Глава 1. Вынырнуть в мир

Неделя — и ты моя

https://ficbook.net/readfic/402813

Автор: Alphard (https://ficbook.net/authors/Alphard)
Беты (редакторы): Arrriana, yulia3410
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Карина, Катя, Глафира, Арсений + те, которые будут добавляться в ходе написания
Рейтинг: R
Жанры: Фемслэш (юри), Романтика, Ангст, Драма
Предупреждения: Смерть персонажа
Размер: Макси, 155 страниц
Кол-во частей: 18
Статус: закончен

Описание:
Карина вышла из комы после того, как три года пребывала в " аморфном" состоянии. Все оставили девушку: мать уехала в другой город и продала квартиру, в которой жила Карина, друзья забыли, а парень бросил и ушёл к другой. Все думали, что девушка не выживет после аварии, но она вернулась... и решила отомстить: за месяц, что ей остался, она решает соблазнить новую девушку бывшего парня, но в результате...

Посвящение:
Рычику. Ты меня всегда вдохновляешь

Публикация на других ресурсах:
С моего разрешения.

Примечания автора:
Давно хотелось написать нечто подобное.
Критикуйте, восхваляйте… xD В общем, жду Ваших отзывов.)

Замечательнейшие арты от aikon:
https://s018.radikal.ru/i506/1307/16/a53c047ff09e.jpg — Карина
https://s61.radikal.ru/i171/1307/9c/361077899199.jpg — Катя
https://s018.radikal.ru/i519/1307/61/571414429be4.jpg — Глафира
https://i053.radikal.ru/1307/70/e671587adb63.jpg — Арсений
https://s017.radikal.ru/i426/1307/ea/5afec6153b27.jpg — Саша

https://lesbitorrent.com/details.php? id=964

Глава 1. Вынырнуть в мир

— Ты должна отключить её от оборудования, — раздался мужской голос. — Она больше никому не нужна, даже тот аноним перестал высылать деньги для её лечения. Пойми, Глафира, у меня на очереди сотни людей, которые нуждаются не столько в этой аппаратуре, а хотя бы в койке! У нас почти не осталось свободных мест. Всё, разговор окончен. Я не желаю больше ничего слушать. Сегодня вечером ты отключишь оборудование.

Раздался характерный звук удаляющихся шагов, а затем добавился эффектный стук двери. Видимо, мужчина хотел не только голосом, но и всем своим видом показать, что его решение окончательное. Пререкаться даже не имеет смысла, так как точка в разговоре уже поставлена — иначе для чего нужно было хлопать дверью так громко?

В больничной палате стало подозрительно тихо, лишь только гудящий и убаюкивающий звук аппаратуры нарушал мертвенную тишину, словно доказывал, что здесь ещё есть живые люди. Какой-то прибор издал до того громкий и истеричный писк, что Глафира, медсестра, непроизвольно дёрнулась. До этого момента девушка, словно недвижимая и молчаливая статуя, стояла и смотрела на то место, где до этого ей читал лекцию главврач. Вынырнув из тяжёлых, печальных и будоражащих душу мыслей, девушка поняла, что она ещё жива только потому, что на больничный пол стали падать хрупкие капельки слёз. Беззвучные, они, казалось, падали вечность, а затем разбивались, превращаясь в микроскопический солёный дождь.

К гудящему тихому шуму прибавился новый звук — всхлип. Стоило какому-нибудь прибору пикнуть, как за ним сразу же — всхлип.

Пик — всхлип. Пик — всхлип.

Но плакать вечность невозможно, только если у тебя, разумеется, имеется в запасе парочка бесконечных часов. Глафире пришлось взять себя в руки, и, взглянув на бледную девушку, лежащую на больничной койке в бесцветном тряпье, она прошептала:

— Прости, я тянула время, как могла…

Пик — всхлип.

— Сегодня вечером я приду и отключу от тебя всю аппаратуру… пожалуйста, очнись. Не сейчас, но хотя бы к вечеру… очнись…

С этими словами Глафира постаралась сорваться с места, но не вышло. Ноги, будто налитые свинцом, не слушались бедную девушку, и она не могла сделать ни шагу. Слова только пригвоздили её к тому месту, где она попыталась сказать всё, что снедало её душу. Она пыталась даже бежать, но ноги продолжали её игнорировать. Этим они словно показывали, что ещё не время уходить, ещё не время для последней точки. Но как верить и надеяться, если за несколько лет ничего не происходило? Чудо не посещало эту больничную палату с того самого момента, как бледную девушку перевезли сюда.

