Все оттенки тьмы 5 страница

– Значит, его тянуло в театр?

– Да, верно. Там‑ то они с Марком и познакомились. Вы разве этого не знали?

– Мы вообще пока мало что знаем, – признался Бэнкс. – Расскажите, пожалуйста, про их знакомство.

– Перед Рождеством я приехала навестить Лоуренса, и он отвел меня в местный театр. Такое старомодное, но обворожительное местечко.

– Точно, – согласился Бэнкс.

– У них там как раз шла пантомима. Кажется, по «Золушке». В антракте мы спустились в буфет, и там Лоуренс разговорился с Марком. Я сразу заметила, что между ними пробежала искра, и решила оставить их на пять минут одних. Заявила, что мне нужно попудрить носик, и ушла, чтобы они могли спокойно обменяться телефонами. С этого все и началось.

– Вы после этого часто виделись с Марком?

– Да, каждый раз, когда приезжала в гости. Да и они иногда навещали меня в Лонгборо. У нас в Котсуолде так красиво. Жаль, что они так и не смогли провести там лето. – Эдвина вновь достала платок. – Вот ведь старая дура, расчувствовалась. – Шмыгнув носом, она вздернула плечи и выпрямилась. – Знаете, я бы еще выпила.

На этот раз за напитками отправилась Энни.

– Как бы вы описали их отношения? – спросил Бэнкс, когда перед Эдвиной появился полный стакан джина.

– Они были влюблены друг в друга и не сомневались в искренности своих чувств, но осторожничали и не торопились. Вы не забывайте, что Лоуренсу было шестьдесят два, а Марку – сорок шесть. У обоих за плечами был опыт неудачных отношений и болезненных расставаний. Их влекло друг к другу, однако они не собирались ввязываться в новое любовное приключение, предварительно все не взвесив.

– Марк так и не съехал со своей квартиры, – сказал Бэнкс, – несмотря на то, что фактически жил вместе с вашим сыном в Каслвью. Вы об этом?

– Да. Думаю, рано или поздно он переехал бы к Лоуренсу, но пока они оба с этим не спешили. Кроме того, у Лоуренса в Блумсбери была квартирка, в которую он время от времени наезжал, и, наверное, Марку не хотелось от него в этом смысле отставать.

– Он болезненно относился к таким вещам?

– Марк ведь пробился с самого низа, – напомнила Эдвина. – И был очень самолюбив. Мне кажется, материальное благополучие значило для него куда больше, чем для многих других людей. Вещи служили показателями его успеха. Но это не мешало ему быть чудесным, щедрым и добрым человеком.

– Значит, у Лоуренса была еще одна квартира. А если Марк приезжал в Лондон, он мог там остановиться?

– Думаю, да. Почему нет?

– А вы, случайно, не помните адрес этой квартиры?

Эдвина продиктовала адрес дома неподалеку от Рассел‑ сквер.

– Квартирка крошечная, – добавила она. – Не представляю, чтобы они могли там жить вдвоем. Они бы с ума друг друга свели. Но для одного человека она просто идеальна.

– Они при вас никогда не ссорились? Может, Лоуренс жаловался на что‑ то? Ругал Марка?

– Нет, ничего подобного, – покачала головой Эдвина. – Они иногда ссорились, конечно, но это со всеми случается. Обычно они отлично ладили и постоянно над чем‑ то хохотали. – Она помолчала. – А почему вы спрашиваете? Вы что, думаете, что он…

– Мы пока ничего точно не знаем, миссис Сильберт, – быстро вставила Энни. – Никто не знает, что именно произошло, но мы пытаемся это выяснить.

– Но вы же не думаете, что Марк мог… вот так поступить?

– Видите ли, мы не имеем права исключать такую возможность, – осторожно сказал Бэнкс. – Но не более того. Энни верно заметила, пока мы не знаем, как все произошло. Уверены только в том, что вашего сына убили у него дома, а вскоре после этого Марк Хардкасл поехал в Хиндсвелский лес и повесился.

