Глава 17. Пуля сорок пятого калибра только оцарапала зверя

Гиршман промахнулся.

Пуля сорок пятого калибра только оцарапала зверя. Он рухнул на своего врага, придавив его мощным телом к дивану. Гиршман попытался ударить по оскаленной морде пистолетом, но оборотень молниеносным движением вцепился зубами в занесенную руку. Зверь тряхнул головой, крепко стискивая челюсти. Затрещала ткань, окрашиваясь кровью, захрустели кости… Оборотень еще раз тряхнул головой. Тело Гиршмана, вопящего от дикой боли и ужаса, взлетело вверх, как тряпичная кукла. А когда зверь, не выпуская из пасти искалеченную руку, дернул головой в другую сторону, человек отлетел чуть ли не на середину комнаты и рухнул на пол жуткой бесформенной кучей.

Оборотень разинул окровавленную пасть, задрал голову и завыл.

Анна на четвереньках быстро выползла из своего укрытия и поползла к неподвижному телу Пивного короля. Оборотень отметил ее появление грозным рычанием. Анна обернулась, встретившись взглядом с яростными злобными глазами. Зверь колотил себя хвостом по бокам и сверлил девушку взглядом, низко нагнув голову между широко расставленными лапами.

– Ну, чего вылупился, уродина! – с вызовом крикнула ему Анна.

Оборотень свирепо оскалил клыки и сделал шаг вперед. Она метнулась влево, отвлекая его внимание на себя. Голова с горящими глазами повернулась в ее сторону.

Но Анна преследовала и другую цель. Она успела заметить, куда упал пистолет Гиршмана, и стремилась добраться до него. К несчастью, оружие закатилось под диван. Анна сунула в щель руку, не выпуская из вида зверя, и застонала. Она не дотягивалась. Девушка извивалась на полу, скребя ногтями по ковру, вытягивая руку так, что трещали суставы. Бесполезно. В отчаянной попытке добраться до оружия Анна бысто перевернулась на живот, подставив врагу спину, и рыбкой нырнула под диван.

Думая, что девушка пытается удрать, волкодлак раздраженно рявкнул, ухватил ее лапой за ногу, одним движением выдернул из‑ под дивана и отшвырнул на другой конец комнаты. Анне показалось, что хрустнули все ее кости, когда она со смачным шлепком врезалась в стену. Девушка почти потеряла сознание от боли, но ей некогда было жалеть себя. Прижавшись спиной к стене, она выставила вперед руку. В злобных глазах оборотня мелькнуло нечто, похожее на удивление, когда он увидел зажатый в ее руке пистолет.

Удивить его это удивило, но не остановило. Ему надоело ждать. Он решил закончить свой кровавый пир и взвился в воздух. Анна завизжала и принялась палить в несущуюся на нее тушу.

Анна была паршивым стрелком – ни одна пуля не попала в цель. Она успела только вытянуть вперед руки, чтобы избежать стальных челюстей. Она колотила бесполезным уже пистолетом куда попало, но ей было не под силу одолеть чудовище. Девушка уже хрипела, с трудом уворачиваясь от щелкающих у самого лица зубов, вся перемазанная в крови, своей и чужой. Она понимала, что скоро умрет, перед глазами уже плыли красные круги, как вдруг словно какая‑ то сила оторвала от нее тяжеленную тушу. Анна с изумлением увидела, как оборотень взлетел в воздух, растопырив все четыре лапы и оглушительно визжа. Пока он летел, в его животе появились две новые дырки, такие огромные, что часть внутренностей вывалилась наружу. Зверь врезался в застекленный шкаф с коллекцией фарфора и упал вниз, погребенный под бело‑ голубыми черепками.

Анна вскочила на ноги, чтобы увидеть, откуда пришла помощь. Возле камина, широко расставив ноги на полу, неподвижно стоял Голем. Даже сейчас его лицо практически ничего не выражало и выглядело малопривлекательно, но Анна готова была расцеловать великана за такое своевременное появление. Она уже бросилась было к нему с этой целью, но наткнулась на непонимающий взгляд и смущенно притормозила.

– Где ты пропадал? – спросила она вместо слов благодарности.

Такой подход пришелся Голему по вкусу. Он выставил вперед руку, держа в ней предмет, который Анна не смогла бы классифицировать, но догадывалась, что это было нечто огнестрельное и очень мощное.

– Я собирал это. Понадобилось много времени. Пригодилось, я думаю.

– Еще как! – с чувством выдохнула Анна. – Помоги мне осмотреть Рудольфа Константиновича.

Голем собрался положить ружье на диван, разодранный когтями оборотня в клочья, но Анна поспешно сказала:

– Не надо. Тащи его сюда.

– Зачем? Тварь мертва.

