Глава пятая. Пароль дня: «Когда двое делают одно и то же,

Хроники хранителей

2 апреля 1916 года

Пароль дня: «Когда двое делают одно и то же,

это уже не одно и то же».

(Теренций)

Лондон до сих пор находится под обстрелом, вчера немецкая авиация позволила себе действовать даже при свете дня. Бомбы наносят непоправимый ущерб каждому из районов города. Городской совет объявил некоторые части Сити и Дворец правосудия официальными бомбоубежищами. Посему мы начали замуровывать знаменитые подземные переходы, это увеличит в три раза наши подземные владения и позволит нам заменить традиционное оружие более современным.

Сегодня согласно протоколу безопасности мы снова элапсировали втроём — из Документариума в 1851 год. Мы взяли с собой кое-что почитать, и время пролетело бы вполне мирно, если бы леди Тилни могла вложить в свои замечания немного больше юмора, а не пускаться в жаркий спор. Я придерживаюсь того мнения, что стихотворения этого Рильке — чистейшей воды бессмыслица, бред, а кроме того, это совершенно непатриотично — зачитываться немецкой литературой, в то время как мы находимся с ними в состоянии войны! Ненавижу, когда меня пытаются насильно в чём-нибудь убедить, но леди Тилни, к сожалению, проявила незаурядную настойчивость.

Она как раз декламировала нам странный пассаж об искривлённых руках, шлёпающих тяжело, как жабы после дождя, или что-то в таком роде, но тут в дверь постучали. Само собой…… случись…… поэтому …… наглость …… загадки…… б ……ва…… ли

Леди…… знать, даже если она будет затем всё это отрицать.

…… разъяснений……….. никто!!!

кровь без ег…… метр …… восемьдесят пя …… зелёном…… год

Пометка на полях: 17.05.1986

Записи пришли в негодность из-за пролитого на них кофе. Страницы от 34 до 36 отсутствуют полностью.

Выступаю за введение нового правила, согласно которому новициатам разрешается пользоваться Хрониками лишь под наблюдением.

Д. Кларксен, архивариус (вне себя от ярости!!!)

— Ну что за дела, ты снова, небось, ревела как корова, — сказал Химериус, который дожидался меня в тайном переходе.

— Да, — коротко ответила я. Расставание с Лукасом оказалось таким сложным, и даже дедушка обронил пару скупых слезинок. Мы не увидимся теперь целых тридцать семь лет, по крайней мере, по его исчислению. Мы оба решили, что это — невероятно долго. Больше всего мне сейчас хотелось сразу же прыгнуть в 1993 год, но я пообещала Лукасу, что сначала хоть разочек высплюсь.

Пробило два часа ночи, а без пятнадцати семь мне снова надо было вставать. Маме придётся завести в мою комнату подъемный кран, никак не меньше, другим способом меня с кровати не стащить.

Как ни странно, Химериус воздержался от обычных колкостей в мой адрес, и я посветила фонариком ему прямо в мордочку. Возможно, мне просто показалось, но он выглядел каким-то грустным, и я вдруг подумала, что целый день не обращала на него внимания.

— Как мило с твоей стороны, что ты меня подождал, Хемичек… то есть, Химериус, — сказала я, почувствовав, как во мне неожиданно просыпается нежность к этому смешному маленькому существу. Вот бы его сейчас погладить. Но привидение, к сожалению, потрогать невозможно.

— Совпадение, только и всего. Я тут просто как раз искал стоящее местечко, чтобы перепрятать эту штуковину, — он указал на хронограф, который я снова укутала в банный халат, взвалила себе на бедро и прижала локтем правой руки. Позёвывая, я прошмыгнула из тайника обратно на лестницу и осторожно закрыла вход портретом пра-пра… короче, портретом жирного предка.

Химериус не отставал от меня ни на шаг, пока я поднималась вверх по лестнице.

— Попробуй выдавить заднюю стенку в стенном шкафу, который стоит у тебя в комнате. Стенка эта сделана из тонкой фанеры, тебе вполне под силу её выломать. Через дыру в фанерке можно проползти в подсобку. А там уже целая куча подходящих тайников.

— Сегодня я обойдусь тем, что просто задвину его под кровать. Кажется, на большее я уже не способна, — ноги мои словно налились свинцом, я еле передвигалась от усталости. Выключив фонарик, я на ощупь побрела к себе в комнату, засыпая прямо на ходу. Когда я, пошатываясь, брела мимо комнаты Шарлотты, мне почти начал сниться какой-то сон. Но тут дверь тихонько отворилась, и меня осветил луч света. От страха я чуть не выпустила хронограф.

— Вот ёлки, — пробормотал Химериус, — только что все дрыхли, как убитые, честное слово!

— Немного ты старовата для этой пижамы с кроликами, тебе не кажется? — спросила Шарлотта. Она прислонилась к дверному проёму, грациозная как всегда. На Шарлотте была длинная ночнушка на тоненьких бретельках. Волосы Шарлотты ниспадали блестящими волнами на плечи.

— Ты что, совсем с ума сошла, так меня пугать?

Я разговаривала шёпотом, чтобы не разбудить вдобавок ещё и тётю Гленду.

— А почему это ты крадёшься тут среди ночи по моему коридору? И что это у тебя там?

— С каких это пор коридор стал твоим? Как прикажешь мне теперь добираться до собственной комнаты, может, карабкаться по стене и залезать через окно?

Шарлотта отодвинулась от дверного проёма и сделала шаг в мою сторону.

— Что это там у тебя подмышкой? — повторила она, на сей раз угрожающим тоном. При этом Шарлотта шептала, но шёпот лишь придавал её голосу настойчивости. Да и глядела она на меня так… грозно, что я не решилась просто пробежать мимо неё.

— Ох, ох, — сказал Химериус, — вот уж у кого-то гормоны в голову ударили! Не советовал бы я с ней сегодня ругаться.

Такого развития событий я никак не ожидала.

— Это ты про халат?

— Ну-ка показывай, что там внутри! — потребовала она.

Я сделала шаг назад.

— У тебя точно не все дома. Не собираюсь я тут среди ночи разворачивать перед тобой свой купальный халат. Так что, будь добра, пропусти, мне так хочется спать!

