Телеграмма

Лилиан Гайгер получила письмо с фронта от мужа как раз накануне. Джейсон сообщил, что видел имя капрала Александра Бледшо в списке военнопленных. Юнионисты схватили Алекса одиннадцатого ноября 1862 года в Перривилле, штат Кентукки.

– Вот почему мы не могли добиться от Вашингтона ответа на вопрос о том, содержат ли они заключенного по имени Александр Коул, – сказала Сара. – Он назвался фамилией моего первого мужа.

Шаман ликовал.

– По крайней мере, он жив! Я прямо сейчас напишу туда письмо и уточню, где именно его содержат.

– На это уйдут месяцы. Если Алекс до сих пор жив, это значит, что он пробыл в плену почти три года. Джейсон писал, что условия в лагерях для заключенных просто ужасные, будь то лагерь Конфедерации или Союза. Он настаивает, что его нужно выручать прямо сейчас.

– Тогда я сам поеду в Вашингтон!

Но мать лишь покачала головой.

– Я прочла в газете, что Ник Холден приезжает в Рок-Айленд и Холден-Кроссинг, чтобы выступить в поддержку Линкольна на грядущих выборах. Ступай к нему и попроси его помочь найти брата.

Шаман растерялся.

– Почему мы должны обратиться к Нику Холдену, а не к нашему конгрессмену или сенатору? Папа ведь презирал Холдена за содействие в истреблении племени сауков.

– Вероятно, Ник Холден – отец Алекса, – тихо ответила она.

Шаман на миг утратил дар речи.

– Я всегда думал… точнее, Алекс считал, что его родным отцом был некий Вилл Мосби.

Мать взглянула на него. Она побледнела, но в глазах ее не было ни слезинки.

– Мне было семнадцать, когда умер мой первый муж. Я осталась одна в лачуге посреди прерий. Теперь на ее месте Шрёдеры построили свою ферму. Я пыталась управляться по дому одна, но моих сил для этого было недостаточно. Работа на земле вытягивала из меня все соки. У меня не было денег. Работы нигде не было, здесь вообще тогда жило мало людей. Сначала мне помогал Вилл Мосби. Он был преступником, надолго уходил куда-то, но когда возвращался, то всегда приносил кучу денег. А потом появился Ник. Они оба были хороши собой, очень привлекательны. Сначала я думала, они не знают друг о друге, но когда выяснилось, что я беременна, то оба начали отпираться и приписывать ребенка друг другу.

Шаману было трудно спрашивать об этом.

– Что же, они вообще отказались тебе помогать?

Она горько улыбнулась.

– Как видишь. Думаю, Вилл Мосби и правда любил меня и рано или поздно женился бы на мне. Однако его беспечная жизнь была полна опасностей, и как раз в то время его настигла смерть. Ник тоже пропал, хотя я всегда считала отцом Алекса именно его. А потом приехали Альма и Гус и заняли эту землю. Я уверена, Ник знал, что они позаботятся обо мне. Когда я родила, со мной была Альма, но бедняжка была так растеряна, что это я помогала ей советами. После рождения Алекса нам пришлось очень тяжело. Сначала у меня сдали нервы, затем желудок, а после появились камни в почках. – Она покачала головой. – Твой отец спас мне жизнь. Пока я не встретила его, то и не верила, что есть еще в мире такие добрые и заботливые люди.

Помолчав, она продолжила:

– Но я согрешила. Когда ты утратил слух, я знала, что это мое наказание и что я в этом виновата, поэтому мне было так тяжело находиться рядом с тобой. Я любила тебя всем сердцем, но совесть не давала мне покоя. – Она подалась вперед и погладила его по щеке. – Прости меня за то, что была такой слабой и совершила столько грехов.

Шаман взял ее за руку.

– Нет, ты не слабая! Ты – сильная женщина, которая все силы бросила на то, чтобы просто выжить. И именно поэтому ты сумела сейчас собраться с духом и рассказать мне историю своей жизни. Моя глухота – не твоя вина, мама. Господь не наказывает тебя. Я никогда еще так не гордился тобой, не любил тебя так сильно!

– Спасибо, сынок, – прошептала она. Когда он поцеловал ее в щеку, то почувствовал, что по ее лицу бегут слезы.

