Состязания шаманов — духовные дуэли

Сверхъестественное, метафизическое и трансперсональное борются за существование в спорах и состязаниях, точно так же, как и обыденное. Как в повседневной жизни любой учебный процесс сопровождается экза­менами, так и в традиции постижения мастерства магии устраивать испы­тательные состязания. Экзамен, состязание, публичная демонстрация до­стигнутых успехов не только завершают процесс обучения шамана, но и являются его обязательной составной частью. Опытные шаманы проверя­ют степень продвинутости своих учеников, и, как в любом учебном про­цессе, есть такие, кто добивается лучших успехов, весьма посредствен­ных или вообще не выдерживает экзамена. Шаманы нуждаются для самих себя в подтверждении собственной силы, для чего они перепроверяют свои возможности и подвергают себя испытаниям, чтобы сравниться с други­ми. Имманентная дуэль любого шаманского состязания — часть тради­ции, связанной с магией. Состязание — это составная часть обучения шамана, поэтому принадлежит к тем социальным обязанностям, выпол­нение которых необходимо. Каждый шаман должен быть готов в любой момент помериться силами с противником, так как опасность, являясь из других миров в облике духов, полиморфных сущностей или враждебно настроенных земных шаманов, многолика и непредсказуема. Способность подвергать длительному наблюдению самого себя, свою семью, все племя делают шамана властителем жизни и смерти, хранителем нашего средне­го измерения, которое парит между сферами двух миров, высшего и низ­шего, в подвижном равновесии. Ясно, что элемент состязательности в культуре шаманства является выражением особых жизненных условий родового общества, окруженного враждебными культурами, когда его выживание еще долго будет находиться в зависимости от охотничьей уда­чи и от экологических и климатических условий.

Состязания шаманов принимают различные формы, которые мы, изу­чившие законы транспсихического еще весьма слабо, с трудом можем вос­принимать. Кроме того, адекватно воспринимать трансперсональное меша­ет нам незнакомая символика и метафоры их культуры. Например, йекамус йаманов Огненной Земли обладает способностью раздуваться до размеров горного хребта, когда хочет заслонить своих пациентов от нападений враж­дебных шаманов. Он протискивается, как защитная стена, между исцеляе­мым и злокозненной силой. Если враждебно настроенный чародей сильнее, тo он отодвигает эту “духовную гору” в сторону; если это ему не удается, он должен отступить (Gusinde, 1931, bd. 2). Как нам следует понимать эту символическую картину? Свойственная всем культурам тяга к мифологи­зации и мистификации трансперсональных явлений часто мешает непос­редственному описанию духовных дуэлей шаманов. Если речь идет о состя­заниях, происходивших уже давно, то они приобретают характер легенд и образцовых примеров, с нашей точки зрения почти сказочных, возникнове­ние которых мы приписываем свободной фантазии. Состязания шаманов с их паранормальной техникой боя не входят в разряд сказочных, но являют­ся живой полноценной реальностью. Так как о тех трансперсональных тех­никах и ритуалах, которые необходимы для защиты и нападения, знают лишь посвященные, а члены рода больше склонны к слишком буквальному и час­то механическому изложению происходящего, отложившегося в их воспри­ятии (этнографы заимствовали этот отчужденный способ изображения и поэтому представили все процессы символическими или порожденными силой воображения), то понятно, что сегодня мы все еще стоим перед сте­ной молчания и незнания.

Хотя смерть у вуду удостоена, как явление, до некоторой степени науч­ного признания, она находит объяснение в конечном счете в теории внуше­ния (Long, Winkelman, 1983).

