Значение современной феминистской теории для гендерных исследований: проблематизация женской субъективности

К современной феминистской теории/ям¹ относятся теоретические концепции второй и третьей волны в феминизме. Ко второй обычно относят радикальный, либеральный, марксистский, социалистический феминизмы, к третьей — культурный феминизм, феминизм цветных (или анти-расистский феминизм), постмодернистский феминизм, конструктивистский феминизм и т. п., ² которые в ситуации отсутствия четкого конвенционального разделения между ними в целом в последнее время получают определение постфеминизма.³

В плане логических оснований современного феминистского дискурса можно сказать, что несмотря на теоретические и

¹ Методологически эффективным в этом случае является использование
множественного числа этого понятия — теорий феминизма — как указа
ние на действительную множественность и различие, вплоть до противоре
чивости современного феминистского дискурса, которая в то же время яв
ляется логически продуктивной, так как соответствует новому дискурсив
ному принципу различия (вместо тождества) в современных социальных
теориях. Однако для удобства русского словоупотребления мы будем пользо
ваться в этом разделе единственным числом.

² Эллиот Патрисия и Менделл Нэнси. Теории феминизма // Гендерные ис
следования: феминистская методология в социальных науках / Под ред.
Жеребкиной И. Харьков: ХЦГИ, 1998. С. 15-51.

³ Ann Brooks, Postfeminisms: Feminism, Cultural Theory and Cultural Forms
(London and New York: Routledge, 1997).

50

идеологические различия, все его современные разновидности используют, тем не менее, философскую концепцию женского Симоны де Бовуар⁴ — а именно промысливание женской субъективности как другого или иного по отношению к мужскому типу субъективации в культуре.⁵ Таким образом, в общем можно определить, что основной задачей феминистской теории является выделение в качестве центральной проблемы женской субъективности, которая полагалась отсутствующей или второстепенной как в классических, так и неклассических социальных теориях, а также поиск дискурсивных средств для ее репрезентации в мышлении и культуре. Новая феминистская эпистемология субъективности, постулирующая значимость «других» типов антропологических практик субъективации в культуре, базируется при этом на концепциях иного — так называемого специфического и множественного «женского опыта» и женских способов бытия.

Акцентация женского в феминистской теории позволила выделить новую философскую конструкцию субъективности — гендерно маркированную субъективность в отличие от бесполой классической. При этом необходимо отметить, что феминистский эпистемологический поиск новых логических оснований женской субъективации в культуре осуществляется в русле общего изменения эпистемологии субъектности в современном мышлении и перехода от классической (просветительской, сведенной к единому и рациональному субъекту) модели к неклассической (множественная и децентрированная конструкция субъективности). В рамках этого парадигмального изменения в современной культуре находятся также концепции классовых, расовых и национальных типов идентичности, общей характеристикой которых является их антифундационализм и направленность против традиционных, классических моделей мышления и культуры.

⁴ Работа которой Второй пол (1949) послужила теоретическим источни
ком возникновения второй волны феминизма после долгого перерыва после
завершения первой волны.

⁵ В современном философском дискурсе существует разница скорее в идео
логическом, а не логическом использовании данных понятий: другое мо
жет интерпретироваться как неравное (доминирующее или зависимое), а
иное — как равное, но различное. Однако, подчеркнем, разница здесь боль
ше идеологическая, чем логическая.

Новый предмет феминистской теории требует соответственно и новых, неклассических типов дискурсивности и практик письма, осуществляемых в феминистской теории в виде критики и деконструкции фаллогоцентристских типов дискурса, что объединяет ее с другими критическими дискурсами современности — такими, как постмодернизм или постколониализм. Особенностью и отличием феминистской теории при этом является то, что благодаря ей в современные дискурсивные практики был внесен новый дискурсивный критерий — критерий полового/сексуального различия. Особенностью и отличием феминистской теории от других критических дискурсов современности является также и ее политическая направленность — направленность на изменение социального патриархатного гендерного порядка в обществе.

