Женская сексуальность в системе «генеалогии женщин» в философии Люси Иригарэ

Значение концепции женской сексуальности Люси Иригарэ состоит в том, что с помощью этого понятия она пытается преодолеть традиционный бинаризм философского мышления, в котором любые виды телесных, ассоциируемых с женским параметров субъективности (в том числе сексуальность) мыслились в негативных терминах. Задача философии сексуальности Иригарэ состоит в том, чтобы прервать мужские рефлексивные модели и открыть возможность для новых дискурсивных моделей промысл ивания женского в культуре; при этом проблему сексуальности Иригарэ также мыслит не в терминах «сущности», а в терминах перформативной репрезентации.

Женскую сексуальность Иригарэ понимает как избыточную по отношению к фаллогоцентристской культуре, поэтому пересмотр женского и фемининного в независимых от мужской культуры понятиях требует, по ее мнению, действительной реорганизации сексуальной, лингвистической и социо-символичес-кой систем, а также самого желания в терминах не нехватки, но позитивности и на основе создания собственной и независимой генеалогии женщин. Отсюда основными направлениями феминистского проекта женской сексуальности являются: 1) культурный анализ репрезентаций материнского в культуре и отношений мать/ребенок вне пределов мужского авторитета и власти; 2) адекватные репрезентации и конструкции автономной женской субъективности, сексуальности, телесности и морфологии.

В книге Пол, который не одинок Иригарэ доказывает, что патриархатное подавление женского либидо в традиционной культуре заставляет нас забыть о его сущностной множественности и гетерогенности. Она также доказывает, что только женский способ существования способен репрезентировать нереп-рессированное либидо, которое не поддается традиционным ген-

дерным маркировкам и определениям. Женское либидо, утверждает Иригарэ, аутоэротично и плюрально: если мужская сексуальность концентрируется на одном-единственном объекте желания — фаллосе, то в противоположность ей женская сексуальность, как известно, реализуется через множество сексуальных кодов и органов. Мужское и женское в культуре — это, по мнению Иригарэ, настолько два разных порядка реальности, что только властная патриархатная логика сводит их воедино для того, чтобы легче манипулировать женским либидо.

Содержащая в себе множественность, неопределенность, флю-идность и эксцессивность женская сексуальность является таким «остатком» jouissance (наслаждение), который, по словам Иригарэ, остался нерепрезентированным в фаллической либи-динальной экономии. Метафорически женская сексуальность определяется Иригарэ через метафору «двух губ», которые нельзя определить как «две» в строгом смысле понятия «двух»: они есть одно и два одновременно, ведь никогда не понятно, где заканчивается одна и начинается другая идентичность. Другими словами, женщина, по выражению Иригарэ, всегда «больше, чем одно». Такая конструкция субъективности не требует ничего внешнего (ничего «другого») для своего осуществления и удовлетворения и подразумевает децентрализацию фаллоса, а значит, открытие новых телесных — женских — пространств в культуре и философии.

2) Сексуальное различие в философской концепции Рози Брайдотти

В противоположность философским концепциям постмодернизма Рози Брайдотти считает понятие полового/сексуального различия основным не только для феминистской философии, но и современной философии вообще. По ее мнению, субъекты дискурса и практик первоначально дифференцируются в соответствии с половыми/сексуальными критериями, которые выступают определяющими по сравнению с другими критериями субъектной дифференциации (такими как раса, этничность и т. п.). При этом половая/сексуальная дихотомия в патриархат-ном дискурсе систематически располагает женщину на тот полюс дифференциации, который является как бы «внутренним»/ «другим» по отношению к мужскому.

Отсюда главным феминистским вопросом становится вопрос о том, как утвердить половое/сексуальное различие женской сексуальности не в качестве эссенциалистской структуры «друговости» (другого полюса бинарной оппозиции, на которой строится современная система власти), но, скорее, в качестве активного процесса производства и усиления различения, который женщина — как субъект различения — вносит в культуру и общество. В этом контексте женская сексуальность не должна быть отличающейся-oт, но различающейся-для того, чтобы внести в культуру альтернативные ценности.

