![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Часть вторая 11 страница
Пришел священник с русой бородкой, иконописным добрым лицом, в дождевике и сапогах, переоделся в домашнюю рясу. Хозяйка подала на стол вяленую рыбу, яишню и молоко. Отец Василий ел и расспрашивал Сашу, откуда он и куда следует, где родился и кто его родители. Сказал, что сам он тоже ссыльный. Но за что Сашу выслали, не спрашивал и о себе не рассказывал. После ужина они пошли в каморку, где стояла кровать отца Василия и маленький столик. Пахло чуть приторно, по-церковному. — Раздевайтесь, попарьте ноги, будет легче, — предложил отец Василий и принес котел горячей воды, таз, дал мыло и полотенце. Саша опустил ноги в горячую воду, ощутил мгновенную слабость и блаженное чувство освобождения от усталости. Отец Василий стоял, прислонившись к двери, смотрел на Сашу добрыми глазами. Теперь, когда Саша присмотрелся к нему, он выглядел совсем молодым, в первую минуту показался старше — из-за бородки, из-за рясы, из-за того, что был священником, а в Сашином представлении священник должен быть стариком. Ему казалось, что все священники с дореволюционных времен. — Можно баньку затопить, — сказал отец Василий, — только на берегу она, пойдете обратно — простудитесь, а у вас дорога. — И так замечательно, спасибо, — ответил Саша. — Здесь по-черному моются, — продолжал отец Василий, — у вас в Москве, наверное, ванна? — Да, есть ванна. — В моих местах, — сказал отец Василий, — тоже черные баньки, а то просто залезут в печь и моются. Здесь народ куда чистоплотнее. — Вы откуда? — спросил Саша. — Из Рязанской области, Кораблинского района, слыхали? — Рязанскую область знаю, а Кораблинский район — нет. — Наши места южные, — улыбаясь, рассказывал отец Василий, — яблочные. Здесь вы не увидите ни яблочка, ни груш, будете по ним тосковать. Брусника, черника, голубица — вот и вся ягода, ну, морошка еще, черная смородина, мелкая, лесная. А фруктов никаких. — Придется обойтись без фруктов, — сказал Саша, с наслаждением перебирая пальцами в горячей воде. — Вы их мыльцем, мыльцем, вот я вам намылю, — отец Василий взял мыло и мочалку. — Что вы, что вы, не надо, я сам! — испугался Саша. Но отец Василий уже обмакнул мочалку в воде, намылил ее, наклонился и начал тереть Сашину ногу. — Не надо! Что вы, в самом деле! — закричал Саша, пытаясь вырвать ноги и боясь в то же время расплескать воду. — Ничего, ничего, — ласковым голосом говорил отец Василий, растирая Сашину ногу, — вам неудобно, а мне удобно. — Нет, нет, спасибо! — Саша наконец отобрал у него мочалку. — Ну, мойте, — отец Василий вытер руки полотенцем. — Чем вы тут занимаетесь? — спросил Саша. — Работаю, хозяевам помогаю, кормят — спасибо. Народ хорошие, отзывчивый народ. Вы к ним с добром, и они вас вознаградят. Уведут, наверно, отсюда ссылку. — Почему? — Из-за колхоза. Личного хозяйства нет, заработать негде, а в колхоз ссыльных не принимают. Есть тут колхозы из спецпереселенцев, из раскулаченных, и туда не берут… — Странные сыновья у хозяев, похожи на черкесов. Отец Василий улыбнулся. — Согрешила хозяйка в молодости. Жил у них на квартире ссыльный кавказец, красавец, говорят. Ну и случился грех. — Не раз, видно, случился, — заметил Саша, — сыновей трое. — Он жил у них девять лет, — охотно объяснил отец Василий, — потом уехал. Дети остались. Хозяин их считает за своих, а они его за отца. Тут испокон веку ссылка, перемешался народ. Живут хорошо, ладно, вот и меня призрели. Веры у них особой нет, в этих местах веры настоящей никогда не было. Сибирь, а все же совесть требует своего. — Справляете