Проблема «границы» между человеком и животным

Череда археологических открытий конца XIX — начала ХХ веков позволила такому крупнейшему немецкому антропологу-полигенисту, как Герман Клаач (1863–1916) создать принципиально новую модель возникновения и эволюции человеческих рас. В своей книге «Положение человека в природе» (С.-Петербург, 1895) он указывал: «Подобно тому, как предки человекообразных обезьян уже отличались друг от друга, когда началась симиация (т. е. обобезьянивание), человеческие группы также не являются совершенно одинаковыми, так как среди них тоже наметились различия еще до начала гоминизации (т. е. очеловечивания). Исходя отсюда, можно в значительной степени объяснить расовые различия человечества. Таким образом, речь идет о распадении общей группы предков на ветви, из которых каждая произвела как человеческие расы, так и человекообразных обезьян».

На конгрессе антропологов в г. Линдау в 1899 году Клаач впервые изложил свои взгляды, которые сводились к следующему. Человек — независимая ветвь приматов, а человекообразные обезьяны — параллельно развившаяся ветвь приматов, — но не предки человека. Ни один из живущих типов приматов не может, по его мнению, рассматриваться как ближайший родственник человека. Человек во многих отношениях ближе к низшим формам обезьян, чем к человекообразным обезьянам; многие из его черт восходят даже к лемурам и гипотетической примитивной форме приматов. Человек — прямой потомок низших приматов, а сами приматы — примитивные члены рода млекопитающих.

В 1910 году на конгрессе в г. Кельне он развил свои взгляды на теорию расогенеза. Из его доклада под названием «Полигенез рас и общая основа человека и человекообразных обезьян» следовало, что на очень раннем этапе примитивные группы высших приматов разделились на западную и восточную ветви, и каждая из них, в свою очередь, разделилась на свои расы и свои виды человекообразных обезьян. Он открыто утверждал: «Между этими двумя обезьянами и этими породами людей меньше родства, чем между каждой из обезьян и человеком, развившимся из одного с ней потока. Неандерталец и горилла — представители западного потока, а ориньякский человек и орангутанг — представители восточного». В американском издании своей книги «Эволюция и прогресс человечества» (1923) он заключил: «По всем законам вероятности очень странно, что человек занял исключительное положение по сравнению с другими животными. Несправедливо считать человека во всех отношениях высшей стадией эволюции. Многие из его черт примитивней, чем у обезьян».

Взгляды Клаача поддержал и развил крупнейший итальянский антрополог-полигенист Джузеппе Серджи (1841–1936). В книге «Виды и разновидности человеческого рода», изданной в 1900 году, он писал: «Человек — один вид или несколько? Мои наблюдения в Европе и в Африке позволяют сделать вывод: есть два вида человека — евроафриканский и евроазиатский; каждый из них состоит из нескольких рас».

В 1892 году Серджи сделал доклад на международном конгрессе антропологов в Москве, а классик русской антропологии Дмитрий Николаевич Анучин поддержал его идеи, опубликовав в 1913 году книгу «Происхождение человека», а в 1914 — «Органическая эволюция и происхождение человека». В них он уже детальнее разработал концепцию полигенетического происхождения «человечества». Согласно его версии, от предшественников приматов произошли три независимые группы: церкопитеки, с шестью независимыми ветвями, симииды, давшие четыре ветви, и гоминиды, также с отдельными четырьмя ветвями. В свою очередь эти ветви рассматриваются им как четыре отдельных рода: эоантропус, палеонтропус (гейдельбергский человек), нотантропус (негрская ветвь) и геоантропус (монгольская ветвь). Все эти роды не являлись ответвлениями от общего, раннего, менее специализированного человеческого типа; они не связаны ни с крупными обезьянами, ни с другими известными нам приматами. Предполагается, что все они уже обособились в то время, когда группа гоминидов выделилась из своих предполагаемых предшественников.

