Елена Усачева 3 страница

поворачиваться туда, выставляя палку.

- Никакие жертвы ради любви не напрас­ны? — настойчиво добивался ответа Николай.

- Но это же легенда! Шекспир тоже любил убивать влюбленных.

Николай шагнул ближе. Даже сквозь куртку она чувствовала, как он пылает.

- Ты способна полюбить? Меня? -- тихо спросил он, клонясь все ниже, но при этом не поднимая рук, словно они стали у него тяже­лыми.

Она шарахнулась, роняя палку и пряча ли­цо в ладони.

- Кэтти... ты? — Он не договорил, сделал широкий шаг, подходя вплотную.

Она закивала, чувствуя, что готова вновь расплакаться, как сегодня днем. Но при этом рядом не было спасительной подушки и одея­ла, в которое можно было бы закопаться, отго­родиться от этого чувства. И она замерла, ожи­дая своего приговора, потому что ей все еще не верилось, что этот высокий, красивый парень, умеющий рассказывать такие истории, может ей ответить: «Да». Не верилось, что именно сейчас закончится ее бесконечное одиночество. Вдруг Николай тяжело задышал, и она ис-нно _ПОдняла голову. Он снова смотрел ми-Звенящий вечерний воздух, словно вы­стрелы, прорезали редкие хлопки.

— Трогательно. — Профессор выскользнул из-за кустов. Палку он держал под мышкой. -д что же ты, наследник рода Радзивиллов, не рассказываешь девушке продолжение исто­рии?

Кэт прижалась к Николаю. Учитель шел за

ними следом? Он все слышал! Кто же тогда кричал там, в лесу?

— А вот этого лучше не делать! — Жицкий перехватил палку, ткнув острым концом в сто­рону Николая, показывая, что Кэт должна отойти. — Что же ты молчишь? -- крикнул он студенту. — Или продолжение не настолько те­бя увлекает? Или, — он сделал выразительную паузу, — боишься напугать девушку?

- Я как-то не сразу догадался, кто ты, — глу­хо произнес Николай, не отвечая на вопросы.

Он исподлобья смотрел на профессора, в чертах его лица проступило что-то звериное. Кэт терялась в догадках, не зная, куда кидать­ся, что говорить.

- Тем быстрее наступит развязка. — Про­фессор оперся о палку. — А вот и окончание душещипательной сказки. Проклятье Боны преследовало Сигизмунда. Никакой романтической истории не было. Он умер, кляня жену Барбару, сделавшую его несчастным. Он не знал, что сила проклятия уже пала на другой род. Об этом никто не подозревал, пока... Ну что, дальше расскажешь сам?

— Я думал, что избавился от тебя, — быстро заговорил Николай. — Тогда, двести лет назад. Сколько вас всего? Мне казалось, я убил всех преследователей...

- Не о том говоришь! — Профессор ярост­но стукнул палкой о землю. — Все произошло из-за вас, Радзивиллов, литовских выскочек. Бона не зря заклинала сына против Барбары.

- Я ничего не понимаю, - вскрикнула Кэт, теряясь в чужих именах.

— Во всем виновата любовь! — Николай схватил Кэт за руку. - Помнишь, я спраши­вал? Что ради нее можно сделать? Все! Барбара приняла проклятие на свой род, спасая люби­мого, и оно сработало через пятьдесят лет. Со­фья Слуцкая... Она была женой Януша Радзивилла. Умерла во время родов. Ждали мальчи­ка. Хотели назвать Николаем, как звали недавно умершего их сына.

Кэт шарахнулась прочь.

- И вот оно — проклятие сбылось, — раз­вел руками профессор. — Сын, обратившись в зверя, убил свою дорогую мамочку. И на этом род Радзивиллов по мужской линии прекратил свое существование!

За спиной у Кэт хрустнула ветка. Она уже знала, что увидит сейчас нечто страшное, а по­этому смотреть нельзя было ни в коем случае.

Ветка лещины еще покачивалась, словно через нее только что переступили. Из-за куста на Кэт смотрели волчьи глаза. Девушка успела ахнуть и попятиться. Мелькнувшая за ее спиной тень заставила ее, споткнувшись, упасть.