Многие случаи смерти, происходящие во время состязаний шаманов/ объясняются предположительно влиянием гипноза или самовнушения, но это объяснение не всегда подходит; ведь только на основании того, что в нашей науке теория внушения достаточно популярна, мы не можем утвер­ждать, что все происходящее во время состязаний шаманов, проводимых тысячелетиями, следует объяснять лишь этой теорией. Ни современные гипотезы, ни исследования трансперсонального не объясняют всего в уни­версуме шаманства и в структуре измененных состояний сознания и поэтому, опираясь на них, нельзя делать достаточных научных выводов. Как ре­альны и очевидны методы посвящения в шаманы и следующая затем перестройка сознания, столь же возможной оказывается в измененном со­стоянии сознания такой способ коммуникации, который до сих пор мы ос­тавляли без внимания, как не соответствующий нашей причинно-следствен­ной картине мира. Состязания между шаманами происходят в духовной сфере, причем мы можем выделить среди них три типа. Во-первых, эти со­стязания могут развертываться в одном из альтернативных состояний со­знания, которое может оказывать психическое воздействие даже на расстоянии. Внутренний механизм такого процесса нам до сих пор незнаком, — наверняка здесь возникают парапсихические феномены. Во-вторых, шаман может отрывать свое сознание от тела и совершать нападение на врага, ис­пользуя свое духовное тело, — здесь идет речь о разновидности внетелесного переживания. В подобных случаях шаман закрывает своему против­нику путь возврата к телу и «умерщвляет» его с помощью находчивого приема, отчего тот не выходит из своего внетелесного состояния и умира­ет. В-третьих, шаман может высылать своих духов-союзников, которые вы­полняют его задания, и в этом случае ему самому не обязательно быть в альтернативном состоянии сознания.

Значительная часть шаманского универсума остается закрытой для нас, включая трансперсональную науку. Для нас не представляет особой разни­цы толковать символически или культурологически все непонятное, при­чудливое и абсурдное и это является ошибкой, которую допускали все су­ществовавшие до сих пор теории религии.

Исследователь эскимосской культуры Петер Фрейхен (1961, 165) стал свидетелем спонтанно вспыхнувшего сражения. Из-за сильного бурана он со своими спутниками был вынужден искать у Репалс-бей палатку и найдя ее, обнаружил, что ее обитатели ему знакомы. Совершенно неожиданно дело дошло до жестокого столкновения присутствующего здесь шамана Анакака с враждебно настроенным шаманом из племени нетшилик, закоренелым по­хитителем душ. Ситуация развивалась следующим образом: маленький маль­чик, который хотел вынести воду на улицу, вернулся встревоженный и пере­пуганный: он увидел что-то странное — существо, похожее на разновидность белой совы, но крупнее и со взглядом, внушающим страх. Все остолбенели, распространилась паника, и Анакак стал готовиться к бою. Верхнюю часть туловища он обвязал веревкой от гарпуна, волосы скрутил в узел, высоко засучил рукава, сжал в зубах кусок кожи и стал бормотать странные слова. Постепенно его охватила бешеная ярость, он с воем выскочил из палатки и вступил в бой, в котором, судя по звукам, участвовало несколько разных сил. Находящиеся в палатке люди могли слышать страшные голоса: двое, должно быть, схватили друг друга за горло. Фрейхен хотел выйти, но его вернули назад, и когда он с любопытством глядел сквозь щель в палатке наружу, его с трудом оттащили, объяснив, что уже кто-то, кто видел духов обнаженными до мягкой плоти, потерял зрение. Шум боя между тем стих. Вскоре с берега послышались приближающиеся энергичные шаги, и двое мужчин встали в дверях, чтобы оказать сопротивление Анакаку, когда тот войдет. Когда он прыгнул в палатку, женщины и дети закричали, и только с помощью Фрейхена мужчинам удалось сдержать и успокоить одержимого. Они оттащили его в угол и накрыли. Затем к нему стали приближаться с вопросами, и как все­гда в таком состоянии, ангакок отвечал только «да» или «нет». Его руки были окровавлены, изо рта также струилась кровь. Враждебно настроенный ша­ман, как стало известно, прилетел по воздуху, чтобы проглотить маленького мальчика. Некоторое время назад он уже убил двух маленьких девочек. Те­перь он был раз и навсегда побежден, заключен в ледяную расщелину и нико­му не мог причинить больше зла.

Эскимос Замик рассказал Кнуду Расмуссену историю своего деда Титкатзака, который частенько покидал свое тело и летал по воздуху. Однаж­ды во время одного такого полета он встретился с другим великим шаманом племени уткухикьялик, Мураоком, который как раз совершал путешествие по небу. Мураок распластал свои крылья и заскользил вниз, как птица; он приблизился к Титкатзаку так близко, что они столкнулись. Дед Замика свалился вниз и жестко приземлился на лед. Обеспокоенный, Мураок сле­тел к нему вниз, призвал своего духа-союзника и исцелил друга. Едва силы Титкатзака были восстановлены, он поднялся и так сильно толкнул Мураока, что тот, в свою очередь, упал вниз. Он колебался, помочь ли упавшему, но так как они были хорошими друзьями и Мураок ему часто помогал, Тит-катзак исцелил его (1931, vol. 8, 299).