Крупнейшие отечественные археологи А. С. Амальрик и А. Л. Монгайт в совместной работе «В поисках исчезнувших цивилизаций» (М., 1959) указывали, что по результатам раскопок можно констатировать наличие расовых различий уже в эпоху позднего палеолита. Мало того, «вместе с тем отмечена исключительная пестрота антропологического состава этих находок, предполагающая расовые различия, превосходящие различия между современными расовыми типами». Таким образом получается, что если на заре расогенеза различия между основными расами были больше, чем сегодня, то, следовательно, по всем законам логики эволюционного развития они могли произойти только из различных независимых центров, что лишний раз опровергает все паранаучные измышления моногенистов. Крупнейший австрийский расолог-полигенист Людвиг Гумплович (1838–1909) объяснял некоторое видимое морфологическое сходство основных человеческих рас простым умозаключением: «Сходство не всегда предполагает потомственную связь. Также и относительно человечества; закон происхождения и развития мог быть один, тогда как генеалогическое древо не одно».

В 20-е и 30-е годы ХХ века с началом бурного расцвета биологии и первых успехов в области генетики старые идеи антропологов-полигенистов получили подтверждение на качественно новом уровне, и особенно после возникновения в середине века так называемой синтетической теории эволюции. Даже если предположить, что человечество, согласно мнению моногенистов, произошло от одной пары предков, то неравномерность темпов эволюции, в том числе и под воздействием среды, должна была неминуемо разделить расы в процессе их обособления по иерархическому признаку, создав «высшие» и «низшие». Помимо различий между расами на морфологическом уровне, теперь добавились еще и неоспоримые свидетельства о различиях биохимических, а позднее — и генетических. Не могли же потомки общего предка, расселяясь по всей земле, всюду с одинаковой скоростью отдаляться от него в процессе развития. Это же очевидно. Популяционная генетика подтвердила, что в различных человеческих расах и составляющих их популяциях неодинаков процент распределения атавистических признаков, доставшихся в наследство от животных предков. Выражаясь языком современной экологии, в одно и то же время в рамках одной экологической ниши, с точки зрения эволюционной ценности могут сосуществовать недочеловек, человек и сверхчеловек. Все эти виды живых существ проделали различный путь развития, и в этом их основное отличие.

Крупнейший советский антрополог Б. С. Жуков в монографии «Происхождение человека» (М., 1928) отмечал:

«У некоторых низших представителей современного человека замечаются признаки некоторого сходства с неандертальцами, как, например, надбровные дуги у австралийцев. У них также „зубы мудрости“ достигают большего развития, чем остальные коренные зубы, и это несколько приближает австралийцев, по строению зубов, к высшим обезьянам. По своему росту неандертальская раса приближается более всего к таким низкорослым современным народам, как, например, лопари, живущие в северо-западной России и в северной Финляндии».

Американский антрополог Генри Фэрфильд Осборн (1857–1935) в своей книге «Человек древнего каменного века» (Ленинград, 1924) высказался так: «Мы не можем утверждать, что в группе, принадлежащей к виду „разумного человека“, никогда не было примеси неандертальной крови. Интересно заметить, что тасманийцы в момент ознакомления с ними европейцев находились на стадии кремниевой культуры, весьма сходной с той, которая была распространена среди неандертальцев в мустьерскую эпоху. Последние представители этой наиболее примитивной расы вымерли на острове Тасмании в 1877 году». Другой крупнейший американский антрополог Алеш Грдличка также справедливо утверждал: «Следы неандертальской крови и физиономические черты этой расы встречаются даже среди современных европейцев». Еще один американский антрополог Лорен Эйслей заметил: «Homo sapiens шагал по земле вместе с неандертальцами».

Подлинный переворот в эволюционной теории произвел известный польский антрополог Казимир Столыгво, который в начале ХХ века в скифском кургане близ села Новоселки обнаружил скелет неандертальца, и в силу того, что официальная наука считала, что к этому историческому периоду все они давно вымерли, был принужден ввести новый термин «постнеандерталоиды». В 1937 году в одной из своих статей он окончательно пришел к выводу, что кроме пренеандерталоидов и классических представителей неандертальской расы «все остальные нисходящие неандерталоидные формы, известные до настоящего времени, относятся к периодам более поздним, чем мустьерский, к верхнему плейстоцену, а также и к более поздним временам — преисторическим, протоисторическим, а также и к современным».