- Конец спектакля! — Профессор удобней оехватил палку. — Бона Сфорца оказалась неплохой ведьмой, а ее сын достойным преем­ником. Проклятие пало на род Радзивиллов. И перед тобой его яркий представитель. Нико­лай Радзивилл. Ребенок, своим рождением убивший мать, Софью Слуцкую. Он был обре­чен временем и должен оставаться в своем об­лике навечно или умереть. Это часть прокля­тья. И оно должно сбыться. — Жицкий повер­нулся к обомлевшей Кэт: — Я искал тебя. Каждый год ждал появления. Так говорили звезды. Я знал, появишься ты, найдется и про­клятый. Он попытается избавиться от прокля­тия, и я собираюсь ему в этом помешать. -Профессор горько усмехнулся. — Я говорил, что без чудес не обойдется. Мне показалось, ты внимательно меня слушала, Катерина Слуцкая! Николай должен был среагировать на твое имя. Это же так просто — смешать ста­ринные крови для снятия заклятия!

Волк зарычал и, приседая на передние ла­пы, пошел вперед. На груди у него была хоро­шо видна отметина — белый треугольник шер­сти, того же цвета, что и куртка Николая.

- Что вы от меня хотите? — крутанулась на Месте Кэт, проваливаясь в бездну отчаяния. Неужели все подстроено? Всего лишь имя! Больше от нее ничего не требовалось?

- Николай Радзивилл вот уже четыреста лет ищет способ снять со своего рода прокля­тие. Он испробовал многое. Теперь в его спи­ске литера «Л» — любовь.

Профессор внимательно следил за движе­ниями мощного зверя. Волк был головастый, с густой, словно обсыпанной снегом, шерстью с проблесками седины. Хвост с метелкой волос нервно вздрагивал, готовя зверя к прыжку. Задние лапы пружинисто напряглись.

— Вилктаки — так в древней Литве звали оборотней. — Жидкий выставил кол вперед. — Только почему-то этот представитель своего проклятого рода решил, что его спасет любовь. Как в свое время Барбара отвела проклятие от мужа, так и твоя любовь, глупая девушка Катя, должна была перевести проклятие на кого-ни­будь другого. Но все закончится банально — он просто убьет тебя. Как попытался уже однаж­ды убить меня. Но, как видишь, у него это не получилось. Я жив! — Он победно развел рука­ми, но тут же согнулся, словно его пронзила боль. — Если это можно назвать жизнью, — хрипло договорил он.

Коротко рыкнув, зверь прыгнул. Воздух свистнул, разрезаемый палкой — Жидкий был готов к атаке. Волк по-собачьи взвизгнул, по­лучив сильнейший удар в бок, извернулся, клацнув зубами. Кол хрустнул. Профессор от­катился в сторону, оказавшись в двух шагах от Кэт. Девушка подтянула к себе свою палку, выставляя ее в сторону учителя.

— Не подходите, — прошептала одними губами - В голове крутилось: «Несколько столе­тий Бона Сфорца... хорошей колдуньей. Я дав­но за ним охочусь. Он просто убьет тебя...»

— А ну-ка, дай! — прикрикнул Жицкий.

Волк широким полукругом обходил застыв­ших перед ним людей, словно давал им воз­можность договориться.

— Не подходите! — завизжала Кэт. Она вскочила на ноги, взмахивая колом. Зашурша­ли кусты, пряча скрывшегося волка.

Профессора вдруг передернуло. Пальцы его скрючило. Он издал горлом сдавленный крик и опрокинулся на спину, стремительно покры­ваясь шерстью.

Голоса где-то неподалеку вновь взметну­лись, и Кэт, оскальзываясь на кочках, помча­лась к людям.

Шурх — промелькнуло рядом с ногами бы­строе. За ней ломились прямо через кусты.

Уже падая, она поняла, что зря обернулась. Первый огромный зверь встал у нее над голо­вой, а навстречу шагнул другой. Он был мень­ше и на вид не таким мощным. Белое пятно на его груди ходило ходуном, показывая работу сильных мышц. Темная шерсть лоснилась. - Мама! — завопила Кэт. Палка потерялась. Под пальцами была толь­ко трава, корни. Забрав в кулак пригоршню земли, она метнула быстро рассыпавшийся комок в прыгнувшего на нее небольшого черного зверя. Он успел цапнуть ее за плечо, прежде чем первый волк сбил его с лету.