— А мне так хочется посмотреть, что там у тебя в халате! — прошипела Шарлотта. — Ты что, правда думаешь, что я такая же наивная дурочка, как и ты? Что я не заметила ваших заговорщицких взглядов и тихих разговорчиков? Если уж вам так хочется обвести меня вокруг пальца, придумайте какой-то более изощрённый план. Как это связано с сундуком, который мистер Бернхард и твой братец протащили к тебе в комнату? Может, у тебя под мышкой как раз содержимое этого сундука?

— Ну да, дурочкой её не назовёшь, — сказал Химериус и почесал крылом нос.

В другое время, будь я немного пободрее, я обязательно придумала бы какую-то правдоподобную историю, но в эту секунду мои нервы были на пределе.

— Это тебя не касается! — пропыхтела я.

— Нет, ещё как касается! — наступала на меня Шарлотта. — Хоть я и не Рубин и не член Круга Двенадцати, но, в отличие от тебя, я хотя бы думаю не хуже них! Мне не удалось услышать абсолютно всё, о чём вы там шептались в твоей комнате, просто двери в этом доме слишком уж толстые, но того, что я услышала, мне вполне достаточно! — она сделала ещё один шаг на меня и указала на халат.

— Я бы на твоём месте отдала бы вот это по-хорошему, если ты не хочешь, чтобы пришлось отнимать его силой!

— Ты что, подслушивала наш разговор? — мне враз стало плохо. Что из подслушанного ей удалось понять? Знает ли она, что вот это — хронограф? Который, кстати, за последние пару минут стал, казалось, тяжелее раза в два. На всякий случай, я взяла его в обе руки. Фонарик Ника пришлось при этом бросить на пол. Звук падения был довольно громким. Только теперь мне бы хотелось, чтобы тётя Гленда проснулась.

— Известно ли тебе, что мы с Гидеоном вместе ходили на занятия по «Крав мага»? — Шарлотта приблизилась ко мне ещё на шаг, а я автоматически сделала один назад.

— Нет, но известно ли тебе, что взгляд у тебя сейчас точь-в-точь как у белки из «Ледникового периода»?

— Может, эта её крав мага — просто безобидная чепуха, — сказал Химериус. — Камасутра, кравмага, — какая разница!

— Ха-ха! — он захихикал. — Извини, я не хотел. Просто в экстремальных ситуациях мне в голову приходят самые лучшие шутки.

— Крав мага — это израильское боевое искусство, очень эффективное, — проинформировала меня Шарлотта, — я могла бы сейчас одним ударом попасть тебе в солнечное сплетение или пробить затылок.

— А я могла бы заорать «На помощь!»

До этого момента мы разговаривали шёпотом, так, наверное, общаются между собой две змеи, только и слышно злобное «С-с-с…», «С-с-с…», «С-с-с…».

Что случится, если я привлеку к этому столкновению остальных обитателей дома? Наверное, Шарлотта постесняется тогда проламывать мне затылок, но все они наверняка захотят узнать, что же завёрнуто в мой халат.

Шарлотта, казалась, прочитала мои мысли, и язвительно рассмеялась. Почти пританцовывая на одном месте, она прошипела:

— Давай же! Закричи!

— Я бы так и поступил, — сказал Химериус.

Но необходимость кричать отпала сама собой, потому что за шарлоттиной спиной, как всегда словно из ниоткуда, возник мистер Бернхард.

— Чем могу быть полезен милым дамам? — осведомился он.

Шарлотта вздрогнула и обернулась резко, словно испуганная кошка. На долю секунды мне показалось, что она вот-вот набросится на мистера Бернхарда и отвесит ему удар прямо в солнечное сплетение, так, просто автоматически. Но этого, к счастью, не произошло.

— Даже по ночам мне порой хочется есть, так что я как раз собирался приготовить себе что-нибудь и перекусить, раз я не сплю. Могу захватить что-нибудь и для вас, — невозмутимо продолжал мистер Бернхард.

После его появления я почувствовала, что спасена, и, неожиданно даже для самой себя, нервно захихикала.

— Я вот уже принесла себе кое-что из кухни, — кивком я указала на узелок, который держала, крепко прижав к груди, — но эта юная каратистка страдает, очевидно, от недостатка сахара в организме, ей просто необходимо отобрать у меня это маленькое угощение.

Шарлотта нарочито медленно поплелась обратно к своей комнате.

— С этого момента я не спущу с тебя глаз, — сказала она и направила указательный палец прямо мне на грудь.

Казалось, она вот-вот начнёт декламировать что-нибудь патетическое. У Шарлотты был такой вид, словно она стояла не в тёмном коридоре, а на театральной сцене.

— И с вас, мистер Бернхард, тоже, так и знайте, — добавила она.

— Придётся нам к этому как следует подготовиться, — прошептала я, когда дверь её комнаты закрылась, и коридор снова погрузился в темноту. — Она владеет каким-то там «Тадж-Махал».

— Тоже неплохо, — понимающе поддакнул Химериус.

Я крепко прижала к себе свёрток.

— Шарлотта что-то заподозрила! Даже если она не знает наверняка, что именно ей удалось обнаружить. Как пить дать, она настучит на нас хранителям, расскажет, что мы…

— Я уверен, что найдётся положенное место и время для подобной дискуссии, — необычно строгим голосом перебил меня мистер Бернхард. Он поднял с пола фонарик Ника, включил его и тщательно обшарил лучом света всё пространство от нижней щели между шарлоттиной дверью до потолка. Верхний свет в комнате погас.

Я кивнула, давая понять, что знаю: Шарлотта могла слышать каждое наше слово: — Да, вы правы. Спокойной ночи, мистер Бернхард.

— Сладких снов, мисс Гвендолин.

На следующее утро, чтобы поднять меня с кровати, мама даже не подумала воспользоваться подъёмным краном. Её тактика была куда изощрённей. Она пустила в ход мерзкого пластикового Санта-Клауса, которого кто-то подарил Кэролайн на прошлое Рождество. Если нажать на кнопку, Санта начинал электронным голосом крякать «Хо-хо-хо, мэрри Крисмас!». Я натянула на себя одеяло, пытаясь защититься от этих ужасных звуков. Но после шестнадцатого «Хо-хо-хо» я таки сдалась и откинула одеяло. О чём, правда, тут же и пожалела, потому что вспомнила, где мне сегодня предстоит побывать. На балу.