Крупнейший советский биолог Лев Семенович Берг (1876–1950) также придерживался данной концепции. В своей работе «Номогенез, или эволюция на основе закономерностей» из сборника «Труды по теории эволюции. 1922–1930» (Ленинград, 1977) он писал: «Неандертальский человек, HOMO NEANDERTALENSIS, обнаруживает ряд черт, которые в своем развитии пошли дальше, чем у современного человека HOMO SAPIENS. Отметим, что, согласно новым воззрениям, нет доказательств тому, чтобы H. NEANDERTALENSIS был предком современного человека. Коренные зубы у неандертальского человека пошли в своем развитии дальше, чем у шимпанзе и у современного человека, который удержал в коренных зубах черты древние, обезьяньи. Мозг неандертальца по своему объему не уступал мозгу современного европейца и даже превосходил, если судить по черепу из LA CHAPELLE, объем мозга у которого 1625 см³. Первобытный человек получил от природы мозг, гораздо более совершенный, чем это необходимо было для поддержания его существования».

Крупнейшие современные американские ученые Майкл Кремо и Ричард Томпсон в книге «Неизвестная история человечества» (М., 1999), которая буквально потрясла основы существующих представлений об эволюции, также пишут: «Сегодня большинство научных авторитетов утверждают, что как люди с современным анатомическим строением, так и западноевропейские неандертальцы классического типа произошли эволюционным путем от донеандертальцев, или древнейших homo sapiens».

Впрочем, еще Чарльз Дарвин писал: «Мы можем быть уверенными, что во всяком живом существе скрыто множество давно утраченных признаков, готовых развиться при соответствующих условиях». Поэтому сказки разных народов, повествующие об упырях и оборотнях, вовсе не кажутся с точки зрения эволюционных атавизмов выдумками безграмотных людей. Скотоводы и зоологи хорошо знают, как осуществляется возврат к утерянным признакам в процессе одичания некоторых организмов. Уильям Рипли и Генри Ф. Осборн, впервые проанализировав язык басков — самый примитивный и недоразвитый в Европе, пришли к выводу, что их предки скорее всего позаимствовали его прямо у кроманьонцев. Поэтому, на наш взгляд, истоки современного сепаратизма басков нужно искать в особенностях их антропологии. То же, очевидно, можно отнести и к некоторым кавказским народам России: например, чеченцам, обретшим письменность только в ХХ веке, сепаратизм которых не поддается никаким вразумительным объяснениям. А вековая склонность к работорговле и удовольствие от кровожадности, которое они демонстрируют, пытая пленных, также позволяют нам сделать вывод об очень древней архаической природе данных атавистических проявлений, имеющих, безусловно, генетическую основу. Система чеченских тейпов, враждующих между собой, также свидетельствует в пользу первобытнообщинных племенных принципов организации этого народа, которые наследственно закреплены в особенностях его расового строения.

Но, как мы показали, картина существенно усложняется тем, что, помимо рас, имеющих различную эволюционную ценность, каждая также состоит из качественно неравноценных популяций, а те, в свою очередь, дробятся по такому же принципу вплоть до отдельных человеческих особей. Таким образом, мы вновь говорим о том, что в одно и то же время в рамках одной и той же экологической ниши могут сосуществовать недочеловек, человек и сверхчеловек. Данное мнение автор составил, проанализировав работы большого количества современных специалистов в области антропологии.

Крупный отечественный ученый Ю. Д. Беневоленская в своей статье «Проблема выявления сапиентной и неандертальской линий на ранних стадиях эволюции» (Курьер Петровской Кунсткамеры. Вып. 8–9, С.-Петербург, 1999) пишет: «Гипотеза эволюционной трансформации неандертальцев в неоантропа все более уступает место представлению о вытеснении первых человеком современного типа, которое сопровождалось метисацией между ними».

Другой выдающийся отечественный антрополог А. А. Зубов в статье «Проблемы внутривидовой систематики рода homo в связи с современными представлениями о биологической дифференциации человечества» (Современная антропология и генетика и проблема рас у человека. М., 1995) также указывает: «Мы можем говорить о „сетевидном“ характере эволюции рода homo на всех этапах его эволюции.(…) Важно отметить, что „сеть“ могла включать разные эволюционные „этажи“, взаимодействовавшие между собой и вносившие свой генетический вклад в общий, единый фонд многообразия эволюционирующего рода homo».

В переводе с высокопарно академического языка на разговорный это означает, что представители более «высоких» человеческих этажей вступали в половую связь с представителями «низших», неандертальских, этажей, в результате какового скотоложества и произвели на свет «ублюдков-мутантов», затем численно обособившихся до уровня целых народов и рас, что и породило общее «эволюционное многообразие рода homo».