Один Единственный, шаман из племени тсинсьян с северо-западного побе­режья Канады, приобретший свои необычные способности в одной из пещер, добился такой славы и такого успеха, что другие шаманы, как это часто бывает в родовых обществах, сговорились убрать его с дороги. Они хотели поставить ему ловушку и послали к нему нескольких человек. Когда те причалили на ка­ноэ к его деревне, они сказали: «О великий халааит, наш господин послал за тобой, чтобы просить тебя помочь его сыну, который тяжело болен и лежит при смерти. Другие халааиты ничего не могут сделать для него. И вот он про­сит тебя о помощи». Но пока они так говорили, дух-союзник Одного Единствен­ного прошептал ему на ухо: «Эти люди лгут. Сын их вождя здоров и лишь при­творяется больным, а они хотят тебя убить». Несмотря на это, Один Единственный решил отправиться с посланными за ним. В сопровождении нескольких своих людей он сел в каноэ, и они поплыли к деревне врагов, где лежал якобы больной сын вождя. Единственный сразу же распознал, что его обманывают и сказал, обращаясь к больному: «Я пришел напрасно. Ты слиш­ком болен. Ты никогда больше не поправишься, так как скоро умрешь». И тогда молодой человек почувствовал в самом деле большую слабость и испугался. «Дайте мне воды! Мне нужно свежей воды! Я очень хочу пить!» — сказал Един­ственный. Когда ему принесли воду, его дух-союзник вновь предупредил его: «Не пей отсюда, это моча, смешанная с опасным ядом». Тогда Единственный Перешел в наступление и протянул питье мнимому больному. Тот энергично защищался и не хотел брать питье. Но Единственный настоял на том, чтобы тот выпил, и выпив, сын вождя умер. Победителем Единственный вернулся к своему каноэ и покинул вражескую деревню (Barbeau, 1958, 76).

Враждебность, зависть и ненависть других шаманов по отношению к знаменитому Единственному были столь велики, что те постоянно посягали на его жизнь. Когда Единственный однажды был позван к больному шаману, оказалось, что тот был заколдован враждебно настроенным халааитом. Это все было заранее подстроено и организовано вудахалааитами, племенем кан­нибалов, чтобы выманить Единственного из его деревни и убить. Они заду­мали расставить ловушки на пути, который вел к больному, например, неви­димую магическую сеть, в которой Единственный должен был запутаться, и такую же невидимую яму, в которую тот должен был упасть. Так как эти ло­вушки не могли быть осознаны обычным человеком, они не могли причинить ему вреда; они могли повредить только шаману. Их план не удался. После победы Единственного над своими противниками те взбесились еще больше и готовы были сделать все, чтобы только убрать его с дороги. Они пригласили его на большой праздник и протянули ему человеческое мясо, которое было отравлено. Но халааит, которому он спас жизнь, предупредил его об опасно­сти. Единственный прорезал дырку в своем желудке, и мясо вышло наружу. Его дух-союзник положил его в пищу враждебных халааитов, которые вско­ре лежали в предсмертной агонии и все умерли. Так Единственный преодо­лел всех своих врагов (Barbeau, 1958, 76).

Племя пайе из Тюкано в Южной Америке проводило свои военные пе­рестрелки под воздействием наркотиков. В то время, как тела обоих парт­неров лежали дома в состоянии глубокого транса, они встречались в небе, в земных недрах, в воде или на горе и молниями стреляли друг в друга; они превращались в змей и ягуаров и воздвигали вокруг сердца противника ка­менный вал, отчего его мир начинал сужаться. Для самозащиты атакован­ный может превратиться в муху, но если его универсум сократился до раз­меров апельсина, он не может больше надеяться на спасение (Reichel-Dolmatoff, 1975, 100).

