Картина пятая

Декорация третьей картины. В комнате — Федор Ивано­вич и Володя.

Они сидят за тем же столом и продолжают беседу.

ВОЛОДЯ Впереди кино, чистое кино: на горизонте деревни горят, лес тоже полыхает, и люди бегут. Кино. Немцы на наш бугор психи­ческой атакой идут... Мы в окопах притаились... Вверху бомбар­дировщики воют... Слева, около леса, танковый бой идет... Ми­ны свистят... Все, знаете, вокруг гудит, грохочет.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Ты стихи пишешь?

ВОЛОДЯ А вы как догадались?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Проник.

ВОЛОДЯ Ну так вот...

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Гляжу я на тебя — такие, как ты, и мне в руки попадались в очень плачевном виде. Эх, мать ты моя! Что ж это война наделала! Пойми, кончится она, а горе-то, оно, знаешь, и после войны сколько лет эхом по земле грохо­тать будет!..

ВОЛОДЯ Ну, после войны мы поживем!

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Отвоюем — потанцуем. Вот что, герой, давай матери позвоним. Она после уроков имеет привычку идти домой пешком. А это — минут сорок. (Идет к телефону.)

ВОЛОДЯ Почему пешком?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Время быстрее идет.

ВОЛОДЯ. А у матери лекции во сколько кончаются?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Когда как... (В трубку.) Техникум?.. Ковалеву Анну Михаиловну... Ага! Ну, как уроки кончатся, скажите ей, чтобы домой сразу ехала. К ней сын вернулся... Да, Вольдемар. (Повесил трубку.)

ВОЛОДЯ Ну вот, все испортили. Она теперь знать будет.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ. А тебе хочется, чтобы она от твоего сюрприза вон там, у порога, без сознания свалилась? Секретарша и та взвизгнула... Скоро освободится. Последняя лекция идет. Потер­пи, герой... У меня тут кое-какое обмундирование есть — наведи красоту, переоденься. Как-никак новорожденный. (Достает одежду Бориса.) Тебе пойдет. Мой разве в плечах пошире.

ВОЛОДЯ. Вот вы со мной разговариваете, а все о нем думаете.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ. Обо всех.

ВОЛОДЯ. О нем особенно.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Не философствуй, герой.

ВОЛОДЯ. Не зовите меня так, не герой я.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ. Грудь под пулю подставил — этого, брат, достаточно.

ВОЛОДЯ Ну, там такие чудеса делают!..

ФЕДОР ИВАНОВИЧ. Читал.

ВОЛОДЯ А я сам видел.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Галстук по вкусу выбирай. Ты, наверное, пижон был?

ВОЛОДЯ Слегка. (Переодевается, из кармана что-то падает на пол.)

ФЕДОР ИВАНОВИЧ. У тебя из кармана что-то вылетело.

Володя поднимает фотографию, прячет в карман.

Ого, женщина. Понятно.

ВОЛОДЯ. Совсем не то.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ. Скромничай! Все вы но этой части ходоки хорошие!

ВОЛОДЯ Честное слово, не то.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Заливай-заливай!

ВОЛОДЯ Вот по секрету говорю: совсем этого не было.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Почему по секрету?

ВОЛОДЯ Неудобно как-то.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Чудак, очень удобно. Из такой войны чистым выбраться нелегко.

ВОЛОДЯ (показывает фото). Это мама.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ В молодости.

ВОЛОДЯ Почему? В сорок первом году снималась.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Да что ты!

ВОЛОДЯ Разве не похожа?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ -нет, узнаю, узнаю.

Стук в дверь.

Можно

Входит Чернов.

ЧЕРНОВ Если не ошибаюсь, Федор Иванович?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ. Он самый.

ЧЕРНОВ (здороваясь). Я администратор филармонии, где служит ваш племянник, Марк Александрович. Моя фамилия Чернов Николай Николаевич.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ. Очень приятно.

ЧЕРНОВ Мне вдвойне.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ (Володе). Переоденься в той комнате. (Тихо.) Начальство племянника — сам понимаешь, неудобно выставить.

Володя ушел.

ЧЕРНОВ Столько слышал о чудесах, которые вы творите у себя в госпитале.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Садитесь, пожалуйста.

