е. что демократия может и должна быть завоевана посред-

ством массовой мобилизации «снизу». Напротив, теоретические размышления и сравнительный анализ приводили политологов к противоположному выво­ду, предполагавшему достижение той же самой (кто знает, была ли она той же самой?) цели иным, не менее действенным путем. Он состоял в том, чтобы перейти к демократии посредством согласованного переговорного про­цесса с элитой, в ходе которого старый режим допустит возможности постро­ения нового, а антидиктаторская оппозиция утратит свой радикализм. Такой подход оказался плодотворным, создал инструменты, с помощью которых предоставлялись права одним группам и ограничивались права других. В русле этой стратегии был создан особый набор легитимных «правил игры», зало­живших основы испанской демократии и предотвративших иной выбор поли­тического строительства. Успех переговорного процесса в Испании способ­ствовал распространению этой практики в других странах и его теоретическо­му осмыслению. Отделение факта от его оценки при этом было бы неблаго­дарной задачей.

Точно так же последующая работа по сравнительному анализу процессов демократизации в Южной Америке дала аргументы, противоречащие ранее господствовавшей «теории зависимости» и показавшие значение независимос­ти партий и первичности внутренних, а не внешних факторов в процессе смены режима. И снова эти аргументы оказались эффективными в практичес­ком смысле, они вновь способствовали усилению одних акторов и ослабле­нию других; не исключено, что они способствовали утверждению в правах и нового дискурса. Опять-таки нормативное содержание анализа находится в сложном переплетении со структурой анализа, сила которого черпается как из точного отражения ведущих тенденций политического процесса, так и из стро­гих научных или методологических оснований. Так же обстоят дела и в другом критически настроенном течении в сравнительной транзитологии. Это направ­ление сосредоточивает внимание на демократизации общества, а не полити­ческого режима, и придает значение политическому участию и перераспреде­лению благ в обществе, а не реформированию политических институтов.

Сочетание релятивизма и нормативной ангажированности помогает убе­речь такого рода работу от вырождения в новую правящую идеологию. По­скольку различные процессы, происходящие в обществе, требуют равного к себе внимания и поскольку исследователи, как правило, работают не с окон­чательными результатами, эта ангажированность проявляется скорее в поста­новке вопросов, нежели в определенных ответах на них.

Желательны ли для сравнительной политологии такой релятивизм и такая нормативная нагруженность — отдельный вопрос. Следует подчеркнуть, что в то время как спрос на сравнительную интерпретацию высок, требования к исполнению таких исследований в плане их научной строгости относительно низки. Такие, характерные для классической гуманистики категории, как «интуиция», «суждение» и «убедительность», столь же необходимы для них, как и традиционные критерии научной работы: точность определений, фор­мальные доказательства и прогностическая способность. Очевидно, что их аб­солютное противопоставление — ложная дилемма. Конечно, при проведении сравнительных исследований следует выбирать методы, позволяющие добить­ся объективного подтверждения соответствующих обобщающих объяснений. Но соотношение доступных нам методов будет варьироваться в зависимости от наших задач.

Если это так, то для объяснения «демократизации» могут потребоваться в равной степени толковательное мастерство историка-компаративиста и логи­ко-дедуктивное мышление специалиста по теории игр. Г. Лассвелл формули­ровал это так: «Чтобы обнаружить принципиальные сходства и различия, нужно тщательно исследовать контекст, [а]...техника рассмотрения явлений должна быть многообразной» (Lasswell, 1986, р. 6, 14). Я бы добавил, что объяснительные принципы и идеи все-таки надо привести в порядок, «рас­ширить» и даже пересмотреть, сравнивая средства анализа с его объектом — политическим процессом. Такие познавательные действия, как сканирование, синтез множества источников и характеристик информации, корректировка понятий в соответствии с опытом не должны приводить нас в замешатель­ство, ибо большинство социальных и межличностных оценок формулируются именно таким способом. Столь хорошо развитая наука, как история, в суще­ственной мере полагается на такого рода действия, именно им обычно припи­сываются впечатляющие результаты (если обратиться к лучшим примерам).

Несомненно, такого рода сравнительное исследование ставит важные про­блемы метода, на рассмотрении которых надо остановиться. Но вначале заме­тим, что основные «потребители» сравнительных исследований демократиза­ции не технические специалисты, а руководители, направляющие и коорди­нирующие деятельность политических сообществ, не имеющих опыта самоуп­равления. Они могут быть юристами, журналистами, лидерами общин или чиновниками — представителями всех профессий, способствующих развитию навыков убеждения и обобщения, а также предполагающих повседневную работу в условиях социальной неопределенности. По мере развития процесса демократизации такие социальные группы срастаются во все более уверенный в себе и авторитетный политический слой, стремящийся понять причины собственных трудностей, а этого можно достичь в результате сравнительного политического анализа. Таким образом, получается, что господствующий стиль сравнительного анализа, продиктованный задачей объяснения процессов де­мократизации, может быть в особенности близок новым «заказчикам и пользо­вателям» таких исследований. Действительно, обладая не только профессио­нальными навыками, но извлекая уроки из политического опыта, показыва­ющего, что демократизация — сложный и длительный процесс социального общения и убеждения, они будут склонны отвергать объяснения, изложен­ные в чересчур позитивистской или детерминистской манере. Более того, по­скольку трудно ожидать появления предсказуемых закономерностей, можно предположить рост спроса на нормативно обоснованные интерпретации.