И в этом факте опять же нет ничего удивительного. Из описаний древнегреческих и римских историков известно о многочисленных оргиастических культах и вообще об очень вольной сексуальной жизни в Античной Европе, но решительно ничего не известно о тяжелых венерических заболеваниях, которые поразили белых европеоидов только в новейшие времена с началом эпохи великих географических открытий, когда они в прямом смысле этого слова вступили «в контакт» с представителями цветных рас. Но эти представители цветных рас, в свою очередь, получили данные венерические заболевания от животных. Так например, сифилис, завезенный в Европу из Америки, европейцы получили от индейцев, а те от местных лам. Существует мнение, что современный СПИД пришел из Африки, где негры приобрели его от обезьян.

Таким образом очевидно, что представители цветных рас, находясь на более «низких этажах» в общей «сети эволюции», вполне естественно рассматривали совокупление с животными как нечто эволюционно само собою разумеющееся, как раз по принципу близости «этажей». Речь, безусловно, идет в данном случае не об абсолютных категориях, а лишь об относительной концентрации тех или иных животных черт, доставшихся в наследство от неандертальца представителям всех современных рас. Никто не свободен от груза животных рудиментов, ввиду установившегося «многообразия», но все одарены ими по-разному.

Известный американский биолог Энтони Барнетт в книге «Род человеческий» (М., 1968) также свидетельствует, что «люди современного типа появились примерно в то же время, если не раньше, что и неандертальский человек, и развивались параллельно. Промежуточные типы между современными людьми и неандертальцами могли быть результатом либо скрещивания, либо ранних фаз дивергенции неандертальцев от линии, которая привела к современному человеку». Но ведь совершенно очевидно, что эти «промежуточные типы» никуда не исчезли, а существуют сегодня среди нас, составляя свои особые социальные, этнические и расовые группы на основе инстинктивного влечения, как это имеет место у животных, и то, что мы по неведению относим их к типу «современного человека», и является источником многих наших социальных бед и политических разочарований. У «промежуточных типов» промежуточная же мораль, в прямом смысле этого слова недочеловеческая. Оценивая их как себе подобных, мы впадаем в естественнонаучное заблуждение, жертвами которого в результате сами и оказываемся.

Крупнейший шведский антрополог и анатом Вильгельм Лехе (1850–1927), в книге «Человек, его происхождение и эволюционное развитие» (М., 1913) писал: «Подобно тому, как у отдельных особей могут появляться физические особенности, которые рассматриваются в качестве наследия от какого-нибудь очень отдаленного предка, так точно особи должны совершать известные антисоциальные или безнравственные поступки, выпады против близких или против всего общества, которые можно рассматривать в качестве наследия от прародича, совсем не обладавшего или лишь слабо обладавшего социальным чувством, причем эти душевные изъяны не были подавлены воспитанием. Подобно тому, как естественный отбор необходимо вызывает не абсолютное, но только относительное совершенство организма, так и понятие о нравственности может достигать более высокого или более низкого развития, вот почему в различные времена и у различных народов понятие о нравственности было, да есть еще и теперь, столь различно. Что человечество когда-нибудь освободится от всего, что мы называем рудиментарными органами, однако, невероятно уже потому, что эта дисгармония является неразрывным спутником каждого эволюционного процесса».

Жан-Жозеф Вирей также обращал внимание на явные различия в строении у представителей основных человеческих рас в связи с наличием рудиментарных органов. «У негров серое вещество мозга имеет более темный цвет. Но главное — у негров гораздо больше, чем у европейцев, развита периферийная нервная система, а центральная, наоборот, меньше. Похоже, мозг у негров частично ушел в нервы, словно животная жизнь развивалась за счет умственной. У некоторых животных имеется третье веко. У человека оно рудиментарно, но у европейцев гораздо менее выражено, чем у негров, которые в этом отношении сближаются с орангутангами. Расстояние между европейцем и негром невелико по сравнению с той пропастью, которая отделяет человека и человекообразных обезьян. Однако физические формы негров в какой-то степени являются промежуточными между европейскими и обезьяньими».

Также и Жозеф Артюр де Гобино (1816–1882) в одном из своих писем отмечал: «Некоторые современные смешанные расы произошли от существ, промежуточных между человеком и обезьяной, в результате смешения их с людьми».

