Глава первая. Ранние годы

МОЙ 1-й ГОД (1840-1841)

Я родился в административном центре префектуры Цюаньчжоу в последний день седьмого месяца года Гэн-цзи, на двадцатом году правления Дао-гуана [26 августа 1840 года]. Когда моя мать увидела, что произвела на свет некий мешок с плотью [вероятно, у нее произош­ло выпадение матки], она испугалась. Решив, что уже больше никогда не сможет вынашивать ребенка, она предалась отчаянию и отошла в мир иной. На следующий день в наш дом зашел старый аптекарь. Он вскрыл ножом тот мешок, и извлек ребенка мужского пола, которого потом воспитывала маче­ха.

МОЙ 11-й ГОД (1850-1851)

Моя бабушка была в преклонном возрасте, и, посколь­ку меня усыновил мой дядя с правом на наследство, она решила что мне подобает взять в жены двух девиц из семей Тянь и Тань. Обе семьи принадлежали к хунаньскому чинов­ничеству и жили в Фуцзяни. Мы дружили семьями в течение многих поколений. Той зимой бабушка покинула этот мир.

МОЙ 13-й ГОД (1850-1851)

В том году я был рядом с отцом, когда гроб моей бабушки перевозили в Сянсян. Там ее похоронили. Пригла­сили монахов для совершения буддистских обрядов. Тогда я впервые увидел священную атрибутику, которая мне пришлась по душе. В нашей домашней библиотеке было много буддистских сутр [писаний], и я, поэтому, имел возможность прочесть историю " Благоухающей Горы" и о том, как достиг просветления Бодхисаттва Авалокитешвра. Это произвело огромное влияние на мой ум. На восьмом месяце мы отпра­вились с дядей в Нань-юэ, где посетили несколько монасты­рей. У меня было чувство, будто мои прежние кармические устремления против того, чтобы я возвращался домой. Но поскольку мой дядя был очень строг, я не посмел рассказать ему о своих чувствах.

МОЙ 14-й ГОД (1853-1854)

Отцу стало известно, что я хочу оставить дом и присо­единиться к сангхе. Чтобы удержать меня, он нанял даоса по имени Ван, который должен был обучить меня даосской практике на дому. Учитель снабдил меня даосскими книга­ми, а также преподавал мне даосскую " внутреннюю" и " внешнюю" йогу [Нэй-гун и Вай-гун их школы]. Мне не понравилось это учение, но я не смел выразить своего неблагожелательного мнения о нем. Той зимой период скорби об утрате бабушки закончился. Отец оставил меня на полное попечение дяди и вернулся в Фуцзянь.¹

Примечания

1. Период траурной скорби по близким родственникам, установленный конфуцианством, составляет три года. Вот почему отец Сюй-юня не вернулся в Фуцзянь раньше.

МОЙ 17-й ГОД (1856-1857)

Последние три года я изучал даосизм дома. Я понял, что учение, с которым меня знакомят, не затрагивает сокровен­ных глубин. Хотя у меня было ощущение, будто я сижу на иголках, я продолжал притворяться, не желая огор­чать дядю. Я делал вид, что все идет хорошо. Чтобы избежать его бдительного ока, я занимался домашним хозяйством. Однажды, когда он ушел, я решил воспользоваться удобным моментом и сбежать. Я собрал свои вещи и направился в Нань-юэ. Много трудных дорог и развилок осталось позади, но когда было пройдено почти полпути, меня догнал человек, посланный за мной, и вернул меня обратно. Меня и моего двоюродного брата Фу-го отправили в Цюаньчжоу. Вскоре после этого по распоряжению отца привезли двух девиц из семей Тянь и Тань. Была отпразднована официальная свадьба - хотел я того или нет. Таким образом, меня подвергли " домашнему аресту". Я жил с двумя девицами, но не вступал с ними в интимные отношения. Я ознакомил их с Буддадхармои, которую они поняли. Мой двоюродный брат Фу-го заметил, что их не волнует мирское, и также иногда беседовал с ними о Дхарме. Таким образом, и наедине друг с другом, и на людях, мы оставались целомудренными партнерами.

МОЙ 19-й ГОД (1858-1859)

Я дал обет уйти от мира. Мой двоюродный брат разде­лил мое устремление. Тайком, я навел справки о том, как добраться до горы Гу в Фучжоу. Я написал " Песню кожаного мешка" [см. Приложение], которую оставил почитать двум девицам. Мы с Фу-го убежали в монастырь Юн-цюань (Пеня­щийся поток) на горе Гу в Фучжоу. Там пожилой Учитель Чан-кай обрил мне голову.

