Все оттенки тьмы 10 страница

В конечном итоге он остановился на альбоме «Что я видел сегодня» рок‑ группы «Мэззи Стар». София никак не отреагировала, значит, музыка пришлась ей по вкусу.

– А, книжный шкаф, – он усмехнулся. – Я там все перепутал. Видишь верхушку? Я прибил ее не той стороной, а потом не смог отодрать чертову фанеру, был риск сломать, вот и решил оставить все как есть. Думал ее покрасить, но все руки никак не дойдут.

София прыснула в кулак.

– Чего это ты?

– Просто представила, как ты ползаешь тут на коленях с гаечным ключом в руках и изрыгаешь потоки проклятий, – улыбнулась она.

– Ага. Мистер Броун застал меня именно в таком виде.

– Этот твой загадочный незнакомец?

– Он самый.

– Да выкинь ты его из головы. Едва ли вы с ним еще когда‑ нибудь увидитесь. У тебя ведь полно работы с настоящими преступниками. Не все же гоняться за призраками и шпионами, а?

– Работы полно, – согласился Бэнкс, вспомнив про покушение в Истсайд‑ Истейте. – Проблема в том, что большинство этих моих преступников – малолетки. Лучше не будем об этом. Как тебе вечер?

– Чудесно. Но он ведь еще не кончился?

– Нет, конечно, – наклонившись, Бэнкс поцеловал ее.

Поняв, куда он клонит, София покачала пустым бокалом.

– Налей‑ ка мне еще «Вальполичеллы», – попросила она. – А потом пойдем в кроватку.

Бэнкс наполнил ее бокал из бутылки, стоявшей на журнальном столике.

– А ты есть не хочешь? – спросил он, протягивая ей вино.

– У тебя небось, кроме остатков куриного рагу «чау‑ мейн» из китайской забегаловки, ничего и нет.

– Есть хороший бри, – возразил Бэнкс. – И кусок деревенского чеддера, хорошего, выдержанного.

– Нет, спасибо, – отказалась София. – Уже слишком поздно для сыра. – София убрала с лица прядь волос. – Я все думаю о спектакле.

– А чего с ним такое? – удивился Бэнкс, наполнив свой бокал и устроившись рядом с Софией.

– Как думаешь, он вообще о чем? – повернувшись к нему, спросила она.

– Ну, как. Ревность, предательство, зависть, жадность, похоть, месть, амбиции. Обычный шекспировский набор. Все оттенки тьмы.

– Нет, – покачала головой Софией. – Конечно, там и это все есть, но ведь самое главное – подтекст. Другой уровень смыслов.

– Для меня это чересчур мудрено.

– Не прибедняйся. – Она шлепнула его по колену. – Ты только послушай. Помнишь, как в самом начале Яго и Родриго будят отца Дездемоны и рассказывают ему, что там происходит?

– Да, – кивнул Бэнкс.

– Ты никогда не обращал внимания, какими выражениями пользуется Яго?

– Ну, он очень груб, как и подобает солдату К тому же еще и расист – он там говорит что‑ то про черного барана, который кроет белую овцу, изображая чудище с двумя спинами. Кстати, об этом…

– Прекрати. – София сбросила его ладонь со своей ноги. – Замечал, какие он подбирает яркие, экспрессивные выражения? Насильственно внедряет в воображение собеседника нужные ему картинки. Помнишь, он описывает, как Дездемону дрючит берберийский жеребец? Только представь, какие образы возникли в мозгу ее отца, как невыносимы были для него подобные подробности!

– Таков уж Яго, – ответил Бэнкс. – Подбрасывает зернышко, и со временем оно прорастает. – Бэнкс опять вспомнил, как София сказала «Да, мне это говорили» и какие образы породили эти слова в его собственном мозгу.

– Точно. А зачем он это делает?

– Затем, что чувствует себя ущемленным и считает, будто Отелло спал с его женой.

– Весь его яд идет изнутри, от неудовлетворенных амбиций, от обид, от злости мужа‑ рогоносца, верно?

– Да. Вот только яд свой он выплескивает на окружающих.