Его приверженность базовым идеям полигенизма ясно выражена и в главном сочинении «Опыт о неравенстве человеческих рас» (1853): «Кажется совершенно логичным заявить, что группы, из которых состоит человечество, также отличаются друг от друга, как и различные виды животных в мире дикой природы. Тот факт, что Адам — прародитель нашей белой расы, не подлежит сомнению. Но при всем при этом нет никаких свидетельств того, что первые редакторы адамовой генеалогии причисляли к этой группе других людей, не принадлежащих к белой расе».

Л. С. Берг в работе «Эмбриональные черты в строении человека» из вышецитированного сборника указал на качественные различия в эмбриональной фазе у представителей различных рас и соотнес эти различия у людей с аналогичными фазами у обезьян. Его выводы оказались шокирующими. В целом логика Берга такова: одним из наиболее бросающихся в глаза отличий человека от человекообразных обезьян является отсутствие у человека густного волосяного покрова. У человека густые волосы имеются лишь в определенных местах тела, а, кроме того, очень редкие волосы разбросаны почти по всему телу. При этом у младенца в последние месяцы утробной жизни имеется сплошной и довольно густой покров из тонких и коротких волос, исчезающий однако до рождения. У зародышей гориллы и шимпанзе тело покрыто волосами, но они настолько коротки, что кожа кажется голой. Примечательно, что у зародыша шимпанзе волосы короткие и курчавые и сидят пучками, как у негров, тогда как у зародыша гориллы они прямые и растут равномерно, как у европейцев. У зародыша гориллы волосы на голове образуют пробор и доходят до бровей, а у зародыша шимпанзе пробора нет и имеется голый лоб. Л. С. Берг делает такое заключение: «Не человек существованием у него зародыша первичного пуха повторяет в своей зародышевой жизни стадию сплошного волосяного покрова антропоидов, а наоборот, горилла и шимпанзе в своей зародышевой жизни проходят временную фазу, которая у человека остается на всю жизнь. Исчезновение волосяного покрова у человека не есть результат действия внешних условий или приспособления, а произошло под влиянием каких-то внутренних факторов. Ухо взрослого человека также частью сохраняет более примитивные черты, чем у зародыша гориллы. Наибольшим количеством зародышевых признаков обладает монгольская раса».

Вышецитированные американские авторы Майкл Кремо и Ричард Томпсон целую главу в книге озаглавили «Люди-обезьяны среди нас?» которая посвящена проблемам изучения «недочеловеков», обитающих среди нас сегодня, и отдельной науке, занятой рассмотрением данной тематики, под названием криптозоология.

Одним из первых версию гибридогенной природы человечества выдвинул крупнейший русский расовый теоретик Владимир Александрович Мошков в своей великолепной книге «Новая теория происхождения человека и его вырождения» (Варшава, 1907). Согласно его базовому утверждению, человечество — вид гибридный, произошедший от смешения белого человека с питекантропом. Различные концентрации этого смешения и дали в результате современные расы, но от груза подобных животных атавизмов не свободны и европеоиды. «Если низшие расы, в отличие от европейца, имеют в своих жилах более крови питекантропов, то ясно, что у них же мы должны искать и черты, отличавшие этих последних», — писал Мошков. Свою точку зрения он обосновал в том числе величиной массы мозга, которая у питекантропов была больше, чем у представителей современных рас, и в результате смешения понизилась до современного уровня. Известный французский антрополог Поль Брока (1824–1880) также писал: «Средняя величина емкости черепа у цивилизованных народов должна несколько уменьшиться, вследствие сохранения значительного числа личностей, слабых умом и телом, которые у дикарей гибнут». Это подтверждал и Чарльз Дарвин: «Убеждение, что у человека существует связь между объемом мозга и степенью умственных способностей, основывается на сравнении черепов диких и цивилизованных рас, древних и новейших народов, равно как на аналогиях всего ряда позвоночных».

Это смешение человека с питекантропом, по мнению Мошкова, имело фатальные последствия для всего человечества, как для его социальной жизни, так и его морального облика. Контакт между «эволюционными этажами» произвел сущее потрясение сознания потомков и внес разлад и сомнения во всю их душевную организацию. Метания между ангелом и бесом, происходящие в душе человека, есть всего лишь отражение восстания рудиментов животной природы в его теле. Мошков писал: «На самок питекантропа, сделавшихся женами белого человека, и на их детей этот последний вначале не мог, конечно, иначе смотреть, как на одну из пород своих домашних животных, которых можно было, смотря по надобности, или съесть или приспособить к какой-нибудь работе, или поменять на что-нибудь соседям. Вот здесь-то и было положено основание рабству, которое нас теперь так возмущает. В самом начале оно не имело в себе ничего возмутительного и только впоследствии стало таковым, когда человечество сильнее перемешалось и различие между рабами и господами уменьшилось. Через несколько поколений белая раса пала, а бывшие рабы от помеси благородной крови постепенно сравнялись с господами. В конце концов выработалось современное человечество, как ублюдок древних видов. Вот где была причина изменения человека в худшую сторону. Вот почему емкость черепа современного человека стоит ниже емкости первобытного, неолитического».