Пять дней назад, накануне выступления Ника Холдена с речью в Рок-Айленде, через председателя окружного республиканского совета Шаман передал ему записку. В ней говорилось о том, что доктор Роберт Джефферсон Коул был бы весьма признателен, если бы комиссар Холден нашел время побеседовать с ним о деле чрезвычайной важности.

В день первых политических дебатов Шаман отправился в большой каркасный дом, в котором Ник остановился на время пребывания в Холден-Кроссинге. Секретарь понимающе кивнул, когда он назвал свое имя.

– Комиссар ожидает вас, – сообщил мужчина и проводил Шамана в кабинет Ника.

С тех пор как Шаман видел его в последний раз, Холден изменился: его седые волосы стали реже, на крыльях носа появилась тонкая сетка расширенных вен, но он все равно был по-прежнему крепким, привлекательным и излучал уверенность, будто носил дорогой костюм от модной портнихи.

– Господи, ты ведь тот малыш, ее младшенький, да? Так ты теперь врач? Конечно же, рад тебя видеть. Но вот что я тебе скажу: здесь так вкусно кормят, прежде чем говорить о делах, давай-ка отправимся в столовую Анны Вайли, где я смогу угостить тебя самым вкусным обедом в Холден-Кроссинге.

Шаман совсем недавно закончил читать отцовский дневник, а потому все еще видел Ника глазами Роба Джея Коула. Последнее, чего он хотел, – так это делить с ним трапезу. Но он понимал, что будет просить его об одолжении, поэтому заставил себя смириться и поехать с Ником в его экипаже в столовую при пансионе на Мэйн-стрит. Конечно же, им пришлось несколько задержаться на общем этаже. Шаман терпеливо подождал, пока Ник, будучи хорошим политиком, пожмет руки всем сидящим на веранде и представит им своего «хорошего друга, нашего доктора».

В зале вокруг них засуетилась Анна Вайли. Шаман отведал ее тушеного мяса, которое оказалось очень вкусным, и яблочного пирога, который не представлял собой ничего особенного. Лишь после этого он рассказал Нику Холдену об Алексе.

Холден слушал его, ни разу не перебив.

– Три года в тюрьме?

– Да, сэр. Если, конечно, он вообще еще жив.

Ник вынул из внутреннего кармана пиджака сигару и предложил ее Шаману. Когда тот отказался, он обрезал головку и закурил, выдыхая маленькие кольца дыма в сторону собеседника.

– Почему ты пришел именно ко мне?

– Мать сказала, что вы также будете заинтересованы в решении этого вопроса.

Холден взглянул на него и кивнул.

– Мы с твоим отцом… Знаешь, мы были близкими друзьями в молодости. Не один пуд соли вместе съели, – улыбнулся он.

– Знаю, – сухо ответил Шаман. Должно быть, что-то в его тоне дало Нику понять, что не стоит касаться этой темы. Тот снова кивнул.

– Что ж, передавай матери горячий привет. И скажи ей, что я лично прослежу за решением этого вопроса.

Роб поблагодарил его. Но все равно, оказавшись дома, написал конгрессмену и сенатору письма с просьбой помочь найти Алекса.

Через пару дней после возвращения из Чикаго Шаман и Рэйчел рассказали своим матерям о принятом ими решении.

Сара поджала губы, услышав эту новость, но не выказала никакого удивления:

– Ты наверняка будешь хорошим отцом ее детям, станешь заботиться о них так, как заботился об Алексе твой отец. Если у вас родятся еще дети, вы будете крестить их в баптистской вере?

– Не знаю, мам. Мы еще не заглядывали так далеко.

– На вашем месте я бы это обсудила.

Это было все, что она сказала по этому поводу.

Рэйчел повезло гораздо меньше. Они с матерью стали ссориться еще чаще. Лилиан вела себя с Шаманом учтиво, но относилась к нему без искренней теплоты. Он частенько забирал Рэйчел с детьми, чтобы покататься в экипаже, но природа была неблагосклонна к нему – погода резко испортилась. В этом году лето было ранним, и жара пришла на смену холоду, оттеснив весенние оттепели. А теперь и зима укутала прерии снегом раньше срока.