Если только не случится чудо, и я не найду возможность прыгнуть к дедушке в 1993 год до бала, мне придётся предстать перед графом с теми знаниями, которыми я обладаю сейчас.

Я прикусила губу. Надо было мне всё-таки ещё раз попасть в прошлое этой ночью. Но тогда Шарлотта обязательно бы обо всём пронюхала. С этой точки зрения удержаться от прыжка было решением довольно мудрым.

Я скатилась с кровати и побрела в ванную. Мне удалось поспать всего три часа — после ночной встречи с Шарлоттой я на всякий случай последовала совету Химериуса и спрятала хронограф за стенкой шкафа. Мне пришлось продавить её, забраться в чулан и вспороть крокодилье брюхо. В нём-то и ночевал хронограф.

После всех этих приготовлений я чувствовала себя настолько уставшей, что тут же провалилась в глубокий сон, у которого есть несколько явных преимуществ. Одно из них заключается в том, что за всё время мне не приснилось ни одного плохого сна, да и вообще ничего не приснилось. Я была просто не в силах видеть сны. Чего нельзя сказать о бабушке Мэдди.

На завтрак я, конечно же, опоздала, потому что долго искала мамину пудру, чтобы замазать синяки под глазами. Когда я, наконец, пошатываясь, спустилась на первый этаж, бабушка Мэдди схватила меня и потащила в свою комнату.

— Что-то не так? — спросила я, понимая, что ответ совершенно излишен. Если бабушка Мэдди проснулась в половине восьмого, что-то действительно было не так, совсем-совсем не так. Волосы её были растрёпаны, одна из бигуди, которая должна была убирать волосы со лба, сползла и теперь болталась где-то над ухом.

— О, Гвендолин, девочка моя, можно и так сказать, — бабушка Мэдди опустилась на свою незастеленную кровать и уставилась на сиреневые обои в мелкий цветочек, картинно нахмурив лоб. — У меня было видение!

Этого только не хватало!

— Дай-ка угадаю: кто-то растоптал рубиновое сердце каблуками сапог, — предложила я. — Или, может, так: ворон врезался в слуховое окно башенных часов?

Бабушка Мэдди отрицательно покачала головой. Она затрясла головой так сильно, что нечёсаные пряди взлетели вверх, и бигуди тоже съехали набекрень.

— Нет, Гвендолин, не стоит над этим шутить! Хотя мне и непонятно иногда, что означают эти видения, но в последствие всегда оказывается, что они сообщали о чём-то очень важном, — она взяла меня за руку и притянула к себе. — А на этот раз видение было таким понятным. Я видела тебя, в голубом платье с развевающимся подолом, вокруг были зажжённые свечи, и кто-то играл на скрипке.

Помимо моей воли по коже побежали мурашки.

Мало мне было собственного неприятного предчувствия по поводу этого бала. Надо же было и бабушке Мэдди увидеть этот самый бал в своём видении. А я ведь не рассказывала ей ни о бале, ни о том, какое платье собираюсь надеть.

Бабушка Мэдди была довольна тем, что, наконец, добилась моего внимания.

— Сначала всё было мирно, дамы и господа танцевали, и ты тоже, но потом я увидела, что в зале нет крыши. Над тобой в небе сгустились ужасные чёрные тучи, из которых вылетела птица и ринулась на тебя, — продолжала она. — А когда ты хотела убежать, то наткнулась прямо на эту птицу… ах, это было кошмарно! Повсюду кровь, всё красное от крови, даже небо окрасилось в красный цвет, и дождь, срывавшийся с неба, был кровавым…

— Э-э-э… Бабушка Мэдди?

Она заломила руки.

— Да, дорогая моя, я знаю, это ужасно, ужасно. Надеюсь, это не предвещает никаких событий…

— Мне кажется, ты что-то упустила, — снова перебила её я. — И куда же я… то есть, Гвендолин из твоего сна, побежала?

— Это был вовсе не сон, а видение! — глаза бабушки Мэдди распахнулись ещё шире, если это вообще было возможно. — Ты врезалась в меч. Прямо в него.

— В какой такой меч? Откуда он взялся?

— Он… просто висел в воздухе, кажется так, — сказала бабушка Мэдди, размахивая руками прямо перед моими глазами. — Но дело вовсе не в нём, — чуть рассерженно продолжала она, — а в море крови вокруг!

— Хм, — я присела рядом с ней на краешек кровати. — И что же мне теперь делать с этой информацией?

Бабушка Мэдди огляделась по сторонам, схватила со стола баночку с лимонными леденцами и сунула одну конфету себе в рот.

— Ах, дитя, откуда же мне знать. Я просто подумала, что, возможно, это тебе поможет… послужит предостережением..

— Да. Постараюсь не бежать прямо на мечи, которые висят в воздухе, обещаю, — я поцеловала бабушку Мэдди и встала. — А тебе стоило бы ещё ненадолго вздремнуть — это ведь совсем не твоё время.

— Да, наверное, ты права, — она сладко потянулась и накрыла себя одеялом. — Но не пропускай мимо ушей то, что я тебе только что рассказала, — пробормотала она. — Береги себя, пожалуйста.

— Ладно, — у двери я снова обернулась.

— А… — я откашлялась, — а льва в твоём видении, случайно, не было? Или алмаза? Или… может, солнца?

— Нет, — сказала бабушка Мэдди, уже закрыв глаза.

— Так я и думала, — пробормотала я и тихо прикрыла за собой дверь.

Когда я спустилась к завтраку, то сразу же заметила, что Шарлотты за столом не было.

— Бедная девочка больна, — сказала тётя Гленда. — Температура немного повышена, сильные головные боли, полагаю, это грипп, он как раз свирепствует в эту пору. Не могла бы ты передать это учителям, Гвендолин?

Я хмуро кивнула. Грипп — как бы ни так! Шарлотта хотела остаться дома, чтобы обыскать мою комнату.

Химериус, присевший на блюдо с фруктами, кажется, подумал о том же.

