![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Глава 21. Микрофон не работает, и я срываю горло третью смену подряд⇐ ПредыдущаяСтр 21 из 21
— Пятки ниже, Малькольм! Микрофон не работает, и я срываю горло третью смену подряд. Голос садится, к вечеру я сиплю и хриплю. — Еще, еще ниже! Не получается — попробуй носки задрать! Разматазз являет чудеса долготерпения. Мальчишка на редкость бестолково размахивает руками и ногами, а умница Тазз все равно все делает правильно. Зря ли папа его так любил… — Так, так, уже лучше! Намного лучше! Теперь руки. Отведи локти назад. Должна быть прямая линия от локтей к трензелю. Вот, вот, молодец… Так, а теперь давай по диагонали. В углу сделаешь полуодержку, потом репризу галопа. И про постановление не забудь! К середине диагонали Малькольм снова принимается взмахивать локтями. Его ноги вытягиваются вперед — носками вниз. — Ау, Малькольм! Ты на лошади едешь, не на «харлее»! Мальчишка понимающе улыбается в ответ. — Смотреть вперед! — рявкаю я. Учить ребятишек оказалось даже забавнее, чем я ожидала. Я чувствую себя вошедшей в образ актрисой. Я требовательна, но терпелива. Строга, но снисходительна. Я вдохновляю и развлекаю… Ну, или мне хочется так думать. Я заставляю учеников выкладываться на всю катушку и слежу, чтобы они не сачковали. И никогда не забываю похвалить, если у них получается. Такой подход, похоже, работает, потому что у нас опять нет отбоя от учеников. Мутти — менеджер не чета мне, и у нас снова заполнены все денники. Я же веду по восемь смен в день, а иногда и по девять. Малькольм смотрит точно перед собой, его конечности на какое-то время принимают правильное положение. Он добирается до угла и делает постановление. Миг — и мудрый Тазз поднимается в легкий галоп, причем с нужной ноги. Другое дело, Малькольм не догадался должным образом его об этом попросить. Он лишь подобрал повод, и Тазз понял для чего. В следующий раз посажу мальчишку на Малахита. С Малахитом такой номер не пройдет. — Войти можно? — кричат от дверей. Я оглядываю манеж, проверяя, где Тазз. Он в дальнем углу, все так же скачет неспешным галопом. На каждом темпе Малькольм самым позорным образом подлетает в седле. — Входи, кто там, — кричу я. Появляется Ева. Она ведет Флику, на руке у нее свернутая кольцами корда. Фиолетовая, конечно. Вся Фликина амуниция — фиолетовая. Недоуздок, сетка на голову от мух, чембур… и даже шоу-попона. Кажется, Ева хочет таким образом мне показать, что собирается выставлять Флику на лошадиных конкурсах красоты. Для начала — в категории «под уздцы», но впоследствии… как знать? По этому поводу я в смятении. Я не хочу ни подталкивать ее к непременным свершениям, ни, боже упаси, за руки хватать. Ох, нелегкая это работа — родителем быть… — Привет, деточка, — говорю я. — Уроки сделала? — Да, мам. Конечно, мам, — отвечает она голосом, в котором ясно слышится: «Господи, каждый день один и тот же вопрос!» И ведет ко мне Флику. Отличная у нее кобылка. Маленькая, изящная, невероятно элегантная. Типичный арабчонок, темпераментный и игривый. Со временем из нее должна получиться замечательная верховая лошадка. Дэн привез ее сюда для Евы в ознаменование первого школьного дня, почти два месяца тому назад. Когда Ева вернулась из школы и увидела в паддоке Флику, она расплакалась и так бросилась мне на шею, что я не удержала равновесия и мы с ней вместе завалились на гравий. От меня не укрылся запах дыма в волосах дочери, но я не позволила себе испортить мгновение абсолютного счастья. С тех пор хозяйка и лошадь прогрессируют семимильными шагами. Я так горжусь Евой, что сердце лопнуть готово. — Можно ее вон в том конце манежа на корде погонять? — спрашивает Ева, ведя Флику мимо. — Можно, только корду сильно не распускай, чтобы у Тазза на дороге не оказаться! — Дык, — отвечает она. И продолжает шагать, волоча по песку длинный кнут. Потом вдруг останавливается и оборачивается ко мне. — Слышь, мам! А ты видела журнал, который сегодня пришел? Еще бы мне не увидеть его! Мутти оставила журнал на кухонном столе раскрытым на той самой