Для лапландцев преисподняя является местом средоточения опаснос­ти. Не только живущие там сущности обладают способностью вредить ша­ману, но шаманы других племен своими враждебными действиями могут сделать так, что он навсегда останется в преисподней. Многих шаманов, как видно, постигает такая участь. Как и шаманы якутов, инсценирующие ежегодно бои духов животных, сражаются между собой лапландские ша­маны, садясь друг против друга и направляя на противника своих духов-союзников в образе духовных птиц или оленей. Дух-союзник скандинавс­ких лапландцев зовется Зуейе, то есть «песнь», и существуют тени-рыбы, тени-олени и тени-змеи, которые сопровождают своих шаманов во время их путешествий в преисподнюю, чтобы они могли забрать домой умершие или похищенные души. Если во время схватки такое животное-тень будет ранено, то же происходит и с владельцем животного, а если этот зверь будет убит, то и шаман умирает (Hoimberg, 1964, 284, 293). Примером может служить бой между двумя лапландскими шаманами. Во время одного боль­шого праздника хозяйка внезапно умерла. Присутствующий при этом ша­ман тут же отправился следом за душой. Он гнался за ней в сопровождении кита и оленя, который тащил сани и взял в придачу гребную лодку. После долгой погони он свалился, как подкошенный, — на губах у него была пена, лиио почернело, тело на животе раздвинулось, словно от надреза, и он умер. Тогда вмешался другой шаман, которому хотелось узнать причину гибели первого. Ему удалось оживить хозяйку и понять, почему погиб его предше­ственник. Тот плыл в облике кита по морю, тут его подкарауливал враждеб­ный шаман с заостренным колом в руках, которым он вспорол первому ша­ману живот, что в сфере материально зримого выглядело как взрезанный живот (Hoimberg, 1964, 294).

О другом столкновении с крайне трагическим исходом повествует Эд­вард С. Куртис (Edward S. Curtis, 1907, 58). Состоялся бой между индейца­ми Дитя Лекаря и Волосы Колтуном. Когда они курили, Дитя Лекаря спро­сил: «Ты силен?» И тогда Волосы Колтуном заверил его: «Я обладаю огромной силой». Дитя Лекаря сказал: «Тебе приходилось видеть соломин­ку, дрожащую весной во время разлива? Мое снадобье сделает тебя ей по­добным!» Волосы Колтуном отвечал: «Мое снадобье поразит тебя слепо­той, так что остаток жизни ты будешь бродить во тьме!» После этого каждый в своей палатке приготовил снадобье. Уже вскоре Волосы Колтуном начал так дрожать, что с трудом мог держать в руках миску с водой, но не пролил из нее. Дитя Лекаря с этого же дня навсегда потерял зрение. Когда Волосы Колтуном уже не мог больше переносить свое состояние, он сказал своему племяннику: «Хорошо ли это, сын мой? Я не смогу никогда больше жить так, как прежде; я все время буду дрожать, как теперь. Надень на меня бое­вое снаряжение, обмажь меня моим снадобьем и затем убей». Он долго уго­варивал племянника, пока тот не согласился: «Хорошо! Я убью тебя». Он одел дрожащего человека, обмазал его и сказал: «Отец, посмотри на меня. Видишь мой указательный палец? Ты должен взять его с собой». После это­го он отрубил свой палец, приложил винтовку к груди своего дяди и спус­тил курок. Большинство шаманских боев проходят между их душами, но возможно превращение в материальные формы — в животных, в птиц, в облака или в других людей. Так как жизнь родового общества и народов, Живущих охотой, тесно связана с миром животных, естественно, что шаманы принимают в своих сраженьях обличье животного. В одном из расска­зов чукчей говорится о подобном превращении в животного. Один шаман спросил другого, в кого тот превратится. «В сокола, — был ответ. — А ты?» На это другой отвечал: «В большую птицу-ныряльщика!» Оба приняли об­лик этих птиц, и бой начался (Bogoras, Шаманы манчжурских тунгусов, как сообщает Широкогоров (1935, 371), беспрерывно пребывают в состоянии войны не только внутри племени, но и с шаманами различных других племен. Особенно воинственные шаманы назы­ваются «булантка»; они могут стать особенно опасными для другого шамана, так как подстерегают его, когда его душа спускается в преисподнюю, и пыта­ются ее там поймать. Способность превращаться в животное — в птицу или насекомое — они используют, чтобы наблюдать за своими жертвами. И пре­бывая в нематериальном облике, они используют во время охоты на зверей и людей лук со стрелами. Их жертвы умирают в течение нескольких дней пос­ле выстрела стрелой из лука. Широкогоров рассказывает о перестрелке двух шаманов, закончившейся для обоих сравнительно благополучно. Как-то но­чью один шаман охотился на соляном болоте и увидел сверкавший огонь, который медленно спускался. Он вытащил нож и отправился назад к дому. Дома он рассказал, что ему пришлось пережить. Он рассказал, что пришел Заниуни, другой шаман. Он призвал всех сохранять спокойствие и лег спать. Находясь в состоянии сна, он стал искать нападавшего и нашел того сидя­щим перед палаткой в своем лагере. Он обругал его, назвал его опасным че­ловеком, который бродит по ночам в обличье огня. Пристыженный, Заниуни во всем сознался и обещал этого никогда не делать.