– Каким образом?

– В основном вербально.

– Вот именно!

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, но не очень ясно, к чему ты ведешь, – заметил Бэнкс.

– Да к тому же, о чем мы говорили. Эта пьеса о силе слов, об образах, которые эти слова вызывают, о том, как они могут свести человека с ума. Дальше по ходу пьесы Яго делает с Отелло то же самое, что он проделал и с отцом Дездемоны. Он рисует ему невыносимую картину: Дездемона в объятиях другого. Он не подкидывает ему мысль об этом, нет. Он яркими красками рисует, как Кассио трахает Дездемону. А если вдуматься, были ли у Отелло вообще реальные доказательства ее неверности?

– Платок, – вспомнил Бэнкс. – Но и тот подкинули, так что не считается – сфабрикованная улика. Если помнишь, у Верди такой ход частенько встречается. Да и в «Тоске» Скарпио проделал то же самое.

София наградила его взглядом, ясно говорящим о том, что Верди и Пуччини в данный момент ее не интересуют.

– Ну а помимо этого проклятого платка?

– Яго сказал Отелло, что Кассио говорил во сне о Дездемоне. И не только говорил, – улыбнулся Бэнкс.

– Ну да, якобы бросился целовать Яго, закинул на него ногу, думая, что рядом с ним Дездемона. А ведь к тому времени Отелло и так уже почти помешался от ревности. Яго же подогревал его ревность, пока тот не выдержал. Убил ее в конце концов, бедняжку Дездемону.

– Положим, Отелло и сам хороший враль, вешал Дездемоне на уши лапшу, плел сказки об экзотических землях, о битвах со страшными чудовищами. Он и сам вкладывал ей в голову разные картинки: и каннибалов, и уродцев с головами ниже плеч. Настоящая душа общества этот Отелло.

– И это ведь сработало? – рассмеялась София. – Дездемона слушала его, затаив дыхание. Ты прав: он и впрямь использовал те же методы, что и Яго. Видимо, не самый худший способ завладеть вниманием девушки. Просто действует по‑ разному Словами легко задурить голову или разжечь чувства, в данном случае – ревность. Наверное, Отелло был по натуре собственником и к женщинам относился так же, как к вещам. В общем, на мой взгляд, эта пьеса в первую очередь о могуществе слов и о том, как влияет на нас живое воображение.

– И хорошо и плохо, – добавил Бэнкс.

– Да, это уж точно.

– Ну, зато Отелло затащил‑ таки ее в койку, – подвел итог Бэнкс.

Заиграла последняя песня альбома «Мэззи Стар» – тягучая, завораживающе медленная. Бэнкс допил шелковистый нежный амароне.

– А потом, – пробормотал он вроде бы самому себе, – Яго своими речами подбил Отелло убить Дездемону и покончить с собой.

– Да. Ты чего, Алан?

– Да так. – Он опустил бокал. – Просто мелькнула одна мысль, – Бэнкс придвинулся поближе, – но потом ее сменила другая, куда более привлекательная. Хочешь, расскажу, как однажды я раскрыл одно совершенно жуткое убийство?

– Умеешь ты настроить девушку на романтический лад, – пролепетала София, обнимая Бэнкса.

Воскресное утро выдалось на редкость ясным и солнечным. Сияло ярко‑ голубое небо, поблескивала зеленая травка. Словом, идеальный весенний денек. После раннего завтрака Бэнкс с Софией сели в «порше» и поехали в Рит. Оставив машину у парка, они двинулись в сторону старой школы, мимо местного паба и пекарни, к Скелгейту. Там они, отворив калитку в каменной стене, прошли на вересковую пустошь. Бэнкс и София гуляли по долине, а над ними возвышался Калверский холм. В небе, забавно курлыкая, парили кроншнепы. То и дело в траве мелькали серые кролики, с торфяников взлетали целые семейства куропаток. Дважды Бэнкс с Софией подходили слишком близко к гнезду чибисов, и птицы, бросившись защищать свою территорию, в панике со стрекотом взмывали вверх, шумно хлопая крыльями.