статье. Могла бы этого и не делать. Маккалоу и Гарра смотрели с фотографии, заснятые в приземлении после взятия широченного водного препятствия. Снимок был сделан в девяносто шестом году, на Олимпийских играх в Атланте. — Да, — говорю я, отворачиваясь к своей смене. — Малькольм! Шагом! Один круг по манежу, потом вынешь ноги из стремян и перекинешь путлища впереди! Малькольм понимает, что ему предстоит, и смотрит на меня с нескрываемым ужасом. «Клавиши» без стремян — далеко не самое любимое занятие моих учеников. И я, естественно, не сознаюсь, что когда-то сама была от него не в восторге. Я вообще не знаю никого, кто бы легко и с удовольствием с этим справлялся, но не рассказывать же ученикам? «Клавиши» у нас — почти обряд посвящения. Сразу со всей очевидностью вылезают все недостатки посадки. — Мам, так ты статью-то читала? Ева устроилась позади меня. Я поворачиваюсь. Флика шаловливо изгибает блестящую шею, тычась мягким носом Еве в живот. — Нет, некогда было, — говорю я. — Маккалоу пошел на сделку со следствием. Ему дают четыре года, и даже суда не будет. Вот это да! Четыре года! А ведь прокурор вел речь о пятнадцати! И это самое меньшее, что заслуживает бессовестный мерзавец! Четыре года — тьфу. Да еще небось и выпустят через три. Как же несовершенен наш мир! Будь на свете хоть какая-то справедливость, этого типа запихнули бы в машину, крепко привязали за шею — и подожгли. Точно так же, как он поступил с Гаррой. — Так, Малькольм! — кричу я. — Учебной рысью — марш! Один круг — и на «клавиши»! Его лодыжки отходят от боков Тазза на дюйм или два. Потом вновь падают. Вот так. До чудес выездки ему еще очень, очень далеко… Я бросаю взгляд через плечо, проверяя, где Ева. И с облегчением вижу, что она увела Флику в самый дальний конец. Меня больно ранят любые разговоры и упоминания о Гарре, и Еве это отлично известно. Как правило, она старается щадить мои чувства, но сегодняшние новости показались ей слишком значительными, вот она и не утерпела. Я собиралась полететь на суд, хотя Норма энергично отговаривала меня. Она вообще всячески советовала мне «сидеть на попе ровно» и поменьше высовываться, но это плохо сочеталось с моим стремлением разыскать Гарру. Ну не могу я так просто смириться с тем, что он уплывает у меня из рук. Одному богу известно, как я старалась этого не допустить! Два месяца я звонила в полицию по два раза в неделю, словно молитвенное правило соблюдала, но никто мне так ничего полезного и не сказал. Наконец я сдалась, и тогда звонить начал Дэн. Полагаю, он и сейчас время от времени им звонит, хотя и перестал мне об этом докладывать. Гарра недосягаем. Затерян в сложном бюрократическом лабиринте. Мы даже не знаем, на территории какого штата он нынче находится. Хотя, может быть, теперь, когда принято решение обойтись без суда, все переменится… Вибрация в районе левой ягодицы заставляет меня вздрогнуть. Это мой мобильник. Виброзвонок не должен испугать лошадь, если в этот момент я буду верхом. Ну, теоретически. Я пока так и не садилась в седло. Не могу заставить себя. Я вытаскиваю аппарат из кармана и подношу к уху. — Да? — «Да»? — переспрашивает Мутти. — Это ты теперь так здороваешься? — Извини, Мутти. Просто я тут занятие веду. — Ну ладно, я быстренько. Я сейчас зашла в офис — Дэн сообщение оставил. Он вроде как намерен сегодня вернуться домой и хочет к нам заглянуть. — Здорово! А когда, не сказал? — Вероятно, поспеет как раз к ужину, если только в пробке не застрянет. Ему еще часов пять ехать, если не больше. — Хорошо. Спасибо, что сказала… Да, Мутти! — Что? — Э-э… Ты не могла бы кое-что для меня сделать? — Что именно? — Тебя не затруднило бы испечь блинный пирог? — Ох, Аннемари… Она изображает нетерпение и досаду, но я-то знаю, что это напускное. Для Мутти очень важно, чтобы мы ценили еду, которую она стряпает. А то с чего бы ей вот так вдруг французской кухней увлечься? — Мутти, ну пожалуйста… Она испускает долгий театральный вздох. — Ну ладно, ладно, — соглашается она наконец. Голос у нее суровый, но спорю на что угодно — она сейчас улыбается.