— Я ж говорю, дурочкой её не назовёшь.

Мистер Бернхард, который как раз потянулся за яичницей-болтушкой, тоже смерил меня обеспокоенным взглядом.

— Столько волнений за последние несколько недель, бедная девочка, — сказала тётя Гленда, стараясь не замечать, как Ник громко фыркнул. — Не удивительно, что организму требуется некоторое время на восстановление.

— Перестань молоть чепуху, Гленда, — оборвала её леди Ариста, сделав нервный глоток чаю. — Мы, Монтроузы, способны выдерживать многое. Я вот, например, — она выпрямила тощую спину, — не проболела в своей жизни ни одного дня.

— Честно говоря, я тоже чувствую себя довольно… плохо, — сказала я. Особенно мне подурнело, когда я поняла, что мою комнату невозможно запереть снаружи. В ней, как почти в каждом помещении нашего дома, была установлена старинная система с замком-засовом, который запирался лишь изнутри.

Мама тут же вскочила со стула и положила руку мне на лоб.

Тётя Гленда скорчила презрительную гримасу.

— Как это всё мне знакомо! Гвендолин просто не выносит, если в центре внимания оказывается кто-нибудь, кроме неё.

— Жара не чувствуется, — мама как раз схватила меня за кончик носа, как будто я снова превратилась в пятилетнего ребёнка. — И нос сухой и тёплый. Как и должно быть, — она провела рукой по моим волосам. — Когда наступят выходные, мы сможем, наконец, немножко тебя побаловать, если захочешь. Например, завтраком в постель…

— Вот здорово, а потом ты почитаешь нам истории о Питере, Флопси и Мопси, как раньше, да? — сказала Кэролайн, на коленях у которой сидел вязаный поросёнок. — А потом мы покормим Гвенни яблочным пирогом и сделаем ей холодные обтирания.

Леди Ариста положила колечко огурца себе на бутерброд, где уже возвышалась аккуратная горка из сыра, ветчины, омлета и помидора.

— Гвендолин, ты вовсе не выглядишь больной. Я бы даже сказала, что ты расцвела за последнее время, словно жизнь твоя так и бьёт ключом.

Подумать только! И это при том, что мои глаза вот-вот захлопнутся от усталости, и вид у меня такой, словно меня искусал кровожадный вампир. И тут такие комплименты!

— Я сегодня целый день буду дома, — сказал мистер Бернхард, — поэтому смогу позаботиться о мисс Шарлотте, напоить её горячим бульоном.

Он сказал это, повернувшись к тёте Гленде, но я знала, что его слова обращены ко мне и превосходно поняла его.

Но у тёти Гленды были, к сожалению, другие планы на его счёт.

— О своей дочери я уж смогу озаботиться сама. Вы должны будете съездить в ателье Уолден-Джонс и забрать мои заказы и костюм Шарлотты, который мы заказали специально для предстоящей вечеринки.

— Это в Излингтоне, — сказал мистер Бернхард и бросил на меня обеспокоенный взгляд. — Тогда мне нужно будет на некоторое время отлучиться из дома.

— Конечно, — тётя Гленда брезгливо поморщилась.

— На обратном пути можете купить цветов, — сказала леди Ариста. — Несколько весенних букетов, которые мы поставим у входа, на обеденном столе и в музыкальной комнате. Ничего яркого и кричащего, никаких надоевших кичливых тюльпанов, вроде тех, которые вы принесли не так давно, больше нежных тонов: белого, светло-жёлтого и сиреневого.

Мама чмокнула каждого из нас и попрощалась. Ей нужно было спешить на работу.

— Если вы вдруг увидите незабудки, мистер Бернхард, прошу, принесите мне пару горшочков с этими цветами. Или с ландышами, если они вам попадутся.

— Вполне возможно, — сказал мистер Бернхард.

— Да, и если вы уж собрались за цветами, мистер Бернхард, достаньте, пожалуйста, пару лилий. Их можно будет посадить на мою могилку сразу же после погребения. Несчастная девочка, её больную заставили идти в школу, — мрачно сказала я, но мама была уже у дверей.

— Да перестань ты, что нос повесила, — попробовал подбодрить меня Химериус. — Если этот рыжий пройдоха будет почти целый день торчать дома, Шарлотта никак не сможет пробраться в твою комнату незамеченной, ну а даже если сможет: она в жизни не догадается отодвинуть заднюю стенку твоего шкафа и на корточках обшаривать какие-то заброшенные чуланы. Но допустим даже, что она до этого додумалась и, согнувшись в три погибели, стоит в пыльном чулане. Но тут уж ей ни за что не решиться на такое — копошиться в кишках у настоящего крокодила. Ну что, радуешься сейчас, небось, что вчера ночью я таки убедил тебя вспороть эту тварь?

Я кивнула, хотя при одном воспоминании о тёмных углах и кишащих там пауках, я мысленно содрогнулась. Конечно, мои опасения не могли развеяться так быстро. Если Шарлотта догадывается, или, возможно, даже знает наверняка, что именно она ищет, так просто она не сдастся. А я-то ведь появлюсь дома ещё позже обычного, если не удастся перенести этот злополучный бал. Возможно, я вернусь слишком поздно.

Что, интересно, случится, если хранителям станет известно, что похищенный хронограф находится в нашем доме? Хронограф, в котором для завершения Круга Двенадцати не хватает лишь крови Гидеона. Моё тело вдруг покрылось гусиной кожей. Возможно, они не станут сдерживаться, если узнают, насколько близко они подобрались к исполнению своей миссии. А я, кто дал мне право скрывать от них то, что, возможно, принесёт излечение от всех болезней человечества?

— К тому же, не стоит забывать, что бедняжка, возможно, и правда заболела, — сказал Химериус.

— Ну да, как же, а Земля имеет форму диска, — непростительно громко ответила я. Все посмотрели на меня с явным недоумением.

— Нет, Гвенни, Земля имеет форму шара, — дружелюбно исправила меня Кэролайн. — Мне тоже сначала сложно было в это поверить. А ещё она, кажется, летит по космосу со страшной скоростью.

Она отломила кусочек хлеба и поднесла его к розовому поросячьему пятачку.