Кэт сжимала плечо, чувствуя, как сквозь пальцы что-то сочится. Где же остальные? Она постоянно слышала их голоса где-то неподале­ку, словно они хором произносили одно за­клинание. За спиной, ломая кусты, дрались два зверя.

«К людям! Скорее! К людям!» Ботинки, как назло, скользили по влажной листве. Отовсюду она слышала звериный рык. Постоянно казалось, что ее ног касается жест­кая шерсть волка.

Но тут резкая боль заставила ее взглянуть на плечо. Там зияла черная рваная рана. Выте­кающая кровь, касаясь ее краев, шипела, от этого по всему телу проходил сначала озноб, а потом она начала чувствовать нарастающий жар. Горло сдавило, перебивая дыхание. Боль огнем прошла по телу, мышцы стали конвуль­сивно дергаться, заставляя ее корчиться на земле.

Зачем она позволила себя увести от осталь­ных! Как он мог так быстро расположить ее к себе?

Последние мысли уже слабым эхом отда­лись в голове и больше ее не тревожили.

Неожиданно голоса раздались совсем близ­ко. Она пробежала через кусты. Сначала в гла­за бросились веселые языки пламени. Фигуры плясали перед ней. Она ни на ком не могла со­средоточиться. Перед ней вдруг все поплыло. Она стала видеть всех почему-то снизу вверх. И только потом до нее долетели вопли.

— Волк! Смотрите!

-Аи!

— Прочь!

Люди перед ней метнулись в разные сторо­ны- Кто-то пробежал через костер, разбрасы­вая огненные искры.

— Волки! — орали отовсюду. Кэт вдруг за­хотелось заткнуть эти голоса, разорвать крича­щие глотки, чтобы прекратить этот шум.

Новый приступ боли выстрелил по всему телу, вонзившись в мозг. Кэт изогнулась, вне­запно увидев прямо над поляной еще не до­зревшую кособокую луну. Это было странно уже потому, что весь день пасмурное небо но­ровило разразиться дождем, и вдруг — такая чистая, ясная луна!

Разбросанный костер стал подбирать сухие веточки вокруг. Утоптанная земля пахла мно­жеством человеческих запахов. Так хотелось бежать за ними, все сильнее и сильнее прони­каясь грядущей охотой. От распирающего грудь желания Кэт задрала голову вверх, по­чувствовала, как уперлась в шерстяной загри­вок, и коротко завыла на этот желтый, волную­щий ее блин.

Волчий вой заставил убегающих студентов поторопиться.

Кэт пришла в себя оттого, что ей стало хо­лодно.

Сентябрьская ночь вяло перетекала в ран­ний рассвет. Погасший костер был подернут росяной дымкой. Испуганная пичуга чиркну­ла, помчалась прочь, задевая крыльями ветки деревьев.

Лежать было и удобно, и неудобно. Что-то жесткое давило в бок и сжимало руку. Девушка приподнялась. С плеча соскользнула куртка.

Ночные события ярко встали перед ней, и I она в панике вскочила. Волки. Боль. Луна...

Она была на поляне. Той самой, где вчера собирались студенты. У ее ног лежала знако­мая светлая куртка. А плечо до локтя было об­мотано тряпкой. Кэт в панике стала отряхи­вать себя, словно вчерашний ужас с обращени­ем в волка можно было смахнуть ладонью. Лес настороженно смотрел на ее кружение по по­ляне. Под ногу попалась куртка, служившая ей этой ночью одеялом. -Ай!

Деревья эхом вернули ей крик, и Кэт бро­силась бежать. Пичуга юркнула в кусты и за­таилась. Несколько минут лес был тих, а потом на поляну вышел Николай, босыми ногами он бесшумно ступал по опавшей листве. Прокля­тый из рода Радзивиллов поднял брошенную куртку и долго держал ее у лица, вдыхая быст­ро ускользающий запах человека, который провел под этой курткой ночь.

