Глава 21. Микрофон не работает, и я срываю горло третью смену подряд

— Пятки ниже, Малькольм!

Микрофон не работает, и я срываю горло третью смену подряд. Голос садится, к вечеру я сиплю и хриплю.

— Еще, еще ниже! Не получается — попробуй носки задрать!

Разматазз являет чудеса долготерпения. Мальчишка на редкость бестолково размахивает руками и ногами, а умница Тазз все равно все делает правильно. Зря ли папа его так любил…

— Так, так, уже лучше! Намного лучше! Теперь руки. Отведи локти назад. Должна быть прямая линия от локтей к трензелю. Вот, вот, молодец… Так, а теперь давай по диагонали. В углу сделаешь полуодержку, потом репризу галопа. И про постановление не забудь!

К середине диагонали Малькольм снова принимается взмахивать локтями. Его ноги вытягиваются вперед — носками вниз.

— Ау, Малькольм! Ты на лошади едешь, не на «харлее»!

Мальчишка понимающе улыбается в ответ.

— Смотреть вперед! — рявкаю я.

Учить ребятишек оказалось даже забавнее, чем я ожидала. Я чувствую себя вошедшей в образ актрисой. Я требовательна, но терпелива. Строга, но снисходительна. Я вдохновляю и развлекаю… Ну, или мне хочется так думать. Я заставляю учеников выкладываться на всю катушку и слежу, чтобы они не сачковали. И никогда не забываю похвалить, если у них получается.

Такой подход, похоже, работает, потому что у нас опять нет отбоя от учеников. Мутти — менеджер не чета мне, и у нас снова заполнены все денники. Я же веду по восемь смен в день, а иногда и по девять.

Малькольм смотрит точно перед собой, его конечности на какое-то время принимают правильное положение. Он добирается до угла и делает постановление. Миг — и мудрый Тазз поднимается в легкий галоп, причем с нужной ноги.

Другое дело, Малькольм не догадался должным образом его об этом попросить. Он лишь подобрал повод, и Тазз понял для чего. В следующий раз посажу мальчишку на Малахита. С Малахитом такой номер не пройдет.

— Войти можно? — кричат от дверей.

Я оглядываю манеж, проверяя, где Тазз. Он в дальнем углу, все так же скачет неспешным галопом. На каждом темпе Малькольм самым позорным образом подлетает в седле.

— Входи, кто там, — кричу я.

Появляется Ева. Она ведет Флику, на руке у нее свернутая кольцами корда. Фиолетовая, конечно. Вся Фликина амуниция — фиолетовая. Недоуздок, сетка на голову от мух, чембур… и даже шоу-попона. Кажется, Ева хочет таким образом мне показать, что собирается выставлять Флику на лошадиных конкурсах красоты. Для начала — в категории «под уздцы», но впоследствии… как знать? По этому поводу я в смятении. Я не хочу ни подталкивать ее к непременным свершениям, ни, боже упаси, за руки хватать. Ох, нелегкая это работа — родителем быть…

— Привет, деточка, — говорю я. — Уроки сделала?

— Да, мам. Конечно, мам, — отвечает она голосом, в котором ясно слышится: «Господи, каждый день один и тот же вопрос!»

И ведет ко мне Флику.

Отличная у нее кобылка. Маленькая, изящная, невероятно элегантная. Типичный арабчонок, темпераментный и игривый. Со временем из нее должна получиться замечательная верховая лошадка.

Дэн привез ее сюда для Евы в ознаменование первого школьного дня, почти два месяца тому назад. Когда Ева вернулась из школы и увидела в паддоке Флику, она расплакалась и так бросилась мне на шею, что я не удержала равновесия и мы с ней вместе завалились на гравий. От меня не укрылся запах дыма в волосах дочери, но я не позволила себе испортить мгновение абсолютного счастья.

С тех пор хозяйка и лошадь прогрессируют семимильными шагами. Я так горжусь Евой, что сердце лопнуть готово.

— Можно ее вон в том конце манежа на корде погонять? — спрашивает Ева, ведя Флику мимо.

— Можно, только корду сильно не распускай, чтобы у Тазза на дороге не оказаться!

— Дык, — отвечает она.

И продолжает шагать, волоча по песку длинный кнут. Потом вдруг останавливается и оборачивается ко мне.

— Слышь, мам! А ты видела журнал, который сегодня пришел?