– В лес? Какой кошмар! Ох, бедняжка Марк. Это ведь было их любимое место. Как‑ то в апреле они даже отвезли туда меня, полюбоваться распустившимися колокольчиками. Такая красота. Какой все‑ таки ужас… наверное, потому он себя и убил. Не перенес такого горя.

– Да, эта мысль приходила нам в голову. Как вы думаете, что случилось с вашим сыном?

Эдвина замялась, и Бэнкс догадался, что ее озарила какая‑ то мысль, делиться которой ей пока не хочется.

– Может, к нему залез грабитель? – предположила она. – У них район богатый, есть чем поживиться.

– Мы отрабатываем эту версию. Но главная наша задача – узнать как можно больше о вашем сыне и Марке. Нам ведь почти ничего не известно. Как они жили, где работали, с кем встречались. Надеемся в этом на вашу помощь.

– Сделаю все, что в моих силах, – кивнула Эдвина. – И подпишу любые бумаги, вы только скажите. Но нельзя ли подождать с этим до завтра? Я что‑ то вдруг устала, ужасно.

– Конечно, спешить нам некуда. – Бэнкс расстроился, но не показал вида. В конце концов, она уже старый человек. На время забыла про свой возраст и заставила забыть о нем и их, но надолго ее не хватило. Бэнкс и сам не прочь был оказаться дома, так что с легкой душой перенес разговор на завтра. Как раз к этому времени Стефан пришлет результаты анализа крови, и они успеют проверить наличие родимого пятна у погибшего, и, быть может, Дереку Ваймену даже удастся припомнить какие‑ нибудь эпизоды из жизни Марка.

Эдвина поднялась со стула.

– Хотите, я вас отвезу? – предложила Энни. – Мне не трудно, честное слово.

– Все нормально, дорогуша, – мягко сказала Эдвина, тронув Энни за плечо. – И потом, мне еще надо отогнать машину к отелю, так чего тянуть волынку? Дорогу я знаю. Да и сил должно хватить. – Улыбнувшись, она развернулась и ушла.

– Ее за руль‑ то можно пускать? – спросила Энни.

– Не думаю, – ответил Бэнкс. – Но я бы на твоем месте не стал бы ей мешать. Со слабым характером миллионный бизнес не раскрутишь. Так что сядь и спокойно допей свою колу.

– Наверное, ты прав. В конце концов, она почти не притронулась ко второму стакану.

Энни поежилась, и Бэнкс протянул ей свою куртку. К его удивлению, Энни с радостью накинула ее на плечи. Наверное, из вежливости. Правда, Бэнкс знал, что она реагирует на холод совсем не так, как он сам.

В пабе вовсю хохотали и болтали посетители. За низкой стеной, на городской площади, бродили крошечные человечки – совсем как в любимом фильме Бэнкса «Третий человек», когда Джозеф Коттен и Орсон Уэллс забрались на гигантское колесо обозрения.

– Что думаешь по поводу лондонской квартиры? – спросил Бэнкс.

– Пока не знаю, – ответила Энни. – Наверное, он мог себе ее позволить, да и приезжал туда довольно часто – иначе зачем еще она ему?

– Надо будет ее проверить. Возможно, что именно там Хардкасл переночевал в четверг. Может, остались какие‑ нибудь улики.

– Да, взглянуть стоит.

– А как тебе мысль Эдвины насчет того, почему Хардкасл не съехал со своей квартиры?

– Здравое зерно тут есть. Правда, сама я склоняюсь к версии проверки отношений, а не соперничества с Лоуренсом. «Раз у него квартира, то и у меня пусть будет квартира. Хотя это и неподъемно».

– Честно говоря, я встречал таких гордецов, – заметил Бэнкс.

– В любом случае ничего необычного в этом нет, – пожала плечами Энни. – Вот у Софии до сих пор тут есть коттедж, несмотря на то что живет она в своем лондонском доме.

– Этот коттедж принадлежит ее родителям, – поправил ее Бэнкс.

– Может, лондонскую квартиру подарила Сильберту мать? – предположила Энни. – Надо будет завтра расспросить ее поподробнее по поводу его финансовых дел. Интересная она дама, правда? Наверняка постоянная гостья твоих подростковых фантазий, наряду с Марианной Фейтфул и Джулией Кристи. Угадала?