— Но всё именно так, а не иначе. Правда, Маргарет? Хочешь ещё кусочек бутерброда с колбасой?

Ник тихо захихикал, а леди Ариста презрительно скривилась:

— Неужели мы не установили чёткое правило — тебе запрещается брать с собой за стол каких бы то ни было кукол, плюшевых зверей, друзей, как вымышленных, так и настоящих.

— Маргарет очень хорошо воспитана, — сказала Кэролайн, но при этом осторожно спрятала свинку себе под стул.

Тётя Гленда осуждающе чихнула. Кажется, теперь у неё развилась аллергия ещё и на вязаных зверюшек.

Хотя Химериус и пообещал мне стоять за хронограф не на жизнь, а на смерть (при этом я, правда, от души посмеялась, пусть и про себя), и сообщить мне, как только Шарлотта попытается влезть в мою комнату, я всё равно не переставая думала о том, что может случиться, если второй хронограф попадёт в руки хранителей.

Но никакими грустными мыслями делу не поможешь, мне предстояло пережить этот день и надеяться на лучшее. Первое действие навстречу сложностям нового дня: я вышла из автобуса на одну остановку раньше и отправилась в Старбакс, чтобы хоть как-то побороть эту усталость.

— Сможешь мне сделать кофе с карамелью, чтобы он был таким же крепким, как три эспрессо? — спросила я мальчика у прилавка, а тот с улыбкой ответил:

— Если ты мне за это оставишь свой номер телефона!

Я ещё раз посмотрела на него, на этот раз более внимательно, и польщённо улыбнулась в ответ. У этого парня были тёмные волосы и почти закрывавшая глаза чёлка, он чем-то напоминал мне героя французских фильмов. Конечно, он был далеко не таким красавцем, как Гидеон, с которым я, поддавшись собственной глупости, тут же его сравнила.

— У неё уже есть парень, — сказал кто-то за моей спиной. Это был Рафаэль. Когда я, нахмурившись, обернулась, он подмигнул мне, и его зелёные глаза при этом задорно блеснули. — Да и вообще, она для тебя слишком маленькая, ты что не видишь, что на ней школьная форма? Один латте и черничный кекс, будьте добры.

Я возмущённо фыркнула и с виноватой улыбкой забрала у продавца своё эксклюзивное варево.

— Как раз парня у меня сейчас нет, зато появилась большая проблема… э-э-эм… со временем. Попроси меня об этом ещё раз, годика эдак через два, договорились?

— Договорились, — ответил парень.

— Ничего он, на самом деле, не сделает, — сказал Рафаэль. — Готов побиться об заклад, он у каждой симпатичной девушки просит номер телефона, я угадал?

Промолчав, я развернулась и пошла к школе. Но Рафаэль снова нагнал меня за дверями кафе.

— Эй, погоди! Ну прости, что помешал тебе с ним пофлиртовать, — он подозрительно заглянул в свой стакан с кофе. — Этот тип наверняка туда плюнул, точно говорю.

Я сделала большой глоток из своего картонного стаканчика, и тут же обожгла губы, язык и нёбо. После того, как я снова пришла в себя и смогла думать, я искренне пожалела, что кофе не вводят в организм внутривенно, как необходимое лекарство. Это было бы, наверное, лучшим выходом из положения.

— А я тут вчера ходил в кино с этой Селией, — продолжал Рафаэль. — Отличная девчонка. Такая она милая и весёлая, правда?

— Чего? — я скорчила гримасу, а на моём носу повис кусочек молочной пенки (да, общение с Химериусом сказывалось на всех сторонах моей жизни!).

— Нам было здорово вместе, — продолжал он. — Только Лесли не говори, а то она ещё приревнует.

Я не могла не рассмеяться. Как мило — он собирался мной проманипулировать.

— Договорились, так уж и быть. Я буду нема как рыба.

— Значит, она действительно может приревновать? — быстро спросил Рафаэль.

— Конечно! Она будет страшно ревновать. При том, что в нашем классе вообще нет никакой Селин.

Рафаэль смущённо почесал нос.

— Ну как же, блондинка? Которая устраивает вечеринку?

— Ах, Синтия.

— Но я правда ходил с ней в кино вчера вечером, — оскорблённым тоном сказал Рафаэль. Школьная форма с её неудачнейшим сочетанием траурно-жёлтого и ядовито-голубого цветов шла ему ещё меньше, чем нам. Он пригладил волосы, этим движением он вдруг напомнил мне Ника, и на меня нахлынули материнские чувства. Я подумала, что Рафаэль вполне заслуживает поощрения, за то, что не ведёт себя также чванливо и самовлюблённо, как его старший брат.

— Я постараюсь преподнести ей эту историю как можно мягче, ладно? — предложила я.

Он робко улыбнулся.

— Только не говори, что я забыл, как её зовут… знаешь, лучше вообще ничего не говори… а может…

— Дай-ка я помогу, — на прощание я поправила ему галстук. — И да, поздравляю! Сегодня ты завязал, наконец, правильный узел!

— Это Синди, — сказал Рафаэль и криво улыбнулся. — Или как там её…

Первым уроком был английский, вёл его мистер Уитмен. Известие о болезни Шарлотты он принял лёгким кивком, хотя я не удержалась и при слове «больна» нарисовала пальцами в воздухе многозначительные кавычки.

— Надо было взять его с собой, — зашептала Лесли, пока мистер Уитмен раздавал проверенные домашние контрольные, которые мы писали на прошлой неделе.

— Хронограф? В школу? Ты что, с ума сошла? А что, если его обнаружит мистер Уитмен? У бельчонка тут же случится сердечный приступ. Только сначала сообщит, наверняка, своей хранительской компашке, которая меня затем четвертует, колесует или будет пытать каким-нибудь другим хитрым способом, как предписывают их идиотские Золотые правила в подобном случае, — я передала Лесли ключ от сундука. — Вот, ключ от твоего сердца. Я вообще-то хотела отдать его Рафаэлю, но ты же на это не согласна.

Лесли смерила меня сердитым взглядом и перевела его вперёд, туда, где сидел Рафаэль и изо всех сил старался не поворачивать голову в нашу сторону.

— Просто повесь его обратно на шею. Только смотри, чтобы Шарлотта у тебя его не отняла.