Еще бы мне не увидеть его! Мутти оставила журнал на кухонном столе раскрытым на той самой статье. Могла бы этого и не делать. Маккалоу и Гарра смотрели с фотографии, заснятые в приземлении после взятия широченного водного препятствия. Снимок был сделан в девяносто шестом году, на Олимпийских играх в Атланте.

— Да, — говорю я, отворачиваясь к своей смене. — Малькольм! Шагом! Один круг по манежу, потом вынешь ноги из стремян и перекинешь путлища впереди!

Малькольм понимает, что ему предстоит, и смотрит на меня с нескрываемым ужасом. «Клавиши» без стремян — далеко не самое любимое занятие моих учеников. И я, естественно, не сознаюсь, что когда-то сама была от него не в восторге. Я вообще не знаю никого, кто бы легко и с удовольствием с этим справлялся, но не рассказывать же ученикам? «Клавиши» у нас — почти обряд посвящения. Сразу со всей очевидностью вылезают все недостатки посадки.

— Мам, так ты статью-то читала?

Ева устроилась позади меня. Я поворачиваюсь. Флика шаловливо изгибает блестящую шею, тычась мягким носом Еве в живот.

— Нет, некогда было, — говорю я.

— Маккалоу пошел на сделку со следствием. Ему дают четыре года, и даже суда не будет.

Вот это да! Четыре года! А ведь прокурор вел речь о пятнадцати! И это самое меньшее, что заслуживает бессовестный мерзавец! Четыре года — тьфу. Да еще небось и выпустят через три. Как же несовершенен наш мир! Будь на свете хоть какая-то справедливость, этого типа запихнули бы в машину, крепко привязали за шею — и подожгли.

Точно так же, как он поступил с Гаррой.

— Так, Малькольм! — кричу я. — Учебной рысью — марш! Один круг — и на «клавиши»!

Его лодыжки отходят от боков Тазза на дюйм или два. Потом вновь падают.

Вот так. До чудес выездки ему еще очень, очень далеко…

Я бросаю взгляд через плечо, проверяя, где Ева. И с облегчением вижу, что она увела Флику в самый дальний конец.

Меня больно ранят любые разговоры и упоминания о Гарре, и Еве это отлично известно. Как правило, она старается щадить мои чувства, но сегодняшние новости показались ей слишком значительными, вот она и не утерпела.

Я собиралась полететь на суд, хотя Норма энергично отговаривала меня. Она вообще всячески советовала мне «сидеть на попе ровно» и поменьше высовываться, но это плохо сочеталось с моим стремлением разыскать Гарру. Ну не могу я так просто смириться с тем, что он уплывает у меня из рук. Одному богу известно, как я старалась этого не допустить! Два месяца я звонила в полицию по два раза в неделю, словно молитвенное правило соблюдала, но никто мне так ничего полезного и не сказал. Наконец я сдалась, и тогда звонить начал Дэн. Полагаю, он и сейчас время от времени им звонит, хотя и перестал мне об этом докладывать. Гарра недосягаем. Затерян в сложном бюрократическом лабиринте. Мы даже не знаем, на территории какого штата он нынче находится.

Хотя, может быть, теперь, когда принято решение обойтись без суда, все переменится…

Вибрация в районе левой ягодицы заставляет меня вздрогнуть. Это мой мобильник. Виброзвонок не должен испугать лошадь, если в этот момент я буду верхом. Ну, теоретически. Я пока так и не садилась в седло. Не могу заставить себя.

Я вытаскиваю аппарат из кармана и подношу к уху.

— Да?

— «Да»? — переспрашивает Мутти. — Это ты теперь так здороваешься?

— Извини, Мутти. Просто я тут занятие веду.

— Ну ладно, я быстренько. Я сейчас зашла в офис — Дэн сообщение оставил. Он вроде как намерен сегодня вернуться домой и хочет к нам заглянуть.

— Здорово! А когда, не сказал?

— Вероятно, поспеет как раз к ужину, если только в пробке не застрянет. Ему еще часов пять ехать, если не больше.

— Хорошо. Спасибо, что сказала… Да, Мутти!

— Что?

— Э-э… Ты не могла бы кое-что для меня сделать?

— Что именно?

— Тебя не затруднило бы испечь блинный пирог?

— Ох, Аннемари…

Она изображает нетерпение и досаду, но я-то знаю, что это напускное. Для Мутти очень важно, чтобы мы ценили еду, которую она стряпает. А то с чего бы ей вот так вдруг французской кухней увлечься?

