Глава 1. Гостиница Веланд находилась в трущобах западной части Ноксвилла

Гостиница " Веланд" находилась в трущобах западной части Ноксвилла. После Войны это место нагноилось, жужжало мухами, что размножались в забившейся канализации, и пахло грязной речной водой и затхлостью, который приносил сюда полуденный ветер. Это было место, которое влекло тех, кто благоденствовал в тенях. Тех, кого было совсем не просто найти.

Кирпичные стены мотеля, оплетенные сухим плющом и покрытые черными пятнами плесени, ничем не отличались от других заколоченных офисных зданий этой улицы. Если вода и текла из кранов, то она была ледяной, а в плинтусах зияли дыры мышиных нор. На каждом этаже было только по одной ванной комнате. Иногда они работали.

Это было идеальное место для штаба сопротивления: расположенное у всех на виду здание, настолько прогнившее, что солдаты не приближались к нему и оставались в своих патрульных машинах.

Перед рассветом, который возвещал включение электроснабжения, мы собрались у кладовой, чтобы получить от Уоллиса приказы. Ночные дежурные все еще патрулировали здание по периметру, а те, кто нес вахту на основных точках — выходах на лестницу и на крышу, а также прослушивал радиосообщения, — ожидали смены. Скоро закончится комендантский час, и эти люди были голодны.

Я оставалась у стены, позволяя тем, кто здесь уже давно, занять передние ряды. Холл заполнился быстро: опоздавшим Уоллис давал весьма незавидные поручения. Дверь в кладовую была открыта, и хоть со своего места мне не был виден наш лидер, но в свете свечей его силуэт отбрасывал искаженную тень на стену склада.

Уоллис разговаривал с кем-то по рации; пока он ждал ответа, помещение наполняло тихое потрескивание. Я предположила, что на связи могла быть команда, которой два дня назад он дал особое поручение. Команда состояла из Кары, единственной, кроме меня, девушки в мотеле " Веланд", и троих крупных ребят, которых вышвырнули из Федерального бюро реформации, или Милиции нравов (так мы называли солдат, которые захватили власть после Войны). Любопытство заставило меня наклониться в сторону звука, но я не стала приближаться. Чем больше ты знаешь, тем больше от тебя может узнать МН.

— Будьте осторожны. — Я узнала голос Уоллиса, но не тревогу, которая в нем сочилась. Я никогда не слышала, чтобы он смягчался в присутствии остальных.

Шон Бэнкс, мой бывший охранник из Женского исправительного и реабилитационного центра, запинаясь, вышел из своей комнаты, на ходу натягивая рубашку. " Слишком худой", — отметила я, но хорошо, что он хоть немного поспал — его голубые глаза стали более спокойными, не такими напряженными. Растирая следы от подушки на лице, он занял место у стены рядом со мной.

— Всегда, красавчик, — приглушенно ответил голос Кары, а затем рация затихла.

— Красавчик? — повторил ушедший в самоволку солдат по имени Хьюстон. Его длинные рыжие волосы были зачесаны назад, подобно хвосту петуха. — Красавчик?

— Меня звали? — Рядом с Хьюстоном появился Линкольн, чьи веснушки на впалых щеках были похожи на крапинки черной краски. Эти двое вместе вступили в сопротивление в прошлом году, и я ни разу не видела одного без второго.

Из-за угла показался Уоллис, и разговоры стихли. Лидеру сопротивления не помешало бы принять душ: его подернутые сединой волосы до плеч засалились и сбились в космы, а кожа лица была натянутой от усталости, но даже при бледном желтоватом освещении было очевидно, что его уши порозовели. Один строгий взгляд — и Хьюстон отступил назад к Линкольну.

Я приподняла брови. Уоллис казался слишком старым для Кары. Ей было двадцать два, а ему, возможно, в два раза больше. Кроме того, он был женат на Идее. Всё остальное и все остальные отходили на второй план.

" Это не мое дело", — напомнила я себе.

В узком коридоре сгрудилось одиннадцать мужчин, которые ждали инструкций. Не все они в прошлом служили; некоторые просто не соответствовали требованиям Статута, как я. У всех нас имелись причины быть здесь.