С другой стороны долины на зеленых склонах холмов извивались светло‑ серые каменные ограды. С высоты контуры оград напоминали гигантские бидоны или чашки. Местами на тропинке виднелись лужи, но под солнечными лучами земля быстро высыхала.

Сделав крутой поворот, Бэнкс и София, держась за руки, спустились с холма и прошли мимо деревушки Хилоу, с ее желтыми коттеджами и крошечными аккуратными садиками, полными красных, золотистых, фиолетовых и голубых цветов и лениво жужжащих пчел. Затем Бэнкс и София вернулись обратно к реке. Пройдя под сводом ольховых деревьев, они перешли маленький разводной мост и вновь побрели вдоль реки по старой «похоронной» дороге в сторону Гринтона.

До самой церкви Святого Андрея им не встретилось ни души. Лишь на кладбище они заметили женщину в красном платье в горошек и белой шляпке, которая украшала могилу цветами.

Бэнкса вдруг охватило жуткое предчувствие. Будто на них надвигается какая‑ то страшная беда, что после сегодняшнего дня их ждут одни несчастья и нужно немедленно вернуться в Рит и начать эту прогулку заново, чтобы сполна насладиться каждым моментом, каждой секундой, вобрать в себя красоту и безмятежность окружающего мира, защититься от грядущих горестей. Возможно, в будущем ему не раз вспомнится это утро, подумал Бэнкс. «Обломками сими подпер я руины свои». Кажется, это писал Элиот. Надо бы спросить у Софии, она наверняка знает.

Странное ощущение прошло, и они, перейдя дорогу, подошли к пабу «Мост».

Родители Софии уже ждали их. Они выбрали столик у окна и уселись на удобной, обитой тканью скамейке, а Бэнкс с Софией устроились напротив, на стульях с подушками. Сквозь низкое эркерное окно виднелась низенькая нормандская церковь Святого Андрея с квадратной башенкой и входом под небольшим арочным навесом. Из кладбищенских ворот вышла та самая женщина в шляпке. Бэнксу вдруг вспомнилось, что именно здесь заканчивается «похоронная» дорога. До того как в 1580 году в Мукере построили церковь, местное кладбище было единственным местом погребения на севере Свейлдейла. В те времена родственники погибших из Мукера и Келда частенько доставляли тела своих усопших в больших корзинах по «похоронной» дороге к Гринтону. По пути туда встречались мосты с плоскими валунами, на которые можно было опустить гроб, да и самим присесть, чтобы перекусить и выпить эля. Учитывая, сколько их тут, валунов, легко представить, что многие завершали это скорбное путешествие не в лучшем виде и добирались до Гринтона под хорошим градусом. Наверняка и бурные воды реки не единожды уносили с собой мертвецов, оброненных нетрезвыми курьерами. Бэнкс когда‑ то слышал о нашумевшем романе, где герои тоже путешествуют с гробом, но напрочь забыл, как он назывался. Наверное, София знает, привычно подумал Бэнкс и сразу ее спросил. Она и впрямь сразу назвала книжку: «Когда я умирала» Фолкнера. Бэнкс пообещал себе когда‑ нибудь ее прочесть. София и про ту фразу Элиота знала. Оказалось, это цитата из «Бесплодной земли». В университете она писала по этой поэме курсовую.

– Мы еще ничего не заказывали, – сказал отец Софии, Виктор Мортон. – Сами только что подошли и решили дождаться вас.

Виктору слегка за семьдесят, но он все еще подтянут и строен. Взглянув на раздвижные трекинговые палки Мортонов, очень похожие на лыжные, Бэнкс догадался, что супруги перед обедом тоже устроили себе прогулку. Глаза Виктора, большого любителя спорта, довольно сияли.

– Позвольте, я закажу. Все уже определились с выбором?

