Социальные и политические метаморфозы НЭПа

Введение НЭПа вызвало изменение социальной структуры и образа жизни людей. Олицетворением новой экономической политики были яркие, социально разнородные типы: красные наркомы – недавние революционеры-подпольщики и солдаты; красные директора – вчерашние рабочие и технические специалисты; многочисленная армия служащих различных контор – «барышни» - бывшие гимназистки и курсистки; приказчики и мелкие лавочники; наконец-то встающие на ноги крестьяне-единоличники. Это был пёстрый мир, где соседствовали и взаимодействовали разные культуры, каждая – со своими идеалами, целями, нормами поведения.

Наиболее колоритной фигурой того времени была новая советская буржуазия – «нэпманы», «совбуры». Эти люди в значительной степени определяли лицо своей эпохи, но они находились как бы за пределами советского общества: были лишены избирательных прав, не могли быть членами профсоюза. В среде нэпманов старая буржуазия имела большой удельный вес (от 30 до 50% в зависимости от рода занятий). Остальная часть нэпманов выходила из среды советских служащих, крестьян и кустарей. Связана нэпманская буржуазия была как с частно-, так и с госкапиталистическим укладом. Ввиду быстрой оборачиваемости капитала основной сферой деятельности нэпманов была торговля.

Отмена закона о всеобщей трудовой повинности в 1921г. дала возможность заняться предпринимательством. Быстро стали наполняться полки магазинов товарами и продуктами. Во многих городах были открыты «Торгсины», где можно было купить дорогие вещи, но только за золото и иностранную валюту. Люди сами отрывали свои клады и несли припрятанные драгоценности в «Торгсины». Однако вскоре там стали появляться сотрудники ГПУ, которые интересовались, откуда у покупателей золото или валюта, когда то и другое давно было приказано сдать. Визит в «Торгсин» стал, как правило, означать обыск в тот же день и арест с последующим освобождением в случае добровольной сдачи золота и валюты.

Во всех крупных городах нэпманов вызвали в ГПУ и сделали им сообщение, видимо, директивно согласованное, а потому и попавшее в историю: «Господа, вы купили золото на чёрный день. Чёрный день настал! Сдавайте его государству!»[4]. Некоторые, поняв серьёзность момента, по принципу «жизнь дороже», сдали всё сразу. Колеблющихся в разных местах убеждали по-разному. Некоторые даже читали лекции по политэкономии социализма, уверяя, что каждый гражданин станет богаче, сильнее и свободнее, если единственным владельцем золота в стране станет могучее социалистическое государство. Хотя эти лекции, само собой, разумеется, читались в тюрьмах, где содержались колеблющиеся, убедить удалось немногих. Большинство продолжало откровенно не верить в экономическую рентабельность социализма. Не убедив словом, стали убеждать делом. Там, где это было возможно, держали несчастных нэпманов в камерах, где воздух был нагрет до 60 градусов, не давая им воды. В других местах использовались камеры с нулевой температурой и водой по щиколотку, а там, где подобные сложные методы не умели или не хотели применять, просто били смертным боем. Лишь немногие предпочли умереть, не отдав ничего. Большинство сдалось и отдало всё, что удалось накопить за краткий период НОВОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ. Но было уже слишком поздно, поскольку подобное упорство вызывало у работников ГПУ вполне «справедливое подозрение» в искренности их подопечных: а всё ли сдано? Даже если было и всё сдано, доказать это было совсем не просто, если не сказать – невозможно. Изощрялись методы пыток, и ручейки золота продолжали литься в социалистическую казну.

Советская власть нуждалась в нэпманах, в то же время постоянно подчёркивала их классовую ущербность, демонстрируя по отношению к ним идеологическую брезгливость, недвусмысленно давая понять, что хотя «НЭП – это всерьёз и надолго», но не насовсем и что их неминуемо ждёт суровая расплата уже за то, что они своим присутствием отравляли атмосферу великого дела построения коммунизма.

