Римский профиль греческой философии

Чах4. С легкой руки Моммзена этот скепсис, а лучше сказать, нескрываемое презрение к Цицерону распространилось и на его теоретические сочинения. Главным аргументом здесь по­служило убеждение в том, что они лишены какой бы то ни бы­ло оригинальности и представляют собой собрание мнений греческих философов разных школ, включая Академию, пери­патетиков, стоиков и эпикурейцев, сведенных воедино без фундаментальной проработки и понимания, неверно оценива­емых и не служащих построению серьезной аргументации5. Чуть ли не единственной целью такой контаминации, по мне­нию сторонников этой точки зрения, становится демонстра­ция Цицероном собственной эрудиции, которая сама по себе кажется весьма поверхностной и малоубедительной. Потому в большинстве обзоров по истории философии и культуры в це­лом за Цицероном твердо закрепился ярлык " эклектика".

Впрочем, такая " атака" естественным образом породила и противоположную тенденцию: стремление показать обосно­ванность и глубину цицероновских философских штудий6. Практически все аргументы " против" Цицерона в этом контек­сте с тем же успехом оборачиваются и " за" него. Очевидная связь его политической и философской программы становит­ся не знаком ущербности его теоретической мысли, но демон­страцией единства его теоретических и практических взгля­дов. Явное желание Цицерона выстроить некую общую карти­ну постижения мира, в которой оказываются способными ужиться (конечно, до известной степени) противоположные философские системы и категории, в таком случае может вос­приниматься чуть ли не как базовое обоснование его цент­рального политического тезиса - всеобщего " согласия сосло­вий", concordia ordinum, а в более широком контексте как реа­лизация общего представления о humanitas - некоей взаимо­связанной совокупности интеллектуальных, этических и поли­тических идей и принципов, которая на века станет своего ро­да эмблемой взглядов Цицерона, собственно и введшего сам этот термин в историю культуры7.

Вступительная статья

Точно так же очевидная и безусловная зависимость Цице­рона от его греческих источников оказывается не " минусом", но, напротив, знаком несомненной оригинальности его фило­софской системы, которая по сути и состоит в том, что он пер­вым переносит на римскую почву всю совокупность греческих философских взглядов8, приспосабливая и адресуя их тради­ционным римским ценностям. Его " популяризаторство" пред­стает тождественным " просветительству", желанием в смутное время бесконечных политических волнений обратить рим­ский ум к ценностям разума и установить разумный баланс ме­жду этическим императивом и государственной целесообраз­ностью. «Он предлагает первое серьезное и оригинальное из­ложение позиций философов эллинизма, принося в Век Смуты ощущение хрупкости политической системы, истинный вкус к научной истине и научному методу... Он стимулирует и обога­щает саму интеллектуальную историю, придавая ей диалекти­ческую живость... У Цицерона " популяризация" принимает форму терпимой, равновесной мудрости, допускающей смеше­ние... жизни активной и созерцательной... Он приносит и в наш мир ощущение величия Разума, воспринятой и усовершенство­ванной культуры мысли и слова»9 в итоге то, что иные иссле­дователи считают не более чем " эклектикой", оборачивается в таких построениях впечатляющим и заслуживающим призна­ния " синкретизмом" 10.

Итак, как видим, одни и те же черты и принципы, свойствен­ные цицероновским сочинениям, могут становиться основани­ем для прямо противоположных суждений и оценок. Цицерон-философ (равно, впрочем, как и Цицерон-политик) предстает чуть ли не человеком " с двумя лицами" - одним отталкивающим и другим привлекательным и почтенным. Вопрос в том, стоит ли выбирать из них одно и ограничиваться либо яростным оп­ровержением и поруганием, либо апологетическим превознесе­нием. Вопрос этот тем более важен, что Цицерон действительно является для нас фигурой эмблематической - и не только для истории риторики или философии, но и с точки зрения самого