— Мутти, ну пожалуйста…

Она испускает долгий театральный вздох.

— Ну ладно, ладно, — соглашается она наконец.

Голос у нее суровый, но спорю на что угодно — она сейчас улыбается.

* * *

Дэн очень точно рассчитал время появления. Может, хоть при виде его Ева перестанет трещать без умолку. Опять-таки он появляется, как раз когда я накладываю салат.

Шелковое синее платье очень красит меня, а миска салата в руках привносит этакое домашнее очарование. Платье без рукавов — не самое подходящее для осеннего дня, но Дэна не было полных четверо суток, и я хочу выглядеть на все сто.

Дэн размашисто входит в комнату, оставляя дверь раскрытой настежь.

— Ну и как тут мои ненаглядные дамы? — гудит его низкий голос.

Надо бы сказать ему, чтобы дверь прикрыл. На дворе ноябрь, а я с голыми руками. Однако поздно — он уже у стола. Для начала он идет здороваться с Мутти. Она с улыбкой подставляет ему щечку для поцелуя.

— Привет, Дэн, — говорит Ева и закрывает журнал.

Вот уже десять минут она меня мучит, зачитывая вслух статью про негодяя Маккалоу.

Дэн подбирается ко мне сзади и чмокает в шею. Да еще и умудряется при этом слегка ущипнуть. Я ахаю, волоски на затылке поднимаются дыбом…

Я уворачиваюсь и бросаю взгляд в сторону Евы, гадая, заметила ли она. Трудно сказать. По ее физиономии расползается улыбка, но смотрит она на стол.

— Ну и как конференция? — спрашиваю я.

Я заняла позицию там, где Дэн не может меня достать.

Вид у него удивленно-невинный.

— Какая конференция?..

Я запускаю в миску щипцы для салата.

— Ну та, с которой ты только что вернулся?

Он заявляет:

— А я вовсе и не был на конференции.

Я ставлю салатник на стол и поворачиваюсь к нему. Он все пытается изобразить искреннее недоумение, но получается плохо. Глаза выдают.

— Ты вообще о чем? — спрашиваю я строго.

— О том, что ездил не на конференцию.

— А сказал, что…

— А я соврал.

— Дэн! Немедленно объясни, что происходит!

Немая сцена. Лица у всех каменные. Мутти отвернулась от раковины и смотрит на меня изучающе. Ева точно железнодорожное крушение перед собой увидала.

— Куда же тебя носило?

— В Санта-Фе, — говорит он.

Я хмурюсь, мотая головой. Ничего не могу понять.

Дэн шагает ко мне, обхватывает за плечи и ведет к открытой двери.

Я обо всем догадываюсь еще прежде, чем мы выходим на порог. Я все понимаю в то мгновение, когда ладони Дэна оказываются у меня на плечах. Но не разрешаю себе поверить, пока не вижу его сквозь сетку.

Он потолстел. Он ухожен и лоснится. И он опять полосатый.

Он на пастбище. Лопает травку, словно и не уезжал никуда. Только длинный хвост ходит туда-сюда…

Я захлопываю рот рукой. Если не завизжу, то разревусь точно.

— Дэн, — говорю я. — О Дэн…

Я оборачиваюсь. Ева вопит во все горло и хлопает в ладоши. Мутти подносит руки к лицу, словно собираясь молиться. Они знали. Они все знали…

Я никак не могу оторваться от зрелища за сеточной дверью. Он прекрасен. Он великолепен. Он выхолен и вычищен. Он просто сияет.

Дэн подходит ко мне сзади.

— Ну что, простила меня наконец?

— Простила? За что?

— За то, что из-за меня ты чуть не потеряла его.

Я проглатываю застрявший в горле комок и с невнятным писком повисаю у него на шее. Потом разжимаю руки и принимаюсь утирать ладонью нос и глаза.

— Но как тебе удалось? Как ты его заполучил?

— Купил на полицейском аукционе.

— Как же ты узнал? В смысле, я же несколько месяцев телефон обрывала…

Я прижимаюсь лбом к дверному стеклу. Я все не могу поверить.

— А откормился-то, а бока нагулял…

— Полицейские разместили его в местной конюшне. И он там ходил, похоже, в любимчиках.

— Сколько же ты за него вывалил?..

— Тебе лучше не знать.

— Дэн!..

— Он достался мне чуть ли не даром.

Я почти оскорблена.