Мое сердце подпрыгнуло в груди, когда Хьюстон сдвинулся в сторону, а из-за него показался Чейз Дженнингс, который стоял, прислонившись к противоположной стене в десяти футах дальше по коридору. Он глубоко засунул руки в карманы джинсов, а через дыры серого потрепанного свитера проглядывала белая нижняя рубаха. Лишь немногое напоминало о его заключении на базе МН: темный полумесяц под глазом и тонкая полоска шрама на переносице. Только что закончилась его ночная смена по обеспечению безопасности периметра базы. Я не видела, как он вошел.

Когда он заметил меня, уголок его губ слегка приподнялся.

Когда я поняла, что мое лицо приобрело то же выражение, я опустила взгляд.

— Хорошо, а теперь тишина, — начал Уоллис, голос которого снова стал грубоватым. Он помедлил, постукивая сейчас молчаливой рацией по своей ноге. Я вскользь заметила черную татуировку, что обвивала его предплечье под изношенным рукавом.

— Что произошло? — спросил Риггинс, который подозревал всех и вся. Он сплел пальцы на макушке своей головы в форме цилиндра, будто ожидал, что в любой миг на нас мог рухнуть потолок.

— Прошлым вечером половина Площади не получила пищи. — Уоллис нахмурился еще больше. — Похоже, наши синие друзья ее удерживают.

Жалость была бесполезна. Большинство из нас сразу предавались ярости. Все мы знали, что у МН была еда — наши разведчики засекли, как еще два грузовика с провизией Horizons (единственного одобренного правительством поставщика) въехали вчера на базу.

Хьюстон вмешался:

— Если они хотят подчинить себе город, то удача не на их стороне. Палаточный городок умрет с голоду первым. Людям больше некуда идти.

Он был прав. Когда крупные города были разрушены или эвакуированы во время Войны, люди в поисках еды и укрытия переселились в глубинку, в места вроде Ноксвилла или моего родного города, Луисвилля. Там им был доступен лишь самый минимум: бесплатные столовые и приюты для бродяг, вроде палаточного городка, который занимал здесь северную часть городской площади.

— Спасибо, Хьюстон, — сказал Уоллис. — Думаю, в этом и вся задумка.

Я содрогнулась. Мы с Чейзом не покидали гостиницы с того времени, как присоединились к сопротивлению, что было почти месяц назад. Едва ли это было возможно, но город стал казаться нам еще более мрачным, чем когда мы видели его в последний раз.

— Далее, — продолжил Уоллис. — Билли перехватил вчера радиосигнал, где говорилось о предстоящей вербовке на Площади. Мы не знаем, когда это произойдет, но я считаю, что скоро. Добровольцам будут предлагать бонусы.

— Мне бонуса не досталось, — прошептал кто-то.

— Продовольствие, придурок, — пробормотал Шон.

В коридоре раздался общий вздох. Солдаты будут обещать еду, чтобы завербовать других. За неделю они соберут целую армию.

— И разумеется прощение нарушителям Статута. — Уоллис цинично ухмыльнулся. Последовали стоны.

Сейчас трудно было найти работу. Те предприятия, которые все еще функционировали, проверяли анкетные данные. Это значило, что претенденты на место должны были соответствовать требованиям Статута о морали — списку норм, который ограничивал права женщин, провозглашал " полноценную" семью и запрещал разводы, выступления против правительства и разумеется рождение внебрачных детей, кем я и являлась. Таковой всегда была одна из главных стратегий МН при вербовке. Мужчины, которые не могли найти работу, все же могли послужить своей стране. И солдатам платили, даже если перед этим им приходилось продать душу.

— Что мы будем с этим делать? — спросил Линкольн.

— Ничего, — ответил Риггинс. — Если мы вмешаемся во что-то вроде этого, весь город обыщут, но найдут нас.

Я выпрямилась, представляя, как МН устраивает облаву на " Веланд". По сведениям военных мы с Чейзом были мертвы, " отработаны" в камерах предварительного содержания на базе. Я позаботилась об этом перед нашим побегом. Мы не хотели, чтобы у солдат появились причины думать по-другому.

Не глядя, Шон толкнул меня локтем под ребра. Я коротко выдохнула сквозь зубы.