– Это только кажется, – покачала головой Анна. – У нас мало времени. Чудовище скоро восстановится.

– Может, ее еще раз… того…

– Говорю же, бесполезно. Займемся им позже.

Анна опасливо покосилась на неподвижное тело оборотня, погребенное под осколками. Она увидела, что кровь уже перестала течь, запеклась грубой коричневой коркой и края раны постепенно стягиваются. Зверь все еще не двигался, но Аня знала: это ненадолго. Оскаленная застывшая пасть и неподвижные глаза, частично прикрытые веками, не могли ввести ее в заблуждение. Заживление шло удивительно быстро.

Она склонилась над Гиршманом под внимательным, настороженным взглядом его охранника.

– Остынь. Я его не укушу, – с раздражением сказала Анна, видя, что он следит за малейшим ее движением.

Мягкие ткани руки Пивного короля были практически перегрызены. Одна из костей – сломана. Вид жуткой рваной раны заставил девушку содрогнуться. Многочисленные ссадины и царапины на этом фоне выглядели гораздо более безобидно, хотя тоже имели ужасный вид. Анна приложила пальцы к запястью здоровой руки. Пульс был, значит, Гиршман жив. Это и хорошо, и плохо. Анна знала, что происходит с теми жертвами оборотней, которым удавалось выжить. Они становились так называемыми бета‑ оборотнями, и их жизнь отныне была обречена на проклятье, ибо они несли в себе проклятую кровь укусившего их альфа‑ оборотня.

Анна усмехнулась. Теперь, когда волкодлак вновь оживет, он не посмеет прикоснуться к тому, кого еще недавно жаждал убить, ибо сам пострадает в этом случае. Но Анна вовсе не хотела, чтобы одним оборотнем стало больше. Чтобы остановить процесс превращения, альфа‑ оборотня следовало уничтожить немедленно. Она нервно оглянулась. Рана на волкодлаке почти полностью затянулась. Оставалось совсем мало времени.

– Нужно отвезти Рудольфа Константиновича в больницу, – сурово сказал Голем.

– Не надо. Смотри!

Анна заставила Голема набраться терпения, и он, открыв рот, некоторое время наблюдал, как сами по себе соединяются кости на руке его хозяина, как разрастаются поврежденные ткани, соединяясь между собой. Процесс шел стремительно, подтверждая самые мрачные Анины прогнозы.

– Черт возьми, что происходит? – обрел наконец дар речи Голем.

– Твой шеф превращается в пренеприятного типа, – Анна кивнула в сторону волкодлака, который уже слабо подергивал передней лапой. – Если мы не сумеем предотвратить неизбежное, то в скором будущем наш Пивной король примется бегать по лесу и выть на луну.

– Так сделай же что‑ нибудь, мать твою.

– Маму не трогай! – рявкнула Анна. – Мне нужна веревка, очень крепкая.

– Где же я тебе ее возьму?

– Да что же это такое, от тебя никакого толку!

Анна быстро оглядела комнату, удивляясь, что не может найти среди такого большого скопления самых разнообразных вещей то, что сейчас необходимо. Наконец ей все же попалось на глаза кое‑ что стоящее. Она быстро вскочила и подбежала к окну. Не церемонясь, ухватилась обеими руками за толстый декоративный шнур, поддерживающий бархатные шторы, и резко дернула его на себя. Ткань у нее над головой затрещала, и Анна, потеряв равновесие, свалилась на спину, продолжая сжимать в руке шнур. Она подняла глаза и удивленно присвистнула, увидев, что половина гардины болтается в воздухе. Вырванные с мясом шурупы напоминали острые металлические клыки. Она не видела, как за ее спиной волкодлак медленно захлопнул пасть и слабо шевельнул лапами.

Усевшись по‑ турецки посреди ковра, Анна принялась быстро вязать на веревке узелки, бормоча заклинания. Голем по‑ прежнему топтался рядом, не зная, куда приложить свою недюжинную силу, и мучаясь от недоверия к девушке. Она старалась не обращать на него внимания, хотя ей очень хотелось послать его подальше. Нависшая над ней глыба мышц мешала сосредоточиться.

Она завязала последний узел, прошептала последние слова молитвы и обернулась к оборотню. Тот все еще лежал неподвижно, но эта неподвижность сильно настораживала Анну. Рана практически зажила, а волкодлак не подавал признаков жизни. У нее не было выбора, она медленно приблизилась к оборотню, на вытянутых руках держа перед собой веревку. Подойдя вплотную, она быстро оседлала зверя и накинула петлю ему на шею. В тот же миг его глаза распахнулись, она едва увернулась от щелкнувших челюстей, скорее инстинктивно, чем сознательно, стиснув удавку. Оборотень захрипел и дернулся всем телом, пытаясь сбросить ее с себя. Анна заверещала, чувствуя, что ему вот‑ вот это удастся.