После всего пережитого в парке странно было видеть лица людей. Они толпились на ос­тановке, ожидая автобуса, хмурые, сонные. Из-за спин взрослых вперед пробивались дети, носились около застывших фигур, взвизгива­ли на вздрагивающую Кэт с перебинтованной рукой поглядывали с неудовольствием. В гряз­ной рубашке, без куртки...

Кэт сжала губы и пошла пешком. Виль­нюс — город небольшой, здесь куда угодно можно добраться своими ногами. Про забытую в парке сумку вспомнилось с ленивым безраз­личием. Ключи от квартиры лежали в кармане джинсов, остальное было неважно.

Дома она надолго застыла перед зеркалом в прихожей. Все, как прежде, — лицо, волосы, руки, ноги. Человек. Но отчего же ей кажется, что в какой-то момент она была волком? И не­ужели это может повториться вновь?

Ее качало из стороны в сторону, хотелось закрыть глаза и упасть. Но стоило ей смежить веки, как вспоминался лес, под мягкими лапа­ми шуршала листва. По телу пробежали му­рашки ночной боли. Не может быть!

Кэт вбежала в ванную, захлопнула за собой дверь, закрыла замок. Зачем-то погладила его, словно накладывала дополнительное защитное заклинание. Но ведь в квартире она была одна! Сорвала с руки повязку. Это была светлая тряпка. Секунду держала в кулаке, но вдруг, вскрикнув, бросила под раковину. На руке когда то была рваная рана, словно провели не­сколькими когтями разом. Или зубами. Неров­ные края еще бугрились, но рана зажила, оставив после себя некрасивый след. Давно зажила.

Кэт провела пальцами по зарубцевавшейся коже. Опять вспомнилась боль, изнутри рвав­шая ее тело...

Кинулась в комнату, стала перебирать кни­ги, стопками лежавшие на журнальном столи­ке, на подоконнике, на полу. Как же там было?

«Мифологическая энциклопедия» оказа­лась тяжелой и неповоротливой, тонкие стра­ницы соскальзывали с пальцев.

... Оборотни, они же ликантропы, прини­мающие волчий облик, они же волколаки (в славянской мифологии), они же вилктаки (в литовской мифологии), они же вервольфы (в немецкой и англосаксонской). Кицунэ, тануки, аниото, ругару... Книга свалилась с колен....Бывают врожденными или обратимыми. Врожденные подвержены родовому проклятию, обратимые — ставшие оборотнями в си­лу обстоятельств, чаще всего после укуса оборотня...

Укуса оборотня! Рука запульсировала не существующей уже болью.

...Врожденные могут контролировать свои превращения в волков, обращенные становятя зверями и живут в таком обличий всю жизнь, пока...

Пока...

Пока укусивший их оборотень не умрет.

Кэт бросилась в спальню, стала срывать с вешалки рубашки и брюки. Пальцы почувство­вали мягкий шелк единственного платья. Ко­поткое, зато с длинным рукавом. Про сумку даже не вспомнила. Надела кеды и выскочила на улицу.

Старые дома противоположной стороны улицы Вокечю с усмешкой глянули на нее.

Неправда! Все будет по-другому!

Она пробежала вверх, повернула в сторону Замковой улицы. Камень тротуара болью отда­вался в пятках, эхо гуляло в узких проулках. Купола Пятницкой церкви ослепили. Дальше Кэт бежала, не отрывая глаз от бросающейся под ноги дороги.

Университетская улица. Вход в запутанные лабиринты университетских дворов. Двор Ар­кад. Двор Даукантаса. Двор Мицкевича. А вот и их двор Даукши.

- Не торопись! — попытался кто-то пере­хватить ее за руку. — Занятий не будет!

По инерции она еще сделала вперед не­сколько шагов, оглянулась. I

- Профессор заболел!

Она поискала глазами того, кто это сказал. В узком прямоугольнике двора, словно издева­ясь над ней, все носилось:

«Заболел!» — от окон.

«Заболел!» — от дверей.

«Заболел!» — от камня мостовой.

- Мы в парке волка видели. С утра туда отправили егерей. Парк оцепили, никого не пус­кают.