— Тишина, — сказал Уоллис, когда некоторые начали возражать. Он покачал головой. — Риггинс прав. После беспорядков в прошлом месяце столовую заблокировали на семьдесят два часа. Скоро за наши головы станут назначать награду. Нам нужно проявить смекалку. Думайте. — Он коснулся пальцем виска. — А пока Бэнкс хочет сделать доклад.

Когда Шон, стоявший у стены рядом со мной, выпрямился, я в изумлении подняла взгляд. Мы с ним полночи сканировали центральный процессор на предмет исправительных учреждений, где могла бы быть Ребекка — моя бывшая соседка по комнате и его девушка, — которую избили и арестовали в ночь, когда я пыталась бежать из школы реформации. Шон не упоминал, чтобы за время его смены на Площади случилось что-то необычное.

— Вчера по пути от палаточного городка я наткнулся на парня, который нарывался на неприятности у станции Красного Креста, — сказал Шон.

— Неприятности какого рода? — Мрачный взгляд Чейза метнулся ко мне.

Шон почесал челюсть.

— Такого, что мне подумалось, будто он хотел присоединиться к нам. Он пытался убедить компанию ребят напасть на охранников бесплатной столовой. Он убеждал громко, слишком громко. Говорил, что недавно был на базе и кое-что о ней знает. Я очень вежливо посоветовал ему притихнуть, а он назвал меня...

— Что он знает? — прервала его я.

— Много чего, — ответил Шон. — Его выгнали на прошлой неделе. С позором. Мне не показалось, чтобы ему это особенно понравилось.

Через весь коридор я могла почувствовать, как Чейз напрягся. У недавно уволенного солдата могла быть важная информация о базе Ноксвилла, он даже мог знать, как в нее прорваться, но что, если он нас узнает? Мы были на базе только четыре недели назад. Тот парень мог оказаться одним из тех, что избили Чейза; возможно, он даже принимал участие в казнях других заключенных.

— Это подстава, — сказал Риггинс. — Бэнкса хотят обмануть. ФБР засылает крота.

Уоллис, который молчал, пока Шон говорил, прочистил горло.

— Поэтому мы пустим за ним хвост. Если он окажется в десяти футах от форменного, с ним будет покончено. Я не хочу здесь рисковать.

— Так не рискуйте, — сказала я, не подумав. — Возможно, Риггинс прав. — Риггинс фыркнул, будто говоря, что не нуждается в моей поддержке.

— Думаешь, он не говорил то же самое о тебе, когда вы здесь появились? — спросил Уоллис.

Я почувствовала, как мое тело содрогнулось под пристальным взглядом нашего лидера. Шон привел нас с Чейзом в сопротивление, не предоставив ничего, кроме своего слова, что мы не разгласим тайны подполья.

— Кроме того, — продолжил Уоллис, снова постукивая рацией по ноге, — если этот парень предоставит нам доступ к базе, представьте, какой урон мы могли бы там нанести.

Последовали молчаливые размышления. МН накапливала еду — мы видели, как ее доставляли на базу, — а также там было оружие, не говоря уже о невинных людях, которых казнили в изоляторах.

Я содрогнулась, вспомнив, как едва не стала одной из этих несчастных.

Линкольн и Хьюстон возбужденно подталкивали один другого, но некоторые не казались настолько убежденными. Раздались возгласы протеста, которые Уоллис подавил, назначив тех, кто будет следить за нашим рекрутом. Шону было поручено привести его.

Шон отступил обратно ко мне, бормоча что-то неразборчивое. Чем больше времени он проводил вне штаба, тем меньше у него оставалось на то, чтобы придумать, как освободить Ребекку из реабилитационного центра в Чикаго. Но все же Шон был достаточно мудрым, чтобы понимать: если хочешь использовать ресурсы сопротивления, сначала позволь ему использовать себя как ресурс, поэтому он делал так, как ему было велено.

Через несколько минут Уоллис начал распределять ежедневные обязанности: патрули, охрана мотеля и, в конечном итоге, распределение провизии. Я пришла в замешательство, когда он назначил на эту работу двух братьев, которые занимали комнату напротив ванной. Последние несколько недель провизией занималась я. Я только привыкла к рутине, а теперь Уоллис все поменял.

— После ночного рейда поступили дополнительные припасы, — сказал Уоллис, и я поняла, что, должно быть, этим и занимались Кара и остальные. — Грузовик стоит на пункте, его надо разгрузить. А в палаточном городке нас ждет посылка, которую нужно доставить.