Выбор был предсказуемым. Типичное для деревенского паба воскресное меню. Бэнкс и Виктор решили взять запеченную говядину с йоркширским пудингом, София заказала филе ягненка, а ее мать, Елена, – свинину. Отправившись к барной стойке делать заказ, Бэнкс украдкой глянул на Елену. Ясно, в кого София такая красавица. Должно быть, в свое время Елена была просто сногсшибательна. А Виктор, тогда атташе в британском посольстве, тоже был хоть куда: обворожительный юноша, превосходно образованный. Интересно, сильно ли сопротивлялись этому браку их родители? Гречанка, работавшая в таверне официанткой, и молодой англичанин с отличными карьерными перспективами… да уж, скорее всего, им пришлось ой как нелегко.

Контакт с Еленой наладился сразу, но вот с Виктором… Бэнкс чувствовал, что потенциальный тесть относится к нему настороженно, не одобряет он выбор дочери. Бэнкс не очень понимал, что именно так раздражает Виктора. То, что он намного старше Софии? То, что он работает в полиции? Или его прошлое: разведен, дети. Возможно, Виктору в принципе не нравилось, что у его доченьки завелся очередной кавалер.

Напитки ему помогла отнести София. Бэнкс взял себе и Виктору по пинте пива, а дамам – бутылку белого вина. Наконец‑ то в «Мосту» появилось хорошее вино, радовался Бэнкс. К тому же молодой управляющий увлекся рыбалкой, и посетителям предлагали свежую рыбу.

Откинувшись на спинку стула, Бэнкс потягивал пиво и вел легкую, ни о чем, беседу. После долгой прогулки нет ничего лучше хорошей пинты выдержанного эля. Виктор и Елена до обеда прошли вдоль реки, добрели аж до монастыря Мэррик, нагуляв отличный аппетит.

Вскоре принесли заказ, и какое‑ то время был слышен лишь звон вилок и ножей.

– Очень вкусно, – заметил Виктор и взглянул на Бэнкса: – Слышал, тут в Хиндсвелском лесу и Каслвью произошла чудовищная история. Ты ведешь расследование?

– Уже нет, – ответил Бэнкс, искоса глянув на Софию, которая весьма четко дала ему понять, как оценивает бесконечные погони за химерами.

– Забавный парень был этот Лоуренс Сильберт.

– Вы его знали? – удивился Бэнкс, не донеся до губ кружку.

– Ну, в каком‑ то смысле. Но, разумеется, не здесь. Понятия не имел, что он жил в Иствейле. Мы познакомились в Бонне, очень давно. Еще до того, как рухнула Берлинская стена.

Он кивком указал на Софию.

– Она тогда еще ходила в школу, – сказал он и вновь повернулся к Бэнксу с таким видом, будто только что выдвинул ему серьезное обвинение.

Бэнкс промолчал.

София перевела взгляд на свою мать, и та сказала ей пару слов по‑ гречески, после чего они принялись что‑ то тихо обсуждать.

– Короче, – прокашлявшись, Виктор продолжил рассказ, время от времени отправляя в рот очередной кусочек. – Я его знал скорее понаслышке. А лично мы встречались всего один раз. Но слухи‑ то ходят, да и вообще, в те времена постоянно что‑ то происходило. Посольства и консульства для тех, кто работает вдали от родины, это же святая святых. Горстка земли в гробу вампира, так сказать.[7]И днем и ночью в посольство идут и идут самые разные люди. Причем некоторые являлись в ужасном состоянии. Я часто недоумевал, почему там не работал врач, причем на полную ставку, весьма бы пригодился. Мы, конечно, таких посетителей не жаловали. В конце концов, шпионам полагалось быть ниже травы, тише воды, а с ними вечно что‑ то случалось. Неожиданно, конечно, но все равно… и что тут поделаешь? Не откажешь ведь в помощи соотечественнику, попавшему в переделку? А у многих еще и документы были при себе – полные вализы бумаг. И иногда волей‑ неволей что‑ то да прочтешь. Я так и не понял, какого черта все эти люди хранили письменные подтверждения самых ужасных своих делишек. Впрочем, твоих коллег это, наверное, только радует. Верно? – ухмыльнувшись, Виктор вернулся к еде.