- Профессор все время с нами был, все про ясень толковал. Киплинга зачем-то вспо­минал. А потом... помнишь, он внезапно поя­вился? На нем еще костюм как будто помят был. Стал кричать, чтобы мы не вздумали рас­ходиться да не выпускали из рук палки. Чтобы в случае опасности... Вот вам и мифология...

- Конечно, оборотень! Кому еще здесь быть?

Кэт прошла сквозь топчущихся на крыльце первокурсников, узкой лестницей поднялась на второй этаж.

Надо все рассказать. Узнать, что с профес­сором. Но если... Если она стоит здесь, значит, яд от укуса уже не действует, значит, профес­сор... мертв.

Дышать стало тяжело. Кэт прислонилась к перилам, ладони неприятно вспотели.

«Ты способна полюбить? Меня?» — прозву­чал в ушах знакомый голос.

«Как ты считаешь, за что можно отдать свою жизнь?» — «За любовь!»

«Только почему-то этот представитель сво­его проклятого рода решил, что его спасет лю­бовь, — зазвучал в ее голове другой голос. -Как в свое время Барбара отвела проклятие от мужа, так и твоя любовь, глупая девушка Катя, должна была перевести проклятие на кого-ни­будь другого».

Кэт оглянулась. Почему проклятие должно кого-то падать? Четыреста лет! Его можно просто уничтожить. А если профессора больше нет то и помешать этому никто не сможет. Но почему именно он? Почему именно она?

— Тебе чего?

Она пришла в себя. Стоит на пороге дека­ната, вцепилась в ручку двери, как в спаситель­ную соломинку. На нее смотрит секретарша, тучная женщина с вечно недовольным лицом.

— Первый курс? - утомленно заговорила секретарша. — Изменение расписания на доске.

— Где здесь можно войти в Интернет?

— В библиотеке!

Казалось, дверь сама захлопнулась перед

носом Кэт.

Нет, не будет она никому ничего говорить. Николай просил у нее помощи! И она должна помочь. Вчерашние события подстроил про­фессор! Он заманил Николая в ловушку. На­верняка его стараниями и она оказалась сту­денткой университета. Как страшно это все

осознавать.

Библиотека была еще пустой и гулкой. Мо­нитор нехотя помигивал, выдавая таблицы за­грузочных программ.

Все, что ей вчера рассказал Николай, под­твердилось. И про памятник, и про родовое проклятие, и про гибель Барбары, скорее всего отравленной Боной, и про смерть Софьи.

Кэт бросила взгляд на настенный кален­дарь. Полнолуние должно было быть завтра. Но и сегодня, если ночь окажется ясной, луна будет хорошо видна.

— Мне нужен раздел мифологии, — подо­шла Кэт к молоденькой библиотекарше.

Через полчаса она выходила из университе­та со стопкой книжек. Оставшееся до вечера время просидела около памятника на бульваре Вокечю. Пышная, словно развевающаяся на ветру юбка, узкие рукава с буфами на плечах, из-под чепца выбиваются волосы. Многие го­ды Барбара вынуждена была прожить вдали от любимого. Расстояние не убило любовь, оно только еще сильнее привязало их друг к другу. И именно эта любовь спасла... История может повториться. Софья Слуцкая наверняка знала, отчего умерла Барбара, и она тоже пыталась спасти свой род. Отчего бы ей, Катерине Слуц­кой, не завершить начатое дело?

Не заходя домой, Кэт отправилась на авто­бус.

Парк был полон людей. Белая арка входа в Ботанический сад перегорожена железным за­борчиком. Кэт пришлось долго идти по дороге вдоль леса, пока человеческие голоса не оста­лись далеко позади. Никакого оцепления здесь не было. Деревья у нее над головой тревожно затихли, ожидая ночи. Книжки оттягивали руки.

Дошла до первой же поляны. Прислуша­лась.

Кэт медленно поднялась. А ведь она так и не сказала «Да». Хотела, но не успела. А если он погиб?

— Николай Радзивилл, — первый раз робко позвала она.

Ей показалось, что где-то шоркнули кусты от быстрого движения.

Конечно, она могла ошибиться, и профес­сор действительно всего лишь ранен. Тогда он должен прийти сюда, чтобы завершить недоде­ланное — убить ее. Но куртка! Вряд ли она са­ма накрылась курткой Николая. Значит, он

где-то здесь.

