Б. Международные отношения как институты

Институты можно представить в виде обобщенных целей и значений. Меж­дународные отношения можно считать институционализированными в том смысле, что «поведение осознается участниками как отражение установлен­ных правил, норм и соглашений» (Keohane, 1989, р. 1). Акцентирование задач и значения при анализе действий и институтов при анализе систем составля-

⁵ Обратите внимание, например, на предметный указатель такой важной работы, как «Новые направления в изучении внешней политики» (Hermann, Kegley, Rosenau, 1987): он содержит несколько ссылок по таким темам, как «познавательные процессы», «принятие решений», «обработка информации» и «национальные символы», но в нем нет ссылок на «цель», «задачу» или «программу» и есть лишь по одной ссылке на «национальный интерес» и «идеологию» (обе кратко упоминаются в главе о политической экономии).

ют две стороны одной медали. В обоих случаях подчеркивается субъективное, т.е. видение вещей «изнутри».

Когда в политологии возник «новый институционализм», он ставил, по­мимо прочего, цели: 1) подчеркнуть автономную роль политики в обществе; 2) сосредоточить внимание на «способах организации политической жизни вокруг эволюции значения через символы, ритуалы и церемонии», а не на процессе принятия решений и распределении ресурсов; 3) увидеть, как поли­тические акторы следуют установленным обязательствам, а не эгоистичным расчетам собственной выгоды (March, Olsen, 1984, р. 735). Ни первая, ни вторая цель, похоже, не произвели впечатления на исследователей МО, но третья оказалась для них существенной.

Что касается автономности политики на международном уровне, то эта мысль принадлежит X. Моргентау, который определял политику как «осозна­ние интереса, выраженного в терминах силы». Такая трактовка, писал он далее, «делает политику автономной сферой деятельности, понимаемой неза­висимо от других сфер, таких, как экономика..., этика, эстетика или рели­гия». Оно одно делает возможной теорию политики, «ибо иначе невозможно различать политические и неполитические факты» (Morgenthau, 1985, р. 5). Институционализм сделал прорыв в МО в середине 80-х годов, однако, он апеллировал к аргументам ортодоксального реализма. Разделять взгляды Мор­гентау, подчеркивающего сугубую автономность политики, означает подвер­гнуть себя анафеме. Помимо Моргентау и, возможно, Уолтса исследователи международных отношений, оказывается, не обращали внимания на различие политического и неполитического, что явствует из склонности включать в исследования разнообразные экономические, психологические и другие «не­политические» факторы.

Что касается второй цели «нового институционализма», то исследователи МО, конечно, отдавали себе отчет в значении «символов, ритуалов и церемо­ний» в межгосударственных отношениях, варьирующихся от формальностей дипломатических переговоров до молчаливой демонстрации силы. Однако они склонны интерпретировать эти феномены в инструментальном плане, в каче­стве методов, используемых акторами для достижения целей (заставить дру­гих признать свои требования законными, выразить свои намерения и обяза­тельства и т.д.). Возрастающий интерес к задачам и значению, тем не менее, не сопровождаются возрастающим вниманием к неинструментальной стороне политики.

Последний пункт предполагает, что движущей силой политических дей­ствий являются обязательства и обязанности, а не эгоистичные расчеты. Хотя трудно определить, о чем же именно велись «споры», роль частного интереса часто объявлялась камнем преткновения. «Либеральный институционализм», возможно, — самое последнее проявление отказа признавать, что «интерес, выраженный в терминах силы», является сутью международной политики (Keohane, 1989).

Институционализм может быть привлекательным для исследователей МО еще в одном плане. Одно из преимуществ институтов — их способность изме­няться. Согласно нереалистам, грубым миром реализма правит статичная не­обходимость; институционализм, напротив, полагает, что действия определя­ются созданными людьми институтами, а не законами природы. Более того, институты трансформируют интересы (Wendt, 1992). Создание институтов было стандартной составляющей мирных предложений со времен Средневековья, и

сегодняшний институционализм обещает показать, что это понятие скорее реалистическое, нежели идеалистическое.

Возобновившийся интерес к институтам отчасти принял форму изучения международных режимов, созданных в виде «неявных или явных принципов, норм и процедур принятия решений, к которым сводятся ожидания акторов в данной сфере международных отношений» (Krasner, 1983, р. 186). Режимы отличаются от институтов в целом, будучи «более специализированными ус­тановлениями, относящимися к четко определенным видам деятельности, ре­сурсам или географическим областям» (Young, 1989, р. 13). Существует боль­шая литература о создании режимов, их изменении, что является частью более общего феномена «правления без правительства» (Rosenau, Cympiel, 1992), интересовавшего многих исследователей МО.

Суть институционального подхода хорошо известна. Он должен объяснить как принятие, так и изменение институтов, причем сделать это одновре­менно.