— Это еще почему?

— А ты забыла про его суставы? И потом, он одноглазый…

Дэн смотрит мне в глаза и отчетливо видит, что я не поняла юмора.

— Потому, — говорит он, — что на аукционе конфиската со мной соревновался только снабженец с колбасной фабрики и он не мог предложить больше, чем выручил бы на бойне.

— Дэн, — с ужасом произношу я. — Но что, если бы кто-то предложил больше? Почему, почему ты мне заранее не сказал?..

Видение Гарры в боенском станке проносится перед глазами, и мой мир опять готов покачнуться.

— Я потому тебе и не сказал. На всякий случай: а вдруг не выгорело бы? Другое дело, я не боялся, что на аукционе меня обойдут. Твоя мама предоставила в мое распоряжение просто непристойную сумму…

Я смотрю на Мутти, на Дэна, снова на Мутти… Меня распирает такая вселенская благодарность, что сердце готово вырваться из груди.

— Короче, вот он тут, и вот он твой. На сей раз — самым законным образом. То есть вообще-то по бумагам он мой. Но, если будешь вести себя хорошо, я подумаю о передаче владельческих прав…

Я пытаюсь что-то сказать, но у меня начисто отшибло дар речи.

Дэн спрашивает:

— Не надумала покататься на нем?

— Еще как надумала!

Он хохочет.

— Тогда — вперед!

— Да, но не прямо сейчас же? Он только приехал… Пусть освоится денька два…

Дэн кивает.

— Угу. А то он прямо одни косточки и от пережитого волнения никак не отойдет.

Мутти подходит к плите и заглядывает в духовку.

— Ева, деточка, накрывай на стол.

Я нашариваю ногой рабочий сапог.

— Вы тут начинайте без меня, я сейчас подойду.

Я жду, чтобы Мутти заспорила со мной, но пока я надеваю второй сапог, она подходит ко мне.

— На, держи.

И протягивает яблоко.

Я дважды спотыкаюсь по дороге на пастбище, потому что смотрю не себе под ноги, а на Гарру. Я все боюсь, что стоит мне отвернуться, и он рассеется в воздухе, словно мираж над раскаленной дорогой. Достигнув забора, я поддергиваю синий подол и перелезаю на ту сторону. Я, наверное, сама элегантность с модной картинки. Шелковое платье, голые ноги и резиновые сапоги, приминающие высокую траву.

Гарра вскидывает голову и принимается фыркать, мотая гривой.

Я смеюсь и обнимаю его. Он материален. Он веществен. Пальцы скользят по гладкой, такой знакомой, ухоженной шерстке. Гарра заметил, что я ему принесла. И зубами вынимает яблоко у меня из ладони, обрызгивая соком нас обоих.

Когда он приканчивает лакомство, я прижимаюсь лицом к его шее, чувствуя, как под кожей играют сильные мышцы. Отыскиваю завиток шерсти у него на груди. Я знаю все его тело до последнего волоска. Я его наизусть помню…

Открыв глаза, я встречаю его вопросительный взгляд. Он крутит ушами и тычется носом мне в живот. Откуда ему знать, что на шелковом платье нету карманов?

Я беру его морду в ладони, ощущая живой бархат губ и крепкие ноздри. Его дыхание греет мне руки…

Я оглядываюсь на дом. Дэн, Мутти и Ева стоят в дверях, глядя на нас через сетку.

— Знаешь, приятель, все они хотят, чтобы я на тебя села, — сообщаю я Гарре.

Подняв руку, я беру его ухо и медленно пропускаю через кулак. Расправляю ему челку, выкладывая точно посередине лба.

— Ну а тебе как это понравилось бы? Хочешь меня покатать?

Гарра мощно фыркает. Я смотрю на свое платье, пришедшее в совершенно безнадежное состояние.

— Да, — говорю я. — Ты прав. Времени у нас теперь уйма.

Гарра успел сообразить, что яблок у меня больше нет, и постепенно утрачивает интерес. На всякий случай он еще раз трется об меня головой, окончательно добивая синий шелк. Потом опускает голову к траве.

Я прислоняюсь к нему, опираясь ладонями и подбородком о его спину. Я стою так, пока солнце совсем не скрывается за горизонтом. На небе светятся лишь розовые полосы.

