Центр и периферия

1. ХОРА – АТОМАРНЫЙ ЭЛЕМЕНТ ЛАНДШАФТА

Концепт «χ ώ ρ α» был введен Платоном в поздний период его творчества в «Ти­мее». При переводе он понимается как «место», «положение». В русских переводах этот кон­цепт переводится как «пространство» («Тимей», 52а). Причиной такого перевода явля­ется непонимание переводчиков об отличии концепта «ландшафт» от ка­тегории «про­странство», что обусловлено их мышлением в рамках классического типа сознания. «Ландшафт» же – это свойственное неклассическому сознанию конкретно структури­рованное асимметричное «фрактальное» пространство. О неправомерности перевода «хоры» иными понятиями подчеркивал Ж. Деррида в эссе «Хора» (см. Дер­рида Ж. «Эссе об имени»), правильно утверждая, что этот концепт обладает собствен­ным зна­чением и не поддается переводу. Деррида интерпретировал его эпистемологически – как атомарный элемент «воображения», что верно: «хорологическое», «ландшафтное» мышление отличается поэтичностью и игрой воображения, что, к примеру, явно видно у географов и историков, для которых, со времен Геродота – «отца» европейской традиции истории и географии одновременно, такой тип мышления естественен и ор­ганичен. Но он обладает еще и онтологическим значением.

Концепт «χ ώ ρ α», введенный Платоном в «Тимее» является одним из центральных кон­цептов его онтологии. Платон утверждал в «Тимее», что существует ум и мнение: «…ум рождается в нас от наставления, а истинное мнение – от убеждения; первый все­гда способен отдать себе во всем правильный отчет, второе – безотчетно; первый не может быть сдвинут с места убеждением, второе подвластно переубеждению; наконец, истинное мнение, как при­ходится признать, дано любому человеку, ум же есть достояние богов и лишь малой горстки людей» (Платон Сочинения в 3-х томах. Т.3. ч.1. М. 1971. С.493. 51е). И далее он переходит на онтологический режим понимания: «Если все это так, приходится признать, во-первых, что есть тождественная идея, не­рожденная и негибнущая, ничего не воспринимающая в себя откуда бы то ни было и сама ни во что не входящая, незримая и никак иначе не ощущаемая, но отданная на по­печение мысли. Во-вторых, есть нечто подобное этой идее и носящее то же имя – ощу­тимое, рожденное, вечно движущееся, возникающее в некоем месте и вновь из него ис­чезающее, и оно воспринимается посредством мнения, соединенного с ощущением» (там же). Но далее самое главное: «В третьих, есть еще один род, а именно хора (в рус­ском переводе – «пространство»- С.Г.): оно вечно, не приемлет разрушения, дарует обитель всему рож­дающемуся, но само воспринимается вне ощущения, посредством некоего незаконного умозаключения, и поверить в него почти невозможно» (там же). Эта хора воспринима­ется посредством воображения, «как бы в грезах».???????

Само строение Вселенной состоит из образованных скоплений- вихрей – галактик. Эти же идеи развивались в русле штандортных теорий в области экономической географии

1. ХОРИОННОЕ СТРОЕНИЕ КУЛЬТУРЫ

Ойкумена культурного Ландшафта состоит из «гор» – центров, «равнин» - провинций и «зарослей, пещер и каньонов». В мифологии каждого народа она выражена путем «архе­типа» горы, где сходится небо и земля. Заменителем горы служит храм, дворец или город. Это так бы сказать более поздние выражения символики центра. Сама организация территории общины представляла из себя периферические круги

Это связано с исходным по­нима­нием деления артефактов культуры на «сакральное» и «профанное». Всякое пространство «ойкумены» – места жизнедеятельности людей- всегда имеет священный прототип, который высту­пает порождающим «архетипом» для сознания, поведения и деятельности людей в дан­ной «ойку­мене». К примеру, по веро­ваниям древних обитателей Месопотамии прототип реки Тигр находится в небе на звезде Ану­нит, а прототип реки Евфрат – на звезде Ирондель. Для обитателей гор про­тотипом яв­ляются горы «небесные». Эти образы небесных прототипов вы­ступают как платонов­ские «эйдосы», порождающие модели человеческой культуры. Города, как центры куль­туры, также имеют свои небесные прототипы, взять, к примеру, Ниневию, ко­торая имела прототип в созвездии Большой Медведице, Ашшур – на Арктуре.

Весь окружающий мир, который включен в сферу жизнедеятельности человеческой культуры, став его базисом и сущностью, всегда имеет внеземные порождающие об­разцы. То, что не вхо­дит в эту сферу – это, как правило, мир Хаоса, противостоящий культуре.