– Бывает, – признал Бэнкс. Он и сам не раз задумывался, почему люди далеко не всегда уничтожают всякий компромат. – А вы помните, когда познакомились с Сильбертом?

– Помню, конечно. Я, конечно, стал немного глуховат, но пока что еще не в маразме.

– Я вовсе не хотел…

– Это случилось в восьмидесятых годах, – перебил его, взмахнув вилкой, Виктор. – Восемьдесят шестой или восемьдесят седьмой. Незадолго до падения Стены. Посольство тогда находилось в Бонне, а не в Западном Берлине. Столицей был Бонн. Эх, те еще деньки! – понизив голос, Виктор нагнулся к Бэнксу, чтобы тот мог его расслышать.

Вряд ли кто‑ то сможет их подслушать, подумал про себя Бэнкс, – паб был переполнен. Кругом стук вилок и ножей, гул разговоров, смех и крики детей. Внимание Бэнкса привлек мужчина у барной стойки – он как‑ то не вписывался в общую картину и то и дело посматривал на их столик. Но человек этот стоял слишком далеко, так что никак не смог бы их услышать.

– Вы тоже имели отношение к разведке? – спросил Бэнкс.

– Нет, никакого. И не подумай, что я так говорю, потому что подписывал какую‑ нибудь писульку о неразглашении. У нас и помимо шпионов полно людей работало. Обычные чиновники – дипломаты, атташе, консулы, вице‑ консулы, их заместители. Не то что у русских – вот у тех все друг за другом шпионили. Честно говоря, я старался держаться подальше от всех этих тайных игр. Но время было такое, что хочешь не хочешь, а все равно что‑ то услышишь и увидишь. Мы же все‑ таки не слепые были и головы в песок не прятали. В общем, слухов разных хватало. Сплетни – вот благодаря чему существуют все дипломатические службы. Так мне иногда кажется.

Бэнкс вытащил из кармана фотографию и, прикрыв рукой, показал Виктору.

– Не узнаете этого мужчину? – спросил он. – Который рядом с Сильбертом?

София недовольно взглянула на Бэнкса, но он словно бы этого не заметил, и девушка продолжила разговор с матерью.

Виктор внимательно изучил снимок, наконец покачал головой:

– Нет, никогда его не видел.

Бэнкс и не ожидал другого ответа. Он вытащил фото чисто рефлекторно, без всякой надежды на успех.

– Ну и чем вам так запомнился Лоуренс Сильберт? – спросил он.

– Забавно, что ты об этом спросил. Запомнился благодаря его репутации. Когда недавно поднялся шум вокруг Литвиненко, я тут же вспомнил Сильберта. Что ж, ничего в нашем мире особо не меняется. Мы в шутку прозвали Сильберта «ноль‑ ноль‑ семь» – разумеется, в лицо ему такого никто не говорил. Он и впрямь походил на Джеймса Бонда, если исключить тягу к девушкам – они не по его части. Но тоже был красив, бесстрашен, безжалостен и с несгибаемой волей.

– Ему случалось кого‑ нибудь убивать?

– Уверен, что да. Конечно, доказательств у меня никаких – лишь слухи. Но он работал по ту сторону Стены, и нередко сталкивался и с опасностью, и… впрочем, что я тебе рассказываю, ты и сам хорошо это представляешь.

– Да, неплохо, – кивнул Бэнкс.

София искоса поглядывала на Бэнкса. По ее лицу было видно, что она и злится (в кои‑ то веки нормальный выходной, а он все про свои рабочие дела!), и радуется, что Бэнкс с Виктором нормально разговаривают, а не обмениваются односложными фразами, как это бывало до сих пор.

Пока Виктор отрезал себе очередной кусок пудинга, Бэнкс, повернувшись, улыбнулся Софии. Она улыбнулась в ответ:

– Может, выпьем еще?

– Пожалуй, еще пинта мне не повредит, – согласился Бэнкс. – А вы что скажете, Виктор?

– И мне принеси, душенька, – сказал Виктор, передавая дочери пустую кружку.