Лапландцы напускают своих животных-духов друг на друга в бою. Если их животное-дух, которое может являться духом-союзником или просто их собственной душой, оказывается побежденным, то они бывают совершен­но изнуренными в своей физической ипостаси; если же умерщвляется их второе Эго, то они вскоре умирают (Harva, 1938, 479). В историях из жизни финского племени лаппмарк рассказывается, как проводят магические бои ноаидиты, шаманы. Они, например, похищают стада оленей своего против­ника и угоняют их на собственные пастбища.

Во многих историях рассказывается о несчастливом исходе состязания и о смерти шамана. Одна особенно трагическая легенда повествует о двух ша­манах племени юкагиерен, состязавшихся в двух различных бытийных плос­костях. Они напускали друг на друга своих духов-союзников, то есть покида­ли свои тела и посылали в бой свои души. Рассказывают, что шаманы в этом столкновении обстреливают друг друга, совершают «n'eayi'num», или съеда­ют друг друга, то есть делают «n'eleu'nununi». Один из шаманов сказал свое­му другу: “Давай попытаемся прокопать себе путь сквозь скалу. Посмотрим, кто скорее это сделает”. Каждый из них отправил свою собаку-духа, чтобы тот сделал эту работу. У одного был дух собаки мужского рода, у другого -женского. Оба прокапывали себе путь сквозь скалу бок о бок до тех пор, пока собака мужского рода не достигла середины горы и не пошла дальше — дру­гой проиграл. И тогда побежденный шаман предложил состязаться в полете. Они надели свои пальто и превратившись в аистов, полетели в сторону от этого места. Когда они летели над берегом, то увидели внизу дом; они сколь­знули вниз и встретили в этом доме жену владыки океана, Ко'бун По'гил. Женщина встретила их приветливо, угостила, и когда пришло время сна, то шаман, которому принадлежал дух собаки женского рода, лег так, как это принято у юкагирен, а именно к детям, в одном из углов палатки, в то время как второй лег вместе с женой владыки океана. «Тебе лучше лечь с детьми в углу палатки, — сказала она ему. — Я ведь замужем, а мой муж такого не любит». Но он пренебрег этим предостережением. На другое утро его спут­ник обнаружил его мертвым. Его убил владыка океана. Но и спасшегося бег­ством шамана вскоре также постигло несчастье. Он повстречал безголового одноглазого человека, рот которого находился подмышкой. С ним он провел следующую ночь; а наутро, когда одноглазый еще спал, он забрал его желез­ные сапоги, надел их и поднялся в небо. Вскоре он услышал просьбы и моль­бы одноглазого, чтобы тот скинул вниз сапоги. Но шаман был неумолим, и тогда одноглазый бросил вдогонку шаману перчатку, которая вырвала клок из одежды шамана, тут же упавший вниз. Безголовый проглотил лоскут, а летевший шаман, увидев это, стал просить одноглазого вернуть ему кусок одежды, уверяя, что отдаст за это сапоги. “Теперь уже слишком поздно, мы уже достаточно причинили друг другу вреда”, — возразил безголовый. Ша­ман же отвечал: «Хорошо, тогда ты никогда не покинешь это место; ты ум­решь здесь!» Безголовый сам был шаманом, и, когда летящий шаман вернул­ся домой, он сказал своей семье, которая радовалась его возвращению: «Не радуйтесь, я долго теперь не проживу». И как он и предвидел, он скончался на следующее утро (Jocheison, 1924, vol. IX, 213).

Многие истории о жизни шаманов заканчиваются тем, что оба против­ника умирают. Так произошло, например, с двумя шаманами из племени йамана, двумя братьями, ставшими врагами. Население деревни расколо­лось во враждебном противостоянии, так как каждый принял сторону того шамана, которому симпатизировал. Пришло время, когда оба захотели померяться друг с другом силами. Один из них в своем сновидении покинул хижину, сел в каноэ и поплыл к середине канала, где встретился с враждеб­но настроенным братом, который приближался со стороны противополож­ного берега. Каждому виделось, что он бросает заостренный йекус, наконечник стрелы, в сердце другого. Затем оба приплыли назад и продолжали спать в своих хижинах. На следующее утро они почувствовали себя плохо, кровь стала литься у них изо рта и носа, и через некоторое время они умер­ли (Gusinde, 1931, bd.2, 1392).