– Угадала, – улыбнулся Бэнкс. – Она в свое время была просто красавицей, хоть и чуть постарше остальных. Помню, в свое время читал про нее в газетах и всегда любовался фотографиями. Все‑ таки в работе разносчика газет есть свои плюсы. Если мне не изменяет память, первую «Виву» она открыла в шестьдесят пятом году, на Портобелло‑ роуд. Цены не задирала, тем не менее у нее всегда отоваривались самые популярные звезды. Мик Джаггер, Марианна Фейтфул, Пол Маккартни, Джейн Эшер, Джулия Кристи, Терри Стэмп. Она со всеми звездами водила дружбу.

– Надо же. Я и не знала, что они любили сэкономить.

– Дело было не в ценах. Там витал аромат элитарности. Эдвина всегда была в гуще событий, устраивала шумные вечеринки с самыми известными людьми города, отрывалась в модных клубах. Да‑ да. Представь. И героином баловалась, и романы со звездами крутила. Я даже не знал, что у нее есть сын. Видимо, не хотела привлекать к нему внимание.

Энни зевнула.

– Тебе скучно? Заболтал, да?

– Просто устала.

– Тогда давай по домам. Завтра опять тяжелый день.

– Хорошая мысль, – согласилась Энни, протягивая Бэнксу куртку.

– Слушай, – добавил он, – насчет того разговора… гм… что я не пришел тебе на помощь, когда ты в этом нуждалась…

– Ну да, было такое. Я просто… ох, Алан, давай забудем об этом. Не обращай на меня внимания.

– Просто ты тогда как‑ то отдалилась. Я не знал, как до тебя достучаться.

– Наверное, ты прав, – сказала Энни и похлопала его по руке. – Я была не в лучшей форме. Ну и хватит об этом. Теперь все позади. Давай забудем обо всем и сконцентрируемся на работе. Хорошо бы поскорее расколоть это дельце.

– Хорошо бы, – кивнул Бэнкс, допивая пиво.

Они дошли до своих машин, припаркованных напротив дома Лоуренса Сильберта, где до сих пор бродили несколько самых выносливых и терпеливых репортеров, попрощались с констеблем Уолтерсом и друг с другом. Бэнкс смотрел, как Энни, забравшись в свою старенькую «астру», уезжает прочь, затем включил двигатель и направился в Гретли. В зеркале заднего вида засверкали вспышками фотоаппараты репортеров.

Бэнксу казалось, что он не был дома месяц, хотя на самом деле прошло два дня. Собственно говоря, и того меньше. Всего одна ночь. Единственная ночь, которую он провел у Софии. Но все равно дом встретил его еще более многозначительной и гнетущей тишиной, чем обычно.

Пройдя в гостиную, он включил лампу под оранжевым абажуром. Проверил телефон: всего одно послание, от Брайана. Сын сообщал, что на пару недель вернулся в Лондон и будет рад видеть отца, если у того найдется свободная минутка. Недавно Брайан со своей подружкой Эмилией, актрисой, переехал в очень маленькую и миленькую квартирку на Тафнелл‑ Парк‑ роуд. Бэнкс, навещая в Лондоне Софию, частенько к ним заглядывал. Однажды даже взял с собой к ним на ужин Софию, и они сразу нашли общий язык. В основном потому, что она слушала ту же музыку, что и они. Бэнкс и сам любил многие современные группы, однако почувствовал себя безнадежно старым и полным лопухом. В глубине души он считал, что со времен Хендрикса, Дилана, «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин», «Стоунс» и «Ху» не было создано ничего стоящего.