Я до сих пор не привыкла, что людей называли посылками. Беженцев доставляли на безопасные промежуточные пункты — секретные места, где они могли дождаться, пока водитель сопротивления, которого называли перевозчиком, сможет провезти их через границы эвакуированных Красных зон в убежище на побережье. Как только мы с Чейзом поможем Шону освободить Ребекку, мы направимся туда же.

Я стала учащенно дышать. Промежуточный пункт был на другом конце города, дорога куда лежала через Площадь.

Двое добровольцев подняли руки.

— Хорошо. Инвентаризация?

Повинуясь порыву, я подняла руку. Занимаясь инвентаризацией, я останусь здесь, а все остальное не будет меня касаться, превратится в нечеткие тени, таящиеся за замызганными дождем окнами.

— Миллер, — медленно произнес Уоллис. — Отлично. Миллер на складе.

Чейз приподнял брови.

Я опустила руку и стала терзать за спиной отстающий от стены кусок обоев. Хьюстон прошептал что-то на ухо Риггинсу, который бросил на меня через плечо насмешливый взгляд.

— А как насчет дома по-соседству? — спросил четырнадцатилетний Билли из-за спины Чейза. — Вы говорили, что сегодня отправите меня туда. — Он отбросил с глаз прядь мышиного цвета волос.

Тонкие губы Уоллиса растянулись в усмешке — эту улыбку он показывал только нашему самому младшему.

— Билли, как мило, что ты к нам присоединился.

— Я был здесь все время! — Это заявление было с готовностью опровергнуто теми, кто стоял рядом.

— Все время? — насмешливо переспросил Уоллис. — А я думаю, что ты проспал. За тобой уборные, малыш, а Дженнингс с Бэнксом разберутся с пустым соседним зданием.

Дженнингс? Чейз должен был покинуть штаб? Но он еще не поспал. Я попыталась взглянуть на него, но его уже заслонили другие.

Билли вызывающе задрал нос.

— Но...

— А если еще и завтра?

Билли откинул голову назад и застонал.

Раздалось жужжание, от которого по моему позвоночнику пробежали мурашки, и лампы на потолке зажглись. Комендантский час окончился. Начался день.

Люди стали расходиться. Я искала взглядом Чейза, но тут мне преградили дорогу.

— Инвентаризация, а? — насмешливо спросил Риггинс. У него были жидкие усы, которые как раз оказались перед моими глазами.

Я решительно расставила ноги, не собираясь позволить мужчине сбить меня с толку. Ребята здесь были суровыми, и, чтобы уживаться с ними, иногда надо было проявлять толстокожесть.

— Так сказал Уоллис, — ответила я.

— Пойдем, получим еду. — Шон попытался встать между мной и Риггинсом, но последний твердо отстранил его рукой.

— Будь начеку на складе. Там, знаешь ли, крысы бегают. — Риггинс ухмыльнулся и щеточка над его верхней губой растянулась.

Я не была уверена, говорил ли он серьезно или просто пытался напугать меня.

— Я уже видела крыс, — ответила я ему.

— Но не таких больших, — продолжил он, подходя достаточно близко, чтобы мне пришлось отступить к стене. — Эти крысы прячутся в коробках с формой. Иногда их можно услышать. Они визжат и громко.

Сзади мою талию обхватили две руки и ущипнули меня за ребра. Мое горло издало короткий вскрик. Когда я обернулась, Хьюстон начал хихикать. Он пошел за Линкольном к комнате, где было установлено радиооборудование.

Не успела я сформулировать достойный ответ, как появился Чейз. Он схватил Риггинса за воротник и толкнул его к стене. Так как Чейз был на несколько дюймов выше, Риггинсу пришлось поднять свой подбородок со впадинкой, чтобы ответить ему яростным взглядом.

— Спокойно, спокойно, — выдохнул Риггинс.

— Что происходит? — Голос Уоллиса застал меня врасплох. Его правила запрещали драки. " Мы все здесь — семья", — говорил он. Меньше всего нам с Чейзом хотелось, чтобы нас выгнали и нам опять пришлось спасаться от МН.

Я сжала руку Чейза, чувствуя, как напряглись его мускулы под моими пальцами. Его хватка ослабла, и он выпустил Риггинса.