Огромный кулак просвистел у нее перед носом, припечатав голову зверя к полу.

– Так нормально? – спросил Голем деловито.

– Д‑ да. Спасибо.

– Заканчивай побыстрее. Тебе помочь?

– Да. Держи его за задние лапы и не выпускай, что бы ни произошло! Слышишь? Что бы ни произошло и что бы ты ни увидел!

– Да понял я, понял, – проворчал Голем.

Анна изо всех сил стала затягивать покрытый узелками шнур, непрерывно читая старинное заклинание. Тело зверя начала колотить мелкая дрожь, она становилась все сильнее. Анна, плотно сжимавшая коленями бока оборотня, почувствовала, как стала размягчаться его плоть, становясь похожей на пластилин. Форма дергающегося в агонии тела стремительно менялась. Сначала стала исчезать густая шерсть, с треском и скрипом видоизменялись кости. Челюсть вдавилась обратно, как в детской игрушке‑ трансформере, грудная клетка уменьшилась, синеватая кожа бледнела на глазах, приобретая совсем иной цвет.

Анна слышала испуганное бормотание за спиной. Голем не верил собственным глазам. Обычно неразговорчивый, теперь он буквально не закрывал рта, смешивая в одну кучу грязные ругательства и страстные мольбы к всевышнему. Конвульсии существа становились все сильнее. Анну подбрасывало в воздух, как всадника на родео. От постоянных толчков то и дело ударяясь об пол, она ободрала до крови колени, но старалась не замечать боли. Оборотень оказался удивительно живучим. Он обмяк только тогда, когда явственно хрустнули шейные позвонки. Тело в последний раз выгнулось дугой и обмякло. Но это был уже не волк.

На полу, широко раскинув руки, лежало обнаженное тело прекрасной женщины с длинными черными волосами. Ее лицо было бы очень красиво, если бы его черты даже после смерти не искажала злобная ненависть и не портила здоровенная ссадина на скуле – след кулака Голема. Узнать ее не составляло труда. Это была Джала, жена Рудольфа Константиновича Гиршмана.

– Страсть господня! – пробормотал Голем, отдергивая руки, которыми все еще сжимал обнаженные стройные ноги женщины.

– И этим все сказано, – кивнула Анна устало. – Аминь.

– Ты знала, что чудовище – моя жена? – раздался откуда‑ то справа глухой, словно надтреснутый, голос.

– Вы можете стоять? – ошарашенно спросил Голем, впервые в жизни нарушая субординацию. Выпученными глазами он уставился на своего хозяина, который стоял позади них и со смешанным чувством ужаса и брезгливости взирал на обнаженное тело у своих ног.

– Могу, – ответил тот. – Твои прогнозы не подтвердились, правда, Анна?

– Все так и должно было быть, – возразила девушка. – Этой ночью вы должны были умереть, но предсказание не исполнилось. Вы живы и потому избавлены от проклятия. Вы убили одним выстрелом двух зайцев, так как, вдобавок ко всему, навсегда избавились от Маленькой прачки. Она больше не вернется. Неисполненное проклятие уничтожило призрака, точнее сказать – освободило его.

– Не могу поверить, – покачал головой Пивной король, указывая рукой на Джалу.

Анна обратила внимание, что это та самая рука, перекушенная волкодлаком. Она была покрыта шрамами и перепачкана запекшейся кровью, но она зажила. Гиршман мог свободно ею двигать, как будто страшной раны и не было вовсе.

Джала начала коченеть, черты ее лица заострились, смуглая при жизни кожа приняла восковой оттенок. Никто из троих не решался прикоснуться к мертвой женщине. Ее прекрасное тело с идеальными формами было намазано мерзко воняющей мазью, зеленовато‑ желтой, с бурыми прожилками. Анна и представить себе не могла, что волшебное зелье выглядит столь отвратительно. Тонкая талия Джалы была перехвачена мохнатым поясом. Анна, задержав на нем взгляд, едва заметно кивнула головой: это был кусок кожи с шерстью, и она знала, какому зверю он принадлежал. Джала не ценила ничью преданность, и это было самое гадкое.

– И все‑ таки я никак не могу поверить, – вновь произнес Гиршман, вглядываясь в прекрасное лицо жены. Это уже напоминало заевшую пластинку, но Анна понимала, что мужчина переживает сильнейший шок. Она ощутила нечто подобное, когда увидела в темной речной воде отражение этого прекрасного лица. До той минуты она подозревала кого угодно, только не Джалу.

– Анна, скажи, ты знала все с самого начала? – обернулся к девушке Пивной король.