София отправилась к барной стойке. Проводив ее взглядом, Виктор перевел водянисто‑ серые глаза на Бэнкса. Похоже, он как раз надумал высказаться по поводу их романа, и Бэнкс поспешил его опередить:

– Долго вы общались с Сильбертом?

Виктор одарил Бэнкса взглядом, по которому было ясно: неприятный разговор все равно состоится, и скоро.

– Мы не то чтобы общались, – ответил он. – Я же говорю, я в эти их шпионские дела старался вообще не лезть. Когда Стена рухнула, все здорово изменилось. Во‑ первых, мы переехали в Берлин. Кажется, в девяносто первом году. Разумеется, с падением Стены ничего еще не закончилось, как некоторым хотелось бы думать. Это просто символ перемен. Символ, который продемонстрировали всему миру.

– А вы знали, в каких операциях принимал участие Сильберт? В чем заключалась его работа?

– Нет. Я уже говорил, помимо слухов, которые бродили по посольству, мне о нем мало что было известно.

К столику вернулась София с двумя пивными кружками. Бэнкс извинился, что не подошел ей помочь, но она, отмахнувшись, вернулась к стойке за остальными напитками.

К этому моменту все уже опустошили свои тарелки, и София с матерью принялись изучать карту десертов.

– Елена, милая, – сказал Виктор, – не передашь мне меню? Что‑ то мне тоже захотелось чего‑ нибудь сладкого, горячего, и непременно с заварным кремом!

Бэнкс намек понял: тема закрыта. Повернувшись к Софии, он спросил, понравилась ли ей баранина и собирается ли она заказывать десерт. К разговору подключилась Елена, обсуждали их с Виктором планы на зиму – они хотели поехать на три месяца в Австралию. День потихоньку перевалил за середину, и толпа едоков рассосалась. Пора было ехать и им. Софии этим вечером надо было возвращаться в Лондон: завтра ей на работу, а Елена с Виктором решили остаться на ночь в своем иствейлском жилище. У Бэнкса тоже особых планов не появилось – разве что побороться еще с верхушкой треклятого шкафа.

Виктор пообещал подвезти их до Рита, где Бэнкс с Софией оставили машину. Пока родители Софии забирали сумки и трекинговые палки, Бэнкс прокручивал в голове слова Виктора. Конечно, все это уже седая древность, про которую Бэнкс знал только по книжкам Ле Карре и Лена Дейтона. Но зато в этой седой древности жил и работал Лоуренс Сильберт. Джеймс Бонд. Агент 007. В общем‑ то, Виктор ничего и не знал. Жаль. Бэнкс вспомнил фразу загадочного мистера Броуна, мол, сейчас в Британии действующих русских шпионов не меньше, чем во времена холодной войны. Интересно, за кем они шпионят? Что хотят узнать? Разумеется, в Англии есть не только русские шпионы. Не стоит забывать и про американцев. В Файлингдейле, Менвит‑ Хилле и множестве других городков действуют системы раннего предупреждения и работают разведывательные спутники. Никто не сомневается и в том, что в Великобритании до сих пор существуют места вроде Портон‑ Дауна, где ученые ведут разработки химического и бактериологического оружия. Быть может, разгадка гибели Лоуренса Сильберта, а потом и Марка Хардкасла кроется в глубинах этого непонятного, засекреченного мира? Но даже если это так, то спрашивается, каким образом Бэнксу удастся узнать об этом хоть что‑ нибудь? Тут, надо полагать, придется противостоять не только британской разведке, но и собственному начальству.

Ясно ведь, что они добрались и до суперинтенданта Жервез.

Прежде чем выйти через заднюю дверь и пересечь лужайку по пути к парковке, Бэнкс еще раз взглянул на мужчину у барной стойки, который читал газету «Мейл он санди» и потягивал эль. Мужчина перехватил его взгляд и едва заметно улыбнулся.

Бэнкс частенько захаживал в «Мост» и знал почти всех завсегдатаев в лицо, но этого господина он тут раньше не встречал. Разумеется, это еще ничего не значило. По воскресеньям тут всегда бывали туристы, но они редко ходили по барам в одиночку, и уж тем более не щеголяли в костюмах. Что‑ то в этом человеке зацепило Бэнкса. Явно не из здешних фермеров, да и для прогулки у него не самый подходящий наряд. Бэнкс постарался выбросить его из головы.