В течение 1921-1922гг. НЭП являлся вынужденной попыткой удержать власть путём экономических уступок рынку. Однако этот рынок был сильно деформирован. Частная собственность не была гарантирована. Государство рассматривало её как самого злейшего исторического врага. Поэтому владельцы-собственники имели мало стимулов к перспективному расширению хозяйства, создавая капиталы на спекулятивных операциях. Поэтому в частную деятельность хлынули прежде всего различного рода авантюристы, спекулянты, стремившиеся как можно быстрее сорвать куш, израсходовать его, пожить в своё удовольствие. Естественно. Что ни о каких долговременных вложениях капиталов, расширении сферы деятельности и выпуска товаров в подобной атмосфере не могло быть и речи. Поэтому доля частной промышленности в общем объёме промышленного производства была невысока. Но промышленность, восстановленная на 4/5 от довоенного уровня, исчерпала резервы поглощения избыточной рабочей силы. Частные капиталы были не слишком значительны, полулегальны и не вкладывались в промышленность. Частные капиталы устремились прежде всего в торговлю. Если розничная торговля оказалась преимущественно в руках частника, то оптовая – в руках государства, что создавало взрывоопасную ситуацию на рынке, постоянно подпитывая как возможности спекуляции, с одной стороны, так и подавление частной инициативы – с другой.

Значительные изменения произошли и в традиционных слоях населения. В период гражданской войны была полностью уничтожена и без того немногочисленная русская буржуазия. Серьёзный урон понесла интеллигенция. В то же время ещё со времён первой мировой войны шёл активный процесс маргинализации населения. Это в полной мере относилось и к рабочему классу: из гражданской войны и сопутствовавшей ей разрухи вышел «пролетариат, ослабленный и до известной степени деклассированный разрушением его жизненной основы – крупной машинной промышленности», - констатировал В.И.Ленин. В 1920 году, по официальным данным, в России насчитывалось 1, 7 млн. промышленных рабочих, причём кадровые рабочие составляли не более 40%, т.е. около 700 тыс. человек. Но уже к 1928 г. общая численность рабочего класса увеличилась в 5 раз. Основную массу рабочего пополнения составляла пауперизованная сельская молодёжь. Перебираясь в город, она изменяла свой социальный статус, что рождало сложную гамму настроений. С одной стороны, это было растущее ожидание лучших перемен, что, вкупе с крестьянской психологией, превращало её в послушную и доверчивую по отношению к государству массу населения. С другой стороны, попранные НЭПом уравнительные настроения делали её яростными противниками тех, кто смог приспособиться к изменившейся ситуации, обеспечить себе высокий материальный достаток. Эта нота значительно усиливалась за счёт той части сельских мигрантов, которые были вытолкнуты из деревни. Но не нашли работы в городе, пополняя растущие ряды безработных.

В условиях «военного коммунизма» и распределительной экономики рождалась новая каста людей, которые начинали мнить себя солью земли. Нэп для них был только помехой. В возрождении свободного рынка они безошибочно рассмотрели смертельную угрозу своим портфелям, пайкам. Своим партийным привилегиям. Контратака была неизбежной.Но открыто атаковать нэп новый класс не решался: слишком очевидны были плоды свободного рынка.

Наступление повели в той единственной сфере, где большевики мнили себя неприкасаемыми в идеологии. Первой жертвой этого скрытого наступления на нэп стала интеллигенция. Часть интеллигенции, не разделявшей большевистских взглядов, увидела в НЭПе признание большевиками того факта, что Россия не готова к быстрому прыжку в коммунизм. Ощущения интеллигенции тех лет хорошо передаёт М.Осоргин в книге воспоминаний «Времена»: «От революции пострадав, революцию не проклинали, о ней не жалели; мало было людей, которые мечтали бы о возврате прежнего. Вызывали ненависть новые властители, но не дело, которому они взялись служить и которое им не по плечу, - дело обновления России. В них видели перерядившихся старых деспотов, врагов свободы, способных только искажать и тормозить огромную работу, которая могла бы быть – так нам казалось – дружной, плодотворной и радостной…»[5]

Решение о высылке упало на их головы неожиданно. Никто не предполагал, что власти пойдут на такую меру «идеологической ассенизации», как групповое изгнание лучших умов России…