— Ты ведь даже меня не знаешь, — с болью сорвалось с дрожащих и солёных от слёз полноватых губ медсестры. — Ты не можешь просто взять и уйти. Только не ты…

Странный факт: в сторону двери ноги упорно отказывались идти, но стоило Глафире захотеть подойти к девушке, как ноги стали легче ваты и вмиг понесли её в сторону больничной койки. Присев на край постели, медсестра взяла в свои ладони бледную и холодную руку спящей уже третий год девушки. Чтобы не поднимать ее руку высоко, Глафира немного склонилась над почти безжизненным телом. Затем прижала прохладные пальцы к своим дрожащим губам и едва различимым шёпотом проронила:

— Ты должна жить… давай я приду сегодня вечером, а ты будешь лежать с открытыми глазами и улыбаться… пожалуйста, Туман…

Разумеется, девушку звали не Туман, но когда Глафира впервые взглянула на неё, почему-то у неё в голове сразу пронеслась мысль, что она, эта бледная девушка, есть самое настоящее воплощение тумана: в ней можно было затеряться - кто знает, что хранит в себе туман? Откуда все эти мысли пришли в голову самой обычной медсестры, она и сама не знала. Ведь ни разу не разговаривала с девушкой, а почему-то сразу подумала, что Карина — бледную девушку звали так — именно такая.

— Мне пора идти. Больные ждут, а сейчас моя смена. Я и так у тебя засиделась. Я приду через несколько часов, — в холодные пальцы прошептала Глафира, и её слова тёплыми искрами покатились вниз по руке Карины. — До скорого…

И с этими словами девушка крепко-крепко стиснула прохладную ладонь, прильнула к ней своими солёными от слёз губами, а затем, аккуратно опустив руку на место, тихо встала. Когда тяжёлые ноги смогли-таки довести Глафиру до двери, девушка внезапно остановилась и, не поворачиваясь обратно, произнесла:

— Пожалуйста, постарайся очнуться.

Молчание — потом резкий писк. Вздрогнув от этого неожиданно громкого звука, медсестра дрожащей рукой вытерла слёзы и, открыв дверь, шагнула в болезненную пустоту больничного коридора.

***

Практически ничего нет. Чёрная пустота кругом давит, словно живая, заставляя съеживаться всё больше и больше. Кое-где временами вспыхивают разноцветные круги, заставляя всё существо внутренне содрогаться и мысленно отшатываться от внезапных вспышек. Странный шум, доносящийся будто бы из-под воды, нарастает и с каждым мгновением становится всё отчётливее и отчётливее.

«Кто-то зовёт меня?»

Ещё одна внезапная яркая вспышка, заполонившая на миг всё пространство, ослепила бы, если бы были глаза, обожгла бы, если бы было тело. Крик, который мог бы сорваться с потрескавшихся губ, был не рождён, потому что и губ не было.

«Солёный… Кто-то плачет? А как это - плакать?»

Если бы были руки, то можно было бы с уверенностью сказать, что что-то дотронулось сейчас чем-то горячим до руки и, судя по ветру, который хрипло перекатывался по несуществующей руке, прошептало что-то или прокричало.

Времени нет.

«Сколько я здесь?»

***

Карина, будто выныривая из всепожирающего чёрного сгустка, почувствовала сперва необычайное облегчение. На миг девушке показалось, что она воспаряет, но потом на неё накатила такая тяжёлая волна, что она внезапно оказалась в больничной койке, придавливаемая этой самой тяжёлой волной. Голоса стали отчётливее, но девушка, три года пробывшая в коме, не сразу разобралась, что к чему.

«Что… где я?» — слабые проблески сознания.

— Вы обещали сделать это вечером! — чей-то надломленный голос сломал тишину и, разрывая её в клочья, ворвался в мозг очнувшейся Карины. — Сейчас ещё только пять часов! Чего стоит Ваше слово, если Вы даже такого элементарного обещания выполнить не можете?!

— Немедленно успокойся! — рявкнул в ответ раздражённый мужской голос. — Если ты сейчас же не угомонишься, я выпровожу тебя отсюда!

— А если бы она могла очнуться к вечеру?!

— Она — труп! Ты что, не видишь этого? — и главврач, что есть силы, ударил Карину по руке.

Ответ не заставил себя ждать. Потрескавшиеся губы, пребывавшие в сомкнутом состоянии вот уже несколько лет, разжались, и с них мигом раздался хриплый стон.

Мужчина в ужасе отшатнулся и вмиг стал такого же цвета, как его халат. Разумеется, не каждый день слышишь, как стонут мертвецы.

