![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Культурные последствия информационального капитализма
Примерно в середине книги The Rise of the Network Society Kacтельс переходит к обсуждению культурных последствий технологических перемен. Он не испытывает беспокойства по поводу содержания сетей, и его мало интересуют страхи по поводу компьютерной порнографии и неофашистских сайтов. Кастельс определяет более глубокие последствия внедрения ИКТ, тем самым воздавая честь Маршаллу Маклюэну (с. 329), который увидел, что телевидение ведет к уничтожению печатную культуру («галактику Гутген- берга») и подавляет предшествующие культурные формы. Доводы Кастельса сводятся к следующему: как телевидение в политике играет главную роль не из-за конкретного содержания, а потому, что нельзя заниматься политикой, не имея дела с телевидением, так и роль сетей — не в их содержании, а в самом факте доступа к сетям. Если вы не в сети, вы не можете полноценно участвовать в жизни сетевого общества. Компьютерные сети, в свою очередь, по-видимому, положат конец такой массовой системе коммуникаций, как телевидение (централизованное производство и вещание на гомогенизированную аудиторию), поскольку они индивидуализируют коммуникацию и делают ее интерактивной. Поэтому самым важным для культуры становится вопрос о доступе к сети, ибо только это дает возможность коммуникаций и интерактивного общения с кем угодно и когда угодно. Кастельс озабочен некоторыми сторонами технологического развития, предшествовавшего распространению Интернета, так как они способствуют общей тенденции, направленной на фрагментацию общества, и эта мысль проходит через всю его книгу. Например, недавно возникшее кабельное и спутниковое телевидение имеет целевую аудиторию, и потому каждая из них получает предварительно отобранную информацию, разъединяя зрителей, скажем, каналов МТУ и Sky Sport. В связи с этим Кастельс, перефразируя знаменитое определение Маклюэна, пишет, что message is the medium (посланием является средство сообщения), поскольку медиа транслируют то, что запрашивают, как предполагается, различные сегменты аудитории. Это происходит в связи с глобальной интеграцией телевизионных ресурсов и наглядно демонстрируется News Corporation Мер- дока, которая обеспечивает кастомизированными и диверсифицированными программами и каналами различные рынки аудиторий. Особенно тревожит Кастельса, что возрастает роль домашнего образа жизни, что связано с внедрением подобных технологий, ориентированных на развлечение и досуг. Это грозит потерей общей культуры, которую поддерживало общенациональное телевещание, и означает, что, «хотя медиа... теперь связаны между собой в глобальном масштабе, мы уже живем не в мировой деревне, а в отдельных, кастомизированных коттеджах, производство и дит- рибуция которых локализованы» (с. 341). Однако существуют и противоположные тенденции, также коренящиеся в технологической сфере. Для Кастельса Интернет обладает «технологически и культурно присущими ему свойствами интерактивности и индивидуализации» (с. 358). Тем самым он может способствовать созданию электронных сообществ, которые более свяжут, нежели разделят людей. Это напоминает об энтузиазме Говарда Рейнгольда (Rheingold, 1993) по поводу «виртуального сообщества», которое может быть создано в сети. Вслед за ним и Кастельс (Castells, 1996) утверждает: «Интернет превратится в электронную агору» (с. 357), что предвещает создание «интерактивного общества» (с. 358). Кастельс очень увлечен идеей потенциального «виртуального сообщества» (Robins and Webster, 1999, Part 4), хотя во втором издании The Rise of the Network Society (Castells, 2000d) он несколько умеряет свой прежний оптимизм, признавая, что «материально заинтересованная посредственность» противостоит «благородным целям» новых технологий (с. 398). Я постоянно пользуюсь электронной почтой, она очень помогает общению с теми людьми, которые разделяют мои интересы, но это просто удобная форма переписки и не более того. Смысл сообщества как такового в том, что оно вовлекает всего человека, а не ограниченную коммуникацию, измеряемую в битах, а это и составляет суть отношений, которые осуществляются через электронную почту (электронная доска объявлений Ван Моррисона, профессиональный листинг, деловые отношения, покупки через Интернет) и могут быть разорваны, когда интерес к ним пропадает (Talbott, 1995). Действительно, есть что-то тревожное в онлайновых отношениях, которые могут быть прерваны простым нажатием кнопки. Подобные поверхностные, ни к чему не обязывающие, эгоистические отношения не заслуживают названия «сообщества», которое предполагает, по меньшей мере, взаимодействие с другими его членами в реальном месте и реальном времени. Реальное сообщество, разумеется, может поддерживать устоявшиеся мнения и сложившиеся предрассудки, но оно может также бросить вызов определенному типу поведения и убеждений, не прячась за кнопку отключения компьютера (Gray, 1997). Как я уже говорил, Кастельс полагает, что включенность в сеть — условие полноценного участия в жизни современного общества. Тем самым утверждается, что доступ к ИКТ и, в первую очередь к Интернету, определяет право гражданства в информационной