Б. Позитивное использование теории рационального выбора

Мне кажется, что не стоит придавать большого значения различию между нормативным и позитивным подходами, поскольку выводы содержательного характера вполне могут иметь нормативные последствия. Примером из прак­тики прежних дискуссий может служить то, что изучение жизнеспособности (при определенных условиях) коллективного управления ресурсами, находя­щимися в общественном пользовании, ведет к дискредитации тезиса, соглас­но которому в данном случае может быть лишь два альтернативных варианта управления: либо государственное регулирование, либо режим частной соб­ственности⁴. Равным образом дискуссия об «общинной власти» на деле пере­росла в обсуждение эмпирического вопроса о том, «кто правит» в американс­ких городах. Однако на самом деле в основе всех ведущихся споров всегда лежали оценочные суждения о соответствии американских политических ин­ститутов стоящим перед ними задачам. Грубо говоря, вопрос сводился к тому, являются ли представительные институты лишь фасадом, прикрыва­ющим интересы элиты (главным образом, представителей деловых кругов^, на деле принимающей ответственные решения, или же каждодневные конф­ликты между политическими акторами не просто служат проявлением слиш-

⁴ Более глубокое объяснение этой мотивации дано в работе Э. Остром (Oslrwn, 1990, р. S—12).

ком большой рассредоточенности центров власти, а указывают на истинное положение дел.

В этой ситуации «плюралисты» оказались на высоте, выдвинув аксиому, в соответствии с которой в расчет должны приниматься лишь те интересы, которые проявляются в определенных действиях (Dahl, 1961; Polsby, 1980). Их озадаченные оппоненты (Bachrach, Baratz, 1970; Gaventa, 1980) сочли необхо­димым объяснить бездействие ссылками на «непроизошедшие события и не­принятые решения, которые, естественно, невозможно обнаружить» (Dowding, 1995, р. 271), или на «реальные интересы», не признанные их (несуществую­щими) носителями (Lukes, 1974). Тем не менее, анализ с позиций теории рационального выбора был призван показать всю нелепость изучения «выяв­ленных предпочтений» в тех областях, где приходилось часто сталкиваться с проблемой коллективных действий⁵.

«Логика коллективного действия» свидетельствует о том, что преимуще­ствами общего блага не могут пользоваться лишь те, кто имеет отношение к их достижению; эти преимущества либо являются общим достоянием, либо не действуют вообще, поскольку каждый человек имеет возможность «бес­пошлинно» пользоваться результатами усилий других людей (Olson, 1971). Типичным примером общего достояния людей является социальная политика:

если в городе, где расположен сталелитейный комбинат, принят закон о за­щите окружающей среды (Crenson, 1971), преимущества, связанные с более чистым воздухом, как и возможные издержки, вызванные снижением уровня занятости, равным образом распространятся и на тех, кто ратовал за приня­тие этого закона, и на выступавших против него, и на людей, которые вооб­ще никак на него не реагировали.

Последствия такого рода политической деятельности, которая направлена на изменение всей социальной политики, а также противодействует приня­тию таких решений, которые могли бы быть выгодны лишь отдельным ли­цам, и составляют предмет «логики коллективного действия». Очевидно, что некоторые из проводимых реформ соответствуют моим интересам, однако естественно и то, что затраты на их проведение моим интересам противоречат. Вывод о том, что в результате моей бездеятельности я не оценю полученный результат, столь же неверен, как и предположение о том, что двое отбываю­щих срок преступников предпочтут действовать рационально и признаются в совершенных преступлениях, чтобы получить более длительный срок тюрем­ного заключения вместо более короткого, поскольку такое решение станет результатом их совместного выбора (Poundstone, 1992).

Ставя вопрос шире, следует заметить, что анализ, проводимый с позиций теории рационального выбора, мог бы оказаться наиболее полезен, если бы ответил на вопрос о том, почему существует столь значительное число ис­ключений, противоречащих «логике коллективных действий». М. Олсон дока­зал, что действия отдельных людей, направленные на достижение общего блага, неверно объяснять их корыстным желанием получить личную выгоду за внесенный ими вклад в дело. Такой вывод наталкивает на мысль о необхо­димости осуществления специальной исследовательской программы, которая позволила бы разобраться в том, почему же, тем не менее, коллективные действия имеют место. В частности, она могла бы определить, чем можно объяснить те нередко значительные жертвы, на которые в 60-е годы шли

⁵ Подробнее об этом см.: Dowding, 1991, р. 84—114; Dowding, King, 1995.