ЧЕРНОВ Благодарю. (Сел.) Простите, но я к вам с просьбой. Даже неудобно — в первый день знакомства...

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Ничего-ничего, пожалуйста.

ЧЕРНОВ Вы главный хирург госпиталя... Вероятно, вам не откажут предоставить госпитальную машину на некоторый срок?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Если понадобится, думаю, не откажут.

ЧЕРНОВ Будьте добры, достаньте ее для меня. Филармонические все в разъезде. Позарез надо.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Это сложно... Как-то неудобно... Машины сейчас на вес золота... Каждый литр горючего экономят...

ЧЕРНОВ Горючее достану, верну. Это для меня несложно. Могу и вам достать недорого.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Нет, мне, собственно, не надо.

ЧЕРНОВ Я именно к вам, Федор Иванович, по-товарищески. Знаю, что трудно — время дьявольское. Все дается с трудом. Я тогда для Марка Александровича тоже бегал, бегал... Ну, раз вы про­сили... Я уж, как говорится, в лепешку... Ваше имя!.. О... Вы даже, наверное, и не знаете, как в городе о вас хорошо гово­рят: и наверху и в массе. Вот еще о чем я вас попрошу, Федор Иванович, посоветуйте Марку Александровичу больше занимать­ся. Он, извините, превращается в самого заурядного пианиста. Броня у него кончается через три месяца, а в армию сейчас берут и берут — подчистую вымахивают. (Доверительно.) Вы знаете, какие у нас потери? Не мне вам говорить. Даже у вас, говорят, в коридорах кладут. Сделать ему броню на этот раз будет ну просто невозможно. (Протягивает папиросы Федору Ивановичу.) Вы курите?

Федор Иванович молчит.

(Поднимает на него глаза.) Федор Иванович, что с вами? Федор Иванович... Вы не подумайте, об этом ни одна душа не знает... Я понимаю, ваше имя... (Смотрит на Федора Иваановича.) Не­ужели Марк Александрович обманывал меня и вас? Это непорядочно!.. Мне так трудно было... Да нет, он даже деньги от вас предлагал... Я, конечно, не взял... Собственно, даже не я броню устраивал... Вы извините... Я поговорю с Марком Александрови­чем... Это так нехорошо, так нехорошо... Будьте здоровы, Федор Иванович. (Исчез.)

Входит Володя.

ВОЛОДЯ Какие-нибудь неприятности? Да вы не волнуйтесь. Давайте выпьем для успокоения.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Герой! Ты свое ухарство бросай, а то при­липнет — балбесом сделаешься.

ВОЛОДЯ (смущенно)... Я просто так...

ФЕДОР ИВАНОВИЧ То-то!

Володя уходит. Федор Иванович крупными шагами ходит по комнате.

Входит Ирина.

ИРИНА. Ему легче. Он нервничает и возится. Укол сделала. Пусть спит, это лучше, верно? А где воин? (Зовет.) Володя!

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Переодевается. Я ему Борисово дал, а то вид у него невзрачный.

Входит Володя.

ВОЛОДЯ Подошло.

ИРИНА Ну-ка, повернись.

Володя поворачивается.

(Отцу, тихо.) Не надо было... Даже жутко.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Чепуха.

ИРИНА Ты что злой?

Входят Вароника и Марк.

МАРК Дядя Федя, я просто прошу твоей помощи. Ты знаешь, что она сейчас выкинула?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Что?

МАРК Влетела к посторонним людям — я туда на минуту зашел, — кричала, как базарная торговка, даже драться полезла! Ты представляешь?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Не ударила?

МАРК. Дядя Федя, сейчас не до шуток. Там были чужие люди... Теперь сплетни пойдут. Городишко паршивенький. Меня публи­ка знает, тебя тоже.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Да, позорить себя я никому не позволю.

МАРК (Веронике). Слышишь?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Дальше что?

МАРК. Дядя Федя, я знаю, вы ее любите. Мне тоже ее жалко. Но мой брак — неудачный, мы все это видим, только как-то по-интел­лигентски заминаем вопрос. Надо решать. Давайте снимем ей угол, может быть, найдем целую комнату, я готов оплачивать, помогать. В конце концов, она сама должна научиться зараба­тывать. Сейчас война — все работают. Это неприятно, но надо решать. Видите, как получается. В свое время пожалеешь че­ловека...

