Язык Вергилияпо праву считается классической латынью.

Поэтому отрывки из поэмы включаются в хрестоматии как наиболее удачные образцы для изучения. Замечательны и сен­тенции, «пропитывающие» стиль Вергилия. Вот некоторые из них: «Любовь к родине превозможет все»; «Не слишком верьокраске»; «Зла проворней молвы не найти на свете иного, / Крепнет в движенье она, набирает силу в полете»; «Кто дерзнет сказать, что солнце лживо»; «Не отступай перед бедой, а прямо иди ей навстречу»; «С теми фортуна, кто храбр».

7. Вергилии в веках

Вергилий, скромный по природе, не был обделен славой. При жизни им восторгались современники, Август же умело явил согражданам пример благодарного отношения к поэту как национальному достоянию. В античном мире Вергилий безогово­рочно воспринимался как классик. В школах штудировали его стихи, по ним овладевали грамматикой и стилистикой латин­ского языка. Вергилий явился своеобразной знаковой фигурой, олицетворявшей римскую культуру, литературу.

ВЕРГИЛИЙ И ХРИСТИАНСТВО. В отличие от других античных авторов, Вергилий был объявлен первым христианским писате­лем, пророком, предсказавшим в «Буколиках», как уже отмеча­лось, явление Спасителя. Его сочинения входили в круг чтения в монастырских школах. Бытовало представление о Вергилии как о провидце, сумевшем предсказать христианство. В подобном духе, например, интерпретировались его «Буколики» как произ­ведение сугубо аллегорическое. Пастух символизировал Христа, доброго пастыря, а овцы были людской паствой, им ведомой. В шестой книге «Энеиды», изображая подземное царство, Верги­лий, как считалось, предварил христианскую концепцию загроб­ного мира. Сивилла, давшая Энею золотую ветвь, символ бес­смертия души, почиталась в средние века как святая.

В литературе средневековья Вергилий был, безусловно, са­мым популярным среди авторов античности. В «Божественной комедии» Данте именно Вергилий, его Учитель, становится про­водником флорентийца по загробному миру. Во вступительной песни «Ада» Данте, заблудившийся в дремучем лесу, олицетво­ряющем человеческие заблуждения, встречает тень Вергилия, пришедшего помочь ему. Вергилий вызывает из адских глубин Беатриче. Вергилий олицетворяет Разум, Беатриче — Веру.

Героико-мифологическая традиция, идущая от Вергилия, была воспринята рыцарской литературой, которая осваивалаантичные сюжеты: подвиги Гектора, Энея, героев Троянской войны. Эти персонажи трактовались в духе благородных сред­невековых рыцарей. Как идеальный рыцарь представлен глав­ный герой романа Жана де Граве «Роман об Энее». Разрабаты­валась в рыцарском романе и любовная тема на основе истории Энея и Дидоны.

ЭПОХА ВОЗРОЖДЕНИЯ. Увлечение античностью — замечате­льная черта, которой отмечена эпоха Возрождения. Предпри­нимались попытки создания национальных героических поэм по примеру Гомера и особенно Вергилия: таковы поэмы «Афри­ка» Петрарки, «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо, «Неистовый Роланд» Ариосто, «Франсиада» Ронсара. В XVII—XVIII вв. эти попытки были продолжены в «Потерянном рае» Мильтона, «Генриаде» Вольтера. Вольтер, прославлявший Генриха IV, как Вергилий — Августа, писал: «Говорят, Гомер создал Вергилия: если это так, то это, безусловно, самое лучшее из его произведений». Однако великий немецкий критик и просветитель Лессинг подошел к Вергилию без апологетики, подчеркнув, что он'лишен гомеровской непосредственности. Возрождение эпической героической традиции в новых истори­ческих условиях не было до конца органичным. Эта проблема получит освещение в последующих курсах истории зарубежной литературы. Обсуждает ее и Белинский в своей известной рабо­те «О разделении поэзии на роды и виды», рассматриваемой в курсе теории литературы.