— Крав мага, — пробормотала Лесли. — Кажется, об этом боевом искусстве есть какой-то фильм с Дженнифер Лопес, ты не помнишь? В конце она как следует отлупила там своего бывшего парня. Я тоже не прочь этому научиться.

— То есть, думаешь, Шарлотта могла бы просто проломить стенку шкафа одним ударом ноги? Не удивлюсь, если их с Гидеоном учили также взламывать замки без помощи ключа. Наверное, у них был тренировочный семинар с агентом «Ми-6» [3] — никакого лома, лишь элегантная шпилька.

Я тяжело вздохнула.

— Если бы Шарлотта на самом деле знала, что именно мы нашли, она давно уже рассказала бы обо всём хранителям, — сказала Лесли, покачав головой. — А так у неё остаются лишь подозрения. Ей кажется, что она может найти что-то. И это что-то поможет ей стать, наконец, значимой фигурой, а тебя очернит на всю жизнь.

— Да, и если она это найдёт…

— Надеюсь, вы обсуждаете сто тридцатый сонет Шекспира, — фигура мистера Уитмена неожиданно выросла прямо перед нами.

— Уже несколько дней мы ни о чём другом и не помышляем, — сказала Лесли.

Мистер Уитмен поднял бровь.

— В последнее время никак не могу избавиться от впечатления, что вы излишне увлечены посторонними занятиями, которые влияют на вашу успеваемость не лучшим образом. Возможно, мне стоит воспользоваться правом каждого педагога и написать письмо вашим родителям. Думается, за те немалые средства, которые они вкладывают в то, чтобы вы могли учиться в столь привилегированном заведении, ваши родители вполне могли бы ожидать от вас большей заинтересованности в науке, — за этими словами последовал резкий хлопок, и наши работы опустились на парту. — Вот если бы вы больше интересовались Шекспиром, на сочинениях это отразилось бы самым благоприятным образом. Сожалею, но результат вы показали довольно посредственный.

— С чего бы это! — злобно прошептала я.

Вот это наглость так наглость! Сначала он отнимает всё моё свободное время прыжками во времени, примерками костюмов и уроками танцев, а потом ещё и твердит мне тут, что я недостаточно сил отдаю школе?

— Шарлотта подала тебе великолепный пример, доказав, что возможно совмещать оба задания, Гвендолин, — ответил мистер Уитмен, будто прочитав мои мысли. — Она всегда сдаёт работы на отлично. И никогда не жалуется. Советую тебе брать пример с подобной самодисциплины.

Я злобно уставилась ему вслед.

Лесли подбодрила меня дружеским тычком в бок.

— Настанет день, когда мы сможем высказать подлому бельчонку всё, что мы о нём думаем. Как только закончим школу, так сразу и скажем. Но сегодня это будет просто бессмысленной тратой сил.

— Да, ты права. Все мои силы сейчас уходят, в сущности, на то, чтобы не уснуть.

Неожиданно для самой себя я широко зевнула.

— О, тройной эспрессо, ну пожалуйста, вливайся скорей в кровь и взбодри меня хоть немножко!

Лесли энергично кивнула.

— Ладно. Но как только это случится, мы обязаны придумать, как тебе прогулять этот бал.

— Но вы никак не можете заболеть! — сказал мистер Марли и растерянно всплеснул руками. — Всё ведь уже готово. Я совершенно не представляю, как я объясню это другим членам ложи.

— Но вы ведь не виноваты в том, что я заболела, — сказала я безжизненным голосом и грузно выползла из лимузина. — Да и я тоже. Это в руках высших сил, и изменить это мы не в силах.

— Вовсе нет! В наших! Мы можем и даже должны это сделать! — мистер Марли смотрел на меня с возмущением. — Вид у вас вовсе не такой уж больной, — добавил он, явно покривив душой, потому что я, преодолев собственную гордость, смыла мамину косметику и предстала по всей красе.

Сначала Лесли хотела немного усилить впечатление серыми и фиолетовыми тенями, но, посмотрев мне в лицо, она спрятала свою косметичку обратно в рюкзак. У меня под глазами красовались жуткие синяки, а кожа была мертвецки-бледной, так что я с успехом могла бы сыграть роль жертвы в каком-нибудь фильме про вампиров.

— Но ведь дело не в том, выгляжу ли я больной, а в том, что я на самом деле больна, — сказала я и протянула мистеру Марли свой школьный рюкзак. На этот раз, так уж и быть, пусть понесёт его, я ведь сегодня такая больная и слабая. — И ещё, мне кажется, что при сложившихся обстоятельствах наш прыжок на бал можно перенести.

— Исключено! — крикнул мистер Марли, но затем тут же прикрыл рот рукой и испуганно оглянулся по сторонам. — Известно ли вам, насколько дорого обошлись нам приготовления к этому мероприятию? — шёпотом продолжал он. В это время мы зашли в штаб-квартиру хранителей, но продвигались невероятно медленно, потому что я пошатывалась, шаги мои были мелкими и неуверенными. — Мне пришлось убедить директора вашей школы в том, что одной труппе канатоходцев срочно нужен зал для репетиций, и он согласился — сегодня! А граф Сен-Жермен дал абсолютно чёткие указания по поводу того, что…

Мистер Марли начал порядком меня раздражать (какие ещё канатоходцы? И директор Гиллз? Я не поняла ровным счётом ничего).

— Слушайте внимательно: я заболела! Заболела!!! Мне пришлось выпить уже три таблетки аспирина, но это не помогло. Напротив, состояние моё ухудшается с каждой секундой. А ещё у меня температура. И воздуха будто не хватает.

Чтобы придать моим словам большей правдоподобности, я вцепилась в перила у входа в дом и что-то неразборчиво прохрипела.

— Завтра болейте себе, но только завтра! — упрямо повторял мистер Марли. — Мистер Джордж! Ну, хоть вы ей скажите, что ей разрешается заболеть лишь завтра, иначе она… разрушит весь наш план!

— Гвендолин, ты больна?

В дверях появился мистер Джордж. Он заботливо приобнял меня и завёл в дом. Так-то лучше.

Я жалостно кивнула.