За окном над протокой Гретли‑ Бек и долиной расцветал бирюзово‑ золотой закат. Минуту‑ другую Бэнкс смотрел на него, наслаждаясь видом, затем задернул занавески и отправился на кухню, налить бокал вина. Бэнкс вдруг понял, что страшно голоден: не ел с самого утра. Те печенюшки на совещании, разумеется, не в счет. В полупустом холодильнике за еду могли сойти лишь открытая пачка карри с козлятиной из местной забегаловки да остатки индийских лепешек, завернутые в фольгу Вот только красное вино, которое пил Бэнкс, никак не подходило к карри. Не говоря уж о том, что он даже не помнил, когда карри появилось в его холодильнике. В конце концов Бэнкс выудил из глубины кусок пожилого чеддера, скрупулезно осмотрел батон хлеба на наличие плесени и, убедившись в его относительной свежести, сделал себе горячий бутерброд с сыром. Прихватив бокал и сэндвич, Бэнкс пошел в гостиную.

Надо бы включить что‑ нибудь ненавязчивое, но мелодичное, подумал он и, вспомнив о сыне, о его фанатическом увлечении новыми группами, решил поставить диск Керен Анн. Комнату заполнили таинственные звуки песни «Все это ложь» – приглушенный голос Керен Анн, тихие плавные гитарные аккорды. Это было самое оно. Блаженно откинувшись в кресле, Бэнкс водрузил ноги на подлокотник и принялся перебирать в уме все известные ему подробности дела Хардкасла – Сильберта.

На первый взгляд – типичное преступление на почве ревности. Невообразимо жестокое убийство, глубокое раскаяние и следующее за ним самоубийство – все прямо как в учебнике. В «Практике расследования убийств» Геберта Бэнкс вычитал, что для преступлений с гомосексуальной подоплекой характерно большое количество ранений в области горла, груди и живота. Все сходилось – убийца мощным ударом сломал Сильберту гортань, которую Геберт ассоциировал с важным для гомосексуальных пар оральным сексом. Повышенную жестокость он объяснял тем, что оба партнера в таких отношениях являются сексуальными агрессорами. Бэнксу последнее утверждение казалось не совсем корректным. Впрочем, не он же изобрел эту теорию, так что плевать.

Интересно, что Лоуренс Сильберт делал в Амстердаме – городе с пресловутым кварталом красных фонарей, где к любым сексуальным отклонениям относятся весьма снисходительно? Может, Эдвина знала? Бэнксу ее горе показалось вполне искренним, как и шок, вызванный известием, что, возможно, убил Марк.

А поездка Марка в Лондон с этим Вайменом? Не могла ли эта совершенно невинная командировка послужить толчком? И так ли уж там все было невинно? Может, Лоуренс Сильберт узнал о ней и обезумел от ревности? Слово за слово, и обычная ссора переросла в драку, результатом которой явились два трупа. Вполне возможно. Надо будет завтра утром поговорить с Дереком Вайменом, задать несколько вопросов, решил Бэнкс. Несмотря на воскресный день, Бэнкс не собирался отдыхать – раз уж выходной с Софией сорвался, чего уж теперь расслабляться? Надо работать. Ни ему, ни Энни за внеурочную работу не заплатят, но, может, хоть отгулы дадут? Тогда они с Софией могли бы смотаться на пару дней в Рим или Лиссабон. Может, хоть это немного ее утешит.

Стрелки часов показывали половину двенадцатого, и Керен Анн давно уступила сцену Ричарду Хоули, еще одному любимчику Бэнкса. Вот тут‑ то и раздался телефонный звонок.

Бэнкс поднял трубку параллельного телефона. Звонила София, судя по голосу – немного подшофе.

– Ну, как все прошло? – спросил Бэнкс.

– Отлично! Приготовила тайский ужин, всем очень понравилось. Только что всех проводила. Но посуду мыть не буду – ужасно устала.

– Жаль, что я не рядом и не могу ее, проклятую, помыть, – сказал Бэнкс.

– Мне тоже жаль. В смысле, что тебя рядом нет. Ты там Ричарда Хоули слушаешь?

– Ага.

– Фу. Вот, значит, чем ты занимаешься в мое отсутствие?

София терпеть не могла Ричарда Хоули и называла его не иначе как «шеффилдский молокосос, не умеющий ни петь, ни играть». Бэнкс в отместку окрестил ее последнюю находку – Ноа Леннокса по прозвищу Панда – слабым подобием Брайана Уилсона, да еще и в гнусной дешевой обработке.

– Должны же у человека быть какие‑ то грешки, – возразил он.

