Шпаргалки

1. Развязка. Это естественный конец любого повествования, если речь идет о событиях, которые развиваются. Журналист заканчивает свой материал развязкой, когда хочет, чтобы читатель сам поработал головой, обдумывая происшедшее, сам все оценил и сделал соответствующие выводы¹.

2.Вывод. Если журналист не надеется на сообразительность читателя, он сам сделает необходимые умозаключения после того, как раскроет сюжет до конца, т.е. сам сформулирует вывод².

3.Мораль. Строго говоря, мораль является разновидностью вывода. Она дополняет развязку нравственным уроком, становится моральным выводом из всей заметки. В этой роли она хорошо знакома всем по басням, пословицам, поговоркам³.

4.Оценка. Информационный материал неплохо заключает чье-либо мнение, особенно оценочного характера. Классический пример: «Зелен, ягоды нет зрелой».⁴

5.Призыв. Обращение к читателю в конце материала—это и есть призыв. Сюда же относятся лозунг, просьба, молитва, мольба — любые обороты речи, побуждающие к действию («Побольше бы нам таких котов!»).

6.Факт. Яркий факт в последней строке заметки действует, как последняя капля, переполняющая чашу. Ясно, что это главный, ключевой факт в материале: он надолго врезается в память читателя.

7.Цифра. Сильной концовкой может стать цифра, но ее надо подготовить всем предшествующим текстом. («А с января цены на продовольствие увеличатся в 1, 5раза!»).

8.Деталь. В конце заметки может завладеть вниманием читателя любая деталь при условии, что тебе удастся связать ее с основной мыслью.

9.Шутка. Острота или анекдот под занавес — это всегда хорошо, если, во-первых, острить по теме, а во-вторых, ясно себе представлять, что ты хочешь сказать серьезного этой своей шуткой.

Конечно, девять шпаргалок не исчерпывают всего запаса. К ним можно было бы добавить вопрос, восклицание, цитату, афоризм, каламбур, сравнение, намек, загадку, притчу и много чего другого. Но я этого делать не стану: если сильно потребуется, разберешься сам.

Хочу лишь обратить твое внимание на следующее. Хорошая концовка всегда может стать хорошим началом — и наоборот. Не веришь? А ты проверь: переставь конец заметки в начало и попробуй переписать ее заново. Это одно из лучших упражнений для тех, кто учится писать в газету⁵.

На внутренней связи начала и конца построено кольцо — литературный прием, который состоит в том, что в конце как бы повторяются представленные в начале картина, образ, деталь и т.д. Заметь, не просто повторяются, а как бы повторяются. Строго говоря, тут уже не повтор, а возвращение на новом этапе.

Это напоминает возвращение блудного сына после долгих странствий в отчий дом. Сын тот же, да не тот! Он многое узнал, многому
научился...

Так и здесь. Когда в конце заметки ты повторяешь начало, между ними встает все ее содержание. Такой прием служит для усиления эмоционального воздействия газетного материала. И еще он помогает отбирать нужные факты, излагать их так, чтобы они вывели тебя прямо к намеченному берегу, т.е. к концу.

Итак, без путеводного конца ты обречен работать наугад. Иными словами, на мартышкин труд (имею в виду мартышку, которая наугад бьет по клавишам). Вот почему, если не знаешь, чем закончишь свою заметку, то лучше не начинай.

¹Развязка бывает либо счастливой, как в деле с Краевой Шапочкой, либо печальной, как в случае с Маленьким Принцем, либо очень печальной, как в истории с Синей Птицей. Но бывает и смешной, как с Котом Леопольдом, или очень смешной, как у Волка с Зайцем в заключении каждой серии. А может быть, как у Чарли Чаплина, смешной и печальной одновременно (Нарочно не привожу здесь примеров из газет: они заняли бы слишком много места. Разверни любую — и сам все найдешь).

²Так поступают довольно часто при описании политических событий, ибо здесь, опираясь на одни и те же факты, разные журналисты нередко приходят к разным выводам, подчас противоположным. «Президент прав!» — заключает его сторонник, рассказывая о президентском указе. «Президент не прав!» — утверждает в связи с тем же оппонент.