Риггинс улыбнулся и махнул Уоллису рукой, говоря, что все в порядке.

— Пойдем, — сказал Шон. Он взял меня за локоть и потянул через коридор туда, где братья раздавали сухие пайки.

Когда я проходила мимо, Риггинс наклонился ко мне.

— Ты в самом деле собираешься сделать сегодня что-нибудь полезное? Или просто снова исчезнешь? — Когда я обернулась, он уже шествовал к западному выходу, смеясь себе под нос.

Все мое тело пылало.

Ни для кого не было секретом, что ни я, ни Чейз не покидали мотеля с того дня, как бежали с базы. Однако я не знала, что кто-то заметил следующее: иногда, когда на четвертом этаже становилось слишком многолюдно, я скрывалась на крышу, чтобы прочистить сознание. Это никому не причиняло вреда, кроме того, мы помогали, где только могли. Мы занимались раздачей провизии, а Чейз участвовал в охране здания, но это было совсем не то, чем занимались остальные: они обходили улицы, перехватывали фургоны с продовольствием, помогали тем, кто подвергался опасности. Мы с Риггинсом оба это понимали.

Нельзя сказать, что мне не хотелось делать нечто большее. Мне хотелось. Я хотела совершить что-то, что имело бы значение, хотела оказать кому-то такую услугу, которую никто не смог оказать моей маме. Пусть МН и полагала, что мы мертвы, — я слишком хорошо помнила, каково это, когда тебя разыскивают. Сначала как нарушительницу Статута, когда маму обвинили по Пятой статье, затем — как беглянку из школы реформации. Чейза же обвиняли во всем на свете, начиная с дезертирства и заканчивая вооруженным нападением. Иногда мне казалось, что МН все еще дышит нам в спины.

Но для людей вроде Риггинса все это не имело значения. Он не доверял мне с тех самых пор, когда Шон привел нас в штаб. А то, что я пряталась здесь, когда он и остальные рисковали жизнью, никак не помогало мне доказать свою преданность делу.

Внезапно меня пронзило острым штыком ярости. Я пережила безжалостные указы МН, избежала казни и пришла сюда, в штаб сопротивления, где все мы должны быть на одной стороне. Мне не следовало поддаваться нападкам Риггинса или других сомневающихся во мне и чувствовать себя слабой.

Я стряхнула руку Шона и резко обернулась. За моей спиной стоял Чейз, который был на полфута выше и шире в плечах, даже когда горбился. Эти двое будто были моими телохранителями. Мне следовало быть благодарной за их помощь, но вместо этого я чувствовала себя маленькой девочкой, которая не могла обойтись без защитников.

— Я поговорю с Риггинсом, — сказал Чейз. — Он не умеет вовремя остановиться.

— Все в порядке. Ему просто нечего делать. — Но мой голос был слишком тонким, чтобы звучать убедительно. Я чувствовала, как ужас и пустота пытались вырваться из-за тонкого занавеса самоконтроля, за которым я их поместила. Так же было, когда я узнала про убийство мамы. Иногда занавес становился толще, тогда я чувствовала себя увереннее, но все это было иллюзией. Мои чувства могли вырваться на свободу в мгновение ока, и я опасалась, что именно это сейчас произойдет.

Чейз сделал шаг вперед.

— Слушай, — сказал он, наклоняясь, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Нам совсем не обязательно здесь оставаться. Мы можем заскочить на следующую машину до убежища. Оставить все это позади. — В его голосе звучала надежда.

— Еще нет. Ты это знаешь. — Сначала нам нужно было найти Ребекку. Если бы я при помощи шантажа не заставила их с Шоном попытаться помочь мне бежать из школы реформации, сейчас они были бы вместе, а Ребекку бы не ранили. Я все еще помнила, с каким звуком дубинка обрушилась на ее спину, перед тем как солдаты утащили ее.

— Идите, ребята. Я вас догоню. — Я прочистила горло. Возведенные моим сознанием стены пошли трещинами. Чейз вздохнул и, после того как Шон подтолкнул его в нужном направлении, последовал за товарищем на завтрак.