С открытием групп крови в начале ХХ века этот вопрос, считавшийся гипотетическим, начал дебатироваться вполне серьезно. Немецкий биолог Герман Орледер в 1918 году, обсуждая возможность скрещивания человека и какого-нибудь антропоида, считал, что в случае успешного искусственного осеменения самки шимпанзе человеческими сперматозоидами помесь могла бы родиться на свет и без необходимости производить кесарево сечение.

Крупнейший советский антрополог М. Ф. Неструх в книге «Приматология и антропогенез» (М., 1968) также подчеркивал: «Плацента, морфологические и биохимические особенности крови, сперматозоиды шимпанзе очень сходы с человеческими. Опыты переливания крови от человека к шимпанзе и обратно были успешными. Шимпанзе в эксперименте восприимчив к сифилису. Полагают, что методом искусственного осеменения можно произвести скрещивание шимпанзе с человеком и получить гибридов с промежуточными чертами. В пользу этого мнения говорят нередкие случаи успешного межвидового и межродового скрещивания у обезьян, кровное родство, особое сходство половых клеток с человеческими».

Как подлинный ученый, Неструх обращает внимание читателей на огромный «интерес» к обезьянам в древнем мире у представителей экваториальных рас. В Эфиопии, Мавритании, Ливии и Египте обезьяны считались обязательной частью военных трофеев наряду с драгоценностями и пленными воинами. Барельеф, изображающий их, есть на храме Дер-эль-Бахри, созданном 3500 лет назад и аналогично в усыпальнице визиря Рехмира в Фивах того же времени. В Египте плащеносый павиан гамадрил был священным животным и олицетворял собою Бога Луны и колдовства Тота. Кроме того, не только фараонов, но также и обезьян подвергали мумификации, а не слуг, жен и военачальников. Об анатомии обезьяны писал Аристотель, а древнеримский анатом, врач и физиолог Клавдий Гален (130–200 н. э.) оставил подробное описание вскрытия человекообразных обезьян, которых называл «смешными копиями людей». Первое же детальное описание вскрытия человека выполнил Андрей Везалий только в 1543 году. Египетский терракотовый рельеф берлинского антиквариума (инвентарный номер 31276) изображает сидящую самку гориллы с человеческим лицом, которая обнимает двух детенышей: одного обезьяньего типа, а другого человеческого. Индийский обезьяний Бог Гануман имеет человеческое тело и обезьянью голову, он изображен в храме Свами (г. Уна, Индия).

Классик русской антропологии Дмитрий Николаевич Анучин (1843–1923) одним из первых обратил внимание на мифы о происхождении некоторых народов от смешения человека с животными. Причем тотемный первопредок рассматривался им не как замысловатая аллегория из области преданий, а именно как антропологический факт. Свою оригинальную зоогенеалогию он также начал с обезьян. «Вообще, — писал Анучин, — можно сказать, что мысль о возможности близкого родства или взаимного перехода между человеком и обезьянами пользуется довольно значительным распространением как между полудикими народами, так и между культурными, с тою только разницей, что в последнем случае такое обезьянье происхождение приписывается обыкновенно или более грубым племенам, или же отдельным фамилиям».

Одно царственное индийское семейство считало себя потомками обезьяны, и члены его носили титул «хвостатый Рана», так как согласно преданию, родоначальник сей августейшей фамилии был снабжен этим придатком. Когда в 1867 году английское правительство в Индии издало приказ об убиении 500 штук священных обезьян, то туземцы стали просить об отмене распоряжения на том основании, что в обезьянах они признавали своих предков.