– Но не пристрастие же к Ричарду Хоули!

– Зато перед ним у меня пела Керен Анн.

– Уже лучше.

– И я, кажется, в нее влюбился.

– Мне что, ревновать?

– Не стоит. Правда, сегодня вечером я встречался с Эдвиной Сильберт, – похвастался Бэнкс.

– Эдвиной Сильберт? Из «Вивы»?

– Да, той самой.

– Ого. Ну и как она тебе?

– Очень занятная дама. Обаятельная и, несмотря на возраст, очень красивая.

– То есть мне теперь еще и к ней ревновать?

– Ей, на минуточку, восемьдесят лет, – напомнил Бэнкс.

– Ну да, ты предпочитаешь девушек помоложе, я помню, – хихикнула София. – Как ты умудрился с ней познакомиться?

– Она мать Лоуренса Сильберта, убийство которого мы сейчас расследуем.

– Какой кошмар, – ахнула София. – Бедная женщина. Она, наверное, сама не своя от горя.

– Ну, на какое‑ то время ей удалось убедить нас, что она ничего, держится. Но вообще‑ то для нее это страшный удар.

– А как расследование продвигается? – поинтересовалась София.

– Потихоньку. Но кое‑ какие результаты имеются, – ответил Бэнкс. – Похоже, нам придется ехать в Лондон.

– Когда именно? Я на неделе буду занята.

– Пока не знаю. Я еще не уверен, но, возможно, приеду в Блумсбери, осмотреть квартиру погибшего. При самом неудачном раскладе успеем вместе пообедать. Но ты мне лучше скажи, что там у тебя со следующими выходными? Приедешь?

– Разумеется. Только обещай, что снова меня не кинешь.

– Обещаю. Не забывай, у меня на следующую субботу уже билеты на «Отелло» куплены. Постановка иствейлского Общества любителей театра. – Бэнкс не стал говорить Софии, что убийство напрямую связано с театром; он‑ то купил билеты задолго до самоубийства Марка Хардкасла. Собственно, он тогда ни о каком Марке Хардкасле вообще не слыхал.

– Любительская постановка «Отелло»! – ахнув, восхитилась София. – Это надо же! Жду не дождусь! А вы, инспектор Бэнкс, знаете, как угодить девушке.

Бэнкс рассмеялся:

– Разумеется, перед спектаклем тебя ждет ужин в самом изысканном ресторане Иствейла.

– Это в пиццерии или закусочной, где делают рыбу с картошкой? – уточнила София.

– Выбор за тобой.

– Ну а потом?

– Хм‑ м‑ м. Посмотрим.

– Уверена, мы придумаем, чем заняться. Не забудь захватить наручники.

– Рад, что ты позвонила, – улыбнулся Бэнкс.

– И я тоже, – ответила София. – Мне правда жаль, что тебя нет рядом. Как‑ то это нечестно – ты там, я тут…

– Знаю, знаю. Ну да ничего. В следующий раз все пройдет как надо. И я даже готов сам приготовить ужин!

– Что, неужели пожаришь яичницу и картошку? – рассмеялась София.

– А с чего ты взяла, что я умею делать яичницу? Или жарить картошку?

– Значит, какое‑ нибудь экзотическое блюдо?

– Как тебе спагетти болоньезе?

– Я пойду, – сказала София, – а не то упаду тут в безудержном припадке хохота. Или лучше сказать – в припадке безудержного хохота? В общем, я устала. Скучаю по тебе. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – сказал Бэнкс, и София, все еще смеясь, положила трубку.

Ричард Хоули умолк. Бэнкс допил вино. Музыку слушать больше не хотелось. Оказывается, он жутко устал. Тихо жужжал музыкальный центр. В дымоходе завывал ветер. Бэнкс почувствовал себя несчастным и одиноким – куда сильнее, чем до разговора с Софией. Но с телефоном так всегда – сближает людей на несколько минут, только чтобы потом стало еще гаже. Бэнкс не успел сказать Софии, что тоже по ней скучает, и теперь об этом жалел. Ну да ладно. Уже слишком поздно, подумал он и, отставив бокал, отправился в постель.