– Я объясню вам, что смогу, но, если не возражаете, сначала хочу привести себя в порядок, – ответила Анна. – От меня воняет, как от мусорной кучи. Вы позволите?

– Конечно, – как‑ то рассеянно кивнул хозяин, его глаза были по‑ прежнему прикованы к телу жены, как будто оно его гипнотизировало. – Я должен был это предвидеть, – пробормотал он.

– Голем, – сказала Анна, прежде чем уйти, – ее надо убрать отсюда. Не мне вас учить, но будет лучше, если вы сможете как‑ то скрыть то, что произошло сегодня.

– Не бери в голову, – буркнул Голем. – Все сделаю в лучшем виде.

Анна кивнула.

Следующие полчаса она провела под душем. Горячая вода смывала с нее грязь, кровь и мерзкий запах, но не могла очистить душу. Анна не впервые сталкивалась со злом, но никак не могла привыкнуть к этим встречам. Каждая из них оставляла на сердце глубокую ноющую рану, не позволяя забыть то, что произошло…

* * *

– Все началось с того, что я услышала ночью волчий вой, – начала Анна, когда они снова собрались вместе. Гиршман благоразумно привел их в библиотеку, и Анну обрадовало, что она не увидит больше места, где лежала Джала, хотя ее образ – а не образ ужасного существа, в которое она превращалась, – навсегда запечатлелся в памяти девушки. – Вой показался мне необычным, в нем было что‑ то сверхъестественное… Хотя сразу я не поняла, что могло означать мое открытие. Я и мысли не допускала, что где‑ то рядом бродит оборотень.

– Даже сейчас в это верится с трудом, – подтвердил Гиршман.

Он уже взял себя в руки, выглядел таким же собранным и жестким, как обычно. Только несколько чаще прикладывался к стакану, наполненному бренди. Голем стоял возле стены, скрестив руки на груди. Молчаливый, как обычно, с непроницаемым лицом, по которому невозможно было прочесть его мысли. Если они у него были, разумеется.

Анна все больше убеждалась, что Голем идеально соответствует своей кличке – машина для убийства, не думающая, не рассуждающая, преданная своему хозяину до последнего вздоха. У него было лишь одно отличие от прототипа – Голем не способен предать своего хозяина. О причинах его преданности оставалось только догадываться, но если бы Анна знала о таком положении вещей раньше, это значительно облегчило бы ей жизнь. Не застав Голема по возвращении из леса, она испытала настоящий ужас. Нет, она не думала, что под шкурой оборотня скрывается этот гигант, поскольку уже видела истинное лицо волкодлака, просто боялась, что Голем, как и Барсик, на стороне Джалы.

Анна не стала спрашивать, что сделали с телом Джалы. Она предпочла бы вообще никогда больше не слышать о женщине, совершившей ужасные преступления.

Гиршман перегнулся через стол и тронул девушку за плечо.

– Анна…

– О, простите, я, кажется, задумалась, – неловко улыбнулась девушка и провела рукой по волосам. – На чем я остановилась? Ах да, вой по ночам. Утром я узнала, что вы держите в доме волчицу, и поначалу успокоилась. Хотя одновременно и удивилась, что кому‑ то пришло в голову держать у себя в доме дикого зверя. Но у богатых свои странности, прошу прощения за дерзость. Волк ничем не хуже крокодила или питона, которых заводят сегодня любители острых ощущений.

Гиршман ухмыльнулся, но ничего не сказал. Анна продолжала:

– К стыду своему должна признать, что очень долго не понимала, в чем дело. Милена догадалась обо всем гораздо раньше меня. Если бы я сообразила это и попыталась вызвать ее на откровенность с самого начала, то многих ошибок можно было бы избежать.

– Я так и не понял, зачем она вообще явилась сюда, да еще тайком, под видом девицы легкого поведения? – спросил Гиршман.

– Странно, что вы этого не поняли, – пожала плечами Анна. – Вы же сами сказали: она пыталась обратиться к вам за помощью, но вы ей отказали.

– Ну, было дело. Но чего она надеялась достичь таким образом?

– Думаю, поначалу у нее не было определенного плана, – задумчиво проговорила Анна. – Она хотела разобраться в ситуации. Возможно, подозревала, что с вашей женой не все в порядке, но, может быть, не было и этого, и ей просто хотелось думать, что вы променяли родную дочь на недостойную женщину. Девушка была обижена на вас. Да, я помню, вы говорили, что подозревали в чем‑ то вашу первую супругу, но ребенку нет дела до разборок между взрослыми. Девушка считала вас своим отцом и страдала оттого, что вы не желаете ее знать. Нельзя осуждать ее за это.

– Наверное, вы правы, – покачал головой Гиршман. В нем не чувствовалось особого раскаяния, но он, похоже, впервые взглянул на все с иной точки зрения. И это заставило его задуматься. Вряд ли сейчас его мысли были особенно приятными.