Виктор подвез их до Рита. Бэнкс и София попрощались и забрались к себе в машину.

– Ну, ты и тип, – хмыкнула София, устраиваясь в «порше», – даже простой семейный обед превращаешь в нечто авантюрное.

– Я просто отвлек его, чтобы увильнуть от разговора насчет огромной разницы в возрасте и моих жалких карьерных перспектив.

– Я тогда сдавала выпускные.

– Не понял?

– В то время, о котором вы с папой говорили. Я ходила в английскую школу в Бонне, и как раз тогда у меня были экзамены. Иногда мы ездили в Берлин. Тогда я наряжалась во все черное и шлялась по запрещенным барам, тусовалась с трансвеститами и наркодилерами, которые слушали Дэвида Боуи и всякие похожие на «Нью ордер» роковые группки.

– Ничего себе у тебя биография, – удивился Бэнкс.

– О‑ о, ты и половины моей биографии не знаешь. – София чарующе улыбнулась.

Они ехали домой по сельским дорогам, пробираясь к югу через пустоши Гратли. «Черри Гост» пели «Жажду любви». Неогороженная дорога шла сквозь живописные высокие холмы, поросшие утесником и вереском. На склонах паслись овцы. И лишь встречающиеся изредка выжженные пятачки земли да знаки, призывавшие водителей обращать внимание на красные сигналы тревоги, и тихоходные танки напоминали Бэнксу о том, что этот чудесный пейзаж – часть огромного военного полигона.

В понедельник, в четыре часа дня, Энни Кэббот выходила из конференц‑ зала, раздумывая, зачем же ее вызвал Бэнкс. Она направлялась в паб «Лошадь и гончие», который стал тайным прибежищем всех ее коллег, желавших скрыться от суперинтенданта Жервез и спокойно выпить посреди рабочего дня пинту пива. Приближался вечер, и, если не случится ничего непредвиденного, скоро можно идти домой.

Энни довольно улыбалась – она отлично провела выходные. Не пила, перестирала уйму белья, помедитировала, съездила в тренажерный зал и несколько часов провела в Старботтоне: рисовала роскошно раскинувшуюся внизу долину Лангстротдейла.

И только в ночь с субботы на воскресенье она пережила несколько неприятных минут – ей вновь приснился кошмар про последнее дело. Перед глазами мелькали кровавые жуткие картины, сердце билось, словно обезумевшая птица, и давило страшное, невыносимо тяжелое чувство жалости и вины. Около половины третьего ночи Энни проснулась в слезах, вся мокрая от пота. Уснуть снова она не смогла.

Лишь уже на рассвете, выпив чаю и почитав под музыку по радио книжку Кристины Джонс, она наконец‑ то задремала.

На работе она в основном занималась покушением в Истсайд‑ Истейте. Суперинтендант Жервез, похоже, и впрямь решила убрать дело Сильберта – Хардкасла в долгий ящик.

В пятницу Энни удалось поговорить с Донни Муром, который все еще лежал в больнице, но жизни уже ничто не угрожало. Донни якобы ничего не помнил. Мол, просто прогуливался по улице, и к нему подошел какой‑ то бугай в куртке с капюшоном. Бенджамин Пакстон – человек, обнаруживший Мура, – тоже упоминал крупного мужчину, убегавшего по переулку. Стоило опираться на эту версию. Уинсом с Дагом Уилсоном проверили всех членов банды, которые могли иметь отношение к нападению, но ничего не выяснили. Этого и следовало ожидать. Все эти подростки никак не тянули на формат «крупного мужчины», но Уинсом все же отметила пару‑ тройку из них, досье которых стоило бы заново проверить. Энни как раз собиралась заняться этим на неделе.