В половине одиннадцатого воскресного утра они прибыли в дом Дерека Ваймена. Дом этот очень напоминал старый дом Бэнкса, где они с Сандрой и детьми обитали до развода. Ваймены жили на Маркет‑ стрит, в километре от центра, южное направление. Отсюда до бывшего пристанища Бэнкса можно было дойти за пятнадцать минут.

В просторной гостиной надрывалось радио, исторгая какой‑ то поп‑ хит. На полу перед телевизором лежал с игровым пультом в руках парнишка и неистово расстреливал футуристического вида солдат, которые отправлялись на свет иной с громкими криками, заливая весь экран кровью. Его застенчивая худенькая сестра разговаривала по телефону, полностью укрывшись за пеленой длинных волос. Только что закончили завтрак: пахло жареным беконом, а миссис Ваймен убирала тарелки со стола у эркерного окна. На улице гудел ветер, обрушивая на землю потоки дождя. У противоположной стены возвышался книжный шкаф, там стояли: полное собрание сочинений Шекспира в издании Королевского Шекспировского общества, сборник сценариев Британского института кино и переводные книги в бумажных обложках – Чехов, Толстой, Гоголь, Достоевский, Золя, Сартр, Бальзак.

Дерек Ваймен сидел в кресле (вероятно, его любимом) и читал изъятый из «Санди таймс» листок с разделом культурных новостей. Интересно, как он еще может читать в таком гвалте? Впрочем, Бэнкс мигом вспомнил, что в бытность семейным человеком тоже умел это делать. Сама газета лежала у Ваймена на подлокотнике, раскрытая на статье об убийстве и самоубийстве в Иствейле. Писать журналистам пока еще было особо не о чем. Бэнкс знал, что до официального опознания тела имя Лоуренса Сильберта в прессе не появится, в отличие от имени Марка Хардкасла, которого опознал Вернон Росс. Хорошо хоть Эдвина рассказала о родимом пятне, а то Бэнкс до сих пор пребывал бы в сомнениях.

– И куда, спрашивается, делась хорошая погода? – спросил Ваймен, после того как Бэнкс и Энни представились. – Я так понимаю, вы по поводу Марка? – кивнул он в сторону статьи.

– Да, – ответил Бэнкс.

– Только вернулся, а тут такие новости. Кошмар. Я прямо поверить не могу. Кто бы мог подумать. Не ожидал я такого от Марка. Вы присаживайтесь. – Ваймен сбросил с дивана журналы и одежду. – Дин, Чарли, идите‑ ка к себе, поиграйте. Нам надо поговорить. И выключите, ради бога, эту проклятую музыку!

Дети медленно, словно зомби, поднялись с насиженных мест и, взглянув на отца полными безмерного страдания глазами, потащились наверх. По пути к лестнице Дин выключил стерео.

– Ох‑ хо‑ хо, эти подростки. – Ваймен потер затылок. – И на что они мне сдались? В школе целый день с ними кручусь, а прихожу домой – тут эти двое. Наверное, я мазохист. Или просто сумасшедший.

Бэнкс давно заметил, что учителя обожают жаловаться на свою жизнь и делать вид, будто ненавидят свою работу, и потому вполне заслуженно получают длинные отпуска. Однако вид у Ваймена был бодрый и невозмутимый, ему точно хватало сил и терпения на укрощение резвых питомцев. Высокий, худой, даже тощий, лоб низкий, лицо вытянутое и костлявое, глубоко посаженные внимательные глаза. Преподавал он им не только драматическое искусство, но и физкультуру. Бэнкс вспомнил, что его учитель английского тоже вел в их классе физкультуру и постоянно носил с собой пару парусиновых туфель. Он все время вертел их в руках, держа за шнурки, и частенько бил ими своих учеников. Хорошо хоть не твердил при этом: «Поверь, мне сейчас больнее, чем тебе», как их богослов. Тот тоже любил задать хорошую порку. Впрочем, сейчас в школах уже никого не бьют.

Каминную полку украшали несколько фотографий Ваймена с женой и детьми, пара школьных снимков и еще одно фото, заинтересовавшее Бэнкса. Ваймен на железнодорожной платформе рядом с мужчиной в форме, который приобнимал его за плечи.