Октябрь выдался холодным. В магазине Гаскинса Шаман купил детям по паре коньков с двойным лезвием и, прихватив старые отцовские коньки для себя, повел Хетти и Джошуа кататься на замерзшую часть реки, но задержаться там подольше не удалось – оказалось слишком холодно. Снег выпал как раз ко дню выборов, на которых Линкольн с легкостью победил. А восемнадцатого числа поднялась вьюга и укрыла землю Холден-Кроссинга снежным покрывалом, которое пролежало до самой весны.

– Ты осмотрел Олдена? У него дрожь, – сказала мать Шаману как-то утром.

На самом деле он наблюдал за Олденом уже долгое время.

– У него болезнь Паркинсона, мама.

– Это еще что за хворь?

– Не знаю, что именно вызывает дрожь, но из-за этой болезни он просто не может контролировать движение своих мышц.

– Это смертельно?

– Иногда от этой болезни умирают, но такое случается не очень часто. Скорее всего, он будет постепенно слабеть и, возможно, станет калекой.

Сара кивнула.

– Бедняга уже очень стар и слишком болен для того, чтобы заниматься фермой. Наверное, придется Дагу Пенфилду занять его место и взять себе еще кого-то в помощь. Мы можем себе это позволить?

Они платили Олдену двадцать два доллара в месяц, а Дагу Пенфилду – десять. Шаман прикинул в уме и кивнул.

– А что же нам делать с Олденом?

– Он будет и дальше жить в своей хижине, а мы, конечно же, будем ухаживать за ним. Но будет довольно сложно убедить его перестать делать всю тяжелую работу.

– Думаю, лучше всего будет просто оставить за ним мелкую работу, которая не требует особых затрат сил, – благоразумно предложила она, и Шаман кивнул в знак согласия.

– Я легко найду ему такую хоть сейчас, – сказал он.

Тем же вечером он отнес в хижину Олдена отцовский скальпель.

– Нужно наточить? – спросил Олден, забирая его у Шамана.

Шаман улыбнулся в ответ.

– Нет, Олден, я и так не давал ему затупиться. Это особый хирургический нож, который служит нашей семье уже сотни лет. Отец сказал, что в доме его матери он висел на стене в рамке под стеклом. И я подумал, что ты наверняка сумеешь сделать для него новую.

– Ну, не знаю, почему бы и нет… – Олден повертел скальпель в руках. – Хороший, стальной.

– Да-да. Делает очень ровные надрезы.

– Я бы мог сделать тебе такой же, если нужно.

Шаман заинтересовался его предложением.

– Это возможно? А можешь сделать лезвие подлиннее и потоньше?

– Думаю, это не составит мне труда, – ответил Олден. Шаман сделал вид, будто не заметил дрожи в его пальцах, когда тот вернул ему скальпель.

Шаману приходилось довольно сложно – он был так близко к Рэйчел и одновременно так далеко. Им даже негде было заняться любовью. Они пробирались через снега в лесу, заключали друг друга в объятия, как белые медведи, и усыпали ледяными поцелуями, ласкали через множество слоев теплой одежды. Шаман терял терпение и грустил, да и у Рэйчел под глазами он замечал темные круги, появившиеся из-за бессонных ночей.

Когда она уходила домой, Шаман подолгу бродил по лесу. Однажды он спустился по Короткой тропе и увидел, что часть деревянного надгробия на укрытой снегом могиле Маква-иквы откололась. Зима почти уничтожила знаки, похожие на руны, которые отец попросил Олдена вырезать на нем.

Он чувствовал гнев Маквы сквозь землю, сквозь снег. Это была игра его воображения или совесть не давала ему покоя?

«Я сделал все, что мог. Ниточка, ведущая к третьему убийце, оборвана. Я должен оставить это дело Господу», – сказал он ей сердито, развернулся и пошел в сторону дома.

В тот день он поехал к Бетти Каммингс, у которой оба плеча болели из-за ревматизма. Он привязал коня и направился к черному входу, как вдруг увидел прямо за сараем странные отметины. Он пробрался через сугробы и присел на корточки, чтобы рассмотреть их повнимательнее. Следы имели форму треугольника. Глубиной около шести дюймов, они лишь незначительно отличались размером. Эти треугольные следы были похожи на раны на снегу, хоть на них и не было крови. Шаман насчитал одиннадцать таких отметин. Он все сидел на земле, изучая их.