Глафира - это была именно она — сперва и сама побелела как полотно. Затем радостная улыбка расчертила её лицо, а из карих глаз непроизвольными маленькими ручейками хлынули слёзы. Охваченная непомерным счастьем, медсестра бросилась на колени рядом с очнувшейся девушкой. Схватив Карину за руку, она вновь прислонила её к своим губам и горячо прошептала:

— Господи, ты очнулась…

Аппаратуру уже отключили, и с минуты на минуту должна была приехать «мёртвая делегация», как называла Глафира врачей, работающих в морге.
Поэтому, еще не веря в то, что девушка и правда пришла в себя, медсестра дрожащими от волнения и радостного возбуждения руками прощупала пульс Карины. В тот миг, когда под её пальцами слабо дрогнула кожа — это шустро промчалась кровь, — счастье заполнило девушку до краёв.

— Ты жива…

***

— Она заснула, — тихо произнесла Глафира, заботливо укрывая девушку тёплым пледом.

— Это чудо, что она пришла в себя, — также тихо ответил главврач, но внезапно голос его стал совершенно нейтральным, именно таким, каким обычно сообщают людям, что такого-то человека не удалось спасти. — Но это ненадолго.

— Как Вы можете так говорить! Она же очнулась! Она вышла из комы!

— Выйти-то вышла… но надолго ли?

— Что это значит? — безжизненным голосом спросила Глафира.

— Слушай, меня всегда настораживало то, что ты так печёшься о какой-то незнакомой тебе девушке. Видно, не очень-то она хороша была в этой жизни, раз её перестали посещать после нескольких месяцев. Один раз только мать заглянула, друзья, видимо, из университета. Дольше всех ходил парнишка. Почти год, а потом и он перестал. Затем объявился некий аноним, который платил за то, чтобы девушку не отключали от аппаратуры. Два года он присылал деньги, а потом и он канул в Лету. Но ты… ты-то какое отношение имеешь к этой девчонке?

— А Вам то что… — тихо ответила Глафира.

— У неё никого нет, я проверил… — отозвался мужчина. — Словно и не существовало её ни в чьей жизни. У парня сейчас другая девушка. Друзья пару лет назад окончили университет. Мать уехала, а квартиру продала. Глафира, ей даже идти некуда…

— Вот именно! — с горечью в голосе откликнулась девушка. — Разве можно так просто бросать человека?!!

— А ещё я тщательно изучил все анализы, историю болезни. Было бы лучше для неё, если бы она… — тут главврач замолчал на пару секунд, словно подбирая слова, — если бы она не проснулась.

— Как Вы можете так говорить!.. — гневно прошептала девушка.

В её глазах опять появились слёзы.

— В лучшем случае ей остался месяц, — отрезал врач. — Сегодня, так и быть, она ещё пробудет тут. Но здесь не приют, здесь больница. Завтра к обеду она будет уже вне этого здания. Если она найдёт деньги на лечение, то я только порадуюсь за неё, а если не найдёт… то пусть этот месяц будет лучшим в её жизни.

Произнося последние слова, мужчина горько улыбнулся. Глафира уже хотела было упрекнуть мужчину в том, что он так бессердечно говорит и поступает, но потом вдруг осеклась, осознав, что она неправа. Ведь он столько всего уже видел в этой больнице. На его руках умирали люди, и это было не один и не два раза. Мужчина часто говорил: «Помни, Глафира, не всех можно спасти». Но девушка была упряма в своих убеждениях и старалась помочь каждому, кто нуждался в её помощи: компот принести из столовой или поменять постель. Все что угодно, только бы помочь, бескорыстно.

— Я заберу её к себе! — прошептала она, когда главврач уже собирался выйти.

Мужчина на миг остановился, а затем произнёс, не поворачивая головы:

— Сколько тебя знаю, а ты всё не меняешься. Поверь, не всех можно спасти.

— Неправда, — сквозь стиснутые зубы выдавила девушка.

— Если заберёшь её к себе домой, то, так и быть, помогу тебе. Всё-таки не тебе же одной помогать всем, — судя по голосу, мужчина улыбался, когда произносил это.

Без аппаратуры в палате стало как-то подозрительно тихо и непривычно. Девушка, присев на край кровати, с бесконечной нежностью во взгляде посмотрела на Карину. Как только она вышла из комы, цвет её кожи постепенно приобрёл более тёмный оттенок, и теперь уже девушка не казалась бледной, хотя и до здорового румянца на впалых щёках тоже было далеко.

— Значит, месяц… — хрипло произнесла Карина.

Глафира вздрогнула. Всё-таки это был первый раз, когда она услышала, как говорит та девушка, которую ей хотелось забрать к себе домой. Внезапная растерянность сковала Глафиру, не позволяя ей вымолвить хотя бы одно словечко. Девушка то открывала рот, то закрывала его, словно рыба. Для медсестры это был такой важный момент в её жизни, что она внезапно испугалась и стала думать о самых разных мелочах, которые, как ей показалось, играли очень важную роль в сложившейся ситуации: растрепана ли она, чистые ли у неё ногти или нет и так далее по весьма занятному списку.