ИРИНА (Марку). Ты не смей о Веронике так говорить!

МАРК. Тебе она до сих пор тоже была не по вкусу... Разве случи­лось что?

ИРИНА Ничего не случилось, но я твои дела тоже знаю...

МАРК Здесь чужие люди...

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Ничего, он дома.

ИРИНА. Это сын Анны Михайловны.

МАРК Может быть, он уйдет в свою комнату?

Володя хочет уйти.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Останься.

МАРК Что вы из-за нее на меня налетаете? Ну ошибся я... Она тоже не маленькая.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Не смей себя равнять с ней! Она совершила ошибку, так она сама же и казнит себя, еле живет... а ты де­лаешь пакости и хочешь чувствовать себя честным человеком. Только что я узнал новость о тебе.

МАРК. Какую?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Очень приятную. Может быть, ты сам рас­скажешь о своем блестящем поступке?

МАРК. Не понимаю, о чем ты...

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Не по-ни-ма-ешь?

ИРИНА Марк, не серди папу, говори!

МАРК Я не знаю, что ему наговорили.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Припомни!

МАРК Ты, может быть, о том, что я взял лекарства из твоей аптеч­ки? Меня просили для больного... Что особенного?

ИРИНА Зачем ты взял? Кому?

МАРК Болен администратор нашей филармонии Чернов.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Платишь?!

МАРК О чем ты?

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Платишь, говорю! Ты просил от моего имени этого жулика устроить тебе броню, чтобы не идти в армию. И у тебя эта броня есть!

ИРИНА Марк!

ВЕРОНИКА Трус, трус, трус! А Боря... Боря — сам!

ИРИНА Папа, этого не может быть! Тебе наговорили на него!

ФЕДОР ИВАНОВИЧ (Марку). Ты что? Думаешь, это легкая ша­лость? Аллегро?.. Скерцо?.. Или... как у вас там?

ИРИНА Тебе нельзя так волноваться...

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Оставь, пожалуйста... Ничего со мной не бу­дет! (Марку.) Как ты мог сделать это? Кто тебе повод дал в на­шей семье для такого поступка — я, Ирина или, быть может, Борис?!

ИРИНА Перестань сейчас же, слышишь! Сядь! (Насильно усаживает отца на стул. Марку.) Я тебе припомню за отца, увидишь!

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Вот что, Марк

ИРИНА. Молчи, я сказала!

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Я тихо, Ирина. (Марку, показывая на Воло­дю.) Вот этот птенец грудь под пули подставил... За меня, за них. (Показывает на Ирину и Веронику.) За всех... и за тебя в том числе... Живы останемся — в вечном долгу перед ними будем... в вечном... Не знаю, Марк, как и говорить с тобой... Если бы ты ушел в армию, мы бы тоже ждали тебя. Исступленно ждали... и верили... волновались, говорили бы о тебе ежед- невно... Вон Ирина плакала бы по ночам... (Ирине.) Мне ведь слышно бывает... (Марку.) Ты думаешь, кому-нибудь на войну сына отправлять хочется?.. Надо!.. Ты что, считаешь, что за тебя, за твое благополучное существование кто-то должен те­рять руки, ноги, глаза, челюсти, жизнь?.. А ты — ни за кого и ничто!

ИРИНА Папа!

ФЕДОР ИВАНОВИЧ (тише, показывая на Володю). Ты смотри, смотри на этого ребенка... (Володе.) Извини, герой, я думал, ему особенно будет стыдно твоего присутствия... Скажи ему хоть два слова...

ВОЛОДЯ Ну зачем же...