- Николай Радзивилл! — снова позвала она. Голос окреп. Она переступила с ноги на ногу, коснулась короткого ежика волос. — Я пришла, чтобы сказать...

Показалось, что слышит голоса, поэтому запнулась. Пока оглядывалась, совсем забыла, где она и что. И вдруг прямо на нее глянули темные звериные глаза. От неожиданности по­пятилась. Книги посыпались на землю, одна больно ударила по голой ноге.

- Я тут кое-что прочитала! — сбивчиво за­бормотала она. — Тебе можно помочь!

Волк мигнул и отвернулся.

- Подожди! — пошла следом Кэт. — Я не сказала — спасибо!

Оборотень демонстративно шваркнул хво­стом по стволу дерева, скрываясь в лесу. Кэт в отчаянии сжала кулачки.

- Я люблю тебя! — крикнула она, вытянув­шись в ту сторону, куда ушел зверь.

Лес прошелестел листьями мимолетного ветерка и смолк.

«Ну и пожалуйста!» - - Теперь Кэт злилась сама на себя. Сколько раз давала себе зарок не вылезать вперед со своей любовью. Теперь этот волк сидит где-нибудь под кустом бузины и смеется.

Она в сердцах пнула книжку и прямо в пла­тье села на землю.

- Извини, ты что-то сказала? Я не расслы­шал.

Маленькой расправленной пружиной она вскочила на ноги.

Лицо оцарапано, светлые волосы размета­лись по плечам, куртку держит в руке, штанина порвана. Тряпичная повязка на ее руке... Так вот откуда ткань.

- Ты вчера забыла. — Николай положил к ее ногам черную сумку. —- А я слышу, кто-то меня зовет. Подумал: кому бы это быть? Вроде бы для смерти еще рано.

Они стояли друг напротив друга, и она чув­ствовала, как ее качает из-за того, что сильно колотится сердце. И этот шаг она сделала толь­ко потому, что ее что-то толкнуло вперед. Нет, она не собиралась ничего повторять, просто каким-то непонятным ей образом оказалась в горячих объятиях. И он снова целовал. Цело­вал жарко.

- Я помогу тебе, — бормотала несуразное.

— Не надо, — смеялся он.

— Но я люблю тебя.

От этих слов ей становилось еще жарче. А Николай вдруг расхохотался, уткнувшись в ее волосы. Рассмеялся тяжело, словно смех с кусками плоти выходил у него из груди.

— Значит, все закончилось? — прошептала Кэт, не понимая, что с ним происходит.

— Все только начинается, — выдохнул он, снова жадно прижимая ее к себе. — Не боишь­ся стать еще одной страничкой в легенде на­шего рода, Катерина Слуцкая?

- Когда завершается одна легенда, начина­ется другая. — Говорилась глупость, неумест­ное, но других слов сейчас не было. — Я теперь тоже оборотень?

Кэт привстала на цыпочки, чтобы снова поцеловать его. Но он легко подхватил люби­мую под локти, поднимая до уровня своих глаз.

- Будем надеяться, что мы оба люди. Я не знал, что Жицкий один из моих преследовате­лей. Их много, следят, чтобы я не нарушил проклятие Сфорцы. Тогда мировое зло покач­нется... — Усмехнулся. Так тепло, так по-доб­рому. - Падет перед твоими прекрасными очами. Они думают, быть оборотнем легко, и сами суются под мои зубы. Не зная того, что лучше человека природа не придумала ничего.

От волнения Кэт бестолково гладила его по плечу, боясь поднять глаза. Так хотелось для него что-то сделать. Что-то очень нужное. Что такое ее любовь? Этого мало. Надо спасти, за­слонить собой от горя.

- Вероятно, мне надо соврать, что все че­тыреста лет я ждал только тебя? — усмехнулся Николай.

— Не надо, — закрыла она его рот ладо­нью. — Сам говорил — это начало, значит, ни­кто никого не ждал.

Николай осторожно поставил Кэт на зем­лю, повернулся к верхушкам деревьев.

— Полнолуние завтра. Сегодня будет пас­мурно. Думаю, день перерыва у меня есть. А то, может, и целая вечность.