Идеология «Центра» в культуре имеет важнейшее значение, она структурирует мен­тальность, орга­низует социум и направляет хозяйственную деятельность. Обычно в ка­честве идеологии «Центра» выступает образ «Священной Горы», где встречаются Земля и Небо. Эта священная гора является центром Мира. Таким же центром служит либо город, либо храм. Храм –как центр социаль­ной общности по архитектуре именно воспроизводит это об­раз «Священной Горы», в такой же роли выступает и город.

Но, увы, как писал Т. Карлейль: «Живое дерево Иггдрасиль, ветви которого, широкие как мир, шумели своим мелодичным пророческим шелестом, а корни уходили глубоко в самую преисподнюю, погибло в грохоте мировой машины» (Карлейль Т. Теперь и прежде. М., 1994 с.139)

Но эта структура слишком проста – есть еще боле сложное понимание культурного Ландшафта. Он многослоен. На его наслаиваются множество ландшафтов – это ландшафт ментальности, ландшафт социальны и хозяйственный. Более того само чело­веческое сознание имеет ландшафтное строение.

2. ЦЕНТРЫ

В ментальной сфере есть вершины Мысли – это творцы классических трудов – «Классические Философы», «Классические Мыслители», - от которых отрывается че­ловече­ская мысль; это вершины Красоты - творения «Классических Ху­дожников», - которые слу­жат базовыми для художест­венного мировосприятия мира; есть и вершины Открове­ний «Классиче­ских Пророков-Идеологов», на базе которых формируются те или иные религиозно-идеологические направления. В социальной сфере – это храмы, «мусейоны» (академии, университеты и лицеи), которые являются социальными инсти­тутами образования. Это столицы государств – резиденции «Правителей». Это и тор­гово-производственные цен­тры, где происходит обмен товарами, где скопляются капи­талы и производства. Рели­ги­озно-образовательные и торгово-производственные цен­тры часто концентрируются именно в столицах, но это не правило: в истории культуры имеется множество примеров, что они сочетаются в разных комбинациях. Хотя во вре­мена древних протогосударств это наблюдалось до­вольно часто, - это обусловлено тем, что, к примеру, в древнешумерских протогосу­дар­ствах продовольственный склад зер­новых – Храм, был одновременно культовым цен­тром и местом хранения документов, местом проживания писцов и жрецов, при нем существовали школы, здесь проводи­лись общественные собрания, при нем функциони­ровали ремесленники, труд которых оплачивался зерном из храма, служителями храма организовывались торговые и воен­ные экспедиции.

Единственно, что, по крайней мере, сейчас служит пра­вилом – они находятся в горо­дах. Хотя и здесь есть исключение – в раннее средневеко­вье, наряду с городами, - ду­ховными, властными и производственными центрами часто служили еще монастыри и замки -поместья крупных феодалов.

Город, крайне интересный феномен культурного Ландшафта, исследование которого вряд ли может ограничиться предварительными изысканиями М. Вебера. Это центр культурной активности, а потому, кроме функций центра хранения и трансляции сим­волических конструкций через тексты и систему образования, кроме функций центра управления общественной жизнью и кроме функций центра организации хозяйствен­ной деятельности, - он служит основой для возникновения инновационных процессов – появления идейных ересей, социальных революций и технических инноваций. Но в наше время, следует отметить, город, и, прежде всего, столичный центр, в связи с резко возросшими возможностями коммуникативных каналов во всех сферах культуры, те­ряет функцию «Центра». Центры «Идей», «Обществ» и «Производств» все более «вир­туали­зируются», приобретают динамизм и не завязаны на какой-то определенный гео­графи­ческий центр, они более приобретают конфигурации собственно культурного Ландшафта, «поднятия» и «падения» которого не связаны напрямую с земным Ландшаф­том. Взять, к примеру, менталитет: в связи в «Интернетом» мыслитель самой захудалой провинции может общаться со всем миром, пользоваться библиотеками всего мира и предлагать результаты своего творчества всему миру.

