ГЛАВА 1. В новой книге Алекс Флинн, оригинальной современной интерпретации классического сказочного сюжета, Талию

Алекс Флинн

Поцелуй во времени

В новой книге Алекс Флинн, оригинальной современной интерпретации классического сказочного сюжета, Талию, проспавшую триста лет принцессу из королевства Эфразия, будит поцелуем обычный американский юноша.

Свободолюбивая Талия не желает пребывать в замке, где родители держали ее взаперти, опасаясь нового проклятия злой волшебницы. Принцесса отправляется вместе со своим спасителем Джеком в новый для нее мир, привлекательный, загадочный и опасный. Не дремлют и силы зла. Мальволия, злая фея, не простившая обиду, нанесенную ей несколько столетий назад королем Эфразии, преследует принцессу и в нашем мире, готовя новые удары против дочери былого обидчика.

Алекс Флинн

Поцелй во времени

Посвящается Джойс Суини. Спасибо за все!

Благодарю Марджетту Гирлинг за ее вдумчивое чтение и за создание нашей бесподобной группы выживания для молодежи [1]. Благодарю также моего агента Джорджа Николсоиа, редактора Тони Маркит и ее заместительницу Джейн Карапецци. Особая благодарность — моей матери Мане Ломэн за ее неброскую поддержку, позволяющую мне заниматься писательским ремеслом.

Однако я только слышала о злополучных веретенах, но никогда их не видела. Даже на картинке. Поэтому, если бы мне и попалось веретено, сомневаюсь, чтобы я его узнала. Только вряд ли оно мне когда-нибудь попадется.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ТАЛИЯ

ГЛАВА 1

Если я услышу еще хоть что-то про веретена, то наверняка умру!

С самых первых дней моего появления на свет в замке под страхом смерти запретили держать веретена. И не только в замке. Во всем королевстве. Если верить взрослым, моим первым произнесенным словом было «веретено», а уже потом «мама» и «папа». Я не слишком сомневаюсь в этом. Слово, обозначавшее запретный предмет, постоянно звучало в моем младенческом окружении, и неудивительно, что именно его произнесли мои юные уста.

— Талия, мое дорогое дитя, ты никогда не должна притрагиваться к веретену, — говорила мама, укладывая меня спать.

— Не притронусь, мамочка.

— Vous devez ne jamais toucher un axe[2], — твердил мне учитель французского языка.

— Не притронусь, господин учитель, — по-английски отвечала я.

— Если вы вдруг заметите веретено, обойдите его стороной, — наставляла меня служанка, когда я выходила за ворота замка.

Одну меня никуда не пускали, и на прогулки я выходила неизменно в сопровождении гувернантки.

Всем детям из знатных семей, приходившим в замок поиграть со мной, сообщали о строжайшем запрете па веретёна. (А то мало ли, вдруг кто-то вздумает тай ком пронести с собой веретено, считая его забавной игрушкой!) Слуг и служанок, прежде чем допустить ко мне, тщательно обыскивали. Даже крестьянам запрещалось держать у себя дома веретёна, и потому прясть в королевстве было некому. Всю пряжу и даже нитки закупали за пределами королевства. Это создавало множество неудобств и тяжким бременем ложилось на нашу казну.

Однако я только слышала о злополучных веретёнах, но никогда их не видела. Даже на картинке. Поэтому, если бы мне и попалось веретено, сомневаюсь, чтобы я его узнала. Только вряд ли оно мне когда-нибудь попадется.

Помню, я была еще совсем маленькой, когда спросила у мамы:

— Но почему я должна остерегаться веретён?

— Должна, и все, — ответила мама.

Наверное, она не хотела меня пугать.

— Но почему? — не успокаивалась я.

Мама вздохнула.

— Детей должно быть видно, но не слышно[3].

Тем не менее я продолжала свои «почему», пока мама не ушла, сославшись на головную боль. После ее ухода я переключилась на госпожу Брук — свою гувернантку.

— Скажите, почему мне нельзя дотрагиваться до веретён?

Госпожа Брук скорчила болезненную гримасу. Она знала: отчитывать королевских детей запрещено. Правда, мой отец был гуманным правителем, и при нем никому не отрубили голову. Тем не менее госпожа Брук рисковала если не головой, то своим местом гувернантки.

— Это запрещено, — выдавила из себя госпожа Брук.

Я топала ногами, хныкала, кричала. Когда все мои фокусы не принесли желаемого результата, я сказала:

— Если не скажете, я пожалуюсь отцу, что вы меня отшлепали.

— Вы — дрянная, испорченная девчонка! — взвизгнула госпожа Брук. — Бог все видит и накажет вас за обман.

Убедившись, что плач и крик бесполезны, я нашла более действенный способ повлиять на госпожу Брук.

— Никто не наказывает принцесс, — спокойным тоном возразила я. — Даже Бог.

— Перед Богом все равны, — отрезала гувернантка. — Бог не делает скидок на знатное происхождение. Решившись на столь ужасную ложь, вы навлечете на себя Божий гнев.

— Тогда вы, госпожа Брук, должны удержать меня от греха и рассказать мне о том, о чем я вас спросила.

В свои четыре или пять лет я была не по годам смышленой и отличалась настойчивым характером.

Госпожа Брук еще немного повздыхала, а потом все мне рассказала.

Я была долгожданным ребенком (это я слышала не реже, чем запрет дотрагиваться до веретён). Когда я родилась, родители устроили пышное торжество и созвали множество гостей, в числе которых было несколько женщин, обладавших колдовскими способностями.

— Вы говорите про фей? — прервала я гувернантку, зная, что госпожа Брук избегает произносить это слово.