* * *
Дэн очень точно рассчитал время появления. Может, хоть при виде его Ева перестанет трещать без умолку. Опять-таки он появляется, как раз когда я накладываю салат. Шелковое синее платье очень красит меня, а миска салата в руках привносит этакое домашнее очарование. Платье без рукавов — не самое подходящее для осеннего дня, но Дэна не было полных четверо суток, и я хочу выглядеть на все сто. Дэн размашисто входит в комнату, оставляя дверь раскрытой настежь. — Ну и как тут мои ненаглядные дамы? — гудит его низкий голос. Надо бы сказать ему, чтобы дверь прикрыл. На дворе ноябрь, а я с голыми руками. Однако поздно — он уже у стола. Для начала он идет здороваться с Мутти. Она с улыбкой подставляет ему щечку для поцелуя. — Привет, Дэн, — говорит Ева и закрывает журнал. Вот уже десять минут она меня мучит, зачитывая вслух статью про негодяя Маккалоу. Дэн подбирается ко мне сзади и чмокает в шею. Да еще и умудряется при этом слегка ущипнуть. Я ахаю, волоски на затылке поднимаются дыбом… Я уворачиваюсь и бросаю взгляд в сторону Евы, гадая, заметила ли она. Трудно сказать. По ее физиономии расползается улыбка, но смотрит она на стол. — Ну и как конференция? — спрашиваю я. Я заняла позицию там, где Дэн не может меня достать. Вид у него удивленно-невинный. — Какая конференция?.. Я запускаю в миску щипцы для салата. — Ну та, с которой ты только что вернулся? Он заявляет: — А я вовсе и не был на конференции. Я ставлю салатник на стол и поворачиваюсь к нему. Он все пытается изобразить искреннее недоумение, но получается плохо. Глаза выдают. — Ты вообще о чем? — спрашиваю я строго. — О том, что ездил не на конференцию. — А сказал, что… — А я соврал. — Дэн! Немедленно объясни, что происходит! Немая сцена. Лица у всех каменные. Мутти отвернулась от раковины и смотрит на меня изучающе. Ева точно железнодорожное крушение перед собой увидала. — Куда же тебя носило? — В Санта-Фе, — говорит он. Я хмурюсь, мотая головой. Ничего не могу понять. Дэн шагает ко мне, обхватывает за плечи и ведет к открытой двери. Я обо всем догадываюсь еще прежде, чем мы выходим на порог. Я все понимаю в то мгновение, когда ладони Дэна оказываются у меня на плечах. Но не разрешаю себе поверить, пока не вижу его сквозь сетку. Он потолстел. Он ухожен и лоснится. И он опять полосатый. Он на пастбище. Лопает травку, словно и не уезжал никуда. Только длинный хвост ходит туда-сюда… Я захлопываю рот рукой. Если не завизжу, то разревусь точно. — Дэн, — говорю я. — О Дэн… Я оборачиваюсь. Ева вопит во все горло и хлопает в ладоши. Мутти подносит руки к лицу, словно собираясь молиться. Они знали. Они все знали… Я никак не могу оторваться от зрелища за сеточной дверью. Он прекрасен. Он великолепен. Он выхолен и вычищен. Он просто сияет. Дэн подходит ко мне сзади. — Ну что, простила меня наконец? — Простила? За что? — За то, что из-за меня ты чуть не потеряла его. Я проглатываю застрявший в горле комок и с невнятным писком повисаю у него на шее. Потом разжимаю руки и принимаюсь утирать ладонью нос и глаза. — Но как тебе удалось? Как ты его заполучил? — Купил на полицейском аукционе. — Как же ты узнал? В смысле, я же несколько месяцев телефон обрывала… Я прижимаюсь лбом к дверному стеклу. Я все не могу поверить. — А откормился-то, а бока нагулял… — Полицейские разместили его в местной конюшне. И он там ходил, похоже, в любимчиках. — Сколько же ты за него вывалил?.. — Тебе лучше не знать. — Дэн!.. — Он достался мне чуть ли не даром. Я почти оскорблена. — Это еще почему? — А ты забыла про его суставы? И потом, он одноглазый… Дэн смотрит мне в глаза и отчетливо видит, что я не поняла юмора. — Потому, — говорит он, — что на аукционе конфиската со мной соревновался только снабженец с колбасной фабрики и он не мог предложить больше, чем выручил бы на бойне. — Дэн, — с ужасом произношу я. — Но что, если бы кто-то предложил больше? Почему, почему ты мне заранее не сказал?.. Видение Гарры в боенском станке проносится перед