Глава 5. Свет, камера, нелепость

В то время все машины были черными. Но некоторые были чернее прочих. Машина, которую Макс Клинер за мной прислал, была такой черной, что в ней, казалось, не отражается свет. Водитель был в черной униформе, которая в сравнении с цветом машины блекла. Он представился Хэнком. Я поверила — он выглядел как Хэнк.
Он был под два метра ростом и был широк так же, как и высок. Широкий не в плохом смысле, а в широком. Я предположила, что его униформу сшили из как минимум двух костюмов обычного размера. У него были удивительно светлые волосы, которые контрастировали с темными глазами и носом, который видал и лучшие дни и — готова спорить — встретился с огромным кулаком. Я бы спросила его об этом, но он был не лучшим собеседником. Когда он говорил, его голос был похож на хруст гравия.
В результате поездка в студию Старлайт прошла почти в тишине. Сидя за затемненными стеклами и перегородкой, отделяющей меня от водителя, я чувствовала себя так, будто я в танке, совершенно отрезанная от внешнего мира. Хотя Нью-Йорк часто вызывает такое ощущение.
Дорога была такой ровной, что я и не заметила, что мы остановились, пока Хэнк не открыл дверь, чтобы меня выпустить. Я была рада, что взяла солнечные очки, солнце жарко светило на длинные низкие навесы, которые и были киностудиями. Хэнк припарковал машину возле одной из них. Макс Клинер стоял неподалеку, разговаривая с худощавым мужчиной, который держал в руках пюпитр. Из его рта торчала сигара, хотя она не горела. Он вынул ее изо рта и помахал, будто это был реквизит.
Увидев меня, Клинер развел руки и двинулся ко мне. Я избежала объятий и вместо них пожала ему руку. Она была холодной, липкой и влажной, все равно что трясти уже дня два как сдохшую рыбу. Если вам, конечно, знакомо это чувство.
— Мелоди, Мелоди, Мелоди, — бодро сказал Клинер. — Он отступил на шаг, чтобы осмотреть меня с головы до пят. Я привыкла к тому, что меня разглядывают, но это все равно немного смущало. Все равно что первая встреча с гробовщиком.
— Макс, Макс, Макс, — парировала я. — Любезно с вашей стороны пригласить меня в это милое странноватое местечко.
Он улыбнулся краем рта, показывая, что оценил шутку. А вот глаза ее не оценили и смотрели злобно.
Хэнк был с нами, пока Макс вел меня в студию через боковую дверь. Внутри было просторней, чем в ангаре самолета и жарче, чем в сауне, из-за всех этих прожекторов.
Большая часть прожекторов была предназначена для съемочной площадки. Это был бальный зал, отделанный в духе Ренессанса. Я с трудом удержалась, чтобы не указать на несколько очевидных ошибок. Сомневаюсь, что дизайнер в отделе костюмов заботился о достоверности. Одна странность — комната была обустроена только наполовину — а стены отсутствовали, чтобы операторам было удобнее. Но странность не проблема. Я начинаю нервничать, только если дело доходит до нелепости.
Мы смотрели, как Рок и Гидди репетируют сцену перед камерами. Режиссер — закатанные рукава, мегафон и все такое — вмешивался каждые несколько минут. Это выглядело так, будто они — новички, которым нужно разжевывать каждый шаг. Это могло бы меня заинтриговать, если бы Макс Клинер не висел у меня над душой и не объяснял мне шепотом на ухо очевидные вещи. Больше все нервировало, что ему для этого приходилось вставать на цыпочки.
Когда актеры ушли на перерыв, а прожекторы и камеры начали готовить к следующей сцене, Клинер жестами подозвал Рока Рейтлона. Гримерша быстро направилась к Гидди Семестр с пудрами и всякими снадобьями наперевес. У нее было суровое лицо и серые, стального цвета волосы, которые напугали бы любого.
