В. Исследование третьего типа

Суть исследования третьего типа — освобождение от ограничений, налага­емых тем, что считается знанием. Оно сосредоточивает внимание на понятиях необходимого и невозможного. Исследование третьего типа стремится пока­зать, что необходимого можно избежать, а невозможное можно реализовать.

Различение вне- и внутринаучного трудно проводить в случае негативного исследования. Логично проводить различие между вненаучным освобождени­ем и внутринаучным скептицизмом, подобно различию между утвердитель­ным и скептическим постмодернизмом (Rosenau, 1992). Спорно, однако, мо­жет ли радикально негативное по характеру исследование служить средством для достижения вненаучных целей; уже говорилось, что «отвергая более пози­тивные задачи, нежели подрыв существующей теории, [этот подход] на деле оставляет все как есть» (Brown, 1992, р. 218). Поскольку в данном случае мотивы негативного исследования не имеют значения, будь они вне- или внутринаучными, то кажется нет нужды вступать в споры о политической подоплеке постмодернизма, пытаясь провести различие между ними. От пози­тивного исследования их отличает представление о достаточности действенно­го критицизма для достижения целей, что важно в данном контексте.

Разрушающая науку активность может ограничиваться отдельными выска­зываниями, основанными на традиционной гносеологии и стремящимися по­казать, что нечто, широко признанное, на самом деле малообоснованно, тем самым расчищая путь позитивному исследованию. Это исследование находит­ся на стыке первого, второго и третьего типов. Есть еще одно основание для выделения третьего типа исследования в качестве отдельного, отличаемого от первого и второго типов. Существует мнение, что то, что считается знанием в исследованиях первого и второго типов, на самом деле представляют собой некие «произвольные культурные образования». Это — тезис ученых, «отвер­гающих познание в [его модернистском] смысле». Они ставят акцент не на «двусмысленности, неопределенности и непрестанном поиске сущности», их цель — «выявить пределы знания, выяснить, как они установились, пока­зать их произвольный характер и найти иную премудрость» (Ashley, Walker, 1990, р. 262—264). Их задача — «расшатать исходные посылки, [принимаемые теоретиками МО], и затем показать возможные иные варианты хода мысли» (Walker, 1992, р. 23). Это, конечно же, — применение к МО широко распрос­траненных взглядов о произвольности и деспотичности, притязаний знания.

Сегодня именно расхождение теории и практики, ставшее очевидным в связи с окончанием холодной войны, превратилось для исследователей МО в проблему. Если отвергать саму идею, что истинность теории зависит от ее согласия с фактами, как это делают явно или неявно многие ученые (Walker, 1992, р. 19), то адекватным отношением к фактам, относящимся к окончанию холодной войны, будет безразличие. А то, что же, с других точек зрения, считается частью противоречащей теории действительности и поэтому вызы-

вает озабоченность или удивление, вовсе не относится к делу, если «исти­на — нечто такое, без чего в наших рассуждениях мы можем — и должны — обходиться» (Brown, 1992, р. 204). Если основанная на фактических данных теория — мираж, то происходящие события вовсе не события.