Наступление и бегство юго-западного фронта. Конец гвардии

Основные надежды летнего наступления возлагались на части Юго-Западного фронта, наиболее дисциплинированные и боеспособные армии которого ровно год назад уже совершили успешное наступление — Луцкий прорыв.

Генерал Брусилов с тех пор переместился с должности командующего фронтом на должность Главнокомандующего, начальником корпуса стал бывший командарм — генерал Гутор. Комиссаром фронта был бывший эсер-террорист Борис Савинков, немало сделавший для Русской армии в 1917 году.

Гутор, некогда успешный боевой командир (из наградного листа на Орден Св. Георгия:

«За то, что в бытность начальником 34-й пехотной дивизии, лично руководя действиями дивизии 8 окт. 1915 г. и находясь в сфере сильного действительного огня противника, решительным энергичным распоряжением сломил упорное сопротивление превосходного в силах неприятеля, засевшего за тремя полосами проволочных заграждений и овладел сильно укрепленной неприятельской позицией в районе д.д. Волица-Иванье»), предложил Главнокомандующему комплекс мер, «считая настойчивой необходимостью самую энергичную борьбу с создавшимся положением».

Меры эти, поддержанные Брусиловым, были самыми дикими:

1. Командирование в войска членов Петроградского Совета

2. Учреждение выборных дивизионных судов

3. Замена дисциплинарного устава

Фактически Брусилов и Гутор разработали не комплекс мер «по борьбе с положением», а комплекс мер по дальнейшему усугублению этого положения.

The Illustrataed London News Sept 22 1917 Русский солдат, не поддавший ся панике, использует свою винтовку, чтобы остановить бегущих однополчан

Командование готовило план наступления, а в ставку тем временем сыпались донесения угрожающего содержания:

— 17 мая солдатами 707-го полка убит начальник 177-й пехотной дивизии ген. Я.Я.Любицкий…

— 23 мая толпа солдат 650-го полка арестовала командира полка и 7 офицеров, сорвав с них погоны, причем штабс-капитану Мирзе были нанесены несколько ударов по лицу, а подпоручика Улитко жестоко избили и оставили на дороге лежащим без сознания…

— 7 июня арестованные офицеры 103-го полка жестоко избиты и ограблены…

Наступление готовилось в страшных муках, постоянно откладывалось и переносилось из-за капризов солдат, то выражавших согласие на наступление, то выносивших резолюции об отказе.

18 июня наступление началось.

За ходом Галицийского сражения проще всего наблюдать по трем линиям на плане операции. Первая линия повторяет исходные позиции ЮЗФ, вторая показывает максимальную глубину прорыва на западе, а третья, последняя, начерчена далеко на востоке не только за второй, но и за первой, исходной.

Благодаря ударным частям Юго-Западный фронт рванул с места и наступал в течение двух недель, дойдя, в частности, до галицийского городка Калуш. Но наступление расшатанной армии не предвещало ничего хорошего.

«По полученным сведениям — писал командующий 7-й армией Селивачёв — при взятии гор. Калуша VIII армией 1, 5 полка так перепились, что обратились в трупы; в городе наши войска стали насиловать женщин, грабить лавки, — словом, проклятая натура сказалась вовсю…»

Неудивительно, что в такой атмосфере армия постепенно остановилась, качнулась и, все ускоряясь, покатилась назад, очистив всю Галицию. Ярости ударников, истекавших кровью, не хватило на воодушевление армии, занятой грабежом. Все попытки повести солдат в контрнаступление проваливались. В войсках началась настоящая паника. «Солдаты толпами неслись по шоссе, рубили постромки повозок, грабили наложенное в них добро, разбивали бронированный автомобиль за то, что он заставляет их держаться на позиции… Поведение солдат ниже всякой критики: повальное бегство, поджоги и грабежи…» — это тоже выписка из дневника генерала Селивачёва. Даже самые надежные некогда части поступали непредсказуемым образом. Полковник Громыко докладывал о выступлениях в Лейб-гвардии гренадерском полку (11-я армия ЮЗФ):

…Гренадерский полк отказался идти на позицию и в то время, когда 1-й Гвардейский корпус двинулся для занятия участка на фронте, Гренадерский полк пошел в обратную сторону и отошел на 20 верст на восток…

На этом эпизоде можно остановиться подробнее, так как он совершенно типичен в своей абсурдности и, кроме того, относится к части, бывшей совсем недавно гордостью армии. Всего два года назад, летом 1915 года, гренадеры намертво вцепились в высоту у деревеньки Крупец и три дня отражали атаки целой германской дивизии, а в последний день обороны перешли в контратаку и в жесточайшем штыковом бою заняли две линии вражеских траншей, потеряв убитыми и ранеными до 80% своего состава.