— Он хочет извиниться. — сказал мне Клинер, пока Рок шел мимо кабелей и техников. — Не знает, что на него вчера нашло. Что притворялся, что не знает вас и вообще.
Я промолчала. Откуда Клинер узнал, что случилось? Наверное, ему сказал Рейлтон — но зачем? Под мои гипотезы это не подходило. Видимо, пора строить новые теории.
— Он сейчас очень нервный. — тихо добавил Клинер, когда Рок подошел к нам. — Проблемы с препаратами.
Рок поприветствовал меня как старую подругу, обняв меня медвежьей хваткой, которая, очевидно, была неискренней. Будь он действительно хорошим актером, я бы, может, и поверила. Но он просто мог играть, был опытен, но не более.
И когда он извинился, что забыл, что мы были знакомы до вечеринки и что он был в моем офисе, я подарила ему улыбку прощения.
— У меня такой плотный график. — сказал он. — Столько всего. Не знаю, о чем я думал, позабыл про все на свете.
— Это тяжело. — согласилась я. — Но главное, что сейчас вы меня вспомнили.
— Как я мог вас забыть, мисс Мелоун?
— И правда. — Рейлтон и Клинер так усердно улыбались, что было стыдно портить момент. Но если у кого и нет стыда, то не постыжусь сказать, что это я. — И мой кофе. — сказала я.
— Ваш… кофе?
— Лучший кофе, что вы когда-либо пили, вы же сами сказали. Я уверена, вы помните. Вы еще спросили, перемалываю ли я зерна сама.
Его глаза немного расширились, а усы задрожали.
— Это был лучший кофе, что я пил. — заверил он меня.
— Вы слишком добры, — сказала я. И да, он был слишком добр — теперь я знала, что он лжет. Да, возможно, это был промах с моей стороны, но кофе я ему не предлагала.
Мы все еще находились на территории с пометкой «странность» или «непонятность». Но «нелепость» была уже близко.
Она проявилась в виде Гидди Семестр. Она подошла к Року и Клинеру, вихляя бедрами так, что прошаталась расстояние вдвое большее, чем было нужно. Она положила руку на плечо Рока и немного наклонилась в мою сторону. Почему-то сегодня она выглядела куда менее уверенной и более легкомысленной, чем вчера. По крайней мере я могла быть уверена, что уж она-то меня помнит.
— Рокки, — сказала она, кивая на меня. — Кто эта очаровательная леди?
Звучало так, будто она никогда раньше меня не встречала — и не только потому что использовала термин «леди».
Мне нужно было немного над этим подумать, и может быть, придумать новую теорию, которая потом окажется совершенно неверной. Так что я согласилась на экскурсию с Клинером по студийному комплексу.
Мой мозг работал так усердно, что я почти не замечала деталей. Голос Клинера зудел над ухом. Одна огромная студия была очень похожа на другую, всем, включая декорации. Признаюсь, мне было куда интересней в костюмерной. Я провела приятные несколько минут, изучая уже поношенные Гидди костюмы, которые висели в гардеробе, тянувшемся вдоль стены.
— Думаю, вы одного роста. — сказал Клинер, потирая лоб потным носовым платком.
— Думаю, да. — мне было плевать на это.
— И размер у вас один. Сколько вы весите? — он сделал предположение, довольно смелое. А вот было ли оно смелым по отношению ко мне или к весу — додумайте сами.
Но я сказала Клинеру:
— Я никогда не обсуждаю свой вес до третьего коктейля.
— Может быть, с этим мы что-нибудь придумаем, — слащаво сказал он.
А может и нет, подумала я. Я уже начала беспокоиться о недостатке подсказок в этом деле. И клиентов, возможно, тоже, потому как Рок Рейлтон определенно не помнил, как нанял меня. Или как согласовал со мной гонорар.
Наверное, я не смогла скрыть нетерпение, потому что Клинер заверил меня, что остался только один последний пункт экскурсии. Одна вещь, которую он хотел мне показать.