На основе вышесказанного определим значение феминистской теории для гендерных исследований:

1. Феминистская теория выступает методологической ос
новой для концептуализации женской субъективности как иного
типа субъективации в культуре и связанными с этим дискур
сивными и политическим последствиями. Специфика гендерных исследований при этом состоит в том, что их предметом
становится не один (женский), и даже не два (женский и мужс
кой), но как минимум пять типов субъективации в современной
культуре (женский, мужской, гомосексуальный, гетеросексуаль
ный и транссексуальный), каждый из которых является специ
альным предметом гендерных исследований, также выделяю
щих критерий иного в качестве базового методологического
критерия.

2. Если феминистский дискурс непосредственно соотносится с другими философскими и социальными теориями современности, то гендерные исследования используют в первую очередь методологию феминистской теории и через ее опосредование — другие критические дискурсы современности. В этом контексте необходимо отметить, что основной теоретический аппарат, понятия и методология анализа гендерных исследований до начала 90-х годов создавались в основном теоретиками феминизма, и только с недавнего времени — квир-теоретиками.

3. Существенным для гендерных исследований является также влияние политической направленности феминистской теории, так как гендерные исследования в качестве новой акаде-

мической дисциплины также имеют социально выраженную цель — способствовать устранению всех типов гендерного неравен-ства/гендерных неравенств в обществе.

В то же время необходимо отметить, что гендерные исследования как новый тип дискурса в культуре наследуют основные теоретические проблемы и противоречия феминистского дискурса. Основная теоретическая проблема современной феминистской теории парадоксальным образом связана с ее же основной теоретической интенцией — а именно, попыткой логического обоснования и репрезентации иного в мышлении и культуре. Парадокс состоит в том, что иное как дискурсивная категория структурно определяется только в зависимости от своей бинарной оппозиции тождества, а попытка репрезентации иного в мышлении с неизбежностью осуществляется через использование традиционной логики и понятийного аппарата. Кроме того, современные теории «друговости», к которым, как было сказано выше, наравне с феминизмом относятся такие критические дискурсы современности как постколониализм и постмодернизм, неизбежно связаны с парадоксом «виктимизации» в идеологии либерализма, который фиксирует известный современный философ Славой Жижек: в отличие от риторики мультикультурализма, реальное «достижение друговости» в культуре не является исключительно «почетным достижением», «быть другим» в современной культуре зачастую означает позицию «фундаментального необладания», то есть политической маргинализации и дискриминации. Отсюда известный тезис Нэнси Фрезер о необходимости компромиссного баланса в феминистской теории между теоретическим требованием «различия» и одновременным соблюдением «принципа равенства» в социальной практике.

Концептуальный парадокс современной феминистской теории фиксируется в различных концепциях феминизма третьей волны, породивших такое явление, как постфеминизм внутри феминизма, а также обусловивших переход от феминистской к гендерной теории. Можно сказать, современная феминистская и гендерная теоретизация с неизбежностью осуществляется в форме ретеоретизации данного дискурсивного парадокса, в различных формах и концепциях предлагая различные стратегии его интерпретации.

2) Два подхода к проблеме женской субъективности в феминистской теории: постановка проблемы

Два различных методологических подхода выражены в двух типах интерпретации проблемы женской субъективности: первый — так называемый эссенциалистский подход (тенденция рассматривать женский опыт и женскую субъективность как единые и анализировать их с помощью единого дискурса и единых аналитических средств); второй — так называемый анти-эссенциалистский подход (утверждающий, в противоположность классическому феминизму, идентичность как плюральную, а опыт как противоречивый и децентрированный). Это общее методологическое разделение в интерпретации женской субъективности может быть представлено в различных формах — например, в форме различия между англо-американской (с фиксированной женской идентичностью в классическом англо-американском феминизме) и европейской, в первую очередь французской феминистской теорией (женская идентичность не имеет стабильных характеристик), однако сегодня чаще всего оно принимает форму различия между феминистской центрированной и постфеминистской децентрированной субъективностью. Второй подход, по мнению его представительниц, обосновывает так называемую «политику различия», которая является своеобразным ответом на противоречия феминистской теории, возникшие в ней в конце 80-х-начале 90-х годов. И хотя критерии различия между этими двумя подходами четко конвенционально не определены, но в целом в качестве примера первого признается экзистенциалистская философская методология Симоны де Бову-ар, интерпретирующая женскую субъективность в терминах «сущности», радикальным образом отличающейся от мужской, которая в конце концов и становится «уникальной» женской субъективностью — «уникальным» женским «вторым полом». Второй подход к проблеме женской субъективности является результатом критики как внутри, так и вне феминистского дискурса, изменяющей его концептуальную и теоретическую базу на основе новых философских, политических и методологических подходов, возникших вне феминистской теоретической мысли, но на стыке развития как феминистского, так и других критических дискурсов современности — постмодернизма и постколониализма. Чаще всего для обозначения этого подхода, как уже было сказано, используется определение постфеминизма.