В субботу она постриглась, непослушные густые кудри цвета осенней листвы сменила совсем короткая стрижка. Сидя в кресле у парикмахера, Энни с ужасом обнаружила у себя несколько серебристых прядей, но мастер быстро нанесла на них краску и – вуаля! – седины как не бывало. Энни пока не поняла, нравится ей новая прическа или нет. Тревожило, что теперь она выглядела несколько старше – стали видны морщинки в уголках глаз. Но стрижка придала ей более уверенный и деловой вид, а это детективу никогда не лишне. Энни подумывала сменить заодно и гардероб – избавиться от джинсов, красных ботинок и прочих несолидных вещей, но все не решалась. Слишком уж нравились ей именно такие вещички. Выкинуть их она всегда успеет.

Энни вошла в полутемный паб, твердо решив, что пить с Бэнксом не будет – что бы он ни заказал, она выберет апельсиновый сок. Как она и думала, Бэнкс дожидался ее в маленьком зале без окон – излюбленном своем уголке. На столике лежал выпуск «Индепендент». В руке Бэнкс держал пинтовую кружку горького пива «Черная овца».

Увидев Энни, он свернул газету.

– Ты одна? – спросил Бэнкс, поглядывая на дверь позади нее.

– Разумеется. А что? Ты кого‑ то еще ждешь?

– За тобой не следили?

– Прекрати нести чушь.

– Пить будешь? – спросил Бэнкс.

– Апельсиновый сок, – ответила Энни, присаживаясь на стул.

– Уверена?

– Абсолютно.

Бэнкс направился к барной стойке. Энни показалось, что он пошел туда не столько ради ее сока, сколько ради того, чтобы присмотреться к посетителям. Пока его не было, Энни изучала эстампы со сценами охоты на стене. Недурные картинки. Особенно если нравится такой стиль. Во всяком случае, лошадей автор изобразил довольно достоверно – ноги у них стояли твердо, а этого не так‑ то просто добиться. Обычно на картинах несчастные животные словно бы парят в пяти сантиметрах от земли, а ноги, того и гляди, отвалятся. Своей последней работой – пейзажем Лангстротдейла – Энни даже гордилась, хоть там и не было ни одной лошади. Пожалуй, лучшее ее творение за последние годы.

Вернулся Бэнкс, поставил перед ней стакан с соком и сел напротив.

– С чего это ты стал таким пугливым? – поинтересовалась Энни. – Спрашиваешь, не следит ли кто за мной…

– Это я на всякий случай, – ответил Бэнкс. – В наше время, знаешь ли, надо всегда быть настороже.

– Вдруг вспомнил, что и у стен есть уши?

– По‑ моему, ближе к теме плакат, который я увидел в какой‑ то книжке. Классный. С сексуальной блондиночкой и двумя военными, пожирающими ее взглядами.

– И чего?

– Надпись на нем была мудрая: «Не болтай! Не такая уж она и дура».

– Вот ведь ты свинья. Женофоб. Сексист.

– Никак нет. Я обожаю блондинок, – возразил Бэнкс.

– Так на черта тебе весь этот шпионский антураж?

– Ну‑ у… Лоуренс Сильберт работал на Секретную разведывательную службу, более известную как МИ‑ 6. Так что определенный смысл в этом есть.

– Ты что, решил войти в роль? Вжиться в образ бравого шпиона? Алан, ужасно не хочется тебя расстраивать, но пора тебе признать – дело закрыто. Суперинтендант Жервез так прямо и сказала. Забыл? Ты вообще в отпуске, ты это хоть помнишь? Кем бы ни работал Лоуренс Сильберт, это не имеет ни малейшего отношения к его смерти. Его убил Марк Хардкасл, который потом покончил с собой. Все. Финал истории.

– Ну, это официальная версия, – пожал плечами Бэнкс. – А мне кажется, тут все не так уж и просто.

До них доносился гул разговоров. Вот расхохоталась барменша – в ответ на шуточку клиента.

– Ладно, – вздохнула Энни. – Давай рассказывай, что ты там себе надумал.

– Ты когда‑ нибудь читала «Отелло»? – откинувшись на спинку, спросил Бэнкс.