Прошло два года. Полковой комитет Гренадерского полка 18 июля выразил «полное недоверие Временному правительству», признавая «наступление в настоящий момент вредным». В момент наиболее критический для корпуса гренадеры развернулись и толпой повалили в тыл. Через несколько дней и только при реальной угрозе физической расправы солдаты повиновались требованию командования и выдали зачинщиков, среди которых оказались любопытные типажи:

1. Поручик (на момент следствия штабс-капитан) Игнатий Людвигович Дзевалтовский-Гинтовт. Из потомственных дворян, бывший студент и выпускник ускоренных курсов Павловского училища. В действующей армии с 10 августа 1915 года. Два раза контужен, имел награды: ордена Св. Анны 4-й степени, Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом, Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом.

2. Прапорщик Александр Вильгельм — Артур Павлович Эрасмус. Сын потомственного почетного гражданина, выпускник Петроградского университета и ускоренных курсов Павловского училища, в действующей армии с 28 декабря 1916 года. Ранен.

3. Гренадер Израиль Менделевич Шамсон. В действующей армии с мая 1917 года. Бывший студент психоневрологического института (милая черта).

4. Больше 70 фамилий рядовых гренадер и унтер-офицеров, подавляющая часть которых либо была впервые призвана в 1915–16 году, либо повторно призвана из ратного запаса (фигурируют фамилии со сроком службы до начала русско-японской войны).

Бывшие студенты, одевшие офицерские погоны, стали жертвами заигрывания с солдатскими настроениями и в результате попали под суд, который, впрочем, окончился для них благополучно — присяжные оправдали Дзевалтовского и прочих обвиняемых (В.П. в своем безумии дошло до того, что назначило Дзевалтовского заместителем командующего войсками Петроградского военного округа (!!), после Октябрьского переворота перешел на сторону Р.К.К.А.. В 1925 году бежал в Польшу, был советником Пилсудского. Умер в 1925 году, предположительно отравлен). Особое внимание обращает на себя лейб-гвардии гренадер Израиль Шамсон, месяц пробывший в действующей армии и ставший главным зачинщиком беспорядков.

Интересующий нас фронт. Карикатура

В августе 1917 года вспыхнули беспорядки в Гвардии 1-м стрелковом полку (бывшем 1-м стрелковом Его Величества) гвардейской стрелковой дивизии, закончившиеся самым печальным образом. Селивачёв, в чьей армии находилась дивизия, записал в дневнике:

Беспорядки подготовлялись путем агитации, причем вылились в форму убийства полковника Быкова и капитана Колобова на почве строгости обоих, о чем солдаты заявили комиссару сегодня, не дав, впрочем, ни одного конкретного случая. Наглость солдат дошла до того, что они отказывались даже выдать тела покойных для вскрытия. После убеждений, тела были выданы, но с условием, что им выдадут их обратно, «дабы их не повезли в Петроград или Царское Село, как мучеников.

Убитыми были командир полка Быков, несмотря на звание полковника еще молодой человек, георгиевский кавалер, и командир 2-го батальона Колобов, также юноша, офицер военного времени из прапорщиков производства 1915 года. Генерал Верцинский, командир дивизии, в рапорте показал подробности произошедшего:

…солдаты полка сразу отказались подчиниться требованиям командира полка и своего полкового комитета, а, пользуясь темнотой, некоторые ораторы полка возбуждали солдат против полковника Быкова, старавшегося внести порядок и дисциплину в полк, другие, чтобы внести побольше сумятицы, кричали, что немцы прорвали фронт, что нас атакует немецкая кавалерия и т. п., как это имело место в 3-м батальоне полка.

Со слов гвардии 1-го стрелкового полка штабс-капитана барона Будберга… полковник Быков продолжал сидеть в избе с полковым комитетом, имея вокруг себя под окнами возбужденную толпу солдат, выкрикивавших разные угрозы по адресу полковника Быкова. По имеющимся сведениям полковник Быков пытался уйти из избы, стараясь бежать через кукурузное поле, но был остановлен вооруженной толпой и убит, или под угрозой быть убитым застрелился сам, что в конце концов делает мало разницы. Капитан Колобов самоотверженно вышел усмирять и успокаивать солдат, и также был убит ими.