Спасаясь от отчаяния, я бросилась по коридору к кладовой. Мне было все равно, что я пропущу прием пищи: пустота внутри меня никак не была связана с голодом. Лишь когда в коридоре стало тихо, я вспомнила, что Уоллис назначил Чейза на разведку соседнего офисного здания. Чейз должен был выйти из гостиницы без меня. Хоть он и останется вдалеке от главных улиц, от мысли о том, что он окажется за пределами штаба один, мне стало плохо.

* * *

К полудню я расставила по местам коробки с использованной одеждой и обувью, освобождая место для новых поступлений. Туалетную бумагу я составила башенкой, а боеприпасы распределила по четырем большим картонным коробкам. Малые серебристые обоймы, которые, как я знала, принадлежали украденным у МН девятимиллиметровым, заканчивались, и я сделала мысленную заметку напомнить об этом Уоллису.

Коробки с формой стояли у дальней стены нетронутыми.

— Ты расставила банки в алфавитном порядке.

Когда Билли появился в дверном проеме, я резко вздрогнула. Его брови под лохматой челкой были приподняты, а в каждой руке он держал по губке и по бутылке отбеливателя Horizons. Я указала ему на металлическую полку, куда переставила моющие средства. Недавно он поменял свои подержанные джинсы на другие, которые были слишком большими, и, когда они упали ниже уровня его бедер, я отвернулась.

Когда я снова посмотрела на него, он пытался заставить их сидеть на поясе.

— Стой, — сказала я, не в состоянии сдержать смех. — Здесь есть ремень. Вон там. Возле коробок с формой.

— Одежда у тебя тоже расставлена по алфавиту?

Я улыбнулась.

— Все еще впереди. — Когда он подошел к коробкам, придерживая одной рукой штаны, я посерьезнела.

— Э-э, Билли? — Я была в нескольких шагах позади него. — Я слышала, здесь могут быть крысы. — Я была почти уверена, что Риггинс просто вел себя, как идиот, но не помешает проверить его слова.

— Они здесь есть, — сказал Билли. — А в чем дело? Тебя укусили?

Я замялась.

— Нет, просто... подумала, что видела одну, вот и все, — солгала я.

— А, подожди. — Он задом наперед вышел из комнаты, широко улыбаясь. В коридоре было тихо: вернувшиеся с ночного дежурства спали, а большая часть остальных была на заданиях. Шаги Билли были слышны все время, пока он шел до своей комнаты.

Несколько минут спустя он вернулся, держа на руках Джипси, грязную бродячую кошку, которую он на прошлой неделе нашел на лестнице. Кошка была почти черной, с проплешинами сзади, но уже менее истощенной, чем раньше.

— Ее можно держать на руках. — Целыми днями это животное только и делало, что чесалось. Сейчас кошка как по команде начала мяукать и не прекращала, пока Билли не опустил ее на пол.

— Крысы, Джипси, — сказал он. — Вкусные крысы.

Джипси и сама не сильно отличалась от крысы. Когда она потерлась о мою ногу, я едва не отдернула ступню.

— Ты ей понравилась, — сказал Билли.

Я слабо улыбнулась.

Из коридора послышались шаги, на этот раз они были медленнее и тяжелее, и я кинулась к двери, надеясь, что Чейз и Шон вернулись со своего задания в соседнем здании. Вместо этого я нос к носу столкнулась с Уоллисом, из нагрудного кармана которого торчала рация. Должно быть, он увидел мое расстроенное лицо, потому что наклонил голову на бок и сказал:

— Не надо так радоваться моему приходу.

— Никаких новостей из соседнего здания? — спросила я, когда к нам подошел Билли. Ремень просто творил чудеса.

Уоллис покачал головой.

— Хотела пойти проверить?

Да. Произнести это было просто, здание находилось совсем близко, но слова застряли у меня в горле. Билли предложил проводить меня, и я начала переступать с ноги на ногу. Мысль о том, что Чейз или даже Шон могли быть в опасности, определила мое решение, но не успела я ответить, как Уоллис продолжил:

— Билли, если ты закончил с уборными, то садись за процессор. — Хоть губы Уоллиса были плотно сжаты, его гордость выдавал взгляд. Из деталей, которые наши люди нашли на свалке базы, Билли собрал импровизированное сканирующее устройство. Небольшой черно-белый телевизионный экран настроили так, чтобы он показывал выпуски новостей МН и списки нарушителей Статута. По-моему, это было лучшее применение телевидения со времен Войны.