Госпожа Брук была очень набожной женщиной. Это выражалось в том, что она верила в ведьм, способных своим колдовством творить зло, но не верила в фей, обращавших волшебство на добрые дела. Уже тогда я знала о феях. Да и все знали, только помалкивали.

— Никаких фей не существует, — возразила госпожа Брук. — Люди просто называют таких женщин феями. Ваш отец пригласил их, надеясь, что они явятся с волшебными подарками. Но одну из них он не позвал — ведьму Мальволию[4].

Госпожа Брук стала долго и скучно рассказывать всякие подробности, связанные с торжеством. Она говорила про то, какой замечательный выдался день, как высоко в небе стояло солнце, и о важности церемонии крещения. Я закрыла глаза. Она уже собиралась взять меня на руки и отнести в спальню, но тут я проснулась и спросила:

— А когда будет про веретено?

— Я думала, вы уже спите.

Она предложила продолжить рассказ завтра, но я была непреклонна. Хочу знать про веретено! Это привело к длинному перечислению подарков, преподнесенных мне гостями. Я едва не заснула, но сразу же встрепенулась, когда госпожа Брук стала рассказывать про дары фей.

— Виолетта одарила вас красотой, а Ксантия — грациозностью, хотя сомневаюсь, что подобные качества можно подарить.

А почему нельзя? Мне часто говорили, какая я красивая и грациозная.

— Лейла наделила вас музыкальным талантом.

Я мысленно кивнула. Действительно, я неплохо играю на клавикордах... правда, под настроение.

—...Селия наградила вас острым умом.

Могла бы и не говорить. Это и так понятно.

— Флавия уже собиралась подойти к вашей колыбели и одарить вас послушанием. Позволю заметить от себя, это был бы весьма желанный дар.

Госпожа Брук подмигнула мне. Я сразу уловила ее намек: видимо, что-то помешало этой фее наделить меня послушанием. Впрочем, я не очень страдаю без ее дара.

— А когда будет про веретено? — зевая, напомнила я.

— В тот момент, когда Флавия готовилась подойти к колыбели и наделить вас столь желанным послушанием, двери зала, где происходило торжество, настежь распахнулись. На пороге стояла Мальволия. Стражники пытались было задержать ее, но она оттолкнула их и вошла в зал. «Я желаю видеть ребенка!» — заявила злая ведьма.

— И что было потом? — спросила я, предвкушая самое интересное.

— Ваша кормилица загородила собой колыбель, но не успела она и глазом моргнуть, как оказалась на полу. А Мальволия уже стояла возле колыбели. Она вытащила вас и подняла на вытянутых руках, показывая всем. «Вот этот проклятый ребенок!» — злорадно усмехаясь, сказала она.

Ваши родители старались задобрить Мальволию, говорили, что посылали приглашение и ей, но оно не дошло.

— А взрослым можно лгать? — спросила я. — Их Бог не наказывает за ложь?

Госпожа Брук закатила глаза.

— Бывает ложь во спасение. Бог если и не одобряет ее, то не наказывает за нее. А ваши родители стремились во что бы то ни стало спасти вас от проклятия Мальволии... Увы! Ведьма несколько раз повторила слова «проклятый ребенок», а затем произнесла и само проклятие. «В свой шестнадцатый день рождения принцесса уколет палец о веретено и умрет!»

Слова Мальволии громом прогремели на весь зал. Она исчезла столь же быстро, как и появилась. Но прекрасный день был испорчен, и вскоре пошел сильный дождь.

Меня совершенно не интересовала погода. Наконец-то я узнала, что прикосновение к веретену для меня смертельно.

— Но почему никто мне не сказал?

— Есть правда, с которой тяжело жить, — вздохнула госпожа Брук. — Но слушайте дальше. Флавия попыталась своим даром исправить положение. Мальволия была слишком сильна, и Флавии не удалось полностью снять проклятие. Она лишь несколько изменила его последствия. «Принцесса не умрет», — сказала Флавия. Все облегченно вздохнули. «Но она погрузится в глубокий сон. И вместе с нею заснут все жители Эфразии, защищенные от проклятия злой ведьмы. Королевство со всех сторон обступят непроходимые леса. Оно исчезнет с карт и из людской памяти до тех пор, пока...»

Здесь все собравшиеся затаили дыхание, ожидая дальнейших слов Флавии. «...Пока однажды королевство не откроют заново. Тот, кто по-настоящему полюбит принцессу, поцелует ее, и с первым поцелуем все королевство пробудится и вновь станет видимым для остального мира».

— Что за глупости? — не выдержала я. — Если все королевство погрузится в сон и про него забудут, кто же тогда будет меня целовать?

Госпожа Брук замолчала и принялась чесать в затылке. В сказках люди всегда чешут в затылке, когда им нужно разгадать какую-нибудь трудную загадку. Но чесание не помогло.

— Не знаю, — честно сказала госпожа Брук. — Кто-нибудь найдется. Так говорила Флавия.

Даже в своем нежном возрасте я засомневалась в правдивости слов феи. Наша Эфразия — маленькая страна, с трех сторон окруженная океаном, а с четвертой — густыми лесами. Бельгийцы — наши ближайшие соседи — едва знали о нашем существовании. Если Эфразия исчезнет из виду и с карт, бельгийцы совсем про нас забудут. Но это был не единственный вопрос. Меня занимало: а что мы будем есть, пока спим? А вдруг во сне мы состаримся и умрем? Не сделала ли Флавия еще хуже?

Вопросы так и сыпались из меня, но на каждый госпожа Брук твердила:

— Потому-то вы и не должны дотрагиваться до веретена.

Завтра мне исполняется шестнадцать. За все эти годы я даже не видела веретена, не говоря уже о том, чтобы до него дотронуться.