Он подхватил ее сумку, собрал книги и ши­роко зашагал прямо через кусты. Егеря, стол­пившиеся у выхода из парка, с удивлением встретили появившуюся пару.

— А вы что здесь делаете? — накинулся на них старший.

Кэт засмеялась от беспомощности этого во­проса и побежала вперед, увлекая Николая за собой. Лесничие расступались перед ними.

ТАИНСТВЕННОЕ КОРОЛЕВСТВО

Рассказ

Г ончая рвалась с цепи, хрипела, душила се­бя. От старания у нее вываливался язык. На гу­бах закипала пена ярости.

- Уймись!

Сапог пнул псину в брюхо, заставив завиз­жать, закрутиться на месте. Собака начала ку­сать взорвавшийся болью бок, отчего еще яро­стней захрипела.

- Вот бестолочь! — Иван занес ногу, чтобы ударить пса еще раз.

- Эй! Хозяева! — Тонкий голосок заставил Ивана вздрогнуть.

Сжавшаяся псина глянула на хозяина, по­няла, что продолжения экзекуции не будет, благодарно заскулила, замахала хвостом.

Иван медленно поднял голову, успев скор­чить недовольное лицо. Над плетеным забором виднелась серая горбоносая голова кобылы, ее черный злой глаз. Животное недовольно жало уши, подбирая морду, чуть поддергивало повод. Трензель тонко звякал.

- Здравствуйте!

Верхом на серой в гречку кобыле сидела маленькая стройная девушка в темно-синей бархатной амазонке, изящную головку укра­шала охотничья шляпка с фазаньим пером. Все в девушке было небольшим и аккуратным. Ладная фигурка с еле выделяющейся, обтяну­той корсетом грудью, узкая шея, тонкое лицо, насмешливые светлые глаза, маленький носик с горбинкой, бледный четко выписанный рот, еще по-младенчески чистая, словно омытая росой кожа, темные длинные волосы, собран­ные на затылке в тяжелый узел. На щеках ру­мянец волнения.

Иван ногой отодвинул от себя собаку и по­шел к загородке. Девушка с готовностью про­тянула руку в желтой кожаной перчатке.

- Здравствуйте, -- во второй раз восклик­нула она, словно выполняла ритуал, после ко­торого ей должны ответить.

- Ольга! — Иван старался придать своему голосу мягкость, но все равно выходило грубо. Он был не рад визиту. — Что заставило вас подняться в такую рань?

- Собаки! Такой шум, на всю губернию слышно. — Ольга улыбалась, ее губы чуть по­драгивали — она чувствовала неловкость си­туации. — Ваши гончие самые голосистые в округе! Вы собираетесь на охоту? Возьмите ме­ня с собой. Обещаю не мешать!

Собаки за спиной Ивана, словно разобрав знакомое слово «охота», взвились в клетках,

застонали, заголосили. Послышались грубые окрики егерей.

- Помилуйте! — Иван пытался изобразить добродушие голосом, но Ольга только еще больше закусывала губу, взгляд ее становился рассеянным. — Женщина на охоте не к месту. Да и не простая у нас охота. Слышали про васильевского оборотня? Местные вроде бы за­гнали его в ловушку. Мы идем на подмогу. На­верняка обыкновенный волк. Но, говорят, уж больно много народу задрал. Оставлять в жи­вых такого нельзя.

Лицо Ольги стало жалким. Все смертель­ные слова, какие только могли быть, уже про­изнесены. Зачем, зачем она приехала? Все на­прасно!

- Я не помешаю, — без всякой надежды повторила она. — Буду держаться подальше от всех, в конце...

- А как зверь на вас выйдет, что станете де­лать? - перебил ее Иван.

У него был свой повод отваживать от себя Ольгу. Не время ему до романов. Смерть отца, университет, имение надо поднимать. А тут она, молодая, восторженная, глупая, с начала знакомства стала оказывать ему знаки внима­ния. То через день ездила в гости, то вдруг присылала стопку книг с витиеватой запиской, то звала прогуляться в город на концерт или Устраивала воскресные спектакли, писала ка­кие-то глупые стишки. Все это было неуместно нелепо. Каждый раз после встречи с ней Иван ненароком бросал на себя взгляд в зерка­ло. Высокий, широкоплечий, с копной свет­лых вьющихся волос, взгляд исподлобья, тем­ные прищуренные глаза — ну, какой из него герой-любовник? Баловство, летние игры.