– Кто это? – спросил Бэнкс.

Ваймен проследил за его взглядом:

– Это мы с братом Риком. Он служил в армии.

– А где он сейчас работает?

– Нигде. Он умер. Находился на борту рухнувшего вертолета во время боевых действий в две тысячи втором году.

– Где это случилось?

– В Афганистане.

– Вы с ним были близки?

– А вы как думаете? – Ваймен глянул на Бэнкса. – Он был моим старшим братом.

– Простите, – извинился Бэнкс. Ему со старшим братом удалось наладить отношения, пожалуй, слишком поздно, но он понял чувства Ваймена.

– Ну, что уж тут поделаешь. Подписывая контракт, надо держать в уме возможность и такого исхода, – заметил Ваймен.

Его жена закончила мыть посуду и подсела к ним. Симпатичная брюнетка около сорока, со вздернутым носиком. Выглядела немного усталой, но было очевидно, что она следит за фигурой и ухаживает за кожей.

– Не помешаю? – спросила она.

– Ни в коем случае, – ответил Бэнкс. – Вы хорошо знали Марка Хардкасла?

– Видела его несколько раз, но не скажу, что знала. И однако же меня это потрясло, ну… то, что с ним случилось… Ужасная история.

– Да уж, – отозвался Бэнкс и повернулся к ее мужу: – Вы ведь на прошлой неделе ездили с Марком в Лондон, верно?

– Точно, – кивнул Ваймен.

– Вы там часто бываете?

– При каждом удобном случае. Обожаю театр и кино, а места лучше Лондона для театрала и киномана не найти. И еще там много хороших книжных магазинов.

– А вы, миссис Ваймен?

– Я больше люблю посидеть дома с интересной книжкой, – сказала она и снисходительно улыбнулась мужу, радуясь, что тот все еще не остыл к своим увлечениям. – Обожаю романы Джейн Остен и Элизабет Гаскелл. Признаться, запах грима и лучи прожекторов меня совсем не привлекают.

– Кэрол у нас мещанка, – улыбнулся Ваймен, – правда, очень образованная, – добавил он. В речи Ваймена отчетливо слышался йоркширский акцент, но никаких типичных для Йоркшира словечек он не использовал. Наверное, сказывалось то, что он окончил университет и много времени проводил вдали от родного графства.

– А вы тоже преподаете, миссис Ваймен? – поинтересовался Бэнкс.

– Господи, нет! Мне хватает своих трудных подростков, – воскликнула она. – Ну а за маленькими детьми вообще глаз да глаз. Нет, я работаю на полставки секретарем в медицинском центре. Кстати, не хотите ли чаю? – предложила она.

Бэнкс и Ваймен были не прочь попить чайку, и она, обрадовавшись, что ей нашлось дело, упорхнула на кухню.

– Вы часто ездили в Лондон с Марком Хардкаслом? – спросил Бэнкс.

– Нет, что вы! Эта поездка была первой, да и то не могу сказать, чтобы мы были там вместе.

– Как так? Я что‑ то не совсем вас понял.

– Спрашивайте, что хотите, все вам расскажу.

– Когда вы уехали?

– В среду утром. Поезд отправился из Йорка в двенадцать тридцать, а прибыл в четверть третьего. И даже, в кои‑ то веки, не опоздал.

– Марк ехал с вами?

– Нет, он решил доехать на машине.

– Почему вы решили добираться до Лондона порознь?

– Я люблю поезд, – ответил Ваймен, – к тому же выехать мы собирались в разное время. Кроме того, я подозреваю, что у Марка были еще какие‑ то дела, и я не хотел обременять его своим присутствием. Я, знаете ли, с удовольствием пользуюсь лондонским метро и автобусами. По‑ моему, там можно и почитать спокойно, и в окно поглазеть. Я даже не очень злюсь, когда автобусы и поезда опаздывают. Просто читаю себе спокойно, и все.

– Вам бы «Национальный экспресс» рекламировать, – заметил Бэнкс.