Древнегреческий историк Диодор Сицилийский (80–29 до н. э.) также рассказывал об одной княжеской фамилии в Африке, что у нее хвост, как естественный придаток тела, передавался из рода в род в ряду многих поколений. Предания о первоначальной хвостатости отдельных народов встречаются и в Африке, и в Азии, и в Америке. Древнекитайские историки указывали на народ Тинг-Линг, обитавший на Енисее, который имел зеленые глаза и который будто бы происходил от обезьян и потому очень на них похож. Китайские летописи родословную многих народов выводили от обезьян, точно также индийцы объясняли происхождение тибетцев. Мошков в этой связи писал: «Многие низшие племена негров, малайцев и американских индейцев считают обезьян, в особенности высших, настоящими людьми, которые не говорят только из опасения, чтобы их не заставили работать». Кафры верят, что обезьяны имеют человеческую душу. Один тибетский писатель сообщал, что буддизм распространялся не только среди людей, но и среди некоторых видов обезьян. Греки и римляне почитали обезьян за демонических существ, а древние вавилоняне считали их «слугами фетишей».

Малайское название «оранг-утан», ставшее сегодня общеупотребительным в качестве названия породы обезьян, на самом деле переводится как «лесной человек» и применяется самими малайцами большей частью одинаково, как для обозначения обезьян, так и для живущих в тех местностях первобытных народов. Жители островов Фиджи, Тасмании, а также некоторые племена Южной Америки до сих пор сокрушаются, что утеряли хвост, ибо, согласно их преданиям, люди после этого сделались злыми и раздражительными. В современной Индии определение «народ обезьян» до сих пор применяется для обозначения некоторых первобытных племен, которые в свою очередь считают, что многие виды обезьян произошли от людей, надругавшихся над Богами. Сходное поверье существует и у арабов в отношении мартышек. Кафры считают, что одно из их племен было обращено в павианов. У мусульман также есть легенда о том, что жители одного из иудейских городов были обращены в обезьян за несоблюдение субботы.

Классик русской антропологии Д. Н. Анучин в работе «Антропоморфные обезьяны и низшие типы человечества» (Природа, №№ 1, 3, 4, СПб., 1874) писал: «Часто эти низшие племена даже смешиваются в понятиях с обезьянами до такой степени, что иногда настоящие обезьяны принимаются за людей, и обратно, настоящие люди описываются как обезьяны. Еще чаще при этом допускается возможность обратной, так сказать рецессивной метаморфозы, то есть превращения людей в обезьян. Примеров всех таких и подобных им представлений можно отыскать довольно много у самых различных народов».

До сих пор многие негры, индейцы и малайцы думают, что обезьяны могут говорить, но только скрывают эту способность. Другие прибавляют, что у обезьян существует подобное человеческому общественное устройство и чиновники. Наконец, у многих народов распространено поверье, согласно которому обезьяны любят утаскивать к себе женщин человека, живут с ними и приживают детей. Древние египтяне верили даже, что серебристый павиан может быть обучен письму и музыке.

Сегодня тот факт, что белую расу пытаются обвинить во всех мыслимых и немыслимых преступлениях расизма является одним из самых неслыханных информационных преступлений. Мы настоятельно утверждаем, что базовую идею о неравноценности человеческих рас и, малого того, о биологической близости некоторых из них к обезьянам, европейцы не изобрели сами, а напротив, почерпнули от туземных народов в эпоху «великих географических открытий». Когда в 1700 году в Англию впервые привезли шимпанзе, то англичане были совершенно уверены, что это представители племени пигмеев. Откуда им было знать, кто это такие на самом деле, если они никогда не видели ни тех, ни других. Очевидно, что настоящая расистская система оценок и определений пришла в Европу извне, то есть от самих туземцев.

Расизм — это глубоко неевропейское явление, как раз и появившееся за пределами Европы у неевропейских рас, о чем наглядно свидетельствуют хроники эпохи «великих географических открытий».

Помимо обезьян, видное место в зоогенеалогии занимают и люди с собачьими головами, называвшиеся «циноцефалами», «кинокефалами» или «цинамонами». В одной коптской раннехристианской легенде повествуется о том, как Иисус обратил в свою веру одно такое существо. На русском Севере в сельских церквях Олонецкой области можно встретить иконы с изображением св. Христофора, который также изображен в виде человека с собачьей головой. О подобных существах многократно повествовали древнегреческие и римские историки. Айны на Севере Японии до сих пор убеждены, что произошли от собак. Алеуты считают, что мать их племени была сукой по имени Магах, зачавшей гибридов от некоего старца, что и положило начало племени. У киргизов есть легенда, выводящая их родство «от красного борзого кобеля и одной царицы с ее сорока прислужницами». На Фиджи предание повествует о Боге Денге, который, посмотревшись однажды в чистый ручей, был поражен полным безобразием своего метисного облика. Множество других зверей, таких как медведь, лисица, волк, а также уже совершенно немыслимых волшебных созданий числятся разными народами в ряду своих предков, что, например, даже отражается в их государственной символике.

Из-за отсутствия обезьян многие племена почитали своими предками бобров, ворон, журавлей, слонов, рыб и черепах. Народы северо-восточной Африки выводили свою родословную от крокодилов, жители Антильских островов — от муравьев, некоторые племена американских индейцев — от червей. Из чего следует, что многие народы земли, вовсе не поддерживая современные убеждения о разгуле «белого колониального расизма», сами открыто распространяли информацию о своем низменном биологическом происхождении.

Неимоверное количество сходных легенд рассеяно по всему свету, но этнографы, обобщающие этот материал, почему-то настойчиво обходят стороной биологические аспекты грехопадения, также детально описанного в священных писаниях разных народов. Собиратели «культурного многообразия» человечества боятся честно заявить, что многие народы земли гордятся смешанным происхождением, выводя свою генеалогию из самого акта скотоложества. Нисколько не скрывая сей постыдный факт, всячески похваляются им, придавая ему напыщенную мифологическую образность. А «просвещенное человечество» послушно внимает волхованию академических этнографов, призывающих в этой зоофилии искать какую-то возвышенную эзотерику, якобы способствующую просветлению и мистическому единению рода людского.

Еще раз подчеркнем нашу позицию. Мы вовсе не считаем, что на современном этапе эволюции можно получить гибрид человека с неким животным, например, человекообразной обезьяной. Пусть генетики решают этот вопрос, если он вообще имеет какое-либо практическое значение. Нас поражает совершенно другое, а именно: почему, обращаясь к родословному древу неких племен, нужно непременно искать какие-то аномальные факты, делая акцент не на человеческой природе, а на рудиментах зоологического происхождения? Почему поиск животного первопредка, пусть даже и не наяву, а лишь в воображении этого племени, совокуплявшегося с людьми, стал признаком хорошего тона в этнографии и культурной мифологии? Нужны ли нам вообще такие науки, ориентированные на легализацию и мифологизацию зоофилии? Не лучше ли, доверяясь гениальной интуиции Фридриха Ницше, искать «человеческое, слишком человеческое»?

Великий римский философ Тит Лукреций Кар (99–55 до н. э.) писал: «В усилиях своих земля произвела множество уродов, странных и чудовищных форм: таковы были андрогины, двуполые и ни к одному полу не принадлежащие; таковы безногие, лишенные рта, безлицые и слепые существа, также уроды, скрюченные так, что не в состоянии переходить по желанию». Пусть это аллегория, но современные массовые шабаши гомосексуалистов, трансвеститов и прочих извращенцев, «ни к одному полу не принадлежащих», сегодня есть факт нашей общественной жизни, а рождение время от времени в разных частях света младенцев с хвостовыми придатками, животными ушами, излишним оволосением лица и тому подобными зоологическими атавизмами есть факт биологический.

Один из величайших языческих мудрецов поздней античности Секст Эмпирик (II век н. э.), прозванный так за укоренение духа наглядности и практицизма в философии, выдвигал мысль о том, что не существует никакого признака, на основании которого можно было бы провести резкое различие между человеком и животным. В этом ключевом вопросе, имеющем важнейшее богословское значение, его поддержали даже ранние христианские писатели Арнобий (III в.) и Лактанций (IV в.). Вместе с началом эпохи великих географических открытий, когда европейцы впервые познакомились с туземными обитателями отдаленных земель, в Европе возникло движение атеистов, считавших, что люди, находящиеся на стадии первобытнообщинного развития, получили свое начало из земли, пришедшей в состояние гниения от разложения в ней трупов обезьян, свиней и лягушек, чем они и пытались объяснить то сходство, которое, по их мнению, существует между строением и склонностями этих животных и представителями цветных рас во вновь открытых землях. Голландский ученый Гуго Гроций (1583–1645) создал целую теорию, в которой обосновал возможность смешения людей и животных, в результате чего на свете и появилось множество «сомнительных», диких людей переходных форм.