Впрочем, и в других сферах деятельности люди приходят к различным выводам относительно одного и того же предмета. Достаточно вспомнить судьбу Джордано Бруно или Галилея. Обыденная жизнь тоже не исключение. Дискуссии на коммунальной кухне — наглядное тому подтверждение.

³Журналист вспоминает о ней, когда, избегая кривотолков, хочет сам разъяснить нравственный подтекст своего материала: «От приключения я оклемался только через неделю, но с тех пор дал себе зарок — не в свою тарелку никогда не лезть» (Г.Светлов. «Как я стал рэкетиром» — «Вечерняя Москва», 1994, 16 марта).

4 Заметь, что оценка винограда басенной Лисой (А.И.Крылов «Лиса и виноград») является одновременно и выводом, и развязкой всего сюжета, известного каждому школьнику. В этой фразе сплетаются в единое целое все четыре уже рассмотренные нами разновидности концовок.

И еще один, более развернутый пример из «Вечерней Москвы» (1994, 18 марта). Статью «Мина замедленного действия» Д.Гай из Сан-Диего заканчивает следующим оценочным рассуждением: «Впрочем, и в США законы иногда буксуют, когда речь заходит о представителях темнокожего населения. Слишком серьезна эта проблема, являющая собой мину замедленного действия».

⁵ Интересно в этом отношении замечание Д.Карнеги: «Хотите ли вы знать, в каких разделах своей речи вы скорее всего проявите опытность или неопытность, мастерство или отсутствие навыков? В начале и в конце. В театре существует старая поговорка, которая звучит приблизительно так: «Об их мастерстве можно судить по тому, как они выходят на сцену и как уходят с нее». Начало и конец! Они являются самыми трудными почти в любом виде деятельности».

24. Формула для яблок

Наливное, с оранжевыми щеками яблоко, чуть-чуть покачиваясь, свешивается с ветки и тихо шелестит листьями. Яблоко пахнет медом. Стоит к нему только прикоснуться, как оно тут же укладывается в ладонь и уводит ее к губам. Вы не успели опомниться, ваши зубы уже покусывают его тонкую кожицу и необыкновенная, утренняя свежесть касается языка...

Это краткое описание в свое время мне не доставило абсолютно никаких хлопот, но было единодушно отмечено моими коллегами, как достойное подражания. Выждав некоторое время, я честно признался, что сконструировал его почти механически по формуле «Пять П». Что это значит? За каждым из «П» стоит один из наших органов чувств. Иными словами, предлагая читателю какую-то вещь, надо дать ее Посмотреть, Послушать, Понюхать, Потрогать и Попробовать.

Конечно, не с каждой вещью можно поступить так, как с яблоком. Например, не следует пробовать мышьяк. Впрочем, мое яблоко тоже оказалось не без изъяна. Оно не звучало, его нельзя было послушать. Здесь четыре " П". И, если вы заметили, мне пришлось озвучивать яблоко с помощью листьев («шелестит листьями», а не само собой).

Бывает, однако, и довольно часто, что описываемые явления могут воспринимать все пять органов чувств. Тогда хорошо заранее определить себе их очередность. Не стоит все ощущения сваливать в одну кучу или мешать в беспорядке. Лучше всего описывать их по мере того, как они попадают в зону нашего восприятия. Как мы воспринимаем внешний раздражитель с точки зрения дистанции восприятия? Вначале видим, затем слышим, потом ловим запах, наконец трогаем и пробуем. Правда, в жизни случается и по-другому. Вначале мы слышим шаги за спиной — и только потом, обернувшись, видим, кто нас догоняет. Запах сгоревшего молока заставляет бегом мчаться на кухню — и только там наши глаза приступают к работе. Наконец, нечаянно уколовшись или почувствовав солоноватый привкус крови во рту, мы вообще начинаем как бы с конца знакомство с еще неизвестным, но уже неприятным явлением. Что делать! Жизнь многообразна в своих проявлениях — и моя формула дает лишь общий подход. Тем не менее она не раз помогала мне в работе. Именно благодаря ей однажды я начал репортаж из Игарки восклицанием: «Здесь даже кирпич пахнет лесом!». Это тоже понравилось моим коллегам, о чем я сейчас с удовольствием вспоминаю.