По мнению Рози Брайдотти, реабилитация полового/сексуального различия в культуре способна открыть путь и для других дискурсивных различий в ней: различий расы и этничнос-ти, класса, жизненного стиля, сексуальных предпочтений и т. п.; другими словами, половое/сексуальное различие как структура дискурса должно утверждать дискурсивную позитивность множественности различий в культуре и мышлении в противопо-ложность традиционной идее различия как неравенства.²³

3) Джудит Батлер: сексуальность как «цитатностъ» и понятие «принудительной гетеросексуальности»

Принцип сексуальности как «цитатности»²⁴ Батлер развивает в книге Тела, которые значат: О дискурсивных пределах понятия «пол» (1993). Прежде всего в собственном проекте теории субъективности она критикует Жака Лакана за его концепцию субъективности как символического сексуального маскарада, понимаемого как практики означивания, исходящие из свободного сексуального выбора субъекта. Читая Лакана, иронизирует Батлер, можно сделать вывод, что просыпаясь утром, субъект имеет возможность выбрать и выбирает вновь и вновь, какой же пол он будет сегодня «носить». Однако, напоминает Батлер вслед за Фуко, «присваивание» пола и производство сек-суализованных тел в нашей культуре всегда осуществляется через властный регулятивный аппарат — как аппарат гетеро-

²³ Rosi Braidotti, «Radical Philosophies of Sexual Difference, or I Think Therefore
She Is», Patterns of Dissonance..., pp. 209-273.

²⁴ Judith Butler, «Performativity as Citationality», Bodies That Matter..., pp.
12-16.

сексуальности и его властных законов. «Цитатность» в этом смысле понимается как аккумуляция и «воспроизводство на телах» закона, производящего — через механизм гетеросексуаль-ности — тела, их пол и их материальные эффекты. Норма пола, пишет Батлер, «цитирует» норму социального закона в отношении пола на данном этапе исторического развития.²⁵ При этом хотя законы производства сексуальности имеют свои особенности на каждом этапе развития истории, однако всегда, подчеркивает Батлер, во-первых, построены через репрессивные практики исключения, отрицания и иерархии, и, во-вторых, строятся через репрессивный механизм «принуждения гетеросексуальностью».

В то же время в отличие от трактовки закона сексуального производства субъекта в качестве внешнего и неприсваиваемого идеала, который уже во вторичном действии как бы «цитируется» субъектом в процедурах идентификации, батлеровская конструкция сексуальности как «цитатности» позволяет понять регулятивный социальный закон не как фиксированную форму, априорную по отношению к субъективности, но как одновременно производящуюся через механизм «цитатности» в акте производства самой субъективности и параллельно с ней. Батлер уточняет в этом контексте также понятие «материальности» в современной философии: материализация — это всего лишь разновидность «цитатности» в практиках бытия, а именно, утверждение бытия через «цитацию власти» и одновременное указание на сложность самой структуры власти в производстве «я», когда эффект власти также, в свою очередь, является вторичным означающим, а не первичной по отношению к субъекту структурой, ибо первичная структура при таком понимании вообще отсутствует, создавая — всегда ретроактивным образом — лишь иллюзию своего существования.²⁶

Маскулинное и фемининное как основные в традиционной культуре гендерные характеристики субъективности, по мнению Батлер в книге Психическая жизнь власти: Теории подчинения (1997), ²⁷ формируются через определенный властный механизм,

²⁵ Judith Butler, Bodies That Matter..., p. 225.

²⁶ Ibidem, p. 15.

²⁷ Judith Butler, The Psychic Life of Power: Theories in Subjection (Stanford,
California: Stanford University Press, 1997).

который она обозначает как механизм «меланхолической идентификации»: ²⁸ гендер производится как ритуализованное повторение набора конвенций «принудительной гетеросексуальнос-ти», и в этой общей логике сексуального производства на женское, по словам Батлер, выпал всего лишь более зрелищный гендер.

Заслуга Батлер состоит также и в том, что ей принадлежит особый вклад в развитие квир-теории как теории идентичности субъектов негетеросексуальной ориентации (геев, лесбиянок, транссексуалов, представителей локальных этнических групп и др.): батлеровская радикальная концепция идентичности создает модель, формирующую пространство возможности для разных уровней сексуальных идентичностей, которые дестабилизируют единство идентификационных категорий, разрушая фикцию традиционной гетеросексуальной субъектной связности.