МОЙ 20-й ГОД (1859-1860)

Я стал последователем Учителя Мяо-ляня на горе Гу и получил от него полное посвящение. Мне дали дхармовое имя Гу-ян, а также еще два: Янь-чэ и Дэ-цин. Мой отец, работав­ший тогда в префектуре Цюаньчжоу, послал слуг на мои розыски. Мой двоюродный брат Фу-го, после своего полного посвящения, отправился путешествовать в поисках просвет­ленных Учителей, и больше никогда не давал о себе знать. Я укрылся в гроте за горой, где приносил свои раскаяния мириадам Будд в соблюдение заповедей покаяния и обновле­ния. Я не осмеливался выходить из укрытия (из страха быть обнаруженным сыщиками, посланными отцом). Хотя ко мне иногда наведывались тигры и волки, я их ничуть не боялся.

МОЙ 23-й ГОД (1862-1863)

Подошел к концу трехлетний срок обета, установленно­го для соблюдения заповедей покаяния и обновления. Однаж­ды, с горы Гу пришел некий монах и сказал: " Теперь тебе нет нужды скрываться. Твой старик-отец ушел в отставку в связи с преклонным возрастом и уехал домой. Старый Учитель Мяо-лянь похвалил тебя за то, что ты так долго жил аскетом, но сказал, что кроме мудрости, ты должен культивировать благодеяние, которое вытекает из добродетельных поступ­ков. Ты можешь вернуться в горный храм, найти себе там работу и служить людям". После этого я вернулся в горный храм и получил работу.

МОЙ 25-й ГОД (1864-1865)

Продолжал работу на горе Гу. На двенадцатом месяце той зимы узнал, что мой отец скончался дома в Сянсяне. С тех пор я больше не наводил справок о семье и больше ничего не слышал о родственниках.

МОЙ 27-й ГОД (1866-1867)

Из Сянсяна приезжал человек. Он сообщил, что после смерти моего отца, мачеха Вань со своими двумя невестками покинула дом и ушла в монастырь. Моей мачехе Вань дали там дхармовое имя Мяо-цзин (Глубокая Чистота), моей жене Тянь - Чжэнь-цзе (Истинная Незапятнанность), а моей жене Тань - Цин-цзе (Чистое Целомудрие). За четыре года я сменил несколько должностей в храме на горе Гу. Я служил водоносом, садовником, уборщиком и жезлоносцем. Все эти работы были тяжелыми, а когда достава­лись легкие, то я отказывался. Иногда в храме распределяли пожертвования между монахами, но я никогда не брал своей доли. Каждый день я съедал лишь кружку рисовой размазни, но здоровье мое никогда еще не было таким крепким.

В те дни чаньский Учитель Гу-юэ превосходил всех в храме в практике аскетизма, и я всякий раз, когда позволяли обстоятельства, подолгу с ним беседовал. Мне стало казаться, что те работы, которые я выполнял все эти годы, в некоторой степени мешали моей практике. Я вспомнил Учителя Дхармы Сюань-цзана, который хотел отправиться в Индию в поисках сутр, и за десять лет до того начал изучать санскрит и тренироваться физически. Каждый день он проходил по сто дц.¹ Он старался также воздерживаться от злаковой пищи - сначала в течение одного полного дня. Постепенно он довел воздержание до определенного числа дней. Он готовил себя к условиям пустыни, где даже вода и трава не всегда имеются в наличии. Если древние были способны на такой аскетизм для достижения своей цели, то чем я хуже? Почему бы и мне, думал я, не последовать его примеру? ²

В конце концов, я оставил все свои монастырские обязанности, роздал свою одежду монахам и, захватив рясу, пару штанов, башмаки, соломенный дождевик и подушечку для сидения, я вернулся в горный грот и стал жить в нем.

Примечания

1. Китайское ли - это единица измерения длины, при­близительно в полкилометра. В древние времена в ряде случаев она варьировала.

2. Сюань-цзан (600-664) был знаменитым Учителем Дхармы, который отправился в Индию для сбора сутр, которые он потом перевел на китайский язык.