– Больше всего Милена хотела доказать, что вы сделали неправильный выбор. И ей это удалось. Мне кажется, что она наткнулась на доказательства совершенно случайно. Дело в том, что Милена верила в существование волшебной березы.

– Что?

– Милена, прежде чем попасть сюда, собрала подробные сведения не только о вашей жизни, но и о доме, в котором вы поселились. Она докопалась до всех легенд. Уверена, ей было известно гораздо больше, чем вам. В частности, она знала о том, что в лесу растет старая береза, которую считают волшебной. Согласно легенде, если в ее дупло положить записку с написанным на ней желанием, то оно непременно исполнится. Единственным условием было то, что записку надо положить в полночь. Я не знаю, правдивы ли рассказы о волшебном дереве, но место, на котором оно растет, действительно является мощным источником энергии. Такие места издавна использовались чернокнижниками для совершения обрядов. Видимо, по этой же причине и Джала выбрала его для своего превращения.

– И Милена увидела, как это происходит? – догадался Гиршман.

– Да, когда пошла туда, чтобы положить записку. Скорее всего, тогда Джала проделала это в первый раз. В момент превращения оборотень испытывает безумную боль, и Джала, испытав ее впервые, скорее всего, плохо ориентировалась, потеряв много сил. Она вполне могла не заметить присутствия человека поблизости. Я говорю это потому, что опытный оборотень обладает невероятным чутьем, гораздо более тонким, чем у человека. Милена сильно рисковала в ту ночь. Волкодлак немедленно растерзал бы ее, если бы обнаружил. Но тогда все обошлось, как вы знаете.

– Когда это случилось?

– В ту ночь, когда убили черного кота. Его кровь была последней составляющей для зелья. Ваша волчица кота не убивала. Я осматривала трупик. На теле животного имелись длинные аккуратные порезы, сделанные острым ножом. Волчица терзала уже мертвое тело – по приказу своей хозяйки.

– Почему ты не сказала мне об этом сразу же? – сердито спросил Гиршман.

– Я пыталась, – напомнила Анна. – Но вы не захотели меня понять. Да у меня и не было тогда конкретного объяснения странному факту. Я знала, что убийство кота смахивает на ритуальное убийство, но для чего оно – еще не понимала. А потом погиб ваш сын…

Гиршман дернулся, как будто от боли. Анна бросила на него извиняющийся взгляд и понурила голову.

– Я считаю, что это было самой большой моей ошибкой, – словно через силу произнесла она.

– Брось, ты тут совершенно ни при чем. Скорее уж виноват я. Смех да и только, – произнес он без тени улыбки. – Окружил себя и свой дом сворой телохранителей и не смог уберечь единственного сына. Я же знал, что с Джалой не все в порядке!

– Теперь уже я ничего не понимаю, – честно призналась Аня. – Что вы знали?

Гиршман ответил не сразу. Он молчал довольно долго, как будто собираясь с духом. Анна не торопила его, понимая, что услышит сейчас очень важную информацию. Если Гиршман примет решение рассказать ей правду.

Он решился. Слова давались ему с трудом, но он все же заговорил:

– Я заметил это полгода назад. До той поры Джала казалась мне образцом идеальной супруги. Она беспрекословно выполняла малейшие мои пожелания, всегда старалась услужить и никогда не задавала лишних вопросов. При этом она была удивительно красива. Мне казалось, что я приобрел сокровище. Черт, я даже испытывал угрызения совести из‑ за того, что обращался с ней немного по‑ свински. Но я был уверен, что она не обращает внимания на мои слабости. И вдруг однажды, неожиданно войдя в ее комнату, я увидел на секретере тетрадь. Не знаю, почему мне вдруг захотелось заглянуть в нее. В тот момент я полагал, что у Джалы нет от меня секретов. Тем не менее я открыл ее и начал читать. Я мало что понял, кроме того, что передо мной попытка расшифровать какую‑ то надпись на незнакомом мне языке. Один и тот же текст, состоящий из нескольких предложений, повторялся на каждой странице по нескольку раз. Остальное место занимали вычисления и варианты перевода. Записи, сделанные почерком Джалы, занимали почти всю тетрадь. До меня начал доходить смысл написанного, и я ужаснулся. Это было какое‑ то древнее заклинание, исполненное такой черной злобы, что мне сделалось нехорошо, главным образом потому, что эта ересь так сильно занимала мысли моей жены. Я думал, что женился на ангеле, но оказалось, что рядом со мной некто совсем иной. Джала вошла в комнату, когда я дочитывал последнюю страницу. Она так побледнела, увидев в моих руках тетрадь, что я понял: мои предположения верны. Рассвирепев, я потребовал немедленных объяснений. Заикаясь от страха, Джала рассказала мне правду. Оказалось, что ковер, который составлял часть ее приданого, имеет некую могущественную силу. Тому, кто сможет прочесть древние надписи, вытканные на ковре, и исполнить весь обряд, будет дарована власть осуществлять любое желание. Потратив несколько лет, Джала вплотную приблизилась к разгадке. Она умоляла меня позволить ей исполнить ритуал, обещая златые горы. Но у меня подобная просьба вызвала только отвращение. Иметь жену‑ ведьму вовсе не входило в мои планы. Я не хотел, чтобы увлечение Джалы чертовщиной развивалось и дальше, поэтому уничтожил ее записи, а к ней приставил охрану, не спускавшую с нее глаз с утра до вечера.