4) Теории квир-сексуальности и их значение для современной феминистской теории

В центре теорий квир-сексуальности находится феномен телесности как репрезентации «странного» с точки зрения традиционных гендерных идентичностей, что позволяет говорить о переходе от феминистских к постфеминистским теориям сексуальности и о расширении спектра анти-эссенциалистских концепций сексуальности в современной гендерной теории.

На сегодняшний день основными, альтернативными друг к другу теориями квир-сексуальности являются философские концепции сексуальности Элизабет Гросс и Джудит Батлер, основное несовпадение которых связано с различной трактовкой стратегий сопротивления гендерному неравенству/гендерным неравенствам в постсовременном обществе. Это различие базируется на различной трактовке проблемы сексуальности: если батлеровская методология анализа неосексуальности ближе, как уже было сказано, методологии Фуко, то Гросс, с одной стороны, разделяя положение Фуко о том, что сексуальность является продуктом и эффектом социодискурсивного режима власти, с другой стороны, трактует ее как «морфологию тел» — то есть

²⁸ Батлер Джудит. Меланхолийный гендер/Отторгнутая идентификация // Гендерные исследования, 1 / 1998. Харьков: ХЦГИ, 1998. С. 101-121.

морфологию желания, которое потому определяется как «желание», что не редуцируется ни в какие объяснительные схемы, являясь конструкцией «становления» в делезовском смысле. В этом контексте особенность ее трактовки понятия «экспериментальное желание» состоит в том, что она понимает его как формы экспериментального опыта неосексуальности, которые не редуцируются в канон классического понятия сексуальности как детерминанты власти. Соответственно Гросс уточняет логическую конструкцию квир как конструкцию альтернативной субъективности через структуру «действия» и утверждает, что квир- субъективность обладает «своей собственной субъектной экономией» и не является исключительно производством и реакцией на политики власти. Основное отличие данной переформулировки от теории субъективности Фуко заключается в том, что репрессированный субъект в концепции Гросс понимается как плюральная и множественная конструкция, богатая ресурсами, которыми не обладает субъект доминации. Если у Фуко все репрессированные субъекты действуют по одной и той же схеме действия телесной аффектированной чувственности, не различаясь даже по признаку пола, то Гросс утверждает, что все репрессированные субъекты различны, подвержены различным аффектам: не только женская субъективность отличается от мужской, но цветной субъект отличается от белого, гомосексуальный от гетеросексуального, средний класс от иммигрантов и рабочего класса и т. п., что и обеспечивает новую логическую основу для альтернативного понимания субъективности в современном феминизме и постфеминизме.

В отличие от Гросс, конструкцию квир-сексуальности Батлер, как уже было сказано, понимает не как уникальную, а как производную от эффектов власти — сил подавления и сопротивления, их стабильности или вариабельности. Поэтому дискурс квир, по ее мнению, функционирует в современной культуре отнюдь не в качестве романтизированного дискурса, но в качестве практики, чьей целью является «устыжение субъекта через его наименование» — то есть производство субъекта через практики стыда; ²⁹ соответственно квир-сексуальность также производится властью, только другими способами — также не через дис-

²⁹ Judith Butler, Bodies That Matter..., p. 226.

курс нормы, но через дискурс стыда, который Батлер обозначает как «гомофобический».

Однако предложенное Батлер комплексное понимание властного амбивалентного производства квир-идентичности в современной культуре отнюдь не означает ограничений в политической реализации квир-субъективности в современном мире и в политическом использовании квир-практик в современных политиках сопротивления, но, напротив, расширяет возможности его политического применения в общих анти-гомофобических (женских, черных, цветных, восточноевропейских) политических проектах современности.³⁰ Таким образом, хотя Гросс и Батлер представляют различные логические обоснования производства квир-сексуальности, они тем не менее не отказываются от общей феминистской идеи политического сопротивления новым порядкам гендерного неравенства/гендерных неравенств в обществе, доказывая тем самым, что политический проект постфеминизма по преодолению различных типов гендерных неравенств в целом совпадает с феминистским политическим пафосом преодоления их основного типа — бинарной модели гендерного неравенства.