МОИ 28-й, 29-й и 30-й ГОДЫ (1867-1870)

Я прожил в гроте три года. Все это время я питался сосновыми иголками и зелеными побегами травы, а питьем моим была вода из горных ручьев. Со временем мои штаны и башмаки износились, и у меня осталась только ряса, прикрывавшая тело. Мои волосы и борода отрасли более чем на фут, так что я завязывал волосы в узел. Мой взор стал огненным и пронзительным настолько, что те, кто меня видел, принимали меня за горного духа и убегали. Таким образом, я избегал разговоров с посторонними.

В течение первого и второго года моего затворничества я испытал много необычных переживаний, но я воздерживался от их анализа и прогонял их, фокусируя ум в одной точке воспеванием имени Будды. В горных далях и среди болот на меня не набрасывались тигры и волки, меня не кусали змеи и насекомые. Я не жаждал ничьей симпатии и не ел домашней пищи. Лежа на земле и глядя в небо, я чувствовал, что вобрал в себя мириады вещей. Я испытывал огромную радость, будто был дэвом (богом) четвертого неба дхьяны.¹ Я считал, что самым большим бедствием для мирского человека является наличие у него рта и тела. Я вспомнил одного древнего мудреца, который сказал, что его нищенская чаша может " заглушить звон тысяч колоколов".² Поскольку у меня не было даже чаши, я испытывал безмерную свободу и ничто мне не могло помешать. Таким образом, ум мой был чист и свободен, и с каждым днем я становился сильнее. Зрение и слух обострились, походка стала легкой настолько, что мне казалось, будто я летаю по воздуху. Казалось необъяснимым, каким образом мне удалось достичь такого состояния. На третий год я мог, совершенно не уставая, в свое удовольствие, передвигаться с места на место на любые расстояния, куда захочу. Было много гор, на которых можно было остановить­ся, и диких трав, которыми можно было питаться, так что я отправился странствовать по разным местам. Так незаметно прошел год.

Примечания

1. Дэвы имеют только ум.

2. Чаньский Учитель Хань-шань (1546-1623) сказал о своей нищенской чаше, что она является " прибором, кото­рый пренебрегает десятью тысячами колоколов" [или может быть слышен поверх], имея в виду, что привязанность даже к нищенской чаше может на самом деле отвлечь ум практи­кующего также легко, как звон колоколов. См. " Han-shan's autobiography, A Journey in Dreamland, включенную в Prac­tical Buddhism Чарлза Лука (Rider & Co., London, 1971).

МОЙ 31-й ГОД (1870-1871)

Я добрался до горы в Вэньчжоу и обосновался в гроте. Зашел какой-то чаньский монах. Учтиво поклонившись, он сказал: " Я давно уже слышал о твоей высокой добродетели и пришел к тебе с мольбой о наставлениях".

Мне было очень стыдно слышать это, и я ответил: " Мои познания поверхностны, так как пока я еще не имел возмож­ности встретиться с опытными Учителями. Не можешь ли ты проявить должное сострадание и дать мне некоторые указа­ния относительно Дхармы

" Как долго ты ведешь такой аскетический образ жиз­ни? - спросил он. Я поведал ему о своей практике, и он сказал: " У меня тоже не было возможности много узнать, так что я не могу давать тебе указаний, но ты мог бы пойти в храм Лун-цюань на вершине Хуа-дин горы Тянь-тай и обратиться к Учителю Дхармы Ян-цзину, человеку исключительно до­бродетельному. Он приверженец Школы Тянь-тай.² Он помо­жет тебе достичь просветления".

Затем я взобрался на вершину Хуа-дин и дошел до храма, крытого соломой, около которого встретил одного монаха. Я спросил у него, где старый Учитель Дхармы. Он ответил, жестом указывая на одного из обитателей храма:

" Это вон тот человек в залатанной рясе". Я подошел к Учителю и совершил низкий поклон. Поскольку он не обратил на меня никакого внимания, я сказал: " Я пришел к вам с мольбою о наставлениях, и надеюсь на вашу снисходи­тельность".

Он долго смотрел на меня, потом спросил: " Ты монах, даос или мирянин? "

" Монах", - ответил я.

" Ты был посвящен? " - спросил он.

" Я получил полное посвящение", - ответил я.

" Как долго ты находишься в таком состоянии? " - спросил он. Когда я рассказал ему о своих исканиях, он спросил: " Кто обучал тебя такой практике? "

Я ответил: " Я занимался такой практикой потому, что древние достигали просветления посредством такого аскетиз­ма".