— Вы будете поражены. — пообещал он.
Ну да, да, надежда умирает последней.
Хэнк ждал нас у костюмерной. Он почему-то сменил темный (не такой темный, как машина, конечно) костюм на светло-коричневые слаксы и клубный пиджак. Он тревожно захрустел пальцами, когда мы вышли, и следовал за нами тенью, пока Клинер вел меня вниз по аллее вдоль здания.
Мы пришли к невзрачному блоку вдали от главного комплекса. Он выглядел настолько заурядным, насколько может выглядеть предмет, если его намеренно сделали таким, чтобы не бросался в глаза. Замки и задвижки на двери блестели от частого использования, но вокруг не было видно ни души.
Внутри было темно. Клинер нащупывал выключатель, а Хэнк закрыл за нами дверь.
— Задумывались ли вы о съемках в кино, мисс Мелоун? — спросил Клинер, когда зажегся свет.
— Вы ведь уже спрашивали об этом.
— Возможно. Но ваш рост и вес…
— Что с ними?
Вокруг мерцали лампочки. Все здание было одной большой комнатой, как и все студии. Вот только это определенно была не студия.
— Я считаю, вы могли бы стать отличным дублером Гидди Семестр.
Он, наверное, шутил. Фигура Гидди, по-своему идеальная, весьма отличалась от моей идеальной фигуры. Изгибы у нас, конечно, были в одних и тех же местах. Но не всегда под тем же наклоном и углом. У Гидди Семестр были части тела, которые входили в комнату раньше ее самой, и поверьте, это было бы явным неудобством для частного детектива, которая гордится своим умением ловко проскальзывать в любые помещения.
Но несмотря на внешнее остроумие, я встревожилась, увидев здание изнутри. В центре зала стоял огромный резервуар в форме гроба. Трубы, трубочки, кабели и провода тянулись внутрь него и наружу, они вели к различным частям весьма продвинутого — для 1938 года — прибора. Другие кабели и провода появлялись из-под прибора и исчезали за тяжелой занавеской возле одной из стен.
За резервуаром стояли несколько рядов штук, похожих на стеклянные колпаки. Вот только они были огромные — больше полутора метров в высоту.
Я никогда не видела ничего подобного. А вещи, подобных которым я не видела, тревожат меня. Потому что я видела очень много вещей. И сюрпризы, которые жизнь оставляет мне на десерт, редко бывают приятными.
Не теряя остроумия, я решила, что пора уходить.
Хэнк вместе с Клинером стояли в стороне, так что мой путь к двери был свободен. Как всегда, не упустив возможность посмотреть в зубы дареному коню, я быстро дошла до двери и распахнула ее.
И увидела Хэнка, стоящего снаружи. Он похрустел пальцами и улыбнулся. Раздался звук, похожий на выстрел. Мне пришла в голову жуткая мысль, что это звук улыбки, а не пальцев.
Очевидный вывод, который бы заключил любой обычный частный детектив, столкнувшись с Хэнком на пороге и зная, что позади него стоит еще один совершенно идентичный первому Хэнк — что они близнецы.
Один в костюме, другой в слаксах и пиджаке. Я быстро отбросила это умозаключение.
Частично потому, что, обернувшись посмотреть на Клинера и Хэнка в слаксах, увидела третьего Хэнка, идущего к нам через весь зал.
Но по большей части потому, что когда в дальней части зала загорелись прожекторы, я увидела, что находится в стеклянных колпаках.
Там, прислонившись к стеклу, как манекены, были люди. По одному в колпаке. Целый ряд одинаковых Роков Рейлтонов и целый ряд одинаковых Гидди Семестр.
— В общем, так. — сказала я Хэнку, схватившему меня за руки сзади и державшему их крепче, чем держит невесту нервный жених. — Я, возможно, неправа, но мне хотелось бы сохранить достоинство, хотя бы до момента, когда вы оторвете мне руки. И я полагаю, вы не просто братья-тройняшки.