3. ПЕРИФЕРИИ

На, кроме этого, есть и обширные равнины культурного Ландшафта. Равнины - «Пе­риферии» связаны с «Центрами», но живут своей жизнью. Они не живут согласно «Идеям» «Центра», - в качестве символического обеспечения им служит си­нергетиче­ский симбиоз идейных инноваций «Центра» и архаических тра­диций, которые либо были когда-то центральной идеологией, либо имеют истоком ни­зовые идеологии, они обладают крайней устойчивостью в культуре, ибо осваиваются в дет­стве в «ауре» мира «Повседневности», которое мало подвержено из­менениям. Суть этой устойчивости со­стоит в том, что эти «низовые идеологии» сформировались непо­средственно в результате конкретных практик социальных взаи­модействий и реальной жизнедеятель­ности. Но эта «идеология Повседневности» от­лична от мифологии перво­бытности, хотя и имеет основой такие же типологии мышления. Это обусловлено тем, что мифологии первобытности формировались таким же образом – как результат непо­средственной практики жизни.

Но в равнинах еще есть и «впадины», и «ущелья», до которых вообще не доносится ак­тивная жизнь «Центра», они даже не интересуются и жизнью «Периферии», это, если

употреблять терминологию П. Лаврова, - «Пасынки истории», смысл жизни которых – это постоянная борьба за выживание и стремление элементарно обеспечить себя и свою семью. Они незаметны, но их подавляющая масса. Они, и есть те «охотники» Д. Морриса, бродящие по «джунглям» современной цивилизации с той же целью, с кото­рой бродил первобытный охотник по джунглям и прериям земного Ландшафта. Для него интересы и страсти «Центров» и «Периферий» смешны. Часто именно этот слой, прорываясь в «Центры» дает образцы «глуповской» литературы, не­истощимого запаса «шуток», жи­вого народного «фольклора». Философу – «геологу» культурного Ландшафта, как но­вому типу «народника», надо периодически идти в экс­педиции в «народ», в «Жизнен­ный мир» повседневности.

2. НАПРЯЖЕНИЯ МЕЖДУ «ЦЕНТРОМ» И «ПЕРИФЕРИЕЙ»

Важным в культурном Ланд­шафте является появление напряжений между «Центром» и «Периферией». Возникаю­щая дистанция между ними создает предпосылки для текто­нических взрывов, появления складок и смещений, самое страшное – возможны мощ­ные «извержения» - революции, сопровождающихся огромными жертвами, исход ко­торых, как правило трагичен. В начале становления культурных «Центров» они имеют часто прогрессив­ный характер. Культурный центр упорядочивает символические кон­струкции, стабилизирует общественную жизнь, интенсифицирует экономическую дея­тельность. Но, в результате последующей рефлексии культурными элитами, их деятельности по упорядочению и систематизации традиций, происходит перегружен­ность символиче­ских систем интерпретациями, засорение рационализациями исходного смысла символических конструкций, спонтанно родившихся в процессе культурного творчества, а потому возникает диссонанс между этими практически фун­дированными синергетически организованными символическими конструкциями и ра­ционализован­ными интерпретациями их, возникает напряжение между мировоззрением культурной элиты и мировоззрением периферии, которым руководятся представители «Жизнен­ного мира» периферии. Это аналогично в отношении общественных и хозяйственных центров. Власть в них бюрократизируется, а экономика спекуляризиру­ется.

Но в этом есть положительный момент – благодаря этой напряженности культура при­обретает динамизм, что особо явственно стало проявляться с периода «осевого вре­мени» (К. Ясперс, Ш. Эйзенштадт), когда и появилась История. С этого времени куль­туры стали жить путем ритмически повторяющихся «разрядов» потенциалов, возникающих в сфере «Идей», «Обществ» и «Производств» – путем революций, что убыстрило инновационные процессы в культуре, придало истории динамический и драматический характер. Но сейчас мы наблюдаем определенное снятие этого напряжения. К примеру, в ментальной сфере, происходит демократизация научной дея­тельности, уже все менее и менее скованной нормативными рамками университетов и институтов. В вре­мена средневековья эта форма деятельности была вообще «элитным занятием» в мона­стырях и университетах, использовала закрытый для людей латинский язык, в новоевропейской истории идет процесс образования академий и широкой сети светских школ, мысль начинает функционировать в формах живых национальных язы­ков, фор­мируется «научный этос» - одним из важнейших принципов которого является следование только истине, признается ценным любое научное открытие, совершено ли оно неизвестным клерком (которым был, в частности, А. Эйнштейн) или же признанным «корифеем» науки. То же самое относится к социальной сфере, благодаря системе вы­боров, - по крайней мере номинально, каждый может стать лидером. Это же имеет от­ношение к хозяйственной сфере. Но это не значит, что динамичность при этом снижается, и это «конец истории». Нет, просто в данном случае упрощается механизм «циркуляции элит», который позволяет без излишних непроизводительных затрат про­изводить необходимые коррекции в области ментальности, общественной и хозяйст­венной жизни.

СТОКИ