Так как шаман обладает средствами, которые намного превосходят по силе всякое материальное оружие, то вполне естественно, что традицион­но ориентированные культуры предъявляют ему претензии по поводу их использования, особенно в период войн.

У эвенков шаман окружает место обитания своего рода духовным забо­ром, состоящим из его духов-защитников: духи птиц защищают воздушное пространство, духи рыб — воды, духи животных — тайгу. Если шаман хочет причинить вред другому роду, то посылает духа болезни к устью реки своего племени, к месту, где вода стекает в преисподнюю и где встречаются реи всех племен. Оттуда дух болезни отправляется вверх по реке враждебного племе­ни и распространяет там болезнь, смерть и инфекционные заболевания жи­вотных. Но прежде ему надо преодолеть нематериальный заслон племени. И, конечно, чужие шаманы всегда начеку, проверяют бдительность своих духов и в любое время готовы к нападению (Friedrich, 1955, 50).

Племя хунца в северной части Пакистана также использует своих да-ийал, Шаманов, при решении военных спорных вопросов. Известен был Али Бег, даийал из Затпура, который жил примерно 100 лет назад и сыграл важ­ную роль в войне против племени ладак, так как помог своему народу одер­жать победу. Когда два враждующих войска стояли друг против друга и ла­даки выпустили против племени хунца 18 пар собак, из рядов бойцов выступил Али Бег и прошептал что-то на ухо первому животному, после чего за ним последовала вся стая, подобно послушным домашним собач­кам. Ладаки прибегли к весьма остроумной военной хитрости: они выслали чародея, который мог летать, и тогда Али Бег поднялся в небо, схватил вра­жеского чародея за ногу, и тот должен был покориться. Чтобы произвести еще большее впечатление на врага и сломить его сопротивление, Али Бег взял в рот на глазах у воинов противника кусок раскаленного железа. И тогда хунца заставили ладаков поверить, что у них больше могучих воинов и чародеев. Али Бег был еще одним из слабейших. Так удалось победить войско противника (Friedl, 1965, 55).

Во время религиозных праздников и торжеств или во время церемоний инициации состязания шаманов проводятся для поднятия настроения и для развлечения собравшихся. Бой в этом случае редко кончается смертью, чаще болезнью или беспамятством побежденного. Победитель такого боя у севе-ро-американских индейцев должен вылечить своего противника. Состяза­ния шаманов проводятся не только публично, но и в закрытых обществах целителей и тайных эзотерических организациях, как это происходит, на­пример, у индейцев племени пуэбло.

У индейцев племени васхо шаманы организуют состязания; чтобы вы­яснить, кто же обладает большей силой. Одна из форм состязания состоит в том, чтобы вырвать одним лишь жестом воткнутые в землю и поставлен­ные в линию колья. В качестве победителя чествуется тот, кто на расстоя­нии или путем психокинеза сможет сшибить больше кольев. Еще одной формой демонстрации силы является предложение трубки, в нынешнее вре­мя — сигареты, «нагруженной» энергией другого состязающегося. Тот, кто раскуривает, потеряв сознание, падает на пол. В этом случае шаман не «вы­сылает» свою силу, но переносит ее на какой-то предмет и тем самым пора­жает того, кто этого предмета касается.

У индейцев племени сакота есть шаман по имени Лось-сновидец, Геха-ка гага, обладающий властью над женщинами, оберегающий себя и других мужчин от их уловок и помогающий мужчинам завоевать избранницу. Во время больших праздников он переодевается лосем, а его помощники — оленями, и в таком образе они разыгрывают жизнеподобное представле­ние: они совершенно перенимают повадки животных, пасутся, идут к водо­пою, где их застигает охотник, которого играет другой целитель. Лось-сно­видец очерчивает вокруг себя и своих спутников магический круг, делая всех неуязвимыми. Вскоре между обоими целителями разгорается бой, ко­торый быстро принимает серьезный оборот. Они пытаются поразить друг друга магическим оружием. Тот, кого ранят, должен быть исцелен другим. При этом и раны, и само целение должны быть уже совершенно реальными, а не театрализованно разыгранными (Standing Bear, 1978, 217).