глазами, и мой мир опять готов покачнуться. — Я потому тебе и не сказал. На всякий случай: а вдруг не выгорело бы? Другое дело, я не боялся, что на аукционе меня обойдут. Твоя мама предоставила в мое распоряжение просто непристойную сумму… Я смотрю на Мутти, на Дэна, снова на Мутти… Меня распирает такая вселенская благодарность, что сердце готово вырваться из груди. — Короче, вот он тут, и вот он твой. На сей раз — самым законным образом. То есть вообще-то по бумагам он мой. Но, если будешь вести себя хорошо, я подумаю о передаче владельческих прав… Я пытаюсь что-то сказать, но у меня начисто отшибло дар речи. Дэн спрашивает: — Не надумала покататься на нем? — Еще как надумала! Он хохочет. — Тогда — вперед! — Да, но не прямо сейчас же? Он только приехал… Пусть освоится денька два… Дэн кивает. — Угу. А то он прямо одни косточки и от пережитого волнения никак не отойдет. Мутти подходит к плите и заглядывает в духовку. — Ева, деточка, накрывай на стол. Я нашариваю ногой рабочий сапог. — Вы тут начинайте без меня, я сейчас подойду. Я жду, чтобы Мутти заспорила со мной, но пока я надеваю второй сапог, она подходит ко мне. — На, держи. И протягивает яблоко. Я дважды спотыкаюсь по дороге на пастбище, потому что смотрю не себе под ноги, а на Гарру. Я все боюсь, что стоит мне отвернуться, и он рассеется в воздухе, словно мираж над раскаленной дорогой. Достигнув забора, я поддергиваю синий подол и перелезаю на ту сторону. Я, наверное, сама элегантность с модной картинки. Шелковое платье, голые ноги и резиновые сапоги, приминающие высокую траву. Гарра вскидывает голову и принимается фыркать, мотая гривой. Я смеюсь и обнимаю его. Он материален. Он веществен. Пальцы скользят по гладкой, такой знакомой, ухоженной шерстке. Гарра заметил, что я ему принесла. И зубами вынимает яблоко у меня из ладони, обрызгивая соком нас обоих. Когда он приканчивает лакомство, я прижимаюсь лицом к его шее, чувствуя, как под кожей играют сильные мышцы. Отыскиваю завиток шерсти у него на груди. Я знаю все его тело до последнего волоска. Я его наизусть помню… Открыв глаза, я встречаю его вопросительный взгляд. Он крутит ушами и тычется носом мне в живот. Откуда ему знать, что на шелковом платье нету карманов? Я беру его морду в ладони, ощущая живой бархат губ и крепкие ноздри. Его дыхание греет мне руки… Я оглядываюсь на дом. Дэн, Мутти и Ева стоят в дверях, глядя на нас через сетку. — Знаешь, приятель, все они хотят, чтобы я на тебя села, — сообщаю я Гарре. Подняв руку, я беру его ухо и медленно пропускаю через кулак. Расправляю ему челку, выкладывая точно посередине лба. — Ну а тебе как это понравилось бы? Хочешь меня покатать? Гарра мощно фыркает. Я смотрю на свое платье, пришедшее в совершенно безнадежное состояние. — Да, — говорю я. — Ты прав. Времени у нас теперь уйма. Гарра успел сообразить, что яблок у меня больше нет, и постепенно утрачивает интерес. На всякий случай он еще раз трется об меня головой, окончательно добивая синий шелк. Потом опускает голову к траве. Я прислоняюсь к нему, опираясь ладонями и подбородком о его спину. Я стою так, пока солнце совсем не скрывается за горизонтом. На небе светятся лишь розовые полосы. Когда я направляюсь обратно к дому, сердце у меня как-то странно подрагивает. Такое необычное чувство, не могу и описать. Руки замерзли, я озябла и дрожу от холода, но не в том дело. У меня словно состав крови изменился. Что-то истекает из самых недр моего существа и разливается по всему телу. Земная ось передвинулась. Пропасть закрылась. Этот конь — он, конечно, не Гарри. Но и я больше не та девочка, что когда-то скакала на нем. Олимпийские старты нам не светят, ну и что? Сейчас, в эту минуту, я именно такова, какой хочу быть. Додумав эту мысль, я озадаченно останавливаюсь. Я кручу и смакую ее. Я проверяю ее на подлинность. Я тычу ее пальцем, и она тычет в ответ. Удовлетворение — так, кажется, это называется. Я так полна им, что даже не знаю, что с этим делать.