Большая пауза. Все разошлись по комнате, молчат,

(Начинает говорить, желая прервать эту тяжелую паузу.) Вы напрасно трусите... Конечно, страшно... Ну что же делать? Я не жалею, что повидал всякое. Думаю, поумнел. До войны я что знал? Дом да школа... Ну, стадион еще... В общем, маменькин сынок... А там, знаете, люди просто особенные. Меня один всё портянки учил накручивать — колхозник пожилой... терпение имел... научил... А когда в окружение попали, наше подразде­ление сибиряки отбивали... спасли, а то бы нас всех в кашу. Нет, не жалею... Да и когда ранило — вытащили. (Пауза.) И чудно так было... Мы в разведку ходили вдвоем... Да разошлись как-то... Обратно иду — поле кругом, снег выпал, видно... По мне стрелять начали... Ну, я, конечно, на землю плашмя. А холодно... Хочу встать — над самой головой: жжить, жжить! Опять лежу.,, долго... Чувствую, коченеть начинаю... Вижу, кто-то ко мне подползает, наш... «Лежи, говорит, башки не поднимай, тут, говорит, мертвая полоса...». Это значит, когда нельзя ни назад, ни вперед двигаться... Лежим оба... Дурацкое положение. Он крепче меня был, а я чувствую, что замерзаю. Лежать нужно было до темноты, в темноте легче, а ее еще и не видно было... Он мне начал лицо растирать снегом... Наверное, увидел, что нос побелел... А мне вдруг спать захотелось... Он знал, что это смерть... Расстегнул полушубок, прижал к себе... тепло от него... О девушке вдруг начал говорить — как она хороша, как любит его, как он вернется и женится на ней... Эта тема там популярная... Он совсем разгорячился, а мне тоже, знаете, тепло стало, он все называл ее — Белка... Потом рассказывал смешную историю, как он однажды...

ИРИНА Скажи, как его звали?

ВОЛОДЯ Не знаю. Он был не из нашего подразделения.

ИРИНА А потом разве вы не встречались?

ВОЛОДЯ К сожалению, нет.

ИРИНА. Что же было дальше, Володя?

ВОЛОДЯ Так мы лежали, а темнота только-только спускалась. Он тоже устал и озяб... а я уже засыпал. Помню, он сильно ударил меня кулаком, я очнулся, снова понял все, что происходит, не выдержал, вскочил на ноги... Вот тут-то меня и стукнуло... (показывает на грудь) сюда. Я упал... Он ругался, бранил меня... Ну, а мне уж было все равно. Вдруг он вскочил, схватил меня поперек туловища и побежал... По нему стреляли, а он бежал по замерзшему кочковатому полю... Бежать было недалеко, до перелеска...

ИРИНА. Добежали, Володя?

ВОЛОДЯ Он добежал. Положил меня в снег и только сам-то поднял­ся, а эти гады опять начали стрелять и убили его так, что он прямо на меня упал.

ИРИНА. Убили?

ВОЛОДЯ Из автоматов, наверно. Так что мне, собственно, говорить нечего.

ИРИНА Кто же это был, ты так и не знаешь?

ВОЛОДЯ Нет. Тут заваруха началась... Когда подошли наши, меня положили на плащ-палатку и понесли, а его стали закапывать.

ИРИНА А документы ты его не видел?

ВОЛОДЯ Он тоже из разведки полз, а когда посылают в разведку, ничего не разрешают брать с собой... В карманах у него нашли только какую-то пуговицу...

ИРИНА (быстро идет к комоду, достает фотографию Бориса, пока­зывает Володе). Похож?

ВОЛОДЯ (после долгой паузы). Нет.

ИРИНА (громко). Он?

ВОЛОДЯ (тихо). Да.

Федор Иванович проходит в другую комнату. Ирина быстро идет за ним.

Затем уходит и Марк.

Как получилось... Знаете, у нас в палате младший лейтенант из Пскова лежал, все жену разыскивал, во все концы письма писал, а она, оказывается, на четвертом этаже няней работала в нашем же госпитале... А один рассказывал...

ВЕРОНИКА Володя, он ничего не сказал перед...

ВОЛОДЯ Нет. Он умер сразу...

ВЕРОНИКА Его там и похоронили?

ВОЛОДЯ Да.

ВЕРОНИКА Где это?

ВОЛОДЯ Западная окраина Смоленска, около высоты ноль шесть.

Входит Федор Иванович, за ним Ирина.

ИРИНА Папа, ты сейчас никуда не ходи.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ Пойду, Ирина...

Распахивается дверь, вбегает запыхавшаяся Анна Ми­хайловна. Бросается к Володе.

АННА МИХАЙЛОВНА Вовочка!.. Вовулька мой!.. Федор Ива­нович, Ирина!.. Товарищи! Радость-то какая! Какая радость!..