На Вергилия, автора «Буколик», ориентируются и создатели пасторальной поэзии Ренессанса («Амето» Дж. Боккаччо). В Ис­пании получил развитие пасторальный роман, один из лучших его образцов — «Диана» Монтемайора, произведение, любимое сервантесовским Дон Кихотом. Сопоставляя Гомера и Вергилия, поздние авторы видели в первом природную гениальность, во втором — мастерство как плод целенаправленных усилий. Пред­принимались и т.н. «переделки», комические «перелицовки» «Энеиды». Так, во Франции появился «Вергилий наизнанку» (1648—1652) — бурлескная, пародийная поэма французского пи­сателя Поля Скаррона, имевшая успех. Вообще, в европейских странах выходили как переводы «Энеиды», так и подражания. Видный австрийский писатель Герман Брох (1886—1951) осветилжизненную драму поэта, его последние годы, омраченные неу­молимым угасанием, в известном романе «Смерть Вергилия».

ВЕРГИЛИЙ В РОССИИ. «Энеида» в России была хорошо изве­стна уже в XVIII в.; она оказала влияние на русскую эпическую поэму эпохи классицизма: на «Петриаду» Кантемира, «Телемахи-ду» Тредиаковского. Оригинальностью отличалась вышедшая на Украине бурлескная «Энеида» Вергилия, перелицованная на «украинскую мову» И. Котляревским, опиравшимся на опыт П. Скаррона. В 1791—96 гг. Н.П. Осипов пишет «Вергилиеву Ене-иду, вывороченную наизнанку». Герои поэмы были «снижены»: Эней напоминал завсегдатая трактира, «хлопец хоть куда, ка­зак». Персонажи изъяснялись на просторечье городских низов. Если в 1829 г. появился перевод «Илиады» Н. Гнедича, а не­сколько позднее — «Одиссея» в переводе В. Жуковского, то ана­логичного по качеству перевода «Энеиды» еще не было. В обще­стве, да и в науке еще бытовало мнение об «Энеиде» как произведении подражательном. А.С. Пушкин как-то назвал Вер­гилия «чахоточным отцом немного тощей «Энеиды». Однако это суждение Пушкина нельзя абсолютизировать. Он любил читать Вергилия, а «Энеида» находилась на его книжной полке вместе с Гомером и Тассо. В «Подражании Данте» (1832) он представляет Вергилия своим проводником по загробному миру.

Белинский отзывался о поэме явно несправедливо как о «выглаженном, обточенном, щегольском риторическом произ­ведении», появившемся в «антипоэтическое время». Взгляд Бе­линского во многом определялся тем, что он рассматривал и Вергилия, и Горация как поэтов, льстивших Августу, что было неприемлемо для критика-демократа.

В XIX в. появились новые переводы «Энеиды», выполнен­ные А. Фетом, Вл. Соловьевым. Много сил отдал переводу «Энеиды» В.Я. Брюсов, человек энциклопедических знаний и интересов, верный поклонник, переводчик и исследователь римской литературы. Брюсов приступил к работе над перево­дом «Энеиды» еще в гимназические годы и трудился над ней до последних дней жизни, однако не успел завершить. Его довел до конца С. Соловьев, после чего перевод вышел в издании «Academia» в 1933 г. Перевод этот отличался большой точно­стью; однако, стремясь передать все филологические нюансы, своеобразие стиля, даже латинского синтаксиса, Брюсов впадал в буквализм, совершая как бы насилие над русским языком.

Подобный подход к переводу В.Я. Брюсов объяснял тем, что «весьма немногие из лиц, получивших... даже высшее образова­ние, были в состоянии читать древнегреческих и латинских ав­торов в подлиннике». Поэтому он желал дать перевод, способ­ный воспроизвести форму подлинника, а то и просто «заменить подлинник», как бы перенести в русский язык черты, прису­щие латыни. Академик М.Л. Гаспаров определяет брюсовскую «Энеиду» как «исполинскую цитату из иной культуры».

Новый перевод поэмы Вергилия был выполнен С.А. Ошеровым.

Вячеслав Иванов (1866—1949), поклонник Вергилия, в своих «Римских сонетах» писал:

Мы Трою предков пламени дарим:

Дробятся оси колесниц меж грома

И фурий мирового ипподрома.

Ты, царь путей, глядишь, как мы горим,

И ты пылал и восставал из пепла,

И памятливая голубизна

Твоих небес глубоких не ослепла:

И помнит в ласке золотого сна

Твой вратарь кипарис, как Троя крепла,

Когда летами Троя сожжена.