Он сказал: " Ты знаешь, что древние дисциплинировали тело, но знаешь ли ты о том, что они также дисциплиниро­вали ум? " Затем он добавил: " Судя по твоей теперешней практике, тебя можно сравнить с еретиком, который находится на абсолютно ложном пути. Ты зря потратил десять лет на свои упражнения. Если бы, живя в каком-нибудь гроте и употребляя воду из горных ручьев, тебе удалось бы прожить десять тысяч лет, ты принадлежал бы всего лишь навсего к одному из десяти классов риши (бессмертных), перечислен­ных [в " Пятидесяти ложных состояниях" ] в Суравгама Сутре, ³ и все еще был бы далек от Дао. Даже если бы тебе удалось продвинуться еще на один шаг, пожиная " первый плод", ⁴ ты был бы всего лишь " самопросветленным челове­ком" (Пратьека Будда). Но что касается Бодхисаттвы, то он ищет совершенства Будды на " верхнем" уровне во имя обращения и освобождения живых существ, находящихся здесь, " внизу". Его путь направлен на самоосвобождение ради освобождения других. Он вырывается за пределы мир­ского плана бытия, не покидая последнего.

Если твой метод сводится к воздержанию от злаковой пищи и игнорированию брюк, это всего лишь поиск экстра­ординарного. Как ты можешь надеяться на то, что такая практика приведет к совершенному достижению? " Так Учи­тель " нанес укол" в самое мое больное место, и я снова совершил низкий поклон, умоляя его дать мне наставления.

Он сказал: " Я буду тебя обучать. Если ты будешь должным образом выполнять мои инструкции, ты можешь остаться здесь, но если не будешь - тебе придется уйти".

Я сказал: " Я пришел сюда за наставлениями, разве я смею не повиноваться? "

После этого Учитель дал мне одежду и обувь и приказал обрить голову и принять ванну. Он дал мне работу и стал учить меня поискам глубинного смысла Гув-ань " Кто тащит за собой этот труп? " С тех пор я снова стал есть рис и размазню и практиковать медитацию по системе Школы Тянь-тай. Поскольку я работал усердно, Учитель хвалил меня.

Примечания

1. Очень вежливая манера обращения к незнакомцам в Китае, особенно к монахам.

2. Ее основоположником был Учитель Хуэй-вэнь во времена династии Бэй-ци (550-578), но ее конечное укрепле­ние имело место при Учителе Чжи-и с горы Тянь-тай префектуры Тайчжоу провинции Чжэцзян, отсюда и название школы. Она основывает свою практику на Лотосовой, Маха-паринирвана и Маха-праджняпарамита Сутрах. Ее цель рас­крытие тайн всех явлений посредством ее " комбинированно­го тройного прозрения" методом чжи-гунь. Ср. книгу Чжи-и Samatha-Vipasyana For Beginners, в Secrets of Chinese Meditation, в переводе Чарлза Лука (Rider & Co., London, 1964, стр. 111).

3. См. The Surangama Sutra в переводе Чарлза Лука (Rider & Co., London, 1962), стр. 199-236.

4. Шротто-Апанва, то есть " вошедший в поток" святой жизни в медитации, но только с единственной целью дости­жения самопросветления.

5. Гув-ань (яп. коан) " Кто тащит за собой этот труп? " выявляет ум или сокровенную природу и ее превосходство над телом из четырех элементов. Когда ум отождествляет себя с телом, мы попадаем в положение " гостя" в самсаре, а когда мы осознаем, что наши иллюзорные тела представляют собой преобразования, возникающие в неизменном уме, мы занимаем положение " хозяина" и воссоединяемся с неизменным. В чаньских монастырях тех, кто привязан к своему телесному " я", называют " охраняющими труп демонами".

МОЙ 32-й ГОД

(1871-1872)

Во время своего пребывания в храме Лун-цюань я помогал Учителю, а он, время от времени, давал мне советы относительно того, как пробудить первозданную мудрость сокровенного ума. Хотя Учителю было более 80 лет, он строго соблюдал правила дисциплины (Винайи) и хорошо разбирал­ся как в вопросах обучения [сутрах], так и в чаньской практике. Он не раз приказывал мне занять место наставника и просвещать посетителей монастыря.