эпохе. Несмотря на свой энтузиазм по поводу возросших возможностей связи между людьми, Кастельс опасается, что если главной составляющей этого общения станет развлечение, то это будет означать, что люди не сами будут поддерживать интерактивное общение, его будут направлять централизованные силы. Более того, Кастельс доказывает, что «ценой за включение в систему станет требование адаптации к ее логике, ее языку, ее " проходному баллу", ее кодировке и декодировке» (Castells, 1996, с. 374). Это утверждение снова возвращает нас к Маклюэну, поскольку Кастельс полагает, что культурный эффект от внедрения ИКТ окажется намного серьезнее, чем простая возможность более демократичной коммуникации. Он пишет о «реальной виртуальности», чтобы ухватить тот сплав текста, аудио- и визуальных форм, который представляют собой мультимедиа, и понять, что он означает в сетевом обществе. Он полагает, что, даже находясь в напряженных сетевых отношениях и соответственно общаясь с другими, мы познаем на опыте единственную реальность — реальность медиа. Таким образом, Это система, в которой сама реальность... полностью схвачена и погружена в виртуальные образы, в выдуманный мир, в котором внешние отображения на экране не только сообщают о некоем опыте, но и сами становятся опытом. (Castells, 1996, с. 373) Это глубоко погружает нас в постмодернистские фантазии, на мой взгляд, весьма натянутые, о которых я все же буду подробнее говорить в главе 9. Кастельс демонстрирует это новое свойство культуры, описывая смешение «мыльной оперы» и политической жизни на примере Дэна Куэйла. В 1992 г. во время избирательной компании тогдашний вице-президент США использовал персонаж из «мыльной оперы», чтобы наглядно показать свою приверженность семейным ценностям. После речи Куэйла в следующую серию был включен соответствующий эпизод. Вроде факт и реальность здесь смешиваются, что для Кастельса стало примером виртуальной реальности, которую производят новые медиа. На мой взгляд, этого недостаточно, чтобы убедить нас, будто мы оказались в какой-то совершенно новой ситуации. Более века назад Чарльз Диккенс публиковал романы с продолжением — «Оливер Твист» и «Записки Пиквикского клуба», и реальная жизнь часто заимствовала характеристики из вымысла («он смахивает на Скруд- жа», «он настоящий Урия Гип»), Проще говоря, художественный вымысел предоставляет нам разнообразные возможности для разговора о социальной жизни, и потому может показаться, будто границы между фактом и вымыслом стираются. И дело так обстоит очень давно, когда не было не только мультимедиа, но даже телевидения. Подобные приемы используют и новые культурные формы, они могут быть приняты или отвергнуты, но, я уверен, людям не так уж трудно отличить образ от факта (Slouka, 1995). Оценивать такого рода вещи как виртуальную реальность, по-моему, означает слишком легко впадать в постмодернистские фантазии. Пространство потоков Идеи Кастельса о «пространстве потоков» окажутся знакомыми тем читателям, кто знает его более раннюю книгу The Informational City (1989). В The Informational Age он придерживается прежнего деления на «пространство мест» и «пространство потоков», для сетевого общества делая акцент на «пространстве потоков». Поскольку информационные потоки начинают играть центральную роль в организации современного общества, регионы и локалии, имеющие серьезное значение, «оказываются интегрированными в международные сети, связывающие воедино самые динамичные секторы» (Castells, 1996, с. 381). Кастельс подчеркивает, что регионы и локалии имеют значение, но он же утверждает, что мы переживаем время «географической разъединенности» (с. 393), которая дезорганизует установившиеся связи. Новая «среда инноваций» будет определять, какому региону развиваться, а какому приходить в упадок, но все они будут входить в сетевое общество. Города, главным образом те из них, которые стали «узловыми точками» более широких сетей, приобретают особое значение и имеют особые характеристики. Утверждая, что «глобальный город — это не место, а процесс» (с. 386), обеспечивающий протекание потоков информации, Кастельс обосновывает свою точку зрения тем, что мегаполисы (Лондон или Бомбей) выступают «двигателями развития» (с. 409), которые одновременно и «глобально связаны, и локально разобщены, географически и социально» (р. 404), что совершенного очевидно для каждого, кроме самого ненаблюдательного туриста. Кастельс обсуждает также увлекательную тему «доминирующих управленческих элит» (с. 415), которые играют ключевую роль в сетях. Это космополиты, и в то же время они должны поддерживать локальные связи, чтобы не утратить единства с группой, что порождает серьезное физиологическое напряжение. У этих людей глобальные связи и единый образ жизни (одного типа отели, одного типа времяпрепровождение), и, что характерно для всех них, они стремятся отделить себя от города, в котором живут, нередко используя технологические системы, чтобы изолировать себя от «опасных классов», проживающих по соседству. Но Кастельс не объединяет эту группу в класс. Он говорит, что «глобального капиталистического класса не существует», хотя есть «безликий коллективный капиталист» (с. 474), о чем подробнее я скажу далее.
|