– Доктор Коул?

Из дома вышла миссис Каммингс – сейчас она стояла, склонившись над ним, с озадаченным видом. Она сказала, что эти следы на снегу остались от лыжных палок ее сына. Он немного улучшил свои лыжи и сделал сам к ним деревянные палки, придав их концам необычную форму.

Но все же следы были слишком большими.

– Все в порядке, доктор Коул? – Она уже дрожала от холода и все сильнее куталась в шаль, поэтому ему стало стыдно за то, что он заставляет пожилую женщину, страдающую ревматизмом, мерзнуть на улице.

– Конечно, миссис Каммингс, все хорошо, – заверил он, поднялся и последовал за ней в теплую кухню.

* * *

Олден соорудил чудесную рамку для скальпеля Роба Джея. Он вырезал ее из дубовой коры и раздобыл у Сары обрезки голубого бархата, чтобы расположить на нем скальпель.

– А вот стекла старого не смог найти. Пришлось купить у Гаскинса. Надеюсь, оно подойдет.

– Конечно же, подойдет! – обрадовался Шаман. – Повешу рамку в передней.

Еще больше он обрадовался, увидев скальпель, который Олден изготовил в полном соответствии с его пожеланиями.

– Я сделал его из старого тавра. И еще осталось много добротной стали, так что может хватить еще на три таких ножа, если они тебе понадобятся.

Шаман сел за стол и нарисовал на клочке бумаги еще один скальпель и вилку для ампутации.

– Как думаешь, сможешь сделать такие же?

– Уверен, что смогу.

Шаман задумчиво его поблагодарил.

– Скоро у нас будет своя больница, Олден. А это значит, что нам понадобятся инструменты, кровати, стулья – всевозможные предметы обихода. Как ты смотришь на то, чтобы найти себе кого-то в помощь и взяться за эту работу?

– Я не против, но… Не думаю, что смогу выкроить для этого время.

– Да, это вполне понятно. Но что, если для работы на ферме с Дагом Пенфилдом мы наймем кого-то другого, и они будут просто встречаться с тобой пару раз в неделю, чтобы ты выдавал им указания?

Олден задумался, но в конце концов кивнул.

– Хорошая идея.

Шаман заколебался.

– Олден… как твоя память?

– Отлично, как и всегда.

– Раз так, расскажи мне, кто чем занимался в день, когда погибла Маква-иква.

Олден тяжело вздохнул, глаза его потемнели.

– Опять ты за старое, – проговорил он, но после недолгих уговоров продолжил: – Начнем с тебя. Как мне сказали, ты тогда спал в лесу. Твой отец поехал по вызовам пациентов. Я был у Ганса Грюбера, помогал ему забить корову в обмен на то, что он даст своих волов, чтобы засеять наше пастбище… Так, кого я забыл назвать?

– Алекса. Мою мать. Луну и Идет Поет.

– Алекса не было дома, он рыбачил, гулял, даже не знаю точно. Твоя мать и Луна… Помнится, они прибирались в летнем флигеле, чтобы развесить и вялить там мясо, которое я должен был принести от Грюбера. Тот большой индеец работал на складе, а потом пошел нарубить дров. – Он довольно ухмыльнулся Шаману. – Так что, как моя память?

– Макву нашел Джейсон. Что он делал в тот день?

Олден возмутился.

– Да откуда ж мне знать? Хочешь знать, что делал Гайгер, – спроси его жену!

Шаман кивнул.

– Думаю, так я и сделаю, – ответил он.

Но когда он вернулся домой, все его намерения моментально поменялись, потому что мать сказала, что приезжал Кэррол Вилкенсон с сообщением для него. Это была телеграмма, которая пришла на почту Рок-Айленда. Когда Шаман разрывал конверт, его пальцы дрожали, почти как у Олдена.

Письмо оказалось весьма лаконичным и деловым:

Капрал Александр Бледшо из тридцать восьмого луизианского полка конных стрелков по-прежнему находится в плену в тюрьме города Эльмиры, штат Нью-Йорк. Пожалуйста, свяжитесь со мной, если я смогу еще чем-нибудь вам помочь. Желаю удачи. Николас Холден, комиссар бюро по делам индейцев.