службу? — Церковь закрыта… Так, поговоришь, утешишь. Саша вытер ноги, натянул носки. — Спать ложитесь, отдыхайте, — сказал отец Василий. — Таз вынесу, тогда лягу, — ответил Саша. — Я вынесу, — отец Василий поднял таз. — Вы не знаете куда. Потом вернулся с тряпкой, затер пол и вынес котел. Опять вернулся, разобрал постель. — Ложитесь! — Как? А вы? — Найду, где лечь, я у себя дома, ложитесь. — Ни за что! Я лягу на полу. — Пол холодный, простудитесь. А я люблю спать на печи. — Я тоже люблю спать на печке, — сказал Саша. — Хозяева уже легли, придется их беспокоить, — ответил отец Василий — а я лягу тихонечко, никто не услышит. Он мягко убеждал Сашу, но в его мягкости была твердость человека, которому ничто не помешает исполнить долг. Долг — отдавать другому то, что у тебя есть, а ничего, кроме таза с водой и узкой жесткой кровати, у него нет. Саша лег на кровать, почувствовал холодок простыни, давно он не спал на простыне, давно не укрывался теплым одеялом, потянулся, повернулся к стенке и заснул. В тюрьме сон его стал чуток, утренний шорох разбудил его. Это отец Василий встал с пола, где спал на дохе, покрывшись шубой. — Ну вот, — Саша уселся на кровати, — а сказали, ляжете на печке. — Сунулся я на печь, — весело ответил отец Василий, — а там уже все занято. Я и здесь неплохо устроился, выспался очень прекрасно. — Вы не должны уступать свою постель каждому проезжему, их много, вы один. — Где же много? — возразил отец Василий, причесываясь перед висевшим на стене карманным зеркальцем и завязывая косичку. — Три месяца вовсе не было. И в дорогу бывают не каждый день, и ставят их по домам в очередь. В год, может, один или два попадут на нашу квартиру. Я на этой кровати сплю каждую ночь, мне безразлично, а вам какой-никакой, а отдых. Спите, есть еще время. Он вышел. Саша повернулся на другой бок и заснул. И снова его разбудил отец Василий: вернулся, снял грязные сапоги, надел домашнюю рясу. — Вот теперь вставайте, умывайтесь, будем завтракать. На завтрак опять яишня, горячие шаньги и кирпичный чай. Все ушли на работу, только старуха хозяйка возилась у печи. — Сколько вам лет? — спросил отец Василий. — Двадцать два. А вам? — Мне? — улыбнулся отец Василий. — Мне двадцать семь. — И какой у вас срок? Отец Василий снова улыбнулся. — Срок небольшой — три года. Два уже прожил, остался год. Тянет в родные места, и уезжать жалко — привык. — И живите, — сказала хозяйка. — Куда вам ехать? Не дадут вам в России богу служить. — Богу всюду можно служить, — ответил отец Василий. Он повернулся к Саше. — Будет вам скучно первое время, потом привыкнете. Не падайте духом, не ожесточайтесь сердцем, за плохим всегда приходит хорошее. Помню, читал я Александра Дюма. Сказано там: невзгоды — это четки, нанизанные на нитку нашей судьбы, мудрец спокойно перебирает их. Светский писатель, сочинял авантюрные романы, а как мудро и хорошо выразился. В окно постучали, вызывая Сашу в дорогу. — Сколько я вам должен? — спросил он у хозяйки. — Ничего не должны, — махнула та рукой. Отец Василий тронул его за локоть. — Не обижайте ее. Он проводил Сашу, помог положить чемодан. Лодочник размотал бечеву, оттолкнул лодку и сел на кормовое весло. Федя перекинул лямку через плечо и, двигаясь вперед, тихонько натянул бечеву, озираясь на лодку и следя, как лодочник выводит ее. Убедясь, что лодка идет правильно, сказал: — Как в самую изголовь выйдем, перейдем на матеру. Саша протянул руку отцу Василию. — До свидания. Спасибо вам за все. Федя весело крикнул: — Тронулись! Наклоняясь и натягивая бечеву, Саша двинулся вперед. — Храни вас господь! — сказал отец Василий.
|