Считаю, что возмущение среди солдат гвардии 1-го стрелкового полка с убийством командующего полком полковника Быкова и командующего 2-м батальоном капитана Колобова явилось последствием систематического унижения и дискредитирования офицерского достоинства, полной безнаказанности солдат и утери армией даже слабых признаков дисциплины…

Так умирала Гвардия.

Солдаты совершенно отказывались драться. Их невозможно было ни вразумить, ни устыдить. Все боевые решения «политизировались» и выносились на дебаты. Резолюции гласили о «нецелесообразности» — банальная трусость прикрывалась революционной сознательностью. Часто в окопах оставались и гибли верные долгу офицеры, брошенные своими солдатами. Неустойчивость некоторых частей становилась причиной гибели немногих смельчаков, готовых выполнять приказы. Начштаба 8-й армии Каменский докладывал в штаб ЮЗФ:

В ночь с 22 на 23 июля было назначено наступление частей 19-й и 164-й пехотных дивизий с целью вытеснить противника с правого берега Збруча…Задача была выполнена всеми частями, кроме Крымского полка… В Крымском полку в наступление пошли, да и то с большим запозданием, только три роты … Благодаря этому не атакованный крымцами противник расстреливал во фланг вправо и влево ружейным и пулеметным огнем те части, которые задачу свою выполнили… Следствием этого было 45 убитых и 377 раненых, почти исключительно благодаря фланговому огню…

Подобные эксцессы окончательно подрывали боеспособность солдат, терявших веру в надёжность своих соседей по окопам. Нередко отказы перейти в наступление мотивировались именно такими опасениями.

Профессор Головин писал:

…Войсковые части, получавшие боевые приказы, обсуждали их на митингах, в комитетах, упускали время, а еще чаще просто отказывались выполнять их. Началось неудержимое паническое отступление всей XI армии. До какой степени эта армия утратила свою боеспособность, свидетельствует следующий факт. 9/22 июля отступающая XI армия находилась на р. Серет. Атака трех немецких рот обратила в бегство 126-ю и 2-ю финляндскую стрелковые дивизии. Противника сдерживали кавалерия, а также пехотные офицеры с оставшимися при них унтер-офицерами и одиночными солдатами. Вся остальная пехота бежала, заполняя своими дезертирующими толпами все дороги. Каково было число этих дезертиров, свидетельствует то, что один ударный батальон, прибывший в тыл XI армии, задержал за одну ночь в окрестностях местечка Волочиск 12 000 дезертиров…

Отступление, превратившееся в бегство, удалось остановить только на реке Збруч — пограничной реке между Россией и Австро-Венгрией. Таким образом, к концу лета 1917 года Русская армия неуверенно балансировала на рубежах 1914-го.

Апофеоз этого «наступления» запечатлел, среди прочих, репортер британского The Illustrated London. Страшные фотографии русского позора облетели мир.

Как бежали русские солдаты. Фоторепортаж The Illustrated London Times Sept 22 1917:

·

1 Охваченные паникой русские вой ска бегут

PrevNext

Вот масса солдат бежит через поле, пересекая околицу. Солдат пытается прикладом остановить бегущих. Капитан Геррард с маузером в руке идет по насыпи в сторону солдат. Британский офицер с помощью русского солдата останавливает дезертира…

Союзники были шокированы «успехами» революционной армии. Селивачёв записал в дневнике:

Иностранцы возмущены нашим наступлением, называя его комедией, а генерал Нокс поехал в Петроград предложить им либо ввести в армии дисциплину, либо принять к сведению, что Англия отказывается от всяких обязательств по отношению к России…

Наиболее ощутимым итогом летнего наступления стало восхождение звезды генерала Корнилова, сначала сменившего генерала Гутора на посту начфронта, а затем выдвинутого на пост Главнокомандующего вместо дискредитированного Брусилова.

Громкого имени Брусилова и нервных патриотических речей Керенского оказалось недостаточно для настоящего боя. Революционная армия едва не прекратила свое существование, ситуация в ходе немецкого контрнаступления складывалась самая незавидная. Фронт практически рухнул, генерал Корнилов так описывал происходящее:

На полях, которые нельзя назвать полями сражений, царят сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия не знала с самого начала своего существования.