А родилась эта формула благодаря К.Паустовскому. В его воспоминаниях мне однажды встретилась характеристика очерков С.Гехта, написанных, как говорили его современники, «с непонятным секретом». Вот на чем задержалось мое внимание. К. Паустовский писал:

«Секрет этот заключается в том, что очерки эти резко действовали на все пять человеческих чувств.

Они пахли морем, акацией и нагретым камнем-ракушечником.

Вы осязали на своем лице веяние разнообразных морских ветров, а на руках — смолистые канаты. В них между волокон пеньки поблескивали маленькие кристаллы соли.

Вы чувствовали вкус зеленоватой едкой брынзы и маленьких дынь канталуп.

Вы видели все со стереоскопической выпуклостью, даже далекие, совершенно прозрачные облака над Клинбурнской косой.

И вы слышали острый и певучий береговой говор ничему не удивляющихся, но смертельно любопытных южан, — особенно певучий во время ссор и перебранок.

Чем это достигалось, я не знаю. Очерки почти забыты, но такое впечатление о них осталось у меня до сих пор в полной силе».

Репортер не очеркист, и я, читая заметки о С.Гехте, не надеялся, что когда-нибудь мне удастся достичь подобного эффекта в своих информациях. Разные жанры — это как разные весовые категории у штангистов: «вес» очерка неподъемен в информации. Но я подумал, что кое-что, может быть, все-таки удастся перенять с пользой для дела. Так родилась эта упрощенная формула — «Пять П», годная для информации.

25. Перевернутая пирамида

Когда ты пишешь в газету, то попадаешь меж двух огней. С одной стороны, материал должен быть предельно сжатым — ни одного лишнего слова. А с другой — от тебя ждут множества интересных подробностей. Как преодолеть это противоречие? Есть только один путь — применить метод перевернутой пирамиды.

Суть этого метода заключается в следующем. Основное содержание материала ты излагаешь уже в первом абзаце, а в последующих — лишь конкретизируешь его, сообщая все новые детали в соображения. Таким образом, первый абзац, как наиболее важный, содержащий сюжет информации, становится своего рода основой, на которой настраиваются подробности.

Своеобразие материала, построенного по методу перевернутой пирамиды, состоит в том, что его не только легко читать, но и легко сокращать. Из него можно выбросить любой абзац, кроме первого. Можно выбросить несколько абзацев. В газете, где всегда испытывают нехватку площади, любят работать именно с такими материалами. Их сокращение не требует особых усилий, что, естественно, очень нравится редакторам и увеличивает шансы на публикацию.

Писать таким методом может лишь тот, кто научится мыслить абзацами. Важно уметь и правильно их расставить. В первом абзаце — сказать самое главное, во втором — менее главное, в третьем — еще менее и т.д. Это мысленное сужение ценности абзацев и дало название методу. Сообщение по содержанию напоминает пирамиду, которую перевернули с основания на острие. Основание — первый абзац, острие — последний.

Как будут выглядеть советы, раскрывающие метод перевернутой пирамиды, если об этом написать, руководствуясь тем же методом? Скучно, но красиво. Скуку создает учебное содержание материала, а красоту — геометрия его абзацев. В первом раскрываешь значение метода, во втором — его суть, в третьем — своеобразие материала, сделанного с его помощью, в четвертом — технику применения метода, в пятом — даешь образец написанного по этому методу материала. Внимательно изучи раздел, который только что прочитал, и убедишься в том, что все пять абзацев, включая тот, который ты сейчас читаешь, соответствуют изложенным требованиям. Можешь выбрасывать их от одного до четырех в любой последовательности, не трогая первый абзац, — раздел все равно сохранит целостность.

26. Какой заголовок лучше?

Заголовок — это визитная карточка твоего материала. Если он не понравился читателю, пиши пропало: твоя информация не будет прочитана. Вот почему к заголовкам в редакциях предъявляют особые требования. Заголовок должен быть выразительным и кратким, образным и привлекательным, но самое главное — как можно лучше отражать содержание материала.

Значение заголовка хорошо известно и журналистам, и писателям. Не зря многие из них тратят массу времени на поиски лучшего названия к написанному материалу. Говорят, что Э.Хемингуэй придумывал до двухсот (!) заголовков к одному рассказу.