— Хорошо. Я занимаюсь новостями о снайпере, — с важным видом сказал мне Билли.

На улице пролаяла собака. Я прикусила внутреннюю сторону щеки.

В прошлом месяце, в марте, кто-то убил двух солдат ФБР, а затем исчез, не оставив ни одной улики. Две недели назад снайпер объявился в Нэшвилле, жертвой стал солдат возле распределительного склада Horizons. Уоллис пытался определить личность убийцы, чтобы мы могли защитить его, но мне не нравилась идея привести столь заметного преступника в гостиницу " Веланд". Не тогда, когда МН устраивала облавы.

— Обнаружилось что-то новое? — спросила я.

— Ничего. — Уоллис смотрел мимо меня в окно, которое располагалось за коробками с формой. — Местные новости сообщают, что ФБР почти разобралось с этим делом, но они утверждают это уже несколько недель. — По тем радиопереговорам, что мы перехватывали, было понятно, что военные гонялись за собственным хвостом.

— Насчет твоей подруги тоже ничего нового. Я проверял утром, — добавил Билли, щеки которого вспыхнули. Он помогал нам с Шоном искать в информационной системе реабилитационные центры Чикаго, где могла оказаться Ребекка, но наши поиски до сих пор не увенчались успехом. Даже Чейз, который обучался в Чикаго в свою бытность солдатом, не мог припомнить такого учреждения. Я уже начинала серьезно сомневаться, что сведения, которые я раздобыла в изоляторе Ноксвилла, были надежными.

— Иди, — поторопил мальчика Уоллис. — И ты нашел ремень как раз вовремя.

Ворча что-то, Билли повернулся, чтобы уйти, но перед этим он резко крутанулся и шутливо ударил Уоллиса по лицу. Секунду спустя он уже мчался по коридору, хихикая.

У меня отвисла челюсть.

— Малый — придурок, — с любовью сказал Уоллис, потирая свою щетинистую челюсть. Сомневаюсь, что он ответил бы так же Хьюстону, Линкольну или еще кому-либо.

Джипси запрыгнула на коробку с формой под окном, свернулась клубочком и стала рассматривать нас своими желтыми глазами. В этой тишине я осознала, что мы с Уоллисом давно не оставались наедине.

— Я... я думаю, у нас кончаются патроны, — сказала я. — То, что есть, я сложила в те коробки...

— Пойдем поговорим, Миллер.

Не сказав больше ни слова, Уоллис повернулся, и мне осталось только идти следом за ним к двери на лестницу. В какое-то мгновение я подумала, что он меня проверяет: ведет наружу, чтобы посмотреть, действительно ли я пойду, но нет. Он вышел на лестничную площадку и стал подниматься наверх, стуча ботинками по металлическим ступеням.

Меня мучило беспокойство. Я пыталась угадать причину этой встречи. Я больше ничего не знала о снайпере, и я не была единственной, кто озвучил свои сомнения насчет новичка: Риггинс тоже высказался. У меня никак не могло быть неприятностей из-за этого.

Мои мысли вернулись к базе МН. Я понятия не имела, как туда проникнуть: у нас просто было недостаточно людей, чтобы захватить входы, и даже если мы переоденем бойцов в форму, они не смогут воспользоваться выходом около крематория, через который сбежали мы с Чейзом. Уоллис это знал. Мы с ним обсуждали эту тему до посинения, пока разговор не зашел в тупик, оставив недовольными нас обоих.

Об этом он хотел поговорить со мной сейчас — о незначительности моего вклада? О неспособности спасти других, кто был в изоляторе? Я знала, что подвела их всех. Уоллиса, сопротивление, заключенных, которых я бросила в беде. Они являлись мне в кошмарах; возможно, я этого заслуживала. Я спасала себя и Чейза, зная, что люди в соседних камерах умрут.

Я попыталась сглотнуть, но в горле встал комок.

Уоллис толкнул тяжелую металлическую дверь десятого этажа и темное помещение залил свет. День был не самым ясным, но мы всегда завешивали окна на четвертом этаже, поэтому сейчас моим глазам понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть. После этого я осмотрела знакомый зацементированный дворик, пустой, если не считать арочный вход на лестницу, скамейку возле него и охранника сопротивления, наблюдающего за ведущими на запад улицами.