О другого рода состязании между шаманами племени кро сообщает Ро­берт Лови. Один целитель заявил, что он может одним движением руки пова­лить на землю всех своих противников из другой группы. Пока он танцевал, его соперники пели песнопение-оберег, но как только он сделал жест рукой, словно желая оттеснить их в сторону, они повалились в этом направлении. Тогда один из членов другой группы поднялся, обежал несколько раз.вокруг огня, закричал по-совиному и внезапно исчез. Вскоре его нашли сидящим на верхушке одной из палаток, не понимающего, как он мог туда попасть.

Известный целитель Тененеск из племени зелкнам показал этнологу Мартину Гузинде следующий трюк: он положил три камня величиной с виш­невую косточку к себе на ладонь, уставился на них, сконцентрировал всю свою силу и, когда подул, камни исчезли. Подобными же способностями обладала одна целительница. Она совсем раздевалась, клала различные предметы себе на руку — маленькие грибы, панцири улиток, камни и па­лочки и до тех пор сосредотачивала на них свою энергию, пока эти вещи разом не рассеивались в воздухе, а затем она материализовывала их вновь.

Другая форма состязания между целителями, заканчивающаяся часто смертельным исходом, демонстрирует следующее испытание силы. Йекамус бросает йекус в своего противника. Если тот не поймает брошенное тело и оно попадает в него, он мучается и затем умирает. Если йекус ловят или он не долетает, то он признается более слабым.

Когда мы видим, какими силами располагают целители йамана и селкнам, возникает вопрос, почему эта способность убивать на расстоянии ни­когда не использовалась ими против завоевателей-европейцев? В таких попытках не было недостатка, но они остались безуспешными.

Если сталкиваются две культуры, наделенные магическим сознанием, то дело доходит до жестоких схваток между магами и мудрецами. Шаманы доминирую­щей культуры часто обнаруживают большую силу воздействия. Как, например, в случае Падма Замбхавас, который распространил в Тибете буддизм и победил в духовных состязаниях магов местной религии Бен. Подобным же образом свя­той Патрик одерживает победу в Ирландии, где ему противостояли друиды и где он тем самым заложил основу для распространения христианства.

Нам известны лишь некоторые примеры нападений шаманов на белых завоевателей. Хотя и существуют отдельные анекдотические эпизодичес­кие свидетельства пострадавших от магии, но чаще всего шаманы воздер­живаются от подобного воздействия. Например, индейцев племени цуни удерживает от применения против белых черной магии тот скепсис, с кото­рым те к ней относятся (Kalweit, 1983).

Лайл Уотсон (1976) описывает в литературной форме историю Тиа, индонезийской девушки, которая еще в юные годы развила совершенно спон­танно парапсихические способности, противостоявшие господствующей исламской доктрине. История Тиа представляет собой спор между древней анимистической религией и суровостью современного магометанского за­кона. Тиа обладала способностью целить людей паранормальным способом. Однажды она воскресила из мертвых одного утопленника и подожгла, вос­пользовавшись своей духовной силой, мечеть острова. Это было уже слиш­ком, и девушка понесла суровое наказание.

В кельтских и германских легендах тоже встречаются подобные приме­ры. Известен трагический конец волшебника Мерлина, учителя короля Артура. В лесу Мерлин встретился с прекрасной женщиной Ниниан. Он подпал под влияние ее магической силы и позволил ей уговорить себя обу­чить ее своему искусству волшебства. Всякий раз, когда они встречались, она просила его открывать ей все больше тайн. Он так и поступал до тех пор, пока она не сказала ему однажды: “Научи меня тому, чтобы я смогла сковать человека без цепей, исключительно с помощью волшебства”. Мер­лин вздохнул, предчувствуя свою участь, но показал ей и это, последнее свое умение. Когда Мерлин заснул однажды в ее замке, — а к этому време­ни они уже были неразлучны, и он покинул рыцарей круглого стола, чтобы уж больше к ним не возвращаться, — она применила против него свое вол­шебство. Когда он пробудился, он увидел, что находится в невероятно вы­сокой башне и лежит на прекрасной постели. И тогда он закричал: «Ты об­манула меня, если ты не останешься со мной навсегда, то никто не сможет вызволить меня из этой башни». Она часто навещала его и рада была бы дать ему свободу, но волшебство оказалось слишком сильным, и она не смог­ла его разрушить. Сила эльфов, любовь и дурман, эти древние кельтские мотивы, вновь одержали победу (Monmouth, 1978).