– Но ваши действия дали обратный результат. Джала возненавидела вас за то, что вы отняли у нее единственное увлечение. Постоянно находясь под надзором ваших людей, она воспользовалась чисто женской хитростью – очаровала и переманила на свою сторону одного из тюремщиков. Она ведь была очень красивой женщиной. Барсик не смог устоять перед ее чарами, и она получила некоторую свободу, чтобы подготовить свою месть.

– Как же я не заметил ее ненависти?

– Увы. Не заметили. Наверное, потому, что внешне Джала оставалась такой же покорной, вам просто в голову не приходило заподозрить ее. Кроме того, дело было не только в ненависти. Вы ведь отобрали у нее ковер?

– Естественно.

– И следили за каждым ее шагом?

– Я уже говорил об этом.

– Значит, она не могла добраться до вещи, которая была ей так необходима. До тех пор, пока вы живы…

– Черт.

– Очень верное замечание. Магия имеет одно очень неприятное свойство. Познавая секреты Силы, вы попадаете в сильную зависимость от нее. Она овладевает вашей душой и помыслами, подчиняя себе целиком, если у вас недостанет мужества и ума бороться с этой властью. У Джалы не было ни того ни другого. Она была одержима идеей вернуть свою собственность. Любой ценой. Превращение в непобедимую, ужасную тварь казалось ей хорошей возможностью. Полностью попавший под ее влияние Барсик, которого вы считали хорошим охранником, на самом деле обеспечил Джале свободу, необходимую ей, чтобы как следует подготовиться. Когда он понял, какую глупость совершил, было уже слишком поздно. Джала превратилась в оборотня, способного убить всякого, кто встанет на ее пути. Даже собственного ребенка.

– Не могу поверить, что мать может решиться на такое, будь она хоть самим сатаной! – воскликнул Гиршман.

– В обычной ситуации – конечно. Но я много знаю об оборотнях в отличие, скажем, от вас. Из всей нечисти, населяющей преисподнюю, они вызывают у меня наибольшее отвращение. Их невозможно отличить от нормальных людей, они могут казаться весьма милыми, не вызывая ни малейших подозрений. Но им свойственны беспричинные вспышки ярости, раздражения и злобы, если что‑ то выводит их из себя. Порой достаточно малейшего толчка, чтобы ярость выплеснулась наружу. Для вашей жены таким толчком послужил плач ее собственного ребенка в тот день, когда вы вызвали меня к себе, заподозрив, что я давно знакома с Кириллом. При вас Джала еще как‑ то сдерживалась, но ночью, во второй раз превратившись в страшного зверя, она уже не остановилась перед убийством. В ее затуманенном мозгу притупились все человеческие чувства, ею владела одна только злоба на ребенка, который вывел ее из себя. Это трудно представить, в это почти невозможно поверить, но Джала прикончила его без малейших угрызений совести, как какого‑ нибудь кролика.

– Но в тот момент она уже была оборотнем?

– Была. Хотя это не оправдание. Как я уже говорила, оборотнем не может стать любой человек, решивший попробовать превращение из любопытства. В душе потенциального зверя должен жить потенциальный убийца. Мне не понять, почему жажда убивать зародилась в душе Джалы. Я еще могу понять ее желание поквитаться с вами, все‑ таки вы вели себя по‑ свински, но собственный ребенок…

Анна надолго замолчала, стараясь успокоиться. Потом продолжила, но голос ее дрожал от негодования:

– Приняв снова человеческий облик, Джала не ужаснулась содеянному, а вернулась в детскую, чтобы подготовить себе алиби. Она привела в комнату преданную ей волчицу и заперла ее внутри. Думаю, она была довольна собой, испытывала особого рода возбуждение, нечто вроде торжества. И никак не раскаяние.

– Это уж слишком, – резко возразил Гиршман.