— Возможно, я заразилась от Шарлотты, — ха-ха, точно! У нас у обеих был один и тот же синдром вымышленного гриппа. Будем играть по её правилам. — У меня так болит голова, просто раскалывается на части.

— Но это действительно очень не вовремя, — сказал мистер Джордж.

— Именно это я твержу ей уже битый час, — сказал ревностно семенивший за нами мистер Марли.

Его лицо сейчас решило для разнообразия побыть не ярко-красным, а покрыться красно-белыми пятнами, будто ему сложно было решиться, какой именно цвет больше подходит для подобной ситуации.

— Доктор Уайт вполне может сделать ей укол, ведь так? Ей ведь нужно продержаться всего пару часов.

— Да, как вариант, — сказал мистер Джордж.

Я неуверенно посмотрела на него со стороны. От него-то я ожидала немного больше сочувствия и поддержки.

Постепенно я и сама поверила, что заболеваю, но это, скорее, происходило от панического страха. Почему-то у меня было упорное предчувствие, что хранители не будут со мной особенно церемониться, если вдруг пронюхают, что я притворялась. Но сейчас уже слишком поздно об этом думать, пути к отступлению не было.

Вместо того, чтобы доставить меня в ателье мадам Россини, где меня как раз должны были запаковать в платье восемнадцатого века, мистер Джордж провёл меня в Зал Дракона. Следом за нами шествовал мистер Марли, в руках у него всё ещё болтался мой рюкзак. Мистер Марли, не останавливаясь, нарочито возмущённо бубнил что-то себе под нос.

Доктор Уайт, Фальк де Виллер, мистер Уитмен и ещё один мужчина, которого я раньше не видела (не удивлюсь, если это был сам министр здравоохранения), сидели вокруг стола. Когда мистер Джордж втолкнул меня в зал, все они обернулись и уставились прямо на меня. Все мои плохие предчувствия разом ожили.

— Она утверждает, что заболела, — выпалил мистер Марли, и бодрым маршем прошагал в комнату.

Фальк де Виллер встал со стула.

— Будьте добры, мистер Марли, закройте за собой дверь. А теперь, пожалуйста, начните сначала: кто утверждает? Кто болен?

— Ну, она! — мистер Марли обличительным жестом вперил в меня указательный палец. Мне так захотелось скорчить ему в ответ препротивнейшую гримасу, но я удержалась.

Мистер Джордж отпустил меня, с кряхтением уселся на свободный стул и промакнул платочком пот со своей блестящей лысины.

— Да, Гвендолин чувствует себя далеко не лучшим образом.

— Мне очень жаль, — сказала я, стараясь изо всех сил смотреть в правый нижний угол комнаты. Я где-то читала, что если человек врёт, он обязательно отводит глаза вверх и влево. — Но я чувствую, что действительно не в состоянии посетить сегодня этот бал. Я еле держусь на ногах, и с каждой минутой мне становится всё хуже и хуже, — чтобы придать моим словам больше убедительности, я опёрлась на спинку стула, на котором сидел мистер Джордж. Только сейчас я заметила, что среди присутствующих в зале был и Гидеон. Моё сердце тут же ответило мне несколькими учащёнными ударами.

Как же это несправедливо — ему достаточно было всего лишь глянуть на меня вот так, чтобы совершенно вывести из равновесия. А ведь он всего лишь преспокойно стоял у окна — руки в карманах джинсов, и просто мне улыбался. Его улыбка была вовсе не нахальной и широкой, Гидеон всего лишь чуть приподнял уголки губ, но при этом улыбались даже его глаза. Не знаю, почему, я почувствовала, как к горлу снова подступает ком.

Я быстро отвела глаза и заметила у огромного камина маленького Роберта, сына доктора Уайта. Когда мальчику исполнилось семь лет, он утонул в плавательном бассейне, после чего стал повсюду следовать за своим отцом. Маленькое приведение сначала очень меня стеснялось, но со временем Роберт привыкал ко мне всё сильнее. Вот сегодня он радостно замахал мне рукой, но я смогла ответить ему лишь коротким кивком.

— Что это ещё за нежданно-негаданно возникшая болезнь, позвольте осведомиться? — мистер Уитмен смерил меня насмешливым взглядом. — Всего несколько часов назад, в школе, ты была совершенно здорова, — он скрестил руки на груди, но тут же, наверное, спохватился и изменил свою тактику, сметив тон на доверительный учительский, мягкий и полный сопереживания. Мне такая его интонация была уже знакома, и она не предвещала ничего хорошего.

— Если тебе страшно из-за этого бала, Гвендолин, мы вполне тебя понимаем. Возможно, доктор Уайт даст тебе какое-нибудь лекарство, которое поможет унять дрожь.

Фальк кивнул.

— Отменить сегодняшнее мероприятие действительно невозможно, — сказал он. Мистер Джордж тоже поддакнул:

— Мистер Уитмен прав, то, что тебя лихорадит перед балом — это совершенно нормально. Любой бы волновался, очутись он на твоём месте. Здесь нечего стыдиться.

— К тому же, ты не одна, — дополнил его Фальк, — Гидеон не оставит тебя ни на секунду.

Сама того не желая, я бросила беглый взгляд на Гидеона, но затем так же быстро отвернулась, почувствовав, что наши глаза вот-вот встретятся.

Фальк продолжал:

— Ты и опомниться не успеешь, как всё закончится, и тебе нужно будет возвращаться назад.

— А ещё, подумай о прекрасном платье, — попробовал привлечь меня возможный министр здравоохранения.

Это ещё что за дела? Он что, принял меня за десятилетнюю девчонку, которая до сих пор не наигралась в куклы барби?

Все остальные одобрительно загудели, стараясь изобразить вежливые улыбки, кроме доктора Уайта, который, как всегда, сдвинул брови и недружелюбно посматривал на меня, в своей обычной манере, внушавшей мне сильнейший страх.

Маленький Роберт склонил на бок голову, как будто извиняясь за поведение отца.

— Но у меня горло болит, а ещё голова, и все суставы ломит, — сказала я, стараясь придать своим словам как можно большей убедительности. — Всё-таки мне кажется, что симптомы простого волнения несколько иные. Моя кузина не пошла сегодня в школу, потому что заболела гриппом, а я просто заразилась от неё, вот и всё!