Поняв, что ответа ей придётся ждать ещё лет, эдак, сто, Карина открыла глаза и тотчас же сощурилась. Свет сильно ударил по глазам, которые были скованы несколько лет подряд, и их жгло невыносимой болью. Однако боль не могла длиться вечно, поэтому спустя пару минут, проморгавшись и привыкнув к свету, девушка предприняла новую попытку и уже открыла глаза нормально. Ее насыщенные сине-серые глаза были подобны вечернему туману. Когда Глафира робко взглянула в эти глаза, она поняла, что не зря прозвала девушку Туманом.

— Молчать-с будем? — хрипотца в голосе постепенно исчезала, стоило Карине сделать несколько глотков прохладной воды, которая стояла возле кровати на тумбочке.

— Я Глафира, — тихо отозвалась девушка.

— Глафира, значит… — протянула Карина, не отрывая пронзительного взгляда от девушки.
Сине-серые глаза будто бы проникали внутрь — Карина не скрывала того, что изучает внешность девушки. Когда ее взгляд добрался до груди, медсестра густо покраснела. Карина, заметив, что девушка превратилась в представителя рода помидоров, усмехнулась и произнесла:
— Да не бойся ты, не съем я тебя.

Затем взгляд поднялся выше и не отметил для себя ничего особенного, что, в целом, и не удивительно. Глафира представляла собой самую обычную и ничем не примечательную девушку: русые с серым оттенком волосы, круглое личико, поджатые от смущения полные губы. Зато карие глаза лучились добротой, что и отметила про себя Карина.

— Я так понимаю, ты знаешь, что со мной было, — сине-серые глаза, практически не моргая, безотрывно смотрели в трепещущие карие. — Расскажешь?

Это был скорее приказ, нежели вопрос. Глафира робко взглянула на девушку и поспешно кивнула несколько раз.

В конце концов, Карине надоела игра в молчанку, поэтому она, улыбаясь лишь уголками губ, спокойно произнесла:

— Тебе я, видимо, многим обязана, раз ты сидишь здесь. Или я потеряла память и не помню всего?

— Память? Нет, не теряла… — дрогнувшим голосом ответила девушка.

— Что же, из тебя всё клещами вытаскивать надо? — беззлобно произнесла Карина. — Повторяю: не съем я никого. Ты расскажешь мне, наконец, что со мной было? Какое сегодня число, месяц, год? К великому вашему сожалению, вы с мужиком этим так тихо говорили, что разбудили меня. Поняла я, конечно, не всё, но слово «кома» я всё-таки слышала… и слышала то, что меня все кинули. Кроме тебя. Кто ты?

— Глафира. Медсестра…

— Я тебя раньше знала?

— Нет…

— Хм… — только и произнесла девушка, а затем отвела взгляд в сторону окна.

— Тебе некуда идти, но, если хочешь, поживи пока у меня, а потом…

— А потом я умру, — закончила за Глафиру Карина. — Оно тебе надо? — сине-серые глаза оторвались от созерцания осенней картины, нарисованной за окном матерью-природой. — Ты же меня даже не знаешь. Опрометчиво с твоей стороны. Может, и правда было бы лучше для всех, если бы я сдохла.

— Не говори так! — внезапно вскричала Глафира и поспешно схватила девушку за руку, чуть дрогнувшую от неожиданного крика.

— О, так ты, оказывается, не только шептать умеешь, — произнесла Карина, освобождая свою руку из ослабевших ладоней девушки. — Что же, если мне и правда остался месяц… впрочем, подожду я того момента, когда ты сможешь рассказать мне всё. Только прежде всё равно ответь мне на вопрос: год сейчас…

— Две тысячи двенадцатый.

— Три года прошло, — чуть сипло произнесла Карина, но затем в её голос вновь вернулись нотки безразличия. — А… парень? Сюда приходил парень по имени Арсений?

Судя по выражению лица Карины, она надеялась услышать положительный ответ, хотя старательно скрывала все эмоции.

— Два года назад, но…

— У него сейчас девушка, если я не ослышалась. Мужик этот… тихий, — девушка поморщилась, — говорил что-то такое.

— Да, наверное…

Карина ничего не ответила, лишь вновь повернула голову в сторону окна, однако глаза смотрели дальше жёлтых деревьев и мокрой улицы. Они смотрели дальше неба, рассекали его на две половины.
В палате повисло грузное молчание, которое вот-вот грозилось взорваться в голове у Глафиры, но тут Карина вновь подала голос.

— С-сука… — сквозь стиснутые зубы еле слышно выдавила девушка.

— Что, прости?

— Ничего. Кажется, я знаю, как я проведу этот месяц…