* * *
Ночь. Я стою у входа в конюшню. Дорожка подсвечена лишь лучами прожекторов с парковки за углом. Я отпираю и откатываю наружную дверь. Я часто дышу, в груди у меня точно птица крыльями бьет. В голове царит легкость, но меня ведет несгибаемая решимость. Двадцать лет я ждала этой минуты… Я вхожу и чуть медлю, вдыхая воздух, напоенный запахом лошадей. Я хочу сразу идти к нему, просто чтобы поздороваться, но как бы моя решимость не утратила свою несгибаемость. И я проскальзываю в неширокий коридор, разделяющий крылья здания. Я включаю в амуничнике свет, едва удерживаясь от кашля. Из сенника наверху сыплется пыль. Невесомые частицы лениво опускаются на седла. У стены — штук двадцать полированных сундучков. Некоторые прикрыты стегаными попонами с вышитыми на них монограммами. Над ними — ряды стоек с седлами. Седла в основном английские, для выездки, прыжковые, универсальные. Даже дамские, на которых сидят боком. На полках — свежевыстиранные вальтрапы, сетки от мух и бинты для ног. На полу вдоль стены круглыми резиновыми колокольчиками выстроились «сапожки» для копыт. Щетки и скребки на крышках коробок. Подкладки под бинты выложены сушиться. Уздечки, недоуздки, краги и ковбойские кожаные наштанники на крючках. Я медленно обхожу амуничник. Добравшись примерно до середины, я выбираю себе краги подходящего размера. Сняв с крючка, я прикладываю их к ногам. Не торопясь, надеваю. Застегиваю две молнии — икры облегает плотная кожа. Я прижимаю липучки и выпрямляюсь. Мне приходится перевести дух, потому что сердце так и колотится. Потом я иду дальше. Разглядывая седла, я перехожу от одного к другому, представляя себе линию его холки. Несколько шагов — и я замечаю выездковое седло от Пассье. Черное, с шестнадцатидюймовым сиденьем и ленчиком увеличенной ширины. На всякий случай я наклоняюсь и рассматриваю его снизу. Потом обхватываю пальцами прохладную кожу луки. Она достаточно высока, то есть не намнет ему холку. Я беру стремя и спускаю его по путлищу. Этот звук, с которым продергивается ремень… Я сую стремя под мышку, при этом мои пальцы как раз касаются седла. Может, даже и стремена подтягивать не придется. Над седлом на крючке висит уздечка. Я ощупываю трензель. Я предпочла бы потолще, но и этот вполне сойдет. Сердце грохочет, отдаваясь в ушах. Тудум, тудум! Я цепляю уздечку на левое плечо и подхватываю седло на правую руку. Беру потник, вальтрап — и выхожу в коридор. Я вешаю уздечку на дверь противоположного денника. Лошадь переминается, я вижу за решеткой серую голову… Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь. Я пересекаю коридор, как солдат на параде, тремя шагами на негнущихся ногах. Кладя руку на задвижку, я медлю, снедаемая сомнениями. Потом откатываю дверь. Я стою на пороге, глядя, как пар от дыхания клубится в прохладном ночном воздухе. Седло тяжело упирается в бедро. Гарра выдвигается навстречу из темноты, и я спрашиваю себя, действительно ли я к этому готова. Двадцать лет! Двадцать лет… Честно, не знаю. — Ну? Ты готов? — спрашиваю я Гарру. Он фыркает, и я вдруг начинаю смеяться, поняв, что никогда в жизни еще не была настолько готова.
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru Оставить отзыв о книге Все книги автора [1]Мое сокровище (нем.).
[2]Милая (нем.).
[3]Перевод М. Лозинского.
[4]Ин 11: 25–26.
|