Глава 3. Старый дом на опушке леса – сказка из детства, которая ожила в таежном лесу

Старый дом на опушке леса – сказка из детства, которая ожила в таежном лесу. Мы любили его так называть. Не каждый мог похвастаться тем, что в детстве тропа из одуванчиков, окруженная аллеей из елей, приводила к двухэтажному бревенчатому дому, с массивным крыльцом и широкой лестницей. Сам дом был окружен дивным садом из боярышника и вишни, а прямо перед его крыльцом разросся вековой дуб, у которого стояло старое пианино. От времени дерево подгнило, клавиши стали западать, а струны проржавели. Мы, когда были маленькие то, часто играли возле него. Люди из Белой Поляны редко бывали в этих местах. Его мрачное крыльцо с двумя облезшими колоннами пугало их, а резная высокая калитка перед домом, обвитая диким вьюном, что замерзал в морозы, смотрелась со стороны жутко.

Мне нравился одинокий дом, когда лучи солнца проникали через ветви деревьев то, казалось, что он находился в паутине из света. Именно свет солнца делал его не таким мрачным, как при свете луны. Я всегда чувствовала особенную прелесть, когда шла по заснеженной дороге в дивный дом при свете дня. Приятным было ощущение, когда сапожки утопали в хрустящем снегу и словно детство вернулась.

Сегодня все было иначе. Вокруг нас была глубокая ночь. Старое место уже не казалось таким волшебным как прежде. Я проглотила ком во рту из слюны, слушая, как Полянка что-то рассказывала. Неужели тени, что отбрасывают деревья, не пугают ее? Идея с походом в лес уже не казалась мечтой из детства, и предчувствие было нехорошее. Хотелось придумать что-то серьезное, чтобы сбежать из этого места. Однако я дала слово, и именно данное слово удерживало меня от бегства.

«Не ходи, не ходи, не ходи», – даже показалось, что мысли были не моими. По коже прошелся холодок, я крепче прижала коробки с едой, которые несла.

– Он прекрасен! – звонко смеясь сказала Полянка, пробираясь через сугробы снега к крыльцу, – Спасибо, что согласилась провести ночь перед рождеством в этом доме! Ты же знаешь, как много он значит для нас! Лида, этот дом как старая–старая всеми забытая сказка и я вернулась к ней! А ты?

«Пожалуйста, давай уйдем? Мне страшно… Он такой жуткий, мрачный, древний, я боюсь этого дома в ночи! Мне кажется, что он живой! У меня плохое предчувствие, даже дурное…. От него сводит зубы и хочется бежать, бежать, бежать!» – подумала я, проходя за подругой в дом, но вместо этого спокойно ответила другое:

– Как всегда мрачный. Тут ничего не изменилось.

Дом по–прежнему был одинок: полупустая комната, большие окна без штор, коричневая некрашеная лестница, ведущая на второй этаж, слева от входа был старый кирпичный камин. Вот он весь, как на ладони: холодный, пустой, старый дом. В нем не жили люди больше века, но он не сгнил от времени. Словно годы делали его крепче, как старое древнее существо. Мне всегда казалось, что чем старше становился дом, тем больше он впитывал в себя образы и силуэты. Иногда мне чудилось, что они смотрели на меня: с потолка, со стен и даже из окон, что–то подглядывало за мной. Мне чудилось, что черное, липкое, тягучее ползло ко мне из–за спины по полу, и готово было вот–вот схватить в свои холодные объятья.

Полянка опять перебила поток мыслей, предложив расположиться на втором этаже. Я отказалась. Хотелось погреться у огня камина. Немного поспорив, мы решили остаться внизу, развели огонь, разослали на пол теплые шкуры, открыли вино и скушали по шоколадке. Спиртное немного расслабило меня. Я легла на шкуры и потянулась – было хорошо, как в детстве.

– Я его люблю, но боюсь, – перебила я Полянку, которая рассказывала очередной анекдот.

– Не поняла? – она отхлебнула еще вина прямо из горла бутылки.

– Этот дом, – пояснила я, – он столько раз давал нам кров, когда мои папа и мама ссорились, когда твоя бабушка странной стала, когда узнала, что больна раком. Этот дом подарил нам детство, а ведь его не могло быть, если бы твой дед не показал нам путь сюда… Знаешь, я его всегда побаивалась. Он иногда такой…живой.

– Дом? Живой? – звонко рассмеялась Полянка, – Тебе больше не наливать! Придумать такое, дом живой…ха–ха …

– Да, ты права, – я не стала с ней спорить и сев, поджала под себя ноги.

– Скучная ты, Лида, – призналась мне Полянка, – заперлась в берлогу у бабушки и живешь. Неужели ты ни разу не хотела увидеть мир? Попутешествовать? Найти новых друзей? Завести роман или выйти замуж? У тебя столько возможностей, а ты тратишь жизнь на мелочи. Ты умная, красивая, милая, обаятельная, но вместо того, чтобы жить, ты существуешь. Оглянись – мир совсем не такой, каким ты его видишь. Он другой – он полон сюрпризов, волшебства, неожиданностей! В двадцать лет жизнь только начинается, Лида!