— Ей нужно ещё раз доступно объяснить, что речь идёт о событиях исторического значения… — пискнул из-за спин хранителей мистер Марли. Но мистер Уитмен его перебил.

— Помнишь ли ты, Гвендолин, наш утренний разговор? — спросил он, и тон его голоса при этом стал ещё более слащавым.

О чём это он? Не хочет ли мистер Уитмен всерьёз назвать это своё брюзжание по поводу того, что я не интересуюсь его предметом, настоящим разговором? Но, увы, кажется, именно это он имел в виду.

— Вот возьмём, к примеру, Шарлотту. Возможно, всё дело в тех усилиях, которые мы вложили в её обучение, но я совершенно уверен, что, окажись она на твоём месте, Шарлотта бы осознавала степень своей ответственности. Она никогда бы не поставила под угрозу нашу операцию, повинуясь слабостям своего тела.

Ну, что ж, разве я виновата, что они всё это время потратили на обучение не той девчонки? Я покрепче вцепилась в спинку стула.

— Поверьте, если бы Шарлотта чувствовала себя так же ужасно, как я сейчас, она ни за что не смогла бы попасть на этот бал.

У мистера Уитмена был такой вид, будто терпение его вот-вот лопнет.

— Мне кажется, ты не понимаешь всей серьёзности ситуации.

— Да что мы тут её уговариваем! — вдруг пробубнил своим обычным недовольным тоном доктор Уайт. — Мы теряем драгоценное время. Если она действительно больна, осмотр это установит. А если она просто симулирует…

Он отодвинул стул, встал и подошёл ко мне с другой стороны стола так быстро, что Роберту пришлось изрядно поторопиться, чтобы держаться с ним рядом.

— Открой рот!

Ну, это уж слишком. Я возмущённо уставилась на него, но доктор уже схватил обеими руками мою голову и ощупывал её от ушей до шеи. В заключение он положил руку мне на лоб. Сердце моё ушло в пятки.

— Гм, — промычал он, а выражение его лица при этом стало ещё более мрачным, если только возможно было изобразить более мрачную мину.

— Отёк лимфоузлов, повышенная температура, действительно, осмотр не очень обнадёживает.

Отёк лимфоузлов? Повышенная температура? Может, от страха я действительно заболела?

— Так я и думал, — доктор Уайт достал из нагрудного кармана деревянную палочку и надавил ею мне на язык.

— Покраснение ротоглотки, миндалины воспалены… не удивительно, что ты жаловалась на жжение в горле. Наверное, при каждом глотке ощущается невыносимая боль.

— Ах, ты, бедняжка, — с состраданием в голосе сказал Роберт. — Сейчас тебе наверняка придётся пить этот отвратительный сироп от кашля, — он скривился.

— Тебя знобит? — спросил доктор Уайт.

Я неуверенно кивнула. Зачем, зачем, скажите, он это делает? Почему он мне помогает? Именно он, доктор Уайт, который всегда вёл себя так, словно боялся, что я при любой удобной возможности сбегу с хронографом под мышкой?

— Так я и думал. Прогнозирую повышение температуры тела, — доктор Уайт повернулся к остальным. — М-да. Мы имеем дело с вирусной инфекцией, господа.

Все присутствующие хранители выглядели озадаченными. Я усилием воли заставила себя не смотреть на Гидеона, хотя мне бы так хотелось заглянуть ему в глаза.

— Можешь ли ты дать ей лекарство от этого вируса, Джейк? — осведомился Фальк де Виллер.

— Лишь жаропонижающее. Но препарата, который может сейчас же сделать её по-настоящему работоспособной, не существует. Помочь ей может лишь строгий постельный режим, — доктор Уайт глядел на меня пристально и хмуро. — Если повезёт, то она ограничится одним днём с высокой температурой. Сейчас, думаю, температура продолжит повышаться. Можно также предположить, что болезнь продлиться и несколько дней…

— Но ведь мы всё же можем… — начал, было, мистер Уитмен.

— Нет, не можем, — недружелюбно перебил его Уайт.

Я изо всех сил старалась не глядеть на него во все глаза как на восьмое чудо света.

— Вряд ли Гидеону удастся пронести на бал инвалидное кресло, но самое главное, что такой поступок является безответственным нарушением Золотых правил, потому что мы посылаем её в восемнадцатый век с современным вирусом.

— Это чистая правда, — сказал незнакомец, которого я посчитала министром здравоохранения. — Мы ведь не знаем, какой была иммунная система тех людей, и как она отреагирует на современный вирус. Последствия могут быть ужасающими.

— Как тогда, с племенем майя, — пробормотал мистер Джордж.

Фальк выдавил глубокий вздох.

— Что ж, значит, решение принято. Гидеон и Гвендолин сегодня не отправятся на бал. Возможно, вместо этого можно заняться продолжением операции «Опал». Марли, проинформируйте, пожалуйста, остальных об изменениях нашего плана.

— Будет сделано, сэр, — мистер Марли поклонился и попятился к двери.

На прощание он бросил на меня выразительный упрекающий взгляд.

Но мне-то какая разница. Главное, я добилась того, чего хотела — бал перенесли. Я всё ещё не могла поверить собственному счастью.

Сейчас я рискнула мельком взглянуть на Гидеона. В отличие от остальных, он, казалось, нисколько не обеспокоился тем, что визит к графу пришлось отложить. Гидеон смотрел на меня и улыбался. Догадался ли он, что моя болезнь — лишь выдумка? Или он просто радовался, что сегодня ему не придётся одеваться в этот странный костюм? Так или иначе, я устояла перед соблазном и не улыбнулась ему в ответ. Вместо этого я повернулась к доктору Уайту, который стоял рядом с министром здравоохранения.

Как бы мне хотелось поговорить с ним с глазу на глаз. Но он, казалось, и вовсе забыл о моём существовании, так он был увлечён беседой с министром.

— Пойдём, Гвендолин, — услышала я голос, полный сочувствия. Это был мистер Джордж.

— Мы как можно скорее доставим тебя на элапсацию, а затем ты сможешь отправиться домой.

Я кивнула.

Потрясающее предложение, лучшее за сегодняшний день.