Генерал Врангель, командовавший в это время корпусом на Юго-Западном фронте, писал в воспоминаниях:

…Город (Станиславов) горел в нескольких местах, толпа солдат, разбив железные шторы, громила магазины. Из окон домов неслись вопли, слышался плач. На тротуаре валялись разбитые ящики, сломанные картонки, куски материи, ленты и кружева вперемешку с битой посудой, пустыми бутылками из-под коньяка. Войсковые обозы сплошь запрудили улицы. На площади застряли артиллерийские парки. Огонь охватывал соседние дома, грозя ежеминутно взрывом снарядов… Пехота наша на всем фронте продолжала отходить, не оказывая врагу никакого сопротивления. В день фронт наш откатывался на 20–30 верст. Дисциплина в отходящих частях была совсем утеряна. Войска оставляли массу отставших и грабили беспощадно на пути своего следования…

Керенский был поставлен перед необходимостью признать правоту сторонников старых армейских порядков, олицетворяемых фигурой Корнилова. Десять дней в роли командующего ЮЗФ и дальнейшее назначение генерала Главнокомандующим смогли, по крайней мере, остановить бегущих, что само по себе казалось многим невыполнимой задачей.

Пряник сменился кнутом. Корнилов сразу же стал лоббировать возвращение в действующую армию смертной казни, но даже не стал ждать окончательной санкции правительства — первые бунтовщики были расстреляны по приказу Корнилова на следующий же день после его вступления в должность начальника фронта. На околицах появились повешенные с табличками «дезертир» и «изменник».

Генерал Корнилов писал в телеграмме корпусным начальникам:

Самовольный уход частей я считаю равносильным с изменой и предательством. Поэтому категорически требую, чтобы все строевые начальники в таких случаях, не колеблясь, применяли против изменников огонь пулеметов и артиллерии. Всю ответственность за жертвы принимаю на себя, бездействие и колебание со стороны начальников буду считать неисполнением их служебного долга и буду таковых немедленно отрешать от командования и предавать суду.

Сергей Попов, в то время командир юнкерского ударного батальона, описывал одну из карательных акций против бунтовщиков в книге «Воспоминания кавказского гренадера»:

11-го июля утром наш эшелон отбыл в Проскуров…Тут царило что-то неописуемое, особенно на станции. Мною был принят целый ряд радикальных мер, которые в самый короткий срок дали благоприятные результаты. 13-го утром в штаб батальона прибыл комиссар всех ударных батальонов пр. Иткин. Последний к счастью оказался сторонником решительных мер и уже вечером того же дня, получив тревожные сведения о массовом движении дезертиров по шоссе «Гусятин—Проскуров» и ввиду восстановления смертной казни за воинские преступления, решено было применить эту меру для отрезвления окончательно вышедших из повиновения бывших солдат.

Огромная толпа дезертиров в 500 с лишним человек, везшая с собой арестованных офицеров, была остановлена юнкерами недалеко от Проскурова; после короткого опроса, дезертирами был выдан главный агитатор, который там же и был расстрелян. Через день после этого, по приказанию целого совещания из комиссаров, мне пришлось вновь принять участие в экзекуции над двумя рабочими Военно-дорожного отряда, нанесшими оскорбления действием своим начальникам и отказавшимся подчиняться приказаниям начальства. На этот раз мне назвали две фамилии рабочих, которых нужно было расстрелять. Они были найдены и на месте расстреляны…

Бегство прекратилось и можно было подвести итоги операции. Результатом летнего наступления стало крупное военное поражение. Ни один из фронтов не мог похвастаться особенными успехами, а Северный фронт, кроме прочего позора, 21 августа потерял Ригу. Немногочисленные солдаты, выразившие готовность к продолжению войны, в этом наступлении/отступлении были перебиты, а жесткие вынужденные меры Корнилова по отношению к солдатской массе колоссально увеличили и без того огромную пропасть между солдатом и офицером.

Юго-западный фронт летом 1917 г. Нажмите для увеличения

Тыл откликнулся на фронтовые поражения и репрессии июльским мятежом большевиков в Петрограде (под традиционным лозунгом «Долой войну!») и переходом этой некогда маргинальной партии на иной уровень популярности в солдатской массе.