Воздух не был свежим, но и не таким застоявшимся, как внутри. Вдыхая его, я почувствовала, как стала мыслить яснее. Мне показалось, будто меня выставили всем на показ. С Уоллисом мне было здесь не так спокойно, как одной.

Он подошел к краю крыши и остановился возле выступа лифтовой шахты из красного кирпича, которая напоминала башенку древнего замка. Я последовала за Уоллисом к теням, бросив взгляд на примыкающую к мотелю " Веланд" высотку, сейчас пустующую. Хоть здания не соприкасались, они стояли очень близко. Я подумала, мог ли Чейз видеть меня через одно из этих высоких, темных окон.

— Погляди туда, на автостраду, — сказал Уоллис, указывая за соседнее здание бывшего колледжа сквозь трущобы на скоростное шоссе, что проходило вдоль реки. По нему ехало несколько отдельных машин, но в стоящей дымке было тяжело сказать, являлись ли они патрульными автомобилями.

— В тех машинах люди, которые могут отправиться туда, куда только пожелают. Они не умирают от голода и не замерзают, как народ на Площади. У мужчин все еще есть работа. Их дочери ходят в школу. — Он наклонился, опершись локтями о парапет, и посмотрел на меня.

Я почувствовала, как что-то в моей груди задрожало, потрясенное ударом всех тех вещей, про которые я хотела на время забыть. Дом. Бет и ее ярко-рыжие волосы. Я бы заканчивала в этом году школу, в июне у меня был бы выпускной.

— Иногда я выхожу сюда и наблюдаю за ними. Не уверен, но, наверное, я выхожу сюда для того, чтобы пожалеть самого себя. — Он вздохнул. — Раньше я не знал, как мне повезло, когда у меня все это было. Не ценил, что могу просто пройти по улице, не боясь, что меня сдадут военным.

— Ага. — Я не отрывала глаз от машин.

— И знаешь, что я всегда понимаю? — спросил он.

Я покачала головой.

— Их я жалею еще больше.

Воздух рассек звук сирены, и мое внимание обратилось на молочно-белую крепость, пригнувшуюся за своими высокими стенами в двадцати милях к востоку. База ФБР.

— Что вы имеете в виду? — спросила я.

— Мой дом никого не впечатлит, но в нем моя семья в безопасности. У меня есть еда и крыша над головой. — Он вытянул руки перед собой, будто держал в них что-то дорогое. — Но, что более важно, я свободен, Миллер. Все те несчастные люди, которые следуют правилам, загнанны в тюрьму из страха.

— Вы не свободны, — с досадой сказала я. — Вы в ловушке, как и все остальные. Мне это не нравится, но это правда. Вы можете быть действительно в безопасности, только если подчиняетесь.

Но слова внезапно показались мне пустыми. Сколько часов мы с мамой провели над обращениями за продовольственными талонами, прошениями получить кредит? Как часто мы лезли из кожи вон, потому что на каждом рабочем месте в городе маме отказывали из-за ее запятнанной биографии? И разве нам это помогло? Ее все равно забрали и убили.

— В безопасности, — повторил Уоллис. — То же самое сказал Скарборо, когда стал президентом. — Почувствовав мое беспокойство, он улыбнулся. — Не волнуйся, больше половины страны ему поверило. Так люди ведут себя после войны.

Далекое воспоминание встало перед моими глазами. Мама ворчала что-то, пока человек на экране телевизора обещал безопасность через единство. Свободу через подчинение. Традиционные семейные ценности и стройная вера должны были вернуть стране процветание.

Я потерла ладонями лоб, чувствуя себя так, как я чувствовала себя очень часто за последний месяц: переполненной чем-то, пустой настолько, что я не могла подобрать этому название. Какая бы малая часть меня не верила, что я все еще принадлежала миру, в котором выросла, миру с Бет, школой и домом, теперь эта часть ушла. Я никогда не смогу вернуться.

— Что мне теперь делать? — слабо спросила я, крутя на пальце золотое обручальное кольцо, которое для меня украл Чейз. Мне не нужно было носить его постоянно, ведь я никогда не покидала штаба, но я все равно его не снимала.

Уоллис вздохнул.

— Ты должна понять, что для тебя важно. И сделать что-то ради этого.