Невыразительный, штампованный заголовок — лучшее средство похоронить заметку еще до того, как она появится на страницах газеты. Зная это, ты должен взять за правило не отправлять свой материал в газету до тех пор, пока не найдешь заголовок, который наверняка вызовет интерес.

Какие же заголовки наиболее интересны? Думаю, что прежде всего необычные. Открой оглавление этого пособия — и посмотри на заголовки разделов. «Двенадцать пучков соломки дорогому читателю». Ты помнишь свою первую реакцию? Наверное подумал: это еще что за новости! Зачем читателю солома да еще двенадцать пучков? Так или нет? Я рассчитывал на твое любопытство. Надеялся, что ты, прочитав заголовок, тут же заглянешь в текст: все-таки при чем здесь солома?

А как ты среагировал на заголовок: «Секс в школе. Надо ли писать об этом?», Мне казалось, что он тоже вызовет у тебя интерес. Может быть, даже заглянешь в этот раздел, перепрыгнув через ряд других.

По моему мнению, хороший заголовок может содержать в себе интригу («Зеленое, висит на стене и пищит»). Он может быть шутливым («В споре рождается... гриб»). Возможен прямой допрос («Увидим ли мы тела предков?») или призыв («Все правила — перечеркнуть!»), может быть, даже иронический («Вперед, за гусем!»).

Вместе с тем, наверное, не следует забывать о том, что все-таки самый лучший заголовок — это тот, который точнее всего отражает содержание материала. Исходя из этого, я отбросил десятки других и назвал пособие по возможности проще: «Как писать в газету». Названия двух ее частей («Школьнику, пробующему перо» и «Школьнику, пробующему перья»), снабженные соответствующими юмористическими рисунками, должны были смягчить некоторую сухость основного названия. Что из этого получилось — судить тебе.

Вообще в газете заголовок довольно часто снабжается и подзаголовком (рубрикой). В этом случае содержание материала раскрывается полнее. Бывает, таким способом удается добиться неожиданного эффекта. Никогда не забуду небольшое, всего в пять строк сообщение под рубрикой «Когда верстался номер». Эти строки читатель не мог не прочитать, ибо заголовок над ними сообщал: «Смерть отступала 1396 раз...» А ниже речь шла о том, что орденом Боевого Красного Знамени награжден старшина-сапер, обезвредивший 1396 взрывоопасных предметов — бомб, снарядов, мин и т.д.

Роль заголовка так велика, что тебе стоит специально поупражняться в придумывании разных заголовков для одной заметки. Потрать на это 10—15 минут. И ты убедишься в том, что каждый раз, придумав новый заголовок к своей заметке, ты взглянул на нее с другой стороны.

Например, «Веселый снеговик» (стр. 86—88). У меня сохранился листочек, на котором записаны варианты заголовков к этой информашке. Вот первые 15 вариантов:

1. Рождение снежного великана.

2. Так захотели норильские ребята.

3. Снежный сын юных норильчан.

4. По желанию юных художников.

5. Приключения снеговика за Полярным кругом.

6. Приключения норильского снеговика.

7. Забавные приключения снеговика в Норильске.

8. Путешествие снеговика по северному городу.

9. Возвращение снеговика.

10. Приключения веселого снеговика.

11. Как поведет себя снеговик-великан?

12. О чем рассказали юные художники.

13. Приключения снеговика продолжаются.

14. В изостудии при Дворце культуры.

15. Фантазии юных художников-норильчан.

Сам понимаешь, заголовки не из лучших. Именно поэтому они отвергнуты. Здесь же они приведены лишь для того, чтобы проследить, как автор подходит к своей заметке с самых разных сторон, пытаясь найти наиболее выигрышную.

Теперь тебе должно быть ясно, что придумывание заголовка не пустая забава. Это очень ответственное, творческое дело. Кто хочет всерьез им овладеть, тот не жалеет времени. Он придумывает по несколько заголовков не только к одной информации, но и к каждому абзацу в ней. По собственному опыту знаю, как это полезно начинающему газетчику.