– А ты знаешь мир? Ты прожила долгую жизнь, ты видела и знала многих людей – да? Ты знаешь, что такое ложь, предательство, фальшь, лесть, подлость? – Полянка очень изменилась. Ее слова больно задели меня, и я ответила немного резко. – Что ты можешь знать девочка, одетая в черное, мечтающая встретить клыкастого Дракулу, как сотни помешенных людей на моде о вампирах? Видела ли ты мир, выходя из–за спины папы и мамы? Думаешь, если прочла сотни книжек то, тебя обязательно найдет принц на белом коне? Извини, принцы вымерли, как динозавры, а их кони сдохли! Хочешь знать какой у меня мир? Слушай. У меня вся жизнь за несколько сотен рублей в вагончике–баре и мечта, что может, заметит работодатель! Однако шансы тают как снег в мае, потому что у меня нет «связей». Это моя жизнь, которую я хочу послать к черту! Да, я заползла в берлогу к бабушке, потому что она как глоток воздуха! И не тебе осуждать Полина!

Я отвернулась, не хотела, чтобы она видела мои слезы.

– Я не осуждаю, я всего лишь хотела поговорить. Это тебе. Пойду, покурю, Лида.

Ее тонкие пальцы положили рядом с ладонью медальон – серебряная безделушка ручной работы. У медальона была форма солнца, а в центре безделушки был глаз, сделанный из прозрачного стекла. Если немного надавить на его, то лучи начинали вращаться по часовой стрелке. Сначала медленно, а потом быстрее и быстрее. Я была готова клясться, что видела, как из его центра появлялись электрические разряды, а от лучей стала ползти замысловатая виньетка. Она, как вьюн обвивала пальцы, ладонь, руку. Медальон словно ожил в руках – это было потрясающе красиво и жутко.

– Полина посмотри! – я, наконец, посмотрела перед собой, но лучше бы не делала этого.

Вся комната была в каком–то черном густом дыму. Словно тени от камина, от огня, от деревьев из окна ожили. Они клубились у моих ног, но подойти ближе почему–то не могли. От них шел странный звук очень похожий на змеиное шипение, но я не видела змей. Я только видела, как тени обретали вытянутую форму, расползались по всей комнате. Наконец, они расступились перед чем–то другим: сильным, жутким, не понятным моему пониманию и я закричала. Закричала от ужаса, который испытала, когда увидела – это. Большая собака, но не просто собака, а сделанная из железа. Все ее детали были будто живыми – они вращались в хаотичном порядке вокруг пустоты ее тела. Больше всего пугало то, что у нее не было глаз, вместо них были две черные дыры. В старом доме было жуткое, опасное, неземное существо. Вся его фигура будто говорила: «Берегись меня!»

Тени в комнате стали гуще, поползли к окну. Я по привычке быстро взглянула в него и увидела, что Полянка лежит на слегу под дубом. Над ней склонился человек, а за его спиной были большие белые крылья. Кто это был? Ангел? Плод воображения? Я умерла? Может, это был сон? Если все было сном, то мне хотелось немедленно проснуться! Больше думать не было сил, боль огнем разливалась по всему телу, будто на меня вылили кипяток. В руках больше не было причудливого медальона, теперь он перетек в узор, но виньетка больше не обвивала мои пальцы. Все было намного хуже, она была под моей кожей, и все глубже впивалась в нее. В панике я стала снимать с себя одежду, чтобы скинуть гадость с себя. Ничего не выходило, узор растекался по всему телу, и было непередаваемо больно.

От ужаса, страха, паники я задыхалась в собственном крике.

Существо оскалило пасть и заговорило со мной:

– На языке землян можно произнести – бедная, бедная девочка!

– Пожалей себя, тварь! – мой крик был услышан и на помощь пришли. Эти слова принадлежали мужчине, что стоял в дверном проеме.

– Шение! – прошипела собака гостю.

Мужчина быстро сел на корточки, ударил по полу чем–то железным, но «собака» пригнулась к полу и выпрыгнула в окно. Тени зашипели и ползли к углам комнаты. У меня больше не осталось сил. Я упала на колени и позволила боли растерзать меня. Такую страшную смерть не пожелаешь даже злейшему врагу: в агонии, в боли, в страхе, в ужасе. Боль которую испытала я не испытало на земле ни одно существо. Одно радовало, что наверно, в конце пути меня ждал свет, потому что перед своим лицом я увидела птицу, что раскрыла большие огненные крылья.

«Пригласи меня!» – потребовала огненная птица.

«Нет! Нет! Нет! Вытащите это из меня!» – как утопающий за соломинку хваталась я.

«Впусти или погибнешь!» – не унималась птица.

«Умоляю, вытащите это из моего тела!» – молила я.

«Ты – умрешь!» – ее звонкий голос уже был в моей голове.

«Помогите», – я уже не кричала, а молила о пощаде.

«Я помогу, только впусти меня» – не унималась крылатая гостья.

«Я боюсь тебя» – прошептала я.

«Просто верь мне, – тихо сказала гостья, – ты погибаешь – ты погибаешь страшной смертью. Ключ все еще в тебе и он поддерживает твою жизнь, но всему приходит конец. Ты умное и доброе существо. Ты должна жить, а я помогу тебе. Обещаю, что, будучи в тебе, никогда не побеспокою тебя. Пригласи меня».

«Как мне…как пригласить тебя?» – боли в теле стало меньше.

«Расслабься и открой глаза», – сказала птица и я открыла глаза. Оказалось, что я лежала во дворе на снегу, голая и мокрая от пота. Не смотря на то, что на улице было холодно, я не чувствовала мороз. Надо мной склонился мужчина, а вернее сидел на мне. Лунный свет освещал его правую щеку, вторая была в тени. Мужчина наклонился ко мне и едва коснулся кожи лица губами.

– Хм…как интересно, – сказал обладатель голоса, тембр которого можно было сравнить разве только с бархатом, и бархат этот был красного, как кровь цвета.