Когда я направляюсь обратно к дому, сердце у меня как-то странно подрагивает. Такое необычное чувство, не могу и описать. Руки замерзли, я озябла и дрожу от холода, но не в том дело. У меня словно состав крови изменился. Что-то истекает из самых недр моего существа и разливается по всему телу.

Земная ось передвинулась. Пропасть закрылась. Этот конь — он, конечно, не Гарри. Но и я больше не та девочка, что когда-то скакала на нем. Олимпийские старты нам не светят, ну и что? Сейчас, в эту минуту, я именно такова, какой хочу быть.

Додумав эту мысль, я озадаченно останавливаюсь. Я кручу и смакую ее. Я проверяю ее на подлинность. Я тычу ее пальцем, и она тычет в ответ. Удовлетворение — так, кажется, это называется. Я так полна им, что даже не знаю, что с этим делать.

* * *

Ночь. Я стою у входа в конюшню. Дорожка подсвечена лишь лучами прожекторов с парковки за углом.

Я отпираю и откатываю наружную дверь. Я часто дышу, в груди у меня точно птица крыльями бьет. В голове царит легкость, но меня ведет несгибаемая решимость.

Двадцать лет я ждала этой минуты…

Я вхожу и чуть медлю, вдыхая воздух, напоенный запахом лошадей. Я хочу сразу идти к нему, просто чтобы поздороваться, но как бы моя решимость не утратила свою несгибаемость. И я проскальзываю в неширокий коридор, разделяющий крылья здания.

Я включаю в амуничнике свет, едва удерживаясь от кашля. Из сенника наверху сыплется пыль. Невесомые частицы лениво опускаются на седла.

У стены — штук двадцать полированных сундучков. Некоторые прикрыты стегаными попонами с вышитыми на них монограммами. Над ними — ряды стоек с седлами. Седла в основном английские, для выездки, прыжковые, универсальные. Даже дамские, на которых сидят боком. На полках — свежевыстиранные вальтрапы, сетки от мух и бинты для ног. На полу вдоль стены круглыми резиновыми колокольчиками выстроились «сапожки» для копыт. Щетки и скребки на крышках коробок. Подкладки под бинты выложены сушиться. Уздечки, недоуздки, краги и ковбойские кожаные наштанники на крючках.

Я медленно обхожу амуничник. Добравшись примерно до середины, я выбираю себе краги подходящего размера. Сняв с крючка, я прикладываю их к ногам. Не торопясь, надеваю. Застегиваю две молнии — икры облегает плотная кожа. Я прижимаю липучки и выпрямляюсь.

Мне приходится перевести дух, потому что сердце так и колотится. Потом я иду дальше.

Разглядывая седла, я перехожу от одного к другому, представляя себе линию его холки. Несколько шагов — и я замечаю выездковое седло от Пассье. Черное, с шестнадцатидюймовым сиденьем и ленчиком увеличенной ширины.

На всякий случай я наклоняюсь и рассматриваю его снизу. Потом обхватываю пальцами прохладную кожу луки. Она достаточно высока, то есть не намнет ему холку. Я беру стремя и спускаю его по путлищу. Этот звук, с которым продергивается ремень… Я сую стремя под мышку, при этом мои пальцы как раз касаются седла. Может, даже и стремена подтягивать не придется.

Над седлом на крючке висит уздечка. Я ощупываю трензель. Я предпочла бы потолще, но и этот вполне сойдет.

Сердце грохочет, отдаваясь в ушах. Тудум, тудум! Я цепляю уздечку на левое плечо и подхватываю седло на правую руку. Беру потник, вальтрап — и выхожу в коридор.

Я вешаю уздечку на дверь противоположного денника. Лошадь переминается, я вижу за решеткой серую голову…

Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь.

Я пересекаю коридор, как солдат на параде, тремя шагами на негнущихся ногах. Кладя руку на задвижку, я медлю, снедаемая сомнениями. Потом откатываю дверь.

Я стою на пороге, глядя, как пар от дыхания клубится в прохладном ночном воздухе. Седло тяжело упирается в бедро. Гарра выдвигается навстречу из темноты, и я спрашиваю себя, действительно ли я к этому готова. Двадцать лет! Двадцать лет…

Честно, не знаю.

— Ну? Ты готов? — спрашиваю я Гарру.

Он фыркает, и я вдруг начинаю смеяться, поняв, что никогда в жизни еще не была настолько готова.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1]Мое сокровище (нем.).

[2]Милая (нем.).

[3]Перевод М. Лозинского.

[4]Ин 11: 25–26.