Впрочем, не слишком ли часто мы обращаемся к моему личному опыту? Боюсь, ты решишь, что лучший в мире придумыватель заголовков — это я. Мне бы этого не хотелось, тем более, что в Москве есть немало журналистов, которые делают это лучше меня. Вот почему в заключение тебе даются для дальнейших размышлений две подборки заголовков из информационных разделов двух наиболее популярных московских газет, вышедших в один и тот же день — 22 марта 1994 года.

«Московский комсомолец»

1. В окрестностях Москвы гуляет 22 миллиона фальшивых 50-тысячных

2. Убил сына с невестой и застрелился сам

3. Не умеешь — не берись!

4. Высотку на Кудринской площади оденут в леса

5. Возросла плата за радиоточку

6. Пассажиры забаррикадировались в самолете

7. Пожар на ВДНХ

8. Москву завалят сдобой

9. Похищен сын сотрудницы «Кремлевской» больницы

10. Схвачены потрошители банков

11. Кражи телефонных будок

12. Добить Борового опять не удалось

13. Увеличены штрафы за охоту

14. Стриптизерша поневоле

15. Труп из «Линкольна»

«Вечерняя Москва»

1. Взрывники задержаны, покупатели арестованы

2. Впервые на русском языке издана книга Александра Терехова

3. Два новых пункта приема вкладов

4. Застукали бомжей-развратников

5. «Пир во время чумы» в Астраханских банях

6. Воруют все подряд, в том числе и метеориты

7. А труп и ныне там

8. Как сберечь око

9. Вышла «Антология христианского рока»

10. Армия бездомных предпочитает дневной сон в подземке

11. Папиросы для москвичей: ноу проблем!

12. Андрей Козырев ведет себя непатриотично по отношению к отечественному пиву?

Надеюсь, ты не ограничишься этими двумя примерами. Каждый раз, когда тебе попадет в руки газета, сначала просмотри и оцени ее заголовки. Это — самая лучшая учеба.

27. В творческой лаборатории

Алексея Толстого

(Из выступлений)

«В художественной речи главное это глагол, и это понятно, потому что вся жизнь — это есть движение. Если вы найдете правильное движение, то вы тогда можете спокойно дальше делать ваши фразы, потому что, если человек слез с коня, спрыгнул с коня, соскочил с коня, шлепнулся с коня, — все это различные движения, которые различные состояния человека описывают. Так что всегда нужно прежде всего искать и находить правильный глагол, который дает правильное движение предмета. Существительное — это то, о чем вы говорите, вы должны найти его движение, затем должны его индивидуализировать, а индивидуализировать его вы должны посредством эпитета. Вот стол — стол есть колченогий, письменный и т.д., стол ореховый — это есть определение этого предмета, индивидуализация. Но этого мало для эпитета. Эпитет — это очень серьезная вещь, потому что вслед за глаголом он дает то (или иное) состояние предмета в данный момент. Поэтому выбор эпитета — это чрезвычайно важный, серьезный и решающий момент. Но тут нужно быть очень скупым и не давать двух эпитетов, а давать один, потому что расточительность не есть богатство. Эпитет должен освещать предмет с такой же яркостью и четкостью, как вспышка в фотокамере, которая сразу попадает в глаз, как бы колет глаз. Я вот читал такие вещи, где эти эпитеты нагромождены один на другой. У нас малоопытные писатели очень любят этим заниматься, думая, чем больше эпитетов, тем лучше. Вот скажем: предо мной вилась пыльная дорога. Достаточно, правильно. Каждый из нас видел пыльную дорогу. А когда писатель пишет: передо мной пыльная дорога серым ковром расстилается — это уже вызывает другое представление. Сразу возникает вопрос — где я видел серый ковер, — вспоминаешь комнату, где видел серый ковер. Значит, это описывает комнату. Идет человек по пыльной дороге, по степи, откуда взялся ковер, — получается глупость. Поэтому никогда нельзя накладывать один эпитет на другой. Эпитет должен быть чрезвычайно скупым. Иногда можно долго ломать голову над подысканием эпитета, правда, этот процесс ломания головы очень полезен. Вот как находил Пушкин эпитеты, посмотрите на его черновики, и вы увидите, как он искал эпитеты. Мы у него читаем: «На берегу пустынных волн...», «широкошумные дубравы». Он, несомненно, мог бы дать зрительный эпитет, а он выбрал эпитет музыкальный, «широкошумные дубравы» — что в этом моменте? Тут он нарочно избегает зрительный яркий эпитет, а употребляет музыкальный эпитет, несмотря на то, что часто музыкальный эпитет дает другую картину. «Широкошумные дубравы» — такой эпитет шевелит эмоции, воспоминания поднимает. «Широкошумные» — вот четкий эпитет.