участники борьбы за гражданские права на юге Соединенных Штатов, и почему в борьбе за свержение диктаторского режима принимают участие люди, не рассчитывающие ни на какие личные привилегии в случае победы (Chong, 1991; Taylor, 1987b; Hardin, 1995, p. 39-42).

Исследования, проводящиеся с позиций теории рационального выбора, имеют свои неоспоримые заслуги. Тем не менее, прошлое и будущее этой теории в качестве всеобъемлющей объяснительной концепции политической науки вызывают у меня меньше энтузиазма, чем у фон Байме. То, что он ставит этой теории в заслугу, на мой взгляд, является ее недостатком. Оста­навливаясь на «ошеломляющих успехах», достигнутых сторонниками концеп­ции рационального выбора, в качестве преимущества он называет то, что «подход с позиций теории рационального выбора может быть применен при анализе любого типа поведения — от поступков самого эгоистичного рацио­налиста до беспредельно альтруистичной деятельности матери Терезы, макси­мизировавшей стратегию помощи обездоленным» (с. 502 наст. изд.).

Существуют две близкие друг другу ситуации, когда при анализе приня­тия решения с позиций теории рационального выбора нет необходимости принимать в расчет какие бы то ни было соображения о побудительных моти­вах действующих лиц. Если нам надо разработать стратегию, дающую возмож­ность членам некоего комитета принять решение, в максимальной степени соответствующее их предпочтениям, мотивы, лежащие в основе их стремле­ний, — будь то эгоизм, альтруизм, чувство долга или что-то другое, — не имеют ровным счетом никакого значения. Точно так же, если исходить из предположения о том, что каждая из партий при многопартийной системе стремится к практической реализации как можно большего числа положений своей политической программы, можно без труда определить спектр возмож­ных коалиций, не задаваясь вопросом о том, почему эти партии намерены проводить именно тот политический курс, который отстаивают (Lover, Shepsle, 1996). Однако такой анализ может приобрести совсем особый характер, если исходить из того, что каждый член комитета или партии, заседающий в законодательном органе власти, прежде всего стремится к принятию такого решения, которое в наибольшей степени соответствует его собственным пред­почтениям.

В структурно менее строгих ситуациях, при которых допускается, что пред­почтения могут оказывать определенное влияние на принимаемое решение, теория рационального выбора оказывается неприменимой. Вопреки тому, что пишет фон Байме, на практике объяснения, которые даются с позиций тео­рии рационального выбора, как правило, исходят из предпосылки о том, что поведение личности соответствует ее собственным интересам. Такой подход связан с двумя противоположными проблемами. Во-первых, лишь чистой воды догматики могут утверждать, что в своем стремлении к общему благу политические акторы не руководствуются собственным представлением о нем (Lewin, 1991; Barry, 1991b). Вместе с тем, многие конкретно поставлен­ные цели могут рассматриваться акторами как обусловленные личной заин­тересованностью. Общее, таким образом, оказывается утраченным, а част­ное — не обретенным.

Существует постоянное искушение всеми возможными способами оказы­вать на политических акторов давление, чтобы добиться желаемого результата. Объяснения для такого рода поведения найти нетрудно, однако они не всегда убедительны, поскольку для успешного решения поставленных задач с оди-

наковым успехом могут использоваться разные типы поведения, обусловлен­ные различными предпочтениями (Green, Shapiro, 1994). Таким образом, на­прашивается вывод, что, пытаясь объяснить то или иное событие, следует уделять гораздо больше внимания выяснению подлинных убеждений и пред­почтений акторов (Dowding, 1995).

Как это сделать? Для этой цели можно воспользоваться дневниками или другими доступными современными документами⁶. Кроме того, можно про­сто расспрашивать людей. Так, например, К. Шлоцман, С. Верба и Г. Брейди провели ряд опросов, посвященных побудительным мотивам деятельности политических акторов, и их результаты достаточно правдоподобно варьирова­лись в зависимости от форм, в которых проявляется активность опрошенных (Schloynan et al, 1995). Менее прямолинейная стратегия в данном случае состо­ит в том, чтобы согласиться с положением, в соответствии с которым пред­полагаемая структура комплекса предпочтений объясняет поведение актора во всех ситуациях, в которые он вовлечен, а не только в той, при которой эти предпочтения должны быть приписаны актору, чтобы можно было «предска­зать» модель поведения, подходящую для объяснения событий, уже проис­шедших в действительности.