МОЙ 33-й ГОД (1872-1873)

По распоряжению старого Учителя я отправился в монастырь Го-цин изучать чаньскую практику, потом в монастырь Фан-гуан изучать доктрину Фа-хуа (Лотоса).

МОИ 34-й И 35-й ГОДЫ (1873-1875)

Я оставался в монастыре Го-цин и изучал доктрину сутр, и, время от времени, возвращался в храм [Лун-пюань] для общения со старым Учителем Ян-цзином.

МОЙ 36-й ГОД (1875-1876)

Я отправился в монастырь Гао-мин, чтобы послушать, какое толкование Учитель Дхармы Мин-си дает Лотосовой Сутре. На том этапе я должен был попрощаться со старым Учителем Ян-цзином, что не обошлось без грусти. В связи с этим я провел несколько вечеров в разговорах с ним перед тем, как его покинуть. Мы пожелали друг другу всего доброго, после чего я спустился с горы. Я прошел через Сюэ-тоу и прибыл в монастырь Юэ-линь, где слушал толкование Сутры Амитабхи. После этого я переправился через море к горе Путо, где встретил Новый Год в храме Хоу-сы.

МОЙ 37-й ГОД

(1876-1877)

Из Путо я вернулся в Нинбо, где посетил монастырь царя Ашоки и, остановившись в нем, договорился о питании за три доллара в месяц. Там я почтил реликвию (шариру) Шакьямуни Будды и две Питаки (Каноны хинаяны и махаяны), извлекая из этого пользу в отношении оплаты долга благодарности, не выплаченного мною родителям. Оттуда я отправился в монастырь Тянь-тун, ' где слушал комментарии к Суравгама Сутре.

Примечания

1. Расположен на горе Тянь-тун в Чжэцзяне. Он был построен И-сином во времена Западной династии Цзинь в 300-ом году. Он превратился в знаменитый чаньский центр смешанных направлений Линь-цзи и Цао-дун. Именно здесь выдающийся японский Учитель Догэн-дзэндзи (1200-1253) встретил своего китайского Учителя, Жу-цзина (1163-1228) во времена династии Сун.

МОЙ 38-й ГОД (1877-1878)

Из Нинбо я отправился в Ханчжоу в паломничество с посещением Сань-тянь Чу и других святых мест. На полпути с вершины горы Сань-тянь Чу я навестил настоятеля Тянь-дана и ответственного за прием гостей монастыря Чжан-суна, выразив им свое почтение. Я провел зиму в Си-тяне.

Погода стояла жаркая, когда я возвращался из Нинбо в Ханчжоу, а пароход был слишком мал, чтобы вместить всех пассажиров. Часть из них лежала на палубе. Среди них были молодые женщины. Ночью, когда все спали, я почувствовал чье-то прикосновение. Я проснулся и увидел около себя девушку, которая сняла с себя одежду, предлагая мне свое обнаженное тело. Я не осмелился что-либо сказать. Живо поднявшись на ноги, я сел, скрестив ноги, и стал повторять мантру. Она застыла при виде этого. Если б я тогда повел себя глупо, то у меня неизбежно ушла бы почва из-под ног. В связи с этим я всегда призывал всех приверженцев Дхармы быть настороже в подобных ситуациях.

МОЙ 39-й ГОД (1878-1879)

В тот год я посетил монастырь Тянь-нин и выразил свое почтение настоятелю Цин-гуану. Там я остался на зиму.

МОЙ 40-й ГОД (1879-1880)

Я взобрался на гору Цзяо и выразил свое почтение настоятелю Да-шуйю. Старший полицейский офицер Пэн Ю-линь, остановившийся там, несколько раз настоятельно про­сил, чтобы я рассказал ему о Буддадхарме и ее практике. Я был объектом доверия и уважения.

МОЙ 41-й ГОД (1880-1881)

В том году я посетил монастырь Цзинь-шань и навестил Учителей Гуань-синя, Синь-линя и Да-дина. Я сидел в Медитации в то время, как проходила зима.

МОЙ 42-й ГОД (1881-1882)

В тот год я посетил монастырь Гао-минь в Янчжоу и отдал дань почтения настоятелю Юэ-лану. Я прожил там зиму и добился значительных успехов в чаньской практике.

Учитель Сюй-юнь в монастыре Йонг-кван на Гу-шане. В этом храме Сюй-юнь нашел прибежище в юности. Имя монаха, стоящего рядом, неизвестно. Это может быть его старый учитель, Мяо-лян.