О фразе. Смешно говорить о том, как нужно строить фразу. Я уже говорил, что фраза берется от внутреннего жеста. Вот, например, такая фраза: «Какой ты дурак, братец». Это говорит человек без особого желания обидеть и таким обращением никого не обидит. Другое дело, если скажем так: «Какой, братец, ты дурак». Другое психологическое движение, другой человек говорит и другому человеку говорит. Толко потому, что «дурак» относим на конец фразы. Поэтому фраза строится таким образом: она идет от внутреннего жеста, от внутреннего состояния. Если я говорю от себя, я говорю от моего внутреннего состояния, если я рассказываю о ком-то, о его состоянии, я должен понять его состояние и отсюда должен строить всю фразу. Во фразе должна быть цезура, то есть ударение — то главное, основное слово, во имя чего строится фраза, должна попасть под эту цезуру, под его ударение, безразлично, что это — глагол или эпитет, но это самое главное, для чего эта фраза построена. Это слово должно быть под ударением и в зависимости от него идет расположение других слов во фразе. Это можно подтвердить целым рядом примеров, но и без того понятно».

* * *

«Вот еще один общий вопрос: во время работы я, как и большинство писателей, произношу фразы вслух. Те, кто не делают этого, пусть делают. Стыдно перед домашними бывает только первое время, — домашние привыкают. Думаю, что произнесение фраз вслух составляет существенную часть работы и весьма деликатную. Можно произносить их так, что все ошибки будут завуалированы вашим завыванием, а можно так, что именно ошибки-то явственно и зафальшивят, как пробкой по стеклу. Все в том — чьим голосом произносятся фразы, — своим, авторским, притворно благородным, сдобренным самодовольством (а оно неизбежно), или голосом персонажей, в которых вы (через жесты, галлюцинации) переселяетесь и одновременно слушаете их сторонним ухом (критик). Большая наука — завывать, гримасничать, разговаривать с призраками и бегать по рабочей комнате».

* * *

«Марать нужно много, чем больше, тем лучше. Писать без помарок нельзя. Это вздор, — не черкают и не марают только графоманы. Человека должно мучить, если он на странице не найдет ни одного места, чтобы зачеркнуть или переправить. Никто так не марал рукописей, как Пушкин или Лев Толстой».

28. В творческой лаборатории Фридриха Ницше

«Серьезность ремесла. Пусть не говорят о даровании, о прирожденных талантах! Можно назвать великих людей всякого рода, которые были малодаровиты. Но они приобрели величие, стали «гениями» (как это обыкновенно говорят) в силу качеств, об отсутствии которых предпочитает молчать тот, кто сознает их в себе: все они имели ту деловитую серьезность ремесленника, которая сперва учится в совершенстве изготовлять части, прежде чем решается создать крупное целое; они посвящали этому свое время, потому что получали большее удовлетворение от хорошего выполнения чего-либо мелкого, второстепенного, чем от эффекта ослепительного целого. Рецепт, например, по которому человек может стать хорошим новеллистом, легко дать, но выполнение его предполагает качества, которые обыкновенно упускаются из виду, когда говорят: «У меня нет достаточного таланта». Нужно делать сотню и более набросков новелл, не длиннее двух страниц, но столь отчетливых, что каждое слово в них необходимо; нужно ежедневно записывать анекдоты, пока не найдешь самую выпуклую и действительную форму для них; нужно неутомимо собирать и вырисовывать человеческие типы и характеры; нужно прежде всего как можно чаще рассказывать и слушать чужие рассказы, зорко наблюдая за их действием на присутствующих; нужно путешествовать, как художник-пейзажист и рисовальщик костюмов; нужно делать заметки по отдельным наукам, записывая все, что при хорошем изложении может оказывать художественное действие; наконец, нужно размышлять о мотивах человеческих поступков, не пренебрегать ничем, что может быть здесь поучительным, и денно и нощно коллекционировать такого рода вещи».