– Ну, это было бы уже слишком, – рассмеялся Ваймен. – Но как подумаю, что надо катить в машине по магистральному шоссе, меня прямо в дрожь бросает, честно говоря. Там столько грузовиков! А уж в самом Лондоне водить вообще страшно.

Бэнкс и сам не любил ездить по Лондону. Правда, с тех пор, как у него начался роман с Софией, он уже немного привык к безумному движению в столице. Иногда для разнообразия Бэнкс приезжал на поезде, как, впрочем, и сама София, хотя у нее есть маленький «форд‑ фокус», на котором она повсюду гоняла.

– Цель вашей поездки? – спросил Бэнкс.

– В Национальном доме кино шла ретроспектива фильмов немецких экспрессионистов.

– Марк тоже отправился в Лондон смотреть немецкое кино?

– Ну, мы оба интересовались этим предметом, но, повторюсь, возможно, у Марка были в Лондоне какие‑ то еще дела. Точно сказать не могу. Мы не очень‑ то много времени провели вместе.

– Но вы там все‑ таки виделись?

– Разумеется. В первый же вечер пошли поужинать в «Зиззи» на Шарлотт‑ стрит, около шести, прямо перед началом сеанса. Погода была чудесная, и нам удалось получить столик на открытой террасе.

– И что вы заказали? – спросил Бэнкс. Ваймена, похоже, этот странный вопрос не смутил.

– Пиццу.

– Кто платил?

– Мы оба.

– У вас сохранился чек?

– Может, завалялся где‑ нибудь в бумажнике, не знаю, – нахмурился Ваймен. – Если хотите, могу проверить.

– Это потом. И что вы делали после ужина?

– Пошли в кино. Посмотрели «Кабинет доктора Калигари», потом «Отелло» Дмитрия Буковецкого – взгляд немецкого экспрессиониста на классическую пьесу Шекспира. Очень интересно, хотя и не лучшая постановка… понимаете, я ведь режиссер…

– Да‑ да, это нам известно, – прервал его Бэнкс. – А после кино?

Ваймен, не получив возможности высказать свои взгляды на режиссуру, заметно помрачнел.

– После кино мы пропустили по стаканчику в баре и разошлись.

– А вы разве не в одном отеле остановились?

– Нет. У друга Марка есть квартира в Блумсбери. Насколько я понял, туда он и отправился.

– Он вам это сказал?

– Нет. Но какой смысл платить бешеные деньги за отель, когда можно пожить в хорошей квартире, да еще и бесплатно?

– Действительно, никакого, – согласился Бэнкс. – Ну а вы?

– А я, как и всегда, остановился в маленькой гостинице у вокзала Виктория. Там дешево, но довольно мило. Комнатка, конечно, не самая просторная, только мне больше и не надо.

– Вы не могли бы сообщить нам адрес этого отеля? – попросил Бэнкс.

Ваймен удивился, но послушно продиктовал ему адрес на Уорик‑ стрит.

– Вы упомянули друга Марка, – включилась в разговор Энни. – Вы были знакомы с Лоуренсом Сильбертом?

– Да, но так, мельком. Встречались пару раз. Однажды мы пригласили их на ужин. Они потом, как водится, в ответ пригласили нас к себе. В общем, ничего особенного.

– Когда это было?

– Два месяца назад.

– Как вам показалось, тогда мистер Хардкасл уже жил в доме Сильберта? – спросил Бэнкс.

– В общем, да, – кивнул Ваймен. – Собственно, насколько мне известно, фактически он жил там с самого первого дня их знакомства. И кто его осудит? Отличный домина, да еще и на холме.

– То есть вы считаете, что Хардкаслу показалась привлекательной возможность переехать в дом побогаче?

– Нет, что вы. Это я так сказал, шутя. Марк, конечно, ценил хорошие, дорогие вещи. Он ведь родом из очень простой семьи, но сумел здорово подняться и изменить свою жизнь. Он из тех, кто в баре вместо пинты пива и пакета чипсов заказывает вино марки «Шато Марго» и камамбер. Они с Сильбертом оказались отличной парой, несмотря на разное социальное происхождение, – добавил Ваймен.