Как не отдавать

Давать что-то детям можно таким образом, что это будет способствовать их развитию и повысит их самооценку. Но можно давать и таким образом, что это будет подрывать самоуважение детей, станет мешать их развитию и собьет их с правильного пути. Чем богаче семья, тем легче давать не так, как надо.
— Я снова поступил с женой, как последний сукин сын, — спокойно сказал Брюс, войдя ко мне в кабинет. Рваные голубые джинсы, старая майка и длинные волосы придавали ему неопрятный вид; он был небрит и выглядел безразличным ко всему.
Брюс был направлен на терапию решением суда за разнообразные проступки — жестокое обращение с женой, множество случаев вождения автомобиля в нетрезвом виде, хранение наркотиков с целью сбыта, уклонение от содержания детей и покушение на убийство. Он был профессиональным мотогонщиком и завоевал несколько призов на национальных соревнованиях.
«Персонаж из Хемингуэя!» — подумала я про себя. За время своей работы в качестве терапевта я научилась спокойно относиться к большинству жизненных проблем. В этот день передо мной уже прошла обычная вереница несчастных супружеских пар и бунтующих подростков с отчаявшимися родителями. Все это мне уже наскучило, но тут я насторожилась. Брюс показался мне нестандартным пациентом.
— Мне двадцать девять лет, — сказал Брюс.
На вид ему было далеко за сорок. Я поняла, что имею дело с особо трудным случаем. «Какие утраты, понесенные Брюсом в жизни, помимо проигранных мотогонок, так отразились на нем, что он выглядит преждевременно состарившимся?» — вот первый вопрос, который у меня возник.

Утраты

Чтобы понять чьи-то жизненные утраты, мы должны сначала поинтересоваться его жизненными достижениями. Утраты воспринимаются как утраты лишь в сравнении с тем, что могло быть достигнуто. Я поняла, что прежде, чем говорить об утратах Брюса, следует поговорить о его достижениях. Я подумала, что смогу истолковать его достижения как проявление мужества.
Он был любителем риска (мне вспомнился рассказ Хемингуэя «Убийцы»). Я знала нескольких боксеров и автогонщиков, которые были на него похожи. В тот момент я еще не знала одного: в личности Брюса сочеталось двойственное отношение к богатым, свойственное Хемингуэю, и его восхищение теми, кто не боится риска.
Размышляя об этом, я оживилась. Брюс вызвал у меня интерес. И хотя на вид он ничем не отличался от обычного бродяги и оборванца, я высказала предположение, что он смелый человек и, наверное, совершил немало героических поступков.
— Да, мне случалось проявлять смелость, — согласился Брюс, польщенный моим комплиментом. — Только я всю жизнь впутывался во всякие истории с женщинами. Как-то я поколотил одного типа и отбил у него девчонку, — с гордостью сказал он. — Раза три-четыре она от меня уходила. Я покупал ей билет на самолет каждый раз, когда она собиралась уходить, а потом она возвращалась обратно. В конце концов в один прекрасный день эта девчонка забрала все мои деньги и ушла совсем. А через много месяцев явилась в слезах и сказала, что беременна, и я опять стал жить с ней.
«Довольно сложный способ проявления доброты», — пришло мне в голову. Я представила себе, как Брюс покупает билет на самолет, когда девушка выражает желание его бросить, потом опять покупает ей билет, как только та передумает, и в конце концов снова принимает ее, беременную от другого. Что делал с собой этот человек?
— Вы давно участвуете в мотогонках? — спросила я.
— Уж и не помню, — ответил Брюс. — Мой отец был автогонщиком. Он брал меня с собой на гонки. У меня был дорожный велосипед. — Заговорив о своем детстве, Брюс словно помолодел. — Я с детства ездил на велосипедах и мотоциклах. Мой отец с самого начала хотел, чтобы я когда-нибудь стал автогонщиком. — В голосе Брюса прозвучала ностальгия. Он грустно продолжал: Отец участвовал в гонках до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать, а потом я сбежал из дома. Когда я через месяц вернулся, то узнал, что отец продал свою гоночную машину и все снаряжение. — Брюс помолчал, потом продолжил: Всю жизнь на гонках он орал на меня, колотил и ругал при всех, при своих приятелях. Стоило мне подать ему не тот ключ, как он начинал ругаться и злиться.
В голосе Брюса не было злобы — только грусть.
— А потом отец продал свою машину, чтобы я никогда не стал гонщиком. Вот за что я зол на отца. Просто хочется как следует стукнуть его по башке или сделать что-нибудь в этом роде. Я был единственный, кто хотел стать автогонщиком, как он. Мой самый старший брат пошел служить в армию; другой брат, мотогонщик, стал наркоманом. Оставался я. А мне это нравилось.
Из рассказа Брюса о том, как он стал гонщиком, вырисовывался характер его отца. «Еще один сукин сын? — подумала я. — Что это за отец, который навязывает сыну карьеру автогонщика, а потом продает свою машину и не дает сбыться мечте, которую сам породил?» К этому времени я пришла к убеждению, что отец был еще хуже Брюса.