– Увы, нет. Я нашла ее ритуальный нож под кроваткой ребенка. Она выронила его, когда наклонилась, чтобы получше рассмотреть дело своих рук. Теперь вы понимаете? Она не думала ни о чем, даже об элементарной осторожности, наслаждаясь только видом своей жертвы.

– Сука, – подал голос Голем. – Она была сумасшедшей тварью.

– Да уж, нормальной ее не назовешь, – согласилась Анна. – Но, как и все сумасшедшие, она была очень хитрой. Когда она обнаружила, что потеряла нож, то пришла в ярость. Но ее изворотливый ум быстро нашел выход. Она улучила момент, пробралась к месту, где закопали убитую волчицу, и вырезала из ее спины пояс, который имел такую же силу, что и нож. Джала снова смогла превратиться в оборотня, чтобы уничтожить нежеланную свидетельницу, у которой возникли подозрения на ее счет. Лена, няня вашего сына, была далека от мысли, что ее хозяйка на самом деле кровожадное исчадие ада, но она чувствовала, что Джала имеет какое‑ то отношение к смерти мальчика, которого девушка искренне любила. Она попыталась рассказать вам о своих предположениях, но вы…

– Я не поверил ей, – мрачно кивнул Гиршман. – Ты права. Джала всегда выглядела очень выдержанной. Я знал, что у нее оказался слаборазвитый материнский инстинкт, но не считал, что это повод для таких страшных вещей, о которых лепетала эта дурочка. А ты ловка, детка, – неожиданно неприязненно улыбнулся он, резко повернувшись к Анне. – Получается, ты все время шпионила за мной…

Анна плотно сжала губы, ее сильно задело несправедливое обвинение. Гиршман понял, что перегнул палку, и неловко извинился.

– Я не следила за вами, – отрезала Анна. – Я случайно услышала ваш разговор, а вот некто другой, кого я не видела, действительно следил. Думаю, это была сама Джала. Вы же говорили, что она любила гулять по саду в темноте. Хотя там мог быть и Барсик, который служил ей верой и правдой.

– Интересно, чем она платила ему за службу? – скривился Гиршман. – Своим телом? Хотя Барсик готов был на подлость и за полсотни баксов.

– В данном случае он изменил свои привычки, – отрицательно покачала головой Анна. – Барсиком владела не жадность, а страх. Страх – куда более мощное средство давления, чем деньги, можете мне поверить. Я видела страх в его глазах, когда пыталась вытянуть из него правду. Даже вас он боялся меньше, чем ее. Вот так. Сейчас это уже не имеет значения. Думаю, что тело Барсика никогда не будет обнаружено. То, чего он так боялся, в конце концов убило его. А вот Лену мне искренне жаль. Ее смерть была ужасной. Я видела, как это случилось, когда взяла в руки нож. Я видела ужас, застывший в глазах этой несчастной девушки, видела, как острые когти вспарывали ее плоть, а стальные клыки вгрызались в горло.

Анна содрогнулась, охваченная жуткими воспоминаниями. Она знала, что картина этого убийства, так же как и видение мертвой Джалы, отныне станет еще одним из ее кошмаров.

– Нож, как считала Джала, было необходимо вернуть, – продолжила Анна, с трудом стряхнув с себя наваждение. – В чьих бы руках он ни оказался, он мог вызвать подозрения. Как назло, ночью и я, и Милена, независимо друг от друга, отправились в лес. Даже сейчас я не понимаю, почему оборотень не напал на нас той ночью. Милене удалось что‑ то стащить с ритуальной поляны. Думаю, это была сумка, в которой Джала держала ингредиенты для зелья – его каждый раз необходимо готовить заново. Джала определенно знала, что двое из девушек были в лесу, но не знала, кто именно. Поэтому она заставила Барсика обшарить все наши комнаты. Он не уложился в срок, и она, чтобы дать ему время, попыталась задержать меня, потребовав, чтобы я предсказала ей будущее. Кстати, в тот день я снова вызвала ее злобу, сказав, что в вашей жизни появится женщина, которая окажет вам услугу тем, что спасет от смерти. Она пришла в ярость, но я приписала ее раздражение обычной ревности. Хотя могла бы сообразить, что если уж она допускала, чтобы в вашем доме устраивались скачки голых девиц, то с таким чувством, как ревность, она попросту не знакома. Она разозлилась не из‑ за существования соперницы, а из‑ за того, что кто‑ то может помешать ей убить вас. Простите, если вам неприятно это слышать.

– Да уж, приятного тут мало, – Гиршман улыбнулся, но на лице его тут же появилось сожаление, смысла которого Анна не понимала. Кого он жалел в данную минуту: себя, своего сынишку или все‑ таки Джалу?

– Нам никогда не узнать, зачем Милену понесло в ту ночь в лес. Она не могла не понимать, что зашла слишком далеко! – с отчаянной грустью сказала Анна. – Каких доказательств ей еще не хватало?