Основное отличие постфеминистской концепции женской субъективности состоит в том, что она основывается на постмодернистской концепции «смерти субъекта», то есть утверждении, что эпистемологический статус субъекта в современном знании определяется через дифференциацию пролиферирующих различий. Поэтому в противоположность модели классического феминистского понимания субъекта как единого, в постфеминистском дискурсе субъект понимается как децентрированный, фрагментарный и противоречивый. Если же мы признаем противоречивую природу субъективности, то одновременно мы признаем возможность выбора для нее различных и множественных репрезентаций (в том числе гендерных) в различных ситуациях и между различными дискурсами; другими словами, увеличивающаяся гибкость и подвижность структуры идентичности влияет одновременно на уровни и формы ее репрезентативных политик. В результате в современных культурных политиках происходит фундаментальная пролиферация субъективной репрезентации: идентификационные формы не могут больше рассматриваться через единое культурное значение и должны быть поняты различными способами посредством репрезентации различных, маргинальных для традиционной культуры культурных и субкультурных групп. В феминистском дискурсе, в частности, признание расовых, классовых и национальных различий в общей категории «женщины» подчеркивает различия в качестве и стиле жизни женщин, их социальном статусе, и эти различия оказываются сегодня более значимыми в жизни конкретных женщин, чем общие абстрактные условия женского существования, которыми оперировали теоретики второй волны феминизма. Соответственно и в современном гендерном дискурсе плюральная идентичность, становясь более гибкой и фрагментарной, определяется через такие контрасты, как контрасты между женской и мужской идентичностями, гей-лесбийской, черной и белой, цветной и восточноевропейской и т. п. Главное же отличие второго подхода в трактовке женской субъективности от первого в целом состоит в том, что он отказывается признавать женскую природу в качестве эссенциалистской и единой и предлагает вместо этого контек-стуализацию различных аффирмативных действий и различного перформативного гендерного опыта.

Одна из наиболее известных концепций нового понимания женской идентичности предложена Донной Хэрэуэй в ее концеп-

Ч

ции идентичности как киборг-идентичности. В знаменитой работе Манифест для киборгов (1985) Хэрэуэй определяет параметры киборг-субъективности (современного гибридного «мы») в терминах ситуационных генных технологий: в ней перемешаны биологическое и технологическое, органическое и машинное, текстуальное и мифическое, экономическое и политическое; субъект в таком случае понимается как «материально-семиотический актер». В книге Приматы, киборги и женщины: Переоткрытие природы (1991) Хэрэуэй дает новое определение идентичности как «дискурса иммунной системы»: современная субъективность — это, по ее мнению, «биологическое тело с точки зрения иммунной системы». Смысл этой конструкции, по мнению Хэрэуэй, состоит в том, чтобы перефигурировать множественную и гетерогенную структуру субъективности вне традиционной геометрии часть/целое, принятой в классическом дискурсе идентичности. Иммунная система как биополитическая карта субъективности понимается Хэрэуэй как главная репрезентация системы различий в современном мире: различие в структуре субъективности репрезентировано как микроразличие — различие на генном уровне и конституировано как биологически ситуационное, а не психологическое или социальное. Таким образом, философский проект Донны Хэрэуэй в конце 90-х годов репрезентирует дальнейшую деконструкцию женской идентичности, определяя парадигмальное условие развития современной феминистской теории в целом.