— Кто на меня может выйти? - - нежным соловьем пела Ольга. — Вы же будете за зверем идти, впереди, а я... так.

- Ольга Сергеевна!

Иван недовольно цыкнул зубом. Надо было сразу гнать отсюда наездницу. Младший брат Михаил теперь все испортит.

— Мишенька! — обрадовалась поддержке Ольга. — Помогите мне! Если Иван Алексее­вич не хочет брать с собой на охоту, возьмите вы меня. Я вас ни на минутку не задержу!

— О чем вы говорите, Ольга Сергеевна! Ко­нечно, поедемте с нами! Я вам дам свою Арап­ку, она будет вас охранять.

Ольга с восторгом глянула сначала на Ми­хаила, потом на Ивана.

«Ну почему она не влюбилась в Мишку? — в который раз мысленно простонал Иван. — Вот была бы пара!»

Младший, Михаил, был в два раза тоньше старшего брата, вихры у него вились гуще, гла­за сияли, взгляд открытый. И если у старшего волосы падали на лоб, закрывая пол-лица, то у младшего вольно зачесаны назад.

«Никакой пользы от баб», — категорично решил Иван, отворачиваясь.

— Ну, не будь бирюком, — толкнул Михаил брата в плечо. — Ты же знаешь, никакого оборотня нет! Ольга Сергеевна сильно украсит наш пустой, по большому счету, поход.

Ивану оставалось только качать головой.

Он сел на своего невысокого каурого же­ребца, странную помесь орловского рысака с кем-то низкорослым, разобрал повод.

— Ольга! Только уж, как и обещали, держи­тесь подальше от охоты.

— Непременно, Иван Алексеевич, — мах­нула рукой девушка, и лицо ее вновь залило румянцем.

Щелкнули затворы дверей, выпуская из клеток на волю собак. Воздух дрогнул от их яростного лая. Егеря еле удерживали в руках поводки. Первая группа уже бежала через осен­нее перепаханное поле к лесу. - Возьмите!

Михаил подъехал к Ольге на высоком була­ном ахалтекинце. Красавец-конь, желто-пе­сочной масти с черными ногами, хвостом и гривой, недовольно косился на раздувающую ноздри незнакомую кобылу, грыз удила, дергал мордой, вырывая у наездника повод, нетерпе­ливо пританцовывал. Подковы звенели о гра­вий дорожки. Юноша стал привязывать к зад­ней луке седла Ольги повод собаки. Веселая Короткошерстная гончая с благородным чепрачным окрасом — темно-коричневым на спине плавно переходящим в ярко-рыжий на морде, лапах и животе, — прыгала из стороны в сторону, повизгивая, не понимая, почему других ее товарок уже отвели к лесу, а она все еще вынуждена находиться здесь.

— Мишенька! Я, как всегда, не вовремя?

Как только ушел Иван, лицо Ольги погру­стнело, румянец на щеках превратился в болез­ненные пятна.

- Что вы! Не обращайте на него внима­ния! — Михаил объехал загородку, и теперь они вдвоем тронулись в сторону быстро уда­ляющихся голосов. — Вы же понимаете, вас невозможно не любить.

Ольга опустила глаза, ее длинные ресницы дрогнули.

- Нельзя... — Она словно сорвала с губ своего спутника болезненное для себя слово.

— Не берите в голову! — рассмеялся Миха­ил. — Ольга, вы прекрасны, а Иван просто не достоин вас!

Он послал своего жеребца вперед. Гончая рванулась за ним, но девушка не прибавила шагу. Ее кобыла прядала ушами, ожидая, когда ее отправят следом, но хозяйка не торопилась. Ей было не угнаться за тем чувством, что давно улетело вперед, вдогонку за Иваном, таким сильным, уверенным, совершенно ей непонят­ным, а потому притягательным, любимым. Та­инственное королевство, которое никогда не сложит своих знамен.