– Я знаю, – неожиданно вставил Голем.

Анна удивленно обернулась к нему.

– Ты?

– Представь себе, – гигант попытался изобразить на лице улыбку. – Недалеко от калитки, ведущей в сад, в кустах ежевики я нашел фотоаппарат. Специальный, для ночной съемки. Теперь я думаю, что его спрятала там Милена. Она хотела заснять все стадии превращения.

– И вы знали об этой находке? – возмущенно спросила Анна.

– Знал, – опустил глаза Гиршман.

– Почему вы не сказали мне?

– А зачем? Все кадры на пленке оказались пустыми. Она не успела сделать ни единого снимка. Кроме того, это был мой фотоаппарат. Я подумал, что его украл кто‑ то из прислуги, только и всего.

– Думаю, его подсунули Милене специально, чтобы заставить ее отправиться в лес. Ужасно. Значит, Джала специально поджидала девушку! Она готовилась к убийству заранее. У девчонки не было ни единого шанса.

– Подожди, Анна, ты забываешь, что Милена погибла не от зубов хищника, она удавилась на колючей проволоке, – напомнил Гиршман.

– Все правильно. Оборотень загнал ее туда специально. Думаю, впоследствии Джала использовала бы этот факт для того, чтобы заявить, что именно Милена была оборотнем! Не зная о невероятных способностях волкодлаков, трудно представить, что они способны перепрыгнуть через такое высокое препятствие. На самом‑ то деле для них это совсем несложно. Помните, Джала рассказала сказку об огромном волке, перемахнувшем через забор и напавшем на нее? С какой стати ей было вообще упоминать о волкодлаке? Лучше было бы оставить его существование в области легенд. Но она решила перестраховаться и даже нанесла себе весьма серьезные раны. Ран она не боялась. На оборотнях все заживает мгновенно, мы с Големом были тому свидетелями. Ее затея не удалась по одной простой причине: вы, господин Гиршман, оказались слишком твердолобым, и чем больше она твердила о напавшем на нее волке, тем сильнее вы укреплялись во мнении, что у вашей жены бред. Вы ни в какую не хотели понять того, что безуспешно пыталась внушить вам Джала, а именно, что оборотень – Милена. Представляю, как она бесилась оттого, что ее старания оказались напрасными, ведь сказать вам напрямую она не могла, а намеков вы упорно не понимали.

– Но я же сам видел, что Джала совсем плоха. И врачи не заподозрили никакого подвоха. У Джалы температура была под сорок.

– Ну, трюк с градусником и кипятком известен даже школьникам. Наверняка ей приносили какое‑ нибудь горячее питье, которым она и воспользовалась. А врачи «Скорой»… Вы забыли, кто вы такой, господин Гиршман! Если человек вашего уровня заявляет, что его жене нужна немедленная госпитализация, то никто просто не осмелится возразить. Надеюсь, что никто из врачей не пострадал, – добавила Анна совершенно серьезно.

– Типун тебе на язык, – рассердился Гиршман.

– Ладно. Я действительно надеюсь, что хотя бы эти люди после встречи с чудовищем остались в живых. Кстати, догадаться о том, что Джала и оборотень – одно лицо, мне помогла именно смерть Милены.

– Каким образом? Я же был там вместе с тобой и ничего не заметил, – с некоторой обидой заметил Гиршман.

– Вы все видели, но кое‑ чего не слышали. У Милены хватило сил прошептать несколько раз слово «веди». Сначала я не поняла, что она имеет в виду, но позже вспомнила, что веди – это старинное русское название оборотня. Девушка пыталась сообщить, кто погубил ее. Но не это было главным. Самое важное произошло уже при вас. Помните, как Джала сказала, что увидела Милену уже висящей на заборе, когда на рассвете пришла в себя?

– Конечно.

– Так вот. Я знала, что она врет. С того места, где она лежала, калитку, над которой висела Милена, не видно. То есть Джала никак не могла знать о том, что там кто‑ то есть. Но она знала… Мне помешало то, что Джалу увезли на «Скорой». Я снова начала сомневаться, и в результате все мы едва не оказались на том свете.

– Мы живы, Анна. Теперь не время испытывать угрызения совести из‑ за каких‑ то промахов. Мне тяжело это признавать, но я оказался куда большим слепцом, чем ты.

– Вы также ни в чем не виноваты. Джалу можно было заподозрить в последнюю очередь. Она выглядела такой несчастной.

– Она и была несчастной, я думаю, – ответил Гиршман. – Какие бы преступления она ни совершила, в этом есть и моя вина. Жаль, что для того, чтобы понять свою ошибку, потребовалось заплатить такую страшную цену.