Н.Бердяев писал: «Высылалась за границу целая группа писателей, учёных, общественных деятелей, которых признавали безнадёжными в смысле обращения в коммунистическую веру. Это бала странная мера, которая потом уже не повторялась. Я был выслан из своей родины не по политическим, а по идеологическим причинам. Когда мне сказали, что меня высылают, у меня сделалась тоска. Я не хотел эмигрировать…»[6]

Более сложным было отношение к НЭПу среди сторонников большевиков. Многими из них, особенно воспитанными на бескомпромиссных лозунгах времён гражданской войны и «военного коммунизма», НЭП был воспринят как измена идеалам Октябрьской революции. Пессимизм и разочарование охватили определённую часть партийных рядов. Почти во всех парторганизациях наблюдались случаи выхода из РКП(б) из-за несогласия с политикой НЭПа.

Известную эволюцию в понимании НЭПа можно было увидеть во взглядах большевистского руководства. Вначале В.И.Ленин и его сторонники рассматривали НЭП как временный тактический ход, как вынужденное отступление, вызванное неблагоприятным соотношением сил, как вынужденную передышку перед вынужденным штурмом сияющих высот коммунизма. Уже к осени 1921 г. В.И.Ленин приходит к пониманию НЭПа как одного из возможных путей перехода к социализму. Сутью этого длительного переходного периода должно стать мирное экономическое соревнование между различными укладами в экономике. В результате которого социалистический уклад постепенно вытеснит частнокапиталистические формы хозяйства.

Поэтому НЭП не только включал в себя комплекс определённых экономических мероприятий, призванных стабилизировать внутреннее положение в стране, он затронул и политическую сферу. И если либеральная логика неизбежно выводила формулу – экономическая либерализация равна или, во всяком случае, стремится к политической либерализации, то логика радикального большевизма представляла этот процесс несколько иначе – экономический плюрализм должен компенсироваться ужесточением политического и экономического режима, иначе НЭП приведёт не к социализму, а повернёт страну на старые рельсы.

К концу 1922 г. отдельные звенья НЭПа начали смыкаться в определённую экономическую модель, существенно отличавшуюся от «военно-коммунистической». Ленин ставит вопрос о необходимости пересмотра «всей точки зрения на социализм».

Но даже в условиях государственного регламентирования экономика времён НЭПа проявляла тенденцию к самостоятельному развитию. Ленин по этому поводу замечал: государство в наших руках, а в экономической политике государство действует не по-нашему.

РКП(б)/ВКП(б) в 1920-е гг. превращается из политической партии в особый социальный и политический организм советского общества. Политика по отношению к другим партиям характеризовалась крайней нетерпимостью, несмотря на то, что многие группы меньшевиков, эсеров, анархистов неоднократно заявляли о своём желании легализоваться и сотрудничать с большевиками в деле хозяйственного возрождения и социалистического строительства. В борьбе против них чекисты использовали политические провокации, внедрение агентов в нелегальные организации, аресты «социально неблагонадёжных элементов». Советское государство сделало шаг по пути превращения в однопартийную диктатуру.

Введя единомыслие в своих рядах, большевистское руководство принялось за своих политических оппонентов вне рядов РКП (б).

В декабре 1921 г. по предложению председателя ВЧК Ф.Э.Дзержинского ЦК РКП (б) принял решение провести открытый судебный процесс над эсерами. Суд над эсерами состоялся в июне - августе 1922 г. Трибунал ВЦИК обвинил арестованных в разное время органами ВЧК видных деятелей партии социалистов-революционеров в организации заговоров с целью свержения советской власти, в пособничестве белогвардейцам и иностранным интервентам, а также в контрреволюционной пропаганде и агитации.

В июне 1923 г. в ЦК РКП (б) была разработана секретная инструкция «О мерах борьбы с меньшевиками», в которой ставилась задача «вырвать с корнем меньшевистские связи в рабочем классе, окончательно дезорганизовать и разбить партию меньшевиков, совершенно дискредитировать её перед рабочим классом»[7]. Однако большевики развернули мощную кампанию по шельмованию своих недавних партийных товарищей. Слово «меньшевик» на долгие годы встало в ряд самых негативных идеологических понятий. В 1923 г. начался распад меньшевистской партии.

Политическая оппозиция вне большевистской партии прекратила своё существование. В стране окончательно утвердилась однопартийная политическая система.