Работники невидимого фронта

А в Ялте музей Синеокого в 1974 году посетил еще один литературный деятель — Семен Петрович Кошечкин, литературовед и критик, член Союза писателей, старший научный сотрудник ИМ ЛИ, заслуженный работник культуры. Посетил и, наверно, мог помочь сохранить уникальный музей, все же был тогда заместителем главного редактора отдела литературы и искусства центральной газеты «Правда». Нет, не помог, как и его предшественники, хотя тоже «дал высокую оценку есениниане». — так написал Синеокий Александре Есениной.

На Семена Петровича Кошечкина коллекция, видно, подействовала весьма благотворно, отныне и до конца он обращается только к Есенину. И последовали, как из рога изобилия сборники, рассказы, доклады, этюды, рецензии — книги и все выше перечисленные заслуги Семена Петровича.

Однако странно, что ведущий специалист Института мировой литературы, предлагая не отказываться от горбачевского авторства «Послания…», так и не назвал автора статьи. Случайная оплошность? Нет? Все указал: газету, город, даже число, а имя автора назвать забыл.

А назови он автора, даже несведущий читатель, едва знакомый с мемуарной литературой, тотчас воскликнет: «Тоже мне авторитет! Нашли, кого слушать!» Неизвестный автор, опубликовавший еще в 1949 году в нью-йоркской газете «Новое русское слово» статью о горбачевском авторстве «Послания…» — Родион Березов, он же Акульшин. Ни имени, ни фактов, ни доказательств, просто ссылка на эту статью. Но статьи-то никакой нет. Есть мемуары о Есенине, насквозь лживые, от слащавости которых Бунина, по его же выражению, просто тошнило. И есть мимоходом брошенное замечание якобы услышанного разговора между приятелями: на вопрос писателя Войтоловского об авторе «Послания…» Демьян Бедный ответил, что автор «Послания…» — советский служащий Горбачев, тридцатипятилетний субъект. И ненавязчиво, как бы между прочим, Р. Березов добавил:

«Привожу этот разговор для того, чтобы развеять легенду, которой уже двадцать два года: вне литературных кругов Советского Союза в Европе и Америке очень многие до сих пор думают, что стихотворный памфлет на Демьяна Бедного написан Есениным».

И уже совсем между прочим изрек маленькое добавление: «Позже я узнал, что советский служащий Горбачев был сослан на пять лет в концентрационный лагерь. За что? За то, что посмел оскорбить кремлевского поэта».

Вот эта капелька яда и сумела отравить всех неверующих. Не потребовалось Березову ничего объяснять, убеждать, доказывать. Просто придумать жалостный финал советского служащего, пострадавшего от красного кремлевского поэта, и тем окончательно убедил самых стойких и победил самых непобедимых.

Откуда же читателю было знать, что ни в каком концлагере Н.Н. Горбачев не сидел, что чекисты весьма усердно позаботились о его судьбе и потому свой 9-й Октябрь автор криминального стихотворения уже встречал на свободе. Автора досрочно освободили, ни минуты лишней не сидел, а неавторов только за хранение в списках есенинского «Послания…» сажали и даже уничтожали. Как понять такое несоответствие? Читатель, тем более зарубежный, не мог всего этого знать. Это мог знать и, конечно, знал литератор Родион Акульшин. А чтобы убедиться в том, достаточно познакомиться с фактами его биографии.

Что известно об Акульшине-Березове? Появился он в Москве в 1923 году как крестьянский писатель. С Есениным познакомился осенью 1923 года. Хорошо знал его сестер. Женился на подруге 3. Райх — Зинаиде Вениаминовне Гейман. Проявлял интерес к личности и поэзии Есенина, но в друзья Есенину не набивался. Сблизился с Василием Федоровичем Наседкиным, с которым сотрудничал в газете и о котором тепло и сердечно в воспоминаниях написал:

«Родное, деревенское сблизило, спаяло на много лет, вплоть до осени 3 7-го, когда друг исчез вместе с тысячами, миллионами других людей».

Только вот в протоколах допроса Наседкин напишет другое. Протоколы допроса, «тюремные мемуары», он писал сам. В них читаем, что он отошел от Акульшина уже в 1934 году. Именно он, Акульшин, зная о контрреволюционных настроениях Василия Федоровича, приходил к нему «с коробом новостей, одна другой страшнее». «После его ухода (я) совершенно выбивался из колеи. Я болел по три-четыре дня».

Не странно ли, что после таких признаний матерого контрреволюционера, террориста и антисоветчика друг его оставался на свободе: «несудим», «не привлекался», «не ссылался», а пострадали и погибали другие, кого Родион называл своими друзьями.

Искренно и сердечно напишет Акульшин: «Большинство из тех, кому я пел частушки на родине, умерли, сосланы или расстреляны». И такая искренность и чистосердечность весьма располагает читателя. Однако хочется спросить автора, как же ему удалось избежать репрессий, выжить в этой круговерти? Он что, был вне подозрений? Погибали все вокруг, а Акульшину почему-то необыкновенно везло. Везло в 20-е годы, в годы террора, везло в 30-е. Повезет ему и в Великую Отечественную, несмотря на то, что, будучи в ополчении, попал к немцам в плен. Был в лагере «ди-пи», затем эмигрировал в США.

Надо же, и в плену благополучно выжил, благополучно избежит Воркуты и Колымы и благополучно окажется в Америке, где присоединится к общим знакомым. Он и сотрудничать станет в той же газете — «Новое русское слово». Необыкновенно везучий человек!

Чистосердечные и искренние мемуары о Есенине расположили зарубежных читателей, но вот нашим читателям полезно знать, что Березовым он стал в Америке, скрыв свою настоящую фамилию и дав о себе неверные биографические сведения. В США приехал с фиктивными документами, о чем сам сообщил властям, когда вышел закон о «ди-пи». Власти приговорили его к депортации, но вмешались влиятельные люди. Дело Березова длилось семь лет и было названо «березовской болезнью». Об этом — в Антологии «Берега» (Филадельфия, 1992 г.) написала Валентина Алексеевна Синкевич.

В заключение следует сказать совсем невероятное: мемуары о Есенине Акульшин-Березов опубликовал еще в 1944 году. Вот как обернулся для него немецкий плен! И где бы вы думали опубликовал? В Минске! Да, в оккупированном немцами Минске, о чем написал минский журналист, есениновед Петр Иванович Радечко:

«С величайшим трудом нашел в одном из архивов Минска журнал «На переломе», вышедший в феврале 1944 года при немцах, и переписал из него очерк Р. Акульшина (Березова) «Цветок неповторимый». Еще больших трудов стоило установить, что этот журнал вышел в Минске, предыдущий — в Бобруйске, а все предыдущие выходили в Смоленске (Н.Г. Юсов знал это. А если знал он, то тем более осведомлен был Сергей Петрович Когиечкин).

Ну что тут скажешь? Не Акульгиин-Березов, а Штирлиц, да и только! Полагаю, что сведения эти вполне проявляют лицо Родиона Акульшина и могут заинтересовать не только есениноведов.

Лев Колодный назвал таких писателей «литературными работниками невидимого фронта», или просто — «искусствоведами в штатском». Вот и выходит, что написал это Наседкин в